Читать книгу Собрание сочинений. Том 6 - Евгений Евтушенко - Страница 8

Великий Сачмо был в поту.

Летела со лба Ниагара,

но, взвитая в высоту,

рычала труба,

                      налегала.

Он миру трубил,

                           как любил.

Украден у мира могилой,

еще до рожденья он был

украден

             у Африки милой.

И скрытою местью раба

за цепи невольничьи предков

всех в рабство,

                        как малолетков,

захватывала труба.

Он скорбно белками мерцал,

глобально трубя и горланя, —

детдомовский бывший пацан

из города Нью-Орлеана.

Великий Сачмо был в поту,

и ноздри дымились,

                                как жерла,

и зубы сверкали во рту,

как тридцать два белых прожектора.

И лился сверкающий пот,

как будто бы вылез прекрасный,

могущественный бегемот,

пыхтя,

          из реки африканской.

Записки топча каблуком

и ливень с лица вытирая,

бросал он платок за платком

в раскрытое чрево рояля.

И вновь к микрофону он шел,

эстраду вминая до хруста,

и каждый платок был тяжел,

как тяжкое знамя искусства.

Искусство весьма далеко

от дамы по имени Поза,

и, если ему нелегко,

оно не стесняется пота.

Искусство —

                     не шарм трепача,

а, полный движений нелегких,

трагический труд трубача,

где музыка – с клочьями легких.

Искусство пускают в размен,

но, пусть не по главной задаче,

поэт

       и великий джазмен,

как братья,

                  равны по отдаче.

Да,

    лавры джазменов тяжки.

Их трубы,

                поющие миру, —

как собственные кишки,

а золото – так,

                        для блезиру.

Сачмо, попадешь ли ты в рай? —

Навряд ли,

                  но, если удастся,

тряхни стариной

                           и сыграй,

встряхни

              ангелков государство.

И чтоб не журились в аду,

чтоб грешников смерть подбодрила,

отдайте Армстронгу

                                трубу

архангела Гавриила!