Читать книгу Сильнодействующее средство - Эрик Сигал - Страница 10

16 марта

На днях я нашла у папы старый учебник латыни. Для меня будто новый мир открылся.

Я обнаружила корни такого количества английских слов! Это было страшно увлекательно.

Я боялась, что папа меня заругает, когда узнает, что я потратила часть драгоценного времени на что-то, помимо точных наук. И очень удивилась, когда он сказал, что у меня потрясающая интуиция. И что этот так называемый «мертвый» язык – не только хорошая гимнастика для ума, но что если я его выучу, то смогу запросто обсуждать «химические темы» и такие слова, как «карбонат» или «ферментация», будут мне понятны без перевода.

В первый раз папа обрадовался, что я заинтересовалась чем-то, помимо наших занятий. Наверное, как раз потому, что это оказалась латынь, которая служит основой терминологии многих естественных наук.

Хорошая новость – Питера только что приняли в университетскую футбольную команду. Я так рада!

* * *

Изабель только-только исполнилось одиннадцать, когда она сдала экзамены за курс средней школы, что теоретически давало ей возможность поступать в колледж – конечно, при условии, что она успешно преодолеет единый экзамен – так называемый «тест академических способностей».

Дождливым воскресным утром в октябре 1983 года Рей с Мюриэл (которая еще силилась удержать за собой хотя бы небольшую роль в духовном развитии дочери) отвезли Изабель в ближайшую среднюю школу. Вместе с учащимися выпускного класса – на пять, а то и шесть лет старше ее – девочка писала ответы на вопросы единого экзамена, по которым вузы потом станут судить об уровне ее гуманитарных и математических способностей. Затем был обеденный перерыв, во время которого Рей подкреплял силы дочери шоколадными пирожными. После этого Изабель сдала еще три дополнительных экзамена – по физике, математике и латинскому языку.

На первом листе экзаменационной работы она указала названия учебных заведений, куда хотела бы ее переслать, – Калифорнийский университет в Сан-Диего и Беркли.

Второй вуз в этом коротком списке был упомянут по предложению Рея – просто чтобы посмотреть, как результаты Изабель будут восприняты в лучшем университете штата. Разумеется, речь не шла о том, чтобы отсылать дочь учиться в другой город в столь юном возрасте.

Изабель освободилась только вечером, но вышла из школы бодрая, как будто день еще только начался.

Ее оптимизм оказался обоснованным – когда пришли результаты тестов, выяснилось, что Изабель набрала ровно 1600 баллов по двум основным экзаменам и показала такие высокие знания по дополнительным предметам, что оба университета выразили готовность зачислить ее сразу на старшие курсы. Хотя об этом она мечтала меньше всего.

И все же ни одна здравомыслящая и уважающая себя приемная комиссия не могла проигнорировать такой немаловажный факт, как возраст абитуриентки. Ректоры обоих университетов прислали родителям Изабель письмо с предложением повременить с поступлением годик-другой – к примеру, поучить пока какой-нибудь иностранный язык.

Рея это не смутило, и он вызвался отвезти дочь в Беркли на машине на собеседование.

– Ты же говорил, что в Беркли посылаешь документы просто наудачу? А теперь тащишь ее туда? Не слишком ли ты увлекся? – позволила себе возразить Мюриэл. – Зачем ехать в такую даль, если Изабель не собирается туда поступать?

Но одного только взгляда на мужа оказалось достаточным, чтобы разгадать его тайный замысел. Мюриэл набрала в грудь побольше воздуха и твердым голосом заявила:

– Нет, Рей. Считай, что это последняя капля. Мы не едем ни в какой Беркли.

Ответ мужа ее потряс.

– Разве я говорил, что поедем мы?

– Господи, – взорвалась Мюриэл, – да ты рехнулся! Неужели ты думаешь, что хоть один суд в этом штате присудит тебе опеку над двенадцатилетней девочкой?

Рей сохранял олимпийское спокойствие.

– Кто говорит об опеке? Мы с тобой не собираемся разводиться. Мы просто поступаем так, как будет лучше для нашей дочери.

– И ты считаешь, что оторвать девочку от матери в такой ответственный период ее жизни будет лучше для нее?

– С точки зрения интеллекта – да.

– Тебя только это волнует, да? – разбушевалась Мюриэл. – Что ж, я больше не намерена наблюдать, как ты калечишь нашу дочь. Я пойду в суд и добьюсь запрета.

Рей улыбнулся. В этой улыбке можно было безошибочно угадать жестокость.

– Никуда ты не пойдешь. Ты ведь прекрасно понимаешь, что она никогда не будет счастлива, если ты разлучишь ее со мной. Твои действия будут иметь обратный эффект. Так что, Мюриэл, подумай об этом хорошенько.

Помолчав, он добавил:

– А пока я отвезу Изабель в Сан-Франциско.

* * *

У председателя приемной комиссии университета Беркли имелись не только восторженные рекомендательные письма о юной абитуриентке, но и пара конфиденциальных посланий, которые вызвали у него определенную тревогу. Первое письмо было от председателя экзаменационной комиссии школы, в которой Изабель сдавала единые испытания. Этот преподаватель лично проводил с девочкой устный экзамен. Второе письмо пришло от матери Изабель. В обоих случаях, в весьма похожих выражениях, речь шла о «противоестественно близких отношениях между девочкой и отцом».

Эти тревожные опасения подтвердились, едва декан Кендалл открыл дверь и пригласил девочку войти. Он опешил: отец следовал за ней по пятам. Оказавшись в щекотливом положении, профессор подчеркнуто холодным тоном произнес:

– Мистер да Коста, если не возражаете, я бы хотел побеседовать с вашей дочерью наедине.

– Но ведь… – начал Реймонд, но до него тут же дошла нелепость ситуации.

– Прошу меня извинить, – спокойно оборвал его декан, – но, если она достаточно взрослая, чтобы поступать в колледж, полагаю, ей будет тем более под силу побеседовать со мной без вашей помощи.

– Ну да, конечно, – пробормотал Реймонд, испытывая неловкость. – Вы совершенно правы. – Он повернулся к дочери: – Я буду ждать в коридоре, дорогая.

Оставшись с девочкой наедине, декан Кендалл проявил верх деликатности. Одаренность ребенка не вызывала сомнений, но так же ясно было и наличие некоторых серьезных проблем. Ни словом не упоминая об отце, декан как бы между делом спросил:

– Изабель, если мы тебя примем учиться, ты сможешь жить в общежитии с другими девушками? Многим из них будет вдвое больше лет, чем тебе. Что ты на это скажешь?

– Нет, – жизнерадостно ответила та. – Я буду жить с папой.

– Да-да, конечно, – согласился декан. – На первых порах это было бы разумно. Но ты не считаешь, что это… как бы тебе объяснить? Что это отразилось бы на твоей личной жизни?

Девочка лучезарно улыбнулась.

– Ну что вы! К тому же мне еще рано думать о личной жизни.

Попрощавшись с папой и дочерью, декан испытал противоречивые чувства. «Слишком мала. Совсем еще ребенок. Личность еще не сформирована. На самом деле ей бы поучиться в подготовительной школе, пока не повзрослеет. Но черт побери, если ее не возьмем мы, то наверняка перехватит Гарвард!»

Раздираемый чувствами вины и жадности, декан скрепя сердце составил письмо, уведомляющее Изабель да Коста о приеме в университет. Ей предлагалось место на первом курсе физического факультета.

* * *

Соблюдая видимость объективности, Рей позволил высказаться и жене. Мюриэл с трудом сдерживала возмущение.

– Рей, я тебя ненавижу за то, что ты сделал с дочерью. И со мной. Но ты прав, в суд я не пойду. По одной простой причине: в отличие от тебя мне небезразлично, кем она в конечном счете вырастет. И в отличие от тебя я хочу, чтобы она стала взрослым – и счастливым! – человеком. Я не хочу, чтобы она пала жертвой родительской тяжбы.

Рей слушал молча, рассчитывая, что, выпустив пар, Мюриэл поостынет. Тактика себя оправдала, и в конечном счете Мюриэл ничего не оставалось, как капитулировать.

– Забирай ее, если это так необходимо, но хотя бы не вычеркивай меня из ее жизни.

Муж быстро согласился на ее условия перемирия, которое правильнее было бы назвать безоговорочной капитуляцией. Не показывая своего триумфа, он тихо произнес:

– Клянусь тебе, этого хочет сама Изабель. Можешь ее спросить. В Беркли один из самых сильных физфаков в мире. Все каникулы мы будем проводить дома, обещаю тебе. – Помолчав, он спросил: – Ну что, договорились?

– Да, – тяжело вздохнула Мюриэл. – Только семьи у нас больше нет.

* * *

Едва отъехав от дома, Изабель забеспокоилась:

– Папа, ты мою скрипку взял?

Отец сурово повернулся к ней:

– Вообще-то я…

– Тогда вернемся.

– Дорогая, я это сделал намеренно. Ты теперь студентка, и на развлечения у тебя времени не будет.

– Но ты же знаешь, я так люблю играть…

Рей не ответил.

– Папа, я знаю, ты считаешь, что скрипка как-то привязывает меня к дому. Но клянусь тебе, она нужна мне сама по себе!

– Конечно, конечно, – поспешно согласился отец. – Извини, это я виноват. Я попрошу, чтобы нам ее прислали.

– Или мама привезет, когда приедет в гости.

С угрюмым видом Реймонд ответил:

– Да-да… Конечно.

Это прозвучало не слишком убедительно.

* * *

24 августа

В начале нашего путешествия я чувствовала возбуждение и радость, как чувствовал бы на моем месте каждый человек, отправляющийся в дальние края. Но чем ближе мы подъезжали к Беркли, тем страшнее мне становилось.

Одно дело – выполнять вузовские задания под руководством собственного отца. И совсем другое – насколько я могу себе представить – сидеть в аудитории со студентами, которые вдвое тебя старше и, возможно, вдвое умней. Папа всеми силами старался меня успокоить, и мы даже детально изучили с ним университетский каталог (он вел машину, а я читала вслух), чтобы убедиться, что мы выбрали нужные учебные курсы.

Если не считать «Введения в мировую литературу», на котором я сама настояла – хотя папа грозился все равно меня от него освободить, – все остальные предметы были из категории продвинутых. Мы выбрали пять разделов физики – квантовую механику, электромагнетизм, оптику, теорию элементарных частиц и физику твердого тела.

Кроме того, мы будем много заниматься прикладной математикой – там есть такие курсы, как «Вычислительные системы» и «Программные комплексы».

Мне кажется, благодаря разговору на научные темы мы худо-бедно справились с нахлынувшими переживаниями.

И все равно, оказавшись в Беркли, я почувствовала себя на грани паники. А когда мы добрались до симпатичной квартирки, которую папа для нас снял на Пьемонт-авеню, я чуть не расплакалась оттого, что надо было столько книг затащить на третий этаж.

Хорошо еще, что внизу оказались трое студентов атлетического вида. Они все были в спортивных джемперах с отрезанными рукавами – наверное, специально, чтобы бицепсами похвастаться. Они-то и помогли нам затащить вещи наверх.

Папа хотел дать парням на чай, но они сделали вид, что засмущались. Они, видите ли, предпочли бы, чтоб мы с ними выпили пивка!

Отец обещал, что в другой раз сделаем это обязательно. Но когда ребята ушли, он мне шепнул: «Нужны они нам! Лучше не создавать прецедент».

Насколько я знаю, двенадцатилетних студентов, кроме меня, на курсе нет, так что вряд ли мне удастся найти себе подходящих друзей.

Мы распаковали вещи. Начали, конечно, с книг. Потом отец вышел на улицу, купил огромную пиццу, и мы поели в последний раз перед тем, что папа назвал пугающим термином – «начало новой главы» в моей жизни.

Я долго ворочалась в постели, никак не могла уснуть.

Странно, но меня не пугала перспектива учебы как таковой. Я боялась общения с людьми. Тем более что папа не предупредил меня, какой сюрприз меня ждет наутро.

Потом я наконец поняла причину своей бессонницы. Она никак не была связана с тем, что должно было случиться на другой день.

Я вылезла из-под одеяла, нашла свой рюкзак и достала своего лучшего друга.

Стоило мне положить рядом с собой мишку, как я тут же уснула.