Читать книгу Собрание сочинений. Том 6 - Евгений Евтушенко - Страница 12

В час, когда умирают газеты,

превращаются в мусор ночной,

и собака, с огрызком галеты

замерев, наблюдает за мной;

в час, когда воскресают инстинкты,

те, что ханжески прячутся днем,

и кричат мне: «Эй, гринго!» – таксисты. —

«Перуаночку хочешь – катнем!»;

в час, когда не работает почта,

и бессонно стучит телеграф,

и крестьянин, закутанный в пончо,

дремлет, к статуе чьей-то припав;

в час, когда проститутки и музы

грим размазывают по лицу

и готовится будущий мусор

крупным шрифтом – во всю полосу;

в час, когда все незримо и зримо,

я – не в гости и не из гостей —

прохожу авенидою Лимы,

как по кладбищу новостей.

Вся в плевках и грейпфрутовых корках,

пахнет улица, словно клозет,

но всмотрись – человеческий контур

проступает сквозь ворох газет.

Это, скорчившаяся глухо,

никого ни за что не виня,

себе сделала пончо старуха

из событий вчерашнего дня.

Завернулась, от холода прячась,

в право-левое до бровей.

Все равно ей, что левость, что правость, —

лишь бы стало чуть-чуть потеплей.

Завернулась в скандалы, интриги

и футбольные матчи – до пят.

Из-под ног манекенщицы Твигги

ее ноги босые торчат.

Лимузины, подлодки, ракеты

навалились, к асфальту прижав.

Скачки, яхты, стриптизы, банкеты —

все лежит на крестьянских плечах.

И витринная белая лама

видит горестно из-за стекла:

на лопатках ее кровь Вьетнама

проступает сквозь фото, тепла.

Из-под сора всемирного рынка,

не умея все это понять,

смотрит ламой затравленной инка —

человечества скорбная мать.

Ее кривда эпохи согнула,

придавили ее этажи,

и она, как живая скульптура,

правда мира под ворохом лжи.

О витринная белая лама,

ты прижмись к ее впалой груди,

ее высвободи от хлама,

в Сьерру-Бланку ее уведи!

Представитель державы великой,

молчаливо склоняюсь, как сын,

перед этим измученным ликом —

скорбным ликом в каньонах морщин.

Ведь забилась внутри одичало,

под лохмотьями еле дыша,

величайшая в мире держава —

человеческая душа.

«Перуаночку, гринго!» – с присвистом

мне кричат, а я молча стою.

Не хочу объяснять я таксистам,

что нашел перуанку мою.