Читать книгу Сильнодействующее средство - Эрик Сигал - Страница 13

«ДВЕНАДЦАТИЛЕТНЯЯ ДЕВОЧКА СТАНОВИТСЯ СТУДЕНТКОЙ БЕРКЛИ

Вундеркинд на физфаке

(Из материалов Ассошиэйтед Пресс)

Двор Калифорнийского университета всегда был окрашен в торжественные тона. Но вчера на несколько часов он погрузился в атмосферу подлинной коронации.

В этот день регистрировались первокурсники, и все студенты от мала до велика столпились у входа, мечтая хоть одним глазком глянуть на юную леди, вознамерившуюся вписать новую страницу в историю университета.

По сравнению со зрителями двенадцатилетняя Изабель да Коста держалась куда более собранно, когда шла по огороженной канатами дорожке, специально обустроенной университетской полицией в предвидении ажиотажа по поводу появления самой юной первокурсницы за столетнюю историю этого прославленного вуза.

Сопровождаемая своим отцом, сорокашестилетним физиком-лаборантом, Изабель держалась не по возрасту строго.

Из толпы фотографов, жаждущих подобраться поближе и сделать удачный снимок, неслось: “Посмотри сюда, Изабель!” и: “Улыбочку, детка!” – а та невозмутимо прошествовала во двор университета, чтобы зарегистрироваться в списке первокурсников 1988 года…»

* * *

Парадоксально, но если кто и не спал всю предшествующую ночь, так это был Реймонд. В то время как Изабель, обнявшись с мишкой, мирно посапывала в соседней комнате, он до утра прошагал из угла в угол.

Рей и сам не понимал, с чего он так разволновался.

Но, покопавшись в сокровенных уголках собственной души, он был вынужден смириться с неизбежным. «Уже завтра что-то изменится. Сегодня дочь еще принадлежит мне. Наутро она станет принадлежать всему миру». Почему-то при этом Реймонд забывал о том, что сам повинен в этой шумихе.

Декан Кендалл заранее предвидел определенный ажиотаж и дал журналистам тридцать минут – «ни секунды больше», – чтобы задать юному дарованию свои вопросы.

Без нескольких минут двенадцать Изабель ступила под лучи софитов. Реймонд же, что было для него нехарактерно, остался в тени.

– Мы слышали, вы собираетесь специализироваться в физике, Изабель. Не скажете, почему вы отдали предпочтение именно этой научной дисциплине? – поинтересовалась Натали Роз из Юнайтед Пресс Интернэшнл.

– Это довольно трудно объяснить, – ответила девочка, заглушаемая треском фотокамер. – Меня всегда тянуло докопаться, как устроен мир. В три года я разобрала часы-кукушку.

Одобрительный смех.

Корреспондент «Нью-Йорк таймс»:

– А как ваши занятия музыкой? Вы планируете играть в университетском оркестре?

Изабель мельком взглянула на отца и ответила:

– Только если мне дадут там солировать. И исполнять «Весну» и «Лето» из «Времен года».

Снова смех. Она всех очаровала.

* * *

Появившиеся на другой день статьи были написаны с учетом целевой аудитории. Если более серьезные газеты выдвигали на первый план собранность и ум девочки, то таблоиды прохаживались по той роли, какую в ее жизни играет отец. Аллюзии приводились в духе известного из литературы образа властного демонического гипнотизера Свенгали.

Понятно, что эти чересчур эмоциональные, полные домыслов публикации сильно расстроили Изабель.

– Папа, это нечестно, – чуть не в слезах говорила она. – В одной газетенке тебя даже обозвали «демоническим чревовещателем».

– Не обращай внимания, солнышко, – успокаивал отец. – Мы же с тобой знаем, что это неправда, и не нужно читать все, что понапишут эти журналюги. В их представлении информировать читателя значит открыть публике имя парикмахера, у которого Рейган красит волосы.

Изабель не успокаивалась.

– Пап, я все это понимаю, но ничего не могу с собой поделать. Все равно меня это огорчает. Неужели ты не мог договориться с деканом Кендаллом, чтобы меня регистрировали в каком-нибудь укромном месте – например, у него в кабинете? Я чувствую себя какой-то обезьянкой в зоопарке Сан-Диего.

– Мы с ним об этом говорили, – объяснил Реймонд, и это было правдой. После чего ловко соврал: – Но он рассудил, что раз ты хочешь, чтобы к тебе относились как к полноценной студентке, надо смириться с оглаской. А если затыкать журналистам рот, у них только аппетит разыграется. Пока что он обещал, что охрана студгородка будет следить за тем, чтобы эти паразиты не осаждали учебные аудитории.

– Ты правду говоришь? Эти обвинения тебя не задевают? – тревожилась Изабель.

– Ни в малейшей степени, – ответил отец. – Тем более что мы знаем, что это все вранье.

Он говорил весьма убедительно, поскольку про себя уже решил, что в ближайшие годы будет в центре всеобщего внимания, и это только хорошо.

В конце концов, нахваливать гений дочери – почти то же самое, что превозносить ее отца.

* * *

В физической лаборатории университета Сан-Диего Реймонд взял бессрочный отпуск. Впрочем, заведующий кафедрой профессор Киношита доверительно поделился с коллегами опасениями, что на возвращение Реймонда лучше не рассчитывать.

Это означало, что средств к существованию Рей на данный момент был лишен. В то же время на нем лежала обязанность не только обеспечить жильем и пропитанием себя и дочь, но и выплачивать половину кредита за дом, что он клятвенно обещал Мюриэл, желая загладить свою вину.

Он бы мог нажать на физический факультет Беркли, чтобы его взяли инженером в лабораторию, учитывая его опыт. В отличие от декана Кендалла тут не испытывали никаких угрызений совести, зачисляя двенадцатилетнюю девочку. Талант есть талант. Однако Реймонд решил сделать ставку на свои педагогические навыки.

Благодаря шумихе вокруг Изабель он тоже превратился в своего рода знаменитость. Реймонд стал развешивать на факультетских досках объявлений свои карточки, предлагая услуги по подготовке любого студента, испытывающего трудности с освоением того или иного раздела физики. И спрос превзошел все его ожидания, при том что Реймонд запросил за уроки по тридцать долларов.

И в самом деле: стоило какому-нибудь сообразительному студенту объявить родителям, что отец Изабель да Коста предлагает частные уроки, как те немедленно требовали от отпрыска использовать эту уникальную возможность: вдруг мистер да Коста сотворит чудеса и с их чадом.

Реймонд считал это проявлением их потаенных чаяний, поскольку многие родители в душе тешат себя надеждой, что их ребенок гений, а для развития его талантов просто не было создано необходимых условий.

Реймонд предусмотрительно назначал уроки на субботу – на утро или, наоборот, от семи до десяти вечера, когда он твердо знал, что Изабель будет сидеть в соседней комнате за учебниками.

Воскресные дни целиком принадлежали отцу и дочери. Когда позволяла погода, они отправлялись на экскурсию, а иногда просто на пикник на другой берег бухты в парк Голден-гейт.

Именно в такие моменты Изабель, уже вступившая в период физиологического созревания, с особой остротой ощущала тоску по тем маленьким радостям жизни, которых была лишена. На нее неизгладимое впечатление производили не только парочки – молодые и старые, – рука в руке прогуливающиеся по парку, но даже многочисленные бегуны на дорожках парка, с наслаждением вдыхающие бодрящий воздух и ведущие непринужденную беседу друг с другом.

Насколько естественно было бы обсудить такие вещи с мамой – однако телефонное общение с Мюриэл у девочки ограничивалось тремя разговорами в неделю, которые всякий раз повергали ее в непонятную неловкость. Если бы даже при них не присутствовал отец, она бы все равно чувствовала себя предательницей, делясь какими-то переживаниями с мамой, а не с отцом. Со своей стороны, Мюриэл ничего не оставалось, как довольствоваться догадками о том, что волнует дочь, и обсуждать эти проблемы в форме монолога.

Как бы рано Изабель ни проснулась, Реймонд уже стоял у плиты и готовил ей питательный завтрак – в нем должно было быть достаточно белков для роста и углеводов для поддержания силы и мыслительной деятельности. Он превратился в настоящего специалиста по здоровому питанию и с жадностью вчитывался не только в новейшие публикации диетологов из Гарварда и института Джона Хопкинса, но и изучал доступные ему электронные базы данных.

Когда около полуночи Реймонд ложился спать, дочь обычно еще сидела за книгами – учеба так увлекала ее, что порой наутро она не могла точно ответить, в котором часу отправилась спать.

Со стороны могло показаться, что Изабель живет как отшельница, однако она была в курсе происходящих событий, поскольку регулярно слушала популярный радиоканал Сан-Франциско. Как только до нее доносился отцовский храп, девочка открывала нижний ящик стола, доставала наушники и с интересом следила, как в прямом эфире обсуждаются все злободневные темы, такие как распространение СПИДа, права женщин, рейгановская программа «звездных войн». Изабель также была в курсе жарких, а подчас гневных дискуссий на тему абортов. Это ее особенно волновало, поскольку, как всякую девочку, вступившую в период полового созревания, Изабель крайне занимали все вопросы, связанные с беременностью и деторождением.

К тринадцати годам Изабель отчетливо почувствовала, что в ее организме происходят какие-то изменения. Из-за этого она испытывала какую-то внутреннюю тревогу. Нет, с научной точки зрения тут все было ясно, она уже давным-давно прочла все книги о репродукции человека. Умом она понимала, что снижение секреции шишковидной железы при одновременной активизации коры надпочечников, сопровождающейся появлением волосяного покрова в зоне гениталий, является признаком полового созревания.

Другое дело было справиться с этим в реальной жизни.

* * *

25 февраля

Я знала, что это должно случиться. Я мечтала, тревожилась, боялась и ждала, чтобы это наконец произошло.

Но когда это свершилось, я оказалась совершенно не готова.

Был вечер, я делала лабораторную работу и очень спешила, чтобы закончить до ужина.

Но тут у меня как-то заныла поясница. И я почувствовала, что подмокаю. Я выбежала в туалет и быстро сняла джинсы, чтобы посмотреть, что там.

И увидела пятна крови.

У меня началась первая менструация.

Я так разволновалась, что не знала, смеяться мне или плакать.

Боль немного отпустила, и я вернулась к работе, но оказалось, что совершенно не могу сосредоточиться.

Все мои мысли были заняты важностью происходящего в моем организме. В приемной у зубного мне попадались журналы для подростков – так вот, там все время пишут о том, какой это важный период, когда ты «становишься женщиной». На самом деле все было совсем иначе. Все оказалось намного сложней, чем пишут в этих журналах. Я-то знала, как с этим справиться, но как это воспримет папа?

* * *

Изабель не хотела признаваться отцу. Точнее, не хотела посвящать его во все физиологические подробности. Но знать-то он должен, это она твердо решила. Хотя в глубине души ее мучили опасения, что он рассердится.

Но теперь перед ней встала дилемма практического свойства. Поскольку Реймонд почти никогда не оставлял ее одну – казалось, он считает безопасной территорией только книжные лавки, – то ей надо было каким-то образом достать то, что ей теперь понадобится раз в месяц.

Она сказала себе, что решит эту проблему в ближайший же поход в супермаркет.

Тайное стало явным, когда отец с дочерью выкладывали на транспортер у кассы содержимое своей тележки.

Рей скользнул взглядом по голубой коробке «Котекса», перевел глаза на дочь и едва слышно спросил:

– Тебе это нужно?

Та кивнула.

Не говоря ни слова, он продолжил выкладывать отобранный товар на ленту транспортера.

В машине Рей сначала молчал. Потом, по возможности небрежно, спросил:

– Может, заедем в книжный? Подыщешь себе что-нибудь.

Подтекст был ясен.

– Все в порядке, папа. Мне никакие книги не нужны.

– Тогда, может, ты хочешь с кем-нибудь поговорить? – смущенно предложил он.

– В этом нет необходимости, – ответила дочь. И, сочтя момент подходящим, добавила: – Если у меня появятся вопросы, я же всегда могу позвонить маме, правда?

– Да, – буркнул отец. – Думаю, хорошо бы тебе с ней посоветоваться.

* * *

Естественно, в студгородке Изабель была притчей во языцех. Интерес к ее персоне подогревался не только ее гениальными способностями к наукам и риторике, но и тем обстоятельством, что на каждой лекции ее сопровождал отец.

В одном из своих первых интервью Реймонд объяснил это тем, что он всего лишь хочет быть уверен, что Изабель усваивает материал. Чтобы в случае необходимости можно было помочь.

Злые языки говорили, что ей требуется помощь даже при переходе улицы. Другие грязно намекали на тайные потребности папаши.

У Рея хватало благоразумия не подавлять духовное созревание дочери. Он даже попытался обеспечить ей какую-то личную жизнь, при этом по-прежнему не спуская с нее пристального взгляда.

Беркли с полным правом мог претендовать на звание вуза, впервые занявшегося изучением кинематографа как области искусства. В конце концов, местному театру столько юных сил отдала такая кинознаменитость, как Полин Каэль.

И конечно, Реймонд хотел, чтобы Изабель посмотрела все фильмы Ингмара Бергмана.

Однажды в субботу они посмотрели подряд «Седьмую печать» и «Земляничную поляну».

– Понятия не имел, что это за кино, – признался отец, когда они, с красными глазами, выходили со сдвоенного сеанса.

– Да, – посочувствовала дочь. – Субтитры так себе.

– Ну, хотя бы можно было… – Он осекся, поскольку не совсем понял, что она, собственно, имела в виду. – Ты что, хочешь сказать, что поняла текст и без перевода?

– Не все, конечно, – беспечно ответила Изабель. – Мне кажется, ты так увлекся покупкой всех книг о Бергмане, какие только есть в наших магазинах, что сам не заметил, что среди них были две на шведском.

В который раз Реймонд да Коста был поражен безграничными способностями дочери.

В награду он повел ее в бразильскую пиццерию, где взял ей кока-колу, а себе – стакан пива.

Вокруг музыкального автомата толпилась кучка оборванных юнцов. По их возгласам можно было заключить, что все они под кайфом.

Заводила, в мотоциклетной кожанке и с заросшим подбородком, заметил отца с дочерью и стал показывать пальцем.

– Гляньте-ка, пацаны, – Гумберт Гумберт с Лолитой! Реймонд побагровел. Он, конечно, читал Набокова, и сейчас сравнение с великовозрастным любителем нимфеток повергло его в шок.

Он вышел из себя и прорычал:

– А ну закрой свою грязную пасть!

От чего смех лишь усилился.

– Не дрейфь, приятель. Мы тебя не заложим. Каждый волен делать со своей подружкой что хочет, так ведь?

Вены на шее Реймонда вздулись, и Изабель с ужасом увидела, как отец поднимается и начинает надвигаться на насмешника.

– Моя дочь мне не подружка, крысеныш! – рявкнул он.

– Эй, потише тут. – Парень театральным жестом поднял руки вверх. – Я же понимаю, ее по-настоящему даже не трахнешь.

Реймонд взорвался. И бросился на обидчика, который оказался если и не сильнее, то проворнее и сумел уклониться от удара.

Изабель в оцепенении смотрела, как отец замахнулся, промазал и, что-то сдавленно прохрипев, повалился на пол.

– Черт! – ахнул парень в неподдельном ужасе от того, к чему привела его некстати брошенная реплика. – Кто-нибудь, вызывайте «скорую»! Старик, кажется, готов.