Читать книгу Исповедь предпринимателя первого призыва. Восхождение из бездны. Повести - Евгений Никитин - Страница 9

После окончания трудового договора Никонова почти одновременно освободилась, должность, в строящемся домостроительном комбинате, главного энергетика, которую ему предложили.

Таких комбинатов в СССР было три, два остались в союзных республиках. Отличительная особенность комбината, от сотен подобных, в том, что он строился применительно к финской технологии изготовления многоэтажных домов городского типа. Соответственно степень автоматизации была высокой, приближенной к европейскому уровню. По сути это было два предприятия: старый завод крупнопанельного домостроения, который поставлял комплекты домов для строительства со дня основания города, в основном «хрущевских пятиэтажных серий» и новый комбинат, по мощности должен был обеспечивать современными сериями все близлежащие регионы Коми АССР. После ввода нового комбината, старый завод должен был пойти под утилизацию. Сложность управления такого тандема состояла в одновременном производственном цикле и ведения монтажных и пусконаладочных работ по новому предприятию. Все строительные работы к тому времени были выполнены.

Генеральные секретари ЦК КПСС не были богами. Из своей среды их отбирали и ставили во главу члены Центрального комитета – первые секретари обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик. Сговорившись, они могли запросто сместить генсека, что они сделали с Никитой Хрущевым. Но это был исключительный случай. Первые секретари оберегали режим от малейших встрясок, потому что были его опорой и сердцевиной. Они, как гусеницы, готовились превратиться в бабочек, чтобы, расправив крылья, самим взлететь на божницу. И до сих пор непонятно, по каким признакам секретари отбирали себе вождей.

Важнее осмыслить другое: как умудрились они сдать свою, казалось бы, неприступную власть и страну? Как из партийных секретарей « с Лениным в башке», выклевывались руководители постсоветской поры, в частности, новой России, впоследствии развалившие здание основателя? Как из номенклатурной гусеницы вызревало крылатое существо и воспаряло в большую политику? И, какая среда формировала взгляды, сортировала партийных гусениц по полочкам иерархии?

В это время начиналась ломка договорных отношений, впереди маячила—перестройка! Стали рассыпаться производственные связи, рушиться государственные предприятия, хотя рушили их преднамеренно, целенаправленно, захватывая при этом наиболее лакомые куски, создавая при этом совместные предприятия и уводя активы за рубеж, создавая при этом видимость, что партийный режим изжил себя и поэтому не в состоянии управлять государством, да и природные ископаемые якобы практически иссякли в стране.

Половина оборудования финского производства была поставлена, а другая из-за недостатка финансирования не доехала до места назначения. Было принято решение укомплектовывать своим советским, дату ввода в эксплуатацию комбината никто не отменял. В то время с этим было достаточно строго. Необходимо было переделывать все схемы подключения и автоматики для того, чтобы совместить разное оборудование.

Завод полностью автоматизирован от разгрузки инертных материалов (песок, цемент, гравий, щебень и пр.), до их подачи в бетоносмесительный цех, с автоматическим взвешиванием составляющих, раздачей готового раствора по отдельным пролетам (бетоновозная эстакада – по ней развозился готовый бетон в тележках), автоматической формовкой и подачей на лифты. Затем формы на лифтах опускались на нижний уровень вниз и автоматически продвигались по тоннелю в котором была выставлена технологическая температура при которой происходила связка бетона по времени гораздо меньшим, нежели при открытом методе и уже потом на лифте форма поднималась на верхний уровень, разбортовывалась и готовое изделие отправлялось на склад готовой продукции. Весь процесс происходил на 80% автоматическим методом.

В 80-е годы прошлого столетия стали вырисовываться очертания процессов, ориентированных на формирование Нового мирового порядка. Основными идеологами и участниками этих процессов выступили Римский клуб, а в дальнейшем Трехсторонняя комиссия, Бильдербергский клуб, фабрики мысли типа «Рэнд корпорейшн», Институт Санта Фе, различного рода секты, наводнившие страны. Разработанные ими общие принципы были конкретизированы в работе МВФ, Всемирного банка, ВТО и прочих подобных организаций.

Без объявления и широкой огласки была организована нового типа мировая война, в которой применяются средства создания в национальных экономиках и социальной сфере управляемого хаоса. Это парадоксальное понятие предполагает, что в хаос превращается экономическая и социальная жизнь стран, которые становились жертвой этой войны. А сами агрессоры, которые сидели у пульта управления этим оружием, держали хаос в стане противника под контролем, для них он был целенаправленно созданным особым порядком.

На фоне такой истерии, за очень короткий срок, были уничтожены сотни предприятий в районе и одновременно с этим приходилось продолжать строить комбинат. Основные цеха были построены, завезена часть оборудования, но значительная часть была не поставлена из-за рубежа, модернизация отечественного оборудования, под евростандарт, осуществлялась непосредственно на заводе, делались перепланировки, изменялись проекты, схемы подключения. Работа была проведена огромная, но в результате комбинат заработал и стал выдавать продукцию высокого качества и как результат – вырос город красавец, который сейчас построен и в нем проживают уже, наверное тысяч 150 жителей, хотя в то время когда запускали комбинат, там жило 25 тысяч жителей. В России остался только один такой завод и два сейчас за границей, на территории СНГ.

Каждый день начинался с оперативного совещания, которое проводил Главный инженер строительного объединения Шер. Вдумчивый, целеустремленный руководитель, он был своего рода двигателем в строительстве комбината. Ему приходилось одновременно решать глобальные вопросы со многими подрядчиками, а их было около тридцати различных крупных организаций, осуществляющих строительные, монтажные и пусконаладочные работы. Никонов присутствовал на совещании, как представитель от самого комбината. Главный инженер Губадуллин плохо владел информацией и постоянно брал с собой и главного механика и главного энергетика.

Шер внимательно слушал Васнецова, главного инженера треста « Спецстрой».

– После вашей коррекции, были внесены поправки, на усиление колонн бетоновозной эстакады и данные работы в настоящий момент уже заканчиваются. Несколько затянулся технологический момент тем, что проектным институтом был, затянут процесс согласования.

– Игорь Петрович! – обратился Шер к представителю института, – мы здесь не в бирюльки играем, а занимаемся строительством прорывного комбината, который очень необходим нам сегодня. Вы уж, пожалуйста не затягивайте такие процессы.

– Ну, вы же понимаете Александр Соломонович, бюрократические сроки прохождения документации по инстанциям никто не отменял.

– А вы вот возьмите и сократите их, тем более это в ваших силах.

– Как обстоят дела на складе инертных? Профили привезли? Когда думаете начинать монтаж линии? – обратился он к Васнецову.

– Профили на месте, а вот ленту финскую не поставили. Натяжители установили наши отечественные, но они не дают полную натяжку, сейчас занимаемся модернизацией, институт просчитывает новые линейные натяжители. Как только получим положительный результат, сразу будем заканчивать монтаж. Без полученных сертификатов устанавливать на запуск нельзя.

– Кто там у нас сегодня с «Севзапмонтажавтоматики»?

– Выдрин, начальник прорабства.

– Как у вас обстоят дела?

– Пока провели монтаж автоматики на линию склада инертных, провели пусконаладочные работы без нагрузки, ждем окончания работ по линии и будем обкатывать.

– Как дела на бетоновозной эстакаде?

– Все по графику. Электронные весы установили, пусконаладочные работы проведены. Тележки обкатаны на холостом ходу. В рабочем режиме пока нет возможности.

– Почему?

– Не закончен монтаж рольганга эстакады третьего пролета.

– Васнецов, опять задерживаешь? Ну, сколько можно тебя подгонять?

– Александр Соломонович! Завтра закончим. Синицын устанавливал шинопроводы. Мы же не могли одновременно с ним работать, мешали бы друг другу.

– Ну ладно, давай не задерживай, время дополнительное нам никто выделять не будет.

Спустя полтора часа оперативка закончилась и все разошлись по рабочим местам. Никонов вернулся к себе в кабинет, нужно было быстрее закончить «техпромфинплан» и передать его директору. Времени почти не оставалось, а рабочий день в основном уходил на модернизацию старого завода и осуществлять проверку работ по новому заводу, приходилось уже вечером. Штатный персонал был минимальный и дополнительных ИТР не было.

– Оля! – обратился он к инженеру отдела, – подсчитали, сколько нам нужен лимит по реактивным показателям?

– Да Евгений Александрович. Мне осталось только свести в таблицу по десяти подстанциям и вечером, я вам передам.

– Хорошо! Не задерживай, мы немного опаздываем.

Неожиданно открылась дверь, и зашел Выдрин

– Я к вам, – обратился он к Никонову.

– Чем обязан, соскучился уже. Полчаса прошло с оперативки.

– Нужно подписать процентовки по законченным работам.

– Ну, давай, что у тебя, посмотрим. Так! Эстакада – согласен. Бетоносмесительный цех. Слушай, а почему ты пишешь выполнение на 70%? У тебя же там еще нет готовности и на 50%?

– Ну Саныч! Заработная плата уже через неделю, я, что платить своим буду? Они же взбунтуются.

– Петрович! Вот по бетоновозной эстакаде, я тебе накину процентов десять, а по смесительному цеху, извини, меня Шер завтра на части разберет и заставит обкатку делать, а она не готова.

– Ну, давай хоть так. Устал я на этом заводе. Как началась эта перестройка, никакого порядка не стало.

– Согласен! Однако завод нужно делать, иначе нас не поймут.

Поздно вечером Никонов добрался до дома. Жена быстро разогрела ужин и, усадив его за стол стала выспрашивать, как на работе, коллектив привык к нему или нет? Евгений устало отмахнулся и ответил

– Слушай Марина, сегодня был очень трудный день, устал очень. Дети спят?

– Да уложила уже два часа назад.

– Давай и мы отдохнем, глаза просто слипаются.

Однако как не приятно было погрузиться наконец в глубокий сон, после двухсуточного аврала, но отдохнуть ему не пришлось. Через два часа, прозвенел дверной звонок и жена открыв дверь увидела четверых рабочих во главе со старшим мастером электроцеха Фенелоновым.

– Марина Ростиславовна! Нужно поднимать Евгения Александровича, у нас ЧП, произошел пожар на подстанции старого завода.

– Он же не спал двое суток. Ну, хорошо сейчас подниму.

Наскоро одевшись Никонов вместе с аварийной бригадой выехал опять на завод для ликвидации аварии.

– Так что случилось? – обратился он к Фенелонову.

– Сгорел масляный выключатель. Откровенно из-за загрузки на новом комбинате, не успели провести ревизию. Оборудование уже старое, на ладан дышит. Я вашему предшественнику говорил, что его пора менять, но он меня не поддержал. Ему уже около десяти лет, еще до меня был установлен. Не сработала блокировка от дребезга контактной группы и возникшая дуга, привела к пожароопасной ситуации. Дежурный электрик успел обесточить подстанцию, но это привело к остановке всего технологического процесса.

– Понятно. На складе я видел, есть запасной выключатель. Кладовщика предупредили?

– Да его уже везут.

– Хорошо. Аварийная бригада готова?

– Да уже все готовы.

– Обеспечьте полное отключение и технику безопасности, а то какой – нибудь шутник включит и будет у нас бригада заживо сгоревших.

– Евгений Александрович! Звонит директор завода Микоян, вы подойдете? – послышался окрик из диспетчерской.

– Передайте, пожалуйста, пусть не беспокоится. Минут через 30—40 все запустим, произошла непредвиденная ситуация.

Приехав домой после аварии Никонову удалось поспать около полутора часов и, нажав на злосчастный звонок будильника, он стал собираться на завод.

Разбуженная жена, недовольно пробурчала сквозь сон:

– Ты уж, наверное женись на этом комбинате, все время проводишь там.

– Не нуди Марина, вот запустим, тогда и отдохнем. Да и потом скоро отпуск, два месяца отдыха.

Утром как обычно на оперативке Шер начал с Васнецова снимать «кожу». Не были собраны и подготовлены тележки вывоза готовой продукции по двум пролетам. Это задерживало проведение на них электромонтажных и пусконаладочных работ, чтобы в комплексе обкатать технологический цикл, без пропарочных операций.

Получив, наконец от него вразумительное обещание, он перекинулся на Никонова:

– Евгений Александрович! Что у вас сегодня за ночной вояж был. Почему был остановлен старый завод? Вы понимаете, что к десяти часам двенадцать номенклатур изделий, должны были быть отправлены на строительство дома на ул. Строителей?

– Я в курсе Александр Соломонович! Задержка была незначительная, с изделиями успели вовремя.

– Ну что ж похвально, только в следующий раз постарайтесь не допускать, таких проколов, ведь если бы огонь перекинулся на лабораторию, что стоит рядом с подстанцией, сами понимаете, что произошло бы.

– Я понял.

– Выдрин, – обратился он к начальнику прорабства, – а что у нас со складом инертных? Закончили монтаж электрооборудования?

– Да сегодня к концу дня заканчиваем.

– Хорошо. Никонов проследите, чтобы сегодня этот вопрос был снят с повестки дня.

Почти к обеденному перерыву Шер отпустил всех с оперативки, накопилось очень много не стыковок, которые сильно тормозили готовность комбината. Поэтому только после обеда он вызвал начальника электроцеха Морозова.

– Алексей Петрович! Я вот вчера проходил около сварочного цеха и увидел отметки проложенного кабеля, на них написано, что глубина залегания кабеля тридцать сантиметров. Это действительно так?

– Да, именно так, – со вздохом ответил Морозов.

– Вы в своем уме или я чего – то не понимаю. Кабель напряжением десять киловольт проложен на глубине тридцать сантиметров.

– Вы же понимаете, что здесь север и глубина промерзания большая, если что отремонтировать будет проблематично.

– Я понимаю, если это телефонный или низковольтный кабель, но здесь десять киловольт. Вы не чувствуете, что будет, если техника в виде бульдозера проедет по нему и что будет с водителем?

– Так здесь никто не ездит.

– Давайте не будем испытывать судьбу. Я, думаю, не вам, не мне сидеть не хочется. Поэтому завтра же организуйте укладку согласно ПТЭ.

– Хорошо. Это было распоряжение вашего предшественника.

– Да что же вы все на предшественника то валите, а вы, что не специалисты?

– Я все понял.

– Ну, раз понял, идите и выполняйте. Эта ситуация равносильна тому, что вы заложили мину большой мощности под новое производство.

У партийных работников того времени, считалось за правило ездить по своим регионам и «шевелить» хозяйственное начальство. Не обошла стороной эта привычка и комбинат. Приехавшие Председатель совета Министров СССР Рыжков и первый секретарь обкома Спиридонов, сразу же направился на стройку, тем более, она контролировалась из Москвы и являлась стратегической.

Перед заводоуправлением, на территории комбината собралась кучка работников завода и строителей, чтобы высказать вопросы касающиеся неустроенности быта. Подъехали несколько легковых машин, из первой вышли Спиридонов и председатель Совмина СССР Рыжков, прилетевший в область с инспекцией. Они походили по цехам строящегося комбината и направились к строителям.

Стали задавать обычные для того времени вопросы. Как живете? Как дела? И тут полилось из людей недовольство. Плохо с жильем, детсадов не хватает, премиальные стали резать. Рыжков слушал, и в конце недовольно:

– Хватит! Работать надо лучше, куда не приедешь, везде одно и то же.

Наступила неловкая тишина. И тут раздался голос директора комбината Микояна.

– Николай Иванович, а люди то здесь не причем. Работают они хорошо. Плохо работает Правительство и ваш Госплан: дает средства и фонды только на промышленные объекты, а весь соцкультбыт зарубает. Скоро пустим завод, а кто приедет на него работать, если садиков и школ не хватает? Финансирование снизилось, приоритет отдается каким – то совместным предприятиям.

Было заметно, как у предсовмина покраснели щеки и он, махнув рукой сердито бросив:

– Ну, это обсуждать не на митингах. Вот построите комбинат, и будут вам садики.

– Без финансирования садики не построишь.

– Найдете, не прибедняйтесь! – бросил он в окончании

сев в машину, и вся свита поехала дальше.

Как уже говорилось строительство комбината проходило в трудных условиях, начала перестройки, когда начинали ломаться производственные и снабженческие отношения, но еще сохранялась построенная на принципе жесткого централизма, КПСС уже в который раз за свою историю подчинившая себя воле чиновников из аппарата ЦК. Однако иного и быть не могло: централизм всегда приводит к единоначалию. Создавая любую вертикаль власти, упрешься в это единоначалие, где вождь только царствует, а его полномочия растащила стая приближенных чиновников.

При ручном управлении страной, только Сталин, закаленный Гражданской войной и интригами, ухитрялся не отдавать свою власть в руки чиновничьего аппарата. Те же, кто шел после него, в той или иной степени становились марионетками этого аппарата.

Секретари обкомов, привыкшие честно работать и считавшие скромность за норму, в результате аппаратных интриг оказались чужими на этом празднике жизни. Система стала выдавливать их друг за другом. Всякое недовольство кадров, их твердость в отстаивании интересов дела воспринималась бюрократами-жизнелюбами наверху, как покушение на общественные устои.

Послевоенная экономическая стабильность убаюкивала многих. Все, что поднимало страну, все, что делало ее сверхдержавой – и ракетостроение, и воздушный флот, и ядерная мощь, и добыча полезных ископаемых и многое другое – закладывалось и проектировалось в сталинские годы. Пусть иногда и в шарашках или зонах, окруженных колючей проволокой. Даже решение о строительстве первой атомной подводной лодки в СССР было подписано еще в сентябре 1952 года Сталиным.

А за темпами мирового научно-технического прогресса сталинская система кнута стала не поспевать. Дальновидные технократы в Политбюро и Правительстве, бились с карьеристами, не нюхавшими производства, за обновление экономических механизмов. Удивительно, но борьба шла между прогрессивными членами ЦК и заскорузлыми аппаратчиками, спекулировавшими близостью к генсеку. Надо было менять машину власти и принципы руководства экономикой, чтобы на всех уровнях людям стало выгодно добиваться высоких результатов работы. Только зачем это празднолюбивым чиновникам аппарата ЦК. Они изо всех сил держались за систему кнута. Кнут – для рабочего люда, а для партийной бюрократии – больше уюта и льгот. Началось плавное, пока не очень заметное, перерождение этой бюрократии в буржуазию. Своего пика оно достигнет к концу 80-х годов. А пока все это выливалось постепенно и мало кто задумывался, что через каких – то три – четыре года, мы потеряем ту Великую державу, которая защищала большую половину мира.

По истечении нескольких месяцев все рабочие на комбинате, несмотря на трудности начала перестройки и разноплановости различных ведомств, территориальной разобщенности трудились не покладая рук, чтобы сдать комбинат к сроку.

Очередное оперативное совещание на стройке показало много нестыковок и вылилось в целое озеро взаимных упреков. Шер собрал всех непосредственно в цехе, чтобы собравшиеся не рисовали чертиков в записных книжках во время совещания.

– Ну что Ринат Саитович! – обратился он к главному инженеру комбината, – вы будете интересоваться работой подрядчиков или за вас постоянно на совещании будут присутствовать ваши замы и главные специалисты?

– Александр Соломонович! Ну, на мне же практически два завода.

– Если не успеваете, значит уступите место тому, кто будет успевать. К вашим специалистам претензий нет, а вот к вам есть. Мне нужен главный инженер на заводе, а не администратор технической службы.

Видно было, что Шер недоволен ситуацией. Он только что прилетел из Сыктывкара, был на коллегии Министерства и там очень жестко спрашивали его о сроках сдачи комбината.

– Так вот уважаемые коллеги! Сроки сдачи комбината, независимо от того, что отсутствует готовность проектной документации в результате нарушенной поставки финского оборудования и нарушения сроков поэтапного финансирования в результате начавшихся реформ в стране – никто не отменял и комбинат для его сдачи по готовности комиссии мы должны подготовить, через три месяца.

– Но это же нереально, – возмутились многие подрядчики.

– Считайте, как хотите, но через три месяца комбинат должен дать первую продукцию, в противном случае нас не поймут в Москве. Строительство находится на учете Генерального секретаря КПСС Горбачева.

Что должно произойти впоследствии Никонов уже понимал, имея определенный опыт работы. Вспомнился Ульяновский автомобильный завод, где он после института работал в должности начальника планового – диспетчерской службы и как выполнялся тогда месячный план по выпуску автомобилей.

Каждый день собиралось совещание у Главного диспетчера завода, где контролировались и сопровождались все материальные ресурсы завода и в конце месяца, когда до окончания плана не хватало по многим позициям, чуть ли не половины месячной нормы по отгрузки деталей; на таких совещаниях, между руководителями планово-диспетчерских подразделений происходили приемки – передачи таких деталей на бумаге. Для закрытия месячного плана, а в начале следующего месяца отрабатывали предыдущий.

Вспомнил он и как заканчивался этот последний день месяца, когда он в конце рабочего дня пришел отчитываться к начальнику цеха, а его не пускала в кабинет дородная председатель профсоюза цеха, утверждая, что начальник занят.

Несмотря на большую массу, он отодвинул ее от двери и вошел в кабинет, чтобы отчитаться и идти домой, было восемь часов вечера. Однако картина, представшая перед ним, уже тогда поменяла его представление о порядочности руководства завода в то время.

Весь стол начальника цеха был заставлен закусками и спиртными напитками и, вокруг сидела свита директора металлургического производства завода, во главе с Иващенко – директором, включая и начальника цеха. Никонов обвел всех взглядом и директор на опережение его спросил:

– Ну что солдат, выполнил план месячный? Садись за стол, Марья налей Никонову стакан.

На что он тогда ответил, председателю профсоюзов:

– Не суетитесь, Марья Степановна, я не пью.

– Что больной что ли или брезгуешь нами? – процедил Иващенко.

Никонов тогда понимал, что шагнул за запретное. Не нужно было ему входить на это застолье, но шаг был сделан и отступать было, нельзя. Приближенная свита короля праздновала выполнение месячного плана на бумаге, а по сути, для его выполнения не хватало половины материальных ресурсов.

Не будем описывать, что происходило после, однако со следующего дня началось давление на него со стороны руководства и ему вскоре пришлось перейти в речной порт.

Система не принимала в себя людей, которые противились ее структуре и, всячески пыталась выталкивать их из себя. Собственно ничего не изменилось с того времени, только изменилась страна, изменились люди в худшую сторону, а те кто был у руководства там так и остались, только на месте их стали их дети, воспитанные этой системой по аналогии. Поэтому пока система не будет развалена, наша страна никогда не получит развития.

Но неожиданно голос Шера вывел его из задумчивости:

– Никонов, а как у нас с автоматикой и электрикой, на пропарочном конвейере?

– Вагонетки смонтировали пока не все из десяти на готовности только шесть. Поэтому подразделения трестов «Севзапмонтажавтоматика» и « Волгоэлектромонтаж», не могут закончить обвязку полностью. По готовности монтажа потребуется дней семь для окончания и обкатки.

– Кто держит?

– Васнецов! Александр Соломонович!

– Васнецов, я не понял вчера ты отчитывался о готовности, а сегодня выползают такие ляпы. В чем дело?

– Все очень просто, вчера после обеда отключили электроэнергию и мои просидели до конца без работы.

– Никонов! Я вообще уже отказываюсь понимать. Ты жалуешься на Васнецова, он на тебя. Объясни.

– Вчера было отключение, но не по нашей вине, а по вине районных сетей. Говорить мне причину, они отказались, а подрядчиков я всех предупредил, и они перебросили людей на другие работы. У Васнецова в принципе была работа и без сварки, на бетоновозной эстакаде до конца не собраны три тележки.

– Баранов? – обратился он к главному энергетику объединения, ну – ка иди, разберись там с Лисицыным, он что там игры без предупреждения устраивают. Такие отключения могут быть только аварийными, но насколько я знаю, никаких аварий вчера не было.

– Вы совершенно правы, сегодня же займусь с ним.

– Игорь Петрович! А документация по перепланировки склада готовой продукции готова, – обратился он к ГИПу проектного института.

– Да уже ведутся строительные изменения в конструкции, усилены фундаменты, под фермы к уличным кранам и заложен фундамент под установку колон для крыши. Все идет по плану.

– У нас все идет по плану, только вот как не спросишь у кого, все одни отговорки. Хорошо работайте.

Север был далеко, и все нововведения поступали с глубоким опозданием. Москва уже жужжала, как осиное гнездо. Московская бюрократия, все больше адаптировалась к перестройке и она стала что-то типа масонского ордена, где все скорешились на взаимоуслугах, переженились и сплелись в липкую паутину финансовых связей и простерли щупальца в Кремль и различные министерства, делегировав туда своих представителей. Эксплуатируя притягательную силу столицы – кому для родственников союзных чиновников квартиру по блату, кому здания для подпольной коммерции, – московская бюрократия повязала номенклатуру тугим узлом круговой поруки. Как говорится, живи в свое удовольствие да радуйся!

В июне 89-го, из народных депутатов, сформировали временные комиссии, которые утверждали структуру и членов правительства СССР. Все шло без сучка и задоринки, пока на заседании комиссии не появился министр газовой промышленности Черномырдин. С премьером Рыжковым он согласовал проект преобразования союзного министерства в концерн «Газпром» и принес его на утверждение.

По плану Виктора Степановича, министерство упразднялось, и все его обязательства ложились на государство, точнее, на население. А всеми правами вместе с движимым и недвижимым имуществом одаривалась группа отдельных людей. За концерном сохранялись централизованные фонды, распределяемые Госпланом и Госснабом, а также функции союзного министерства во внешнеэкономической деятельности – экспорт, импорт. Он создавал свою сеть коммерческих банков, совместные предприятия за рубежом и посреднические структуры для торговли газом. И – сухой остаток проекта! – расходовал народные деньги по усмотрению группы директоров на принципах самоуправления.

По этому же принципу стала перестраиваться вся советская экономика. Все ушлые москвичи потянулись к западу, к «просвещенным» странам и всем хотелось в этот период стать собственником и грести деньги лопатами в карман. Не государственный конечно, а в собственный.

К тому времени комбинат с грехом пополам запустили, делали вид, что стали выпускать продукцию, отрапортовали перед Министерством о готовности и Москва, о нем забыла.

Настало время «зарабатывать», как считали кремлеплуты. Появился новый закон «О государственном предприятии», при помощи которого на предприятиях практически исчез государственный контроль и началась бесхозяйственность, приведшая к катастрофическим последствиям А началось исполнение этого закона заменой назначаемого директора, на директора избираемого, именно в то время начали свой рост ростки дерьмократии.

Никонов хорошо запомнил этот период. Не думающие о будущем, а заботящиеся лишь о своем кошелке, активисты назначили день выборов и в актовый зал завода были приглашены делегаты от подразделений. Сначала выслушали старого директора – Микояна, при котором завод работал как часы, но не всем он был по нраву, в виду скажем так сложного характера, а нельзя быть другим директором, если хочешь жизни завода. У Никонова с ним часто были стычки производственного характера, но они быстро и прекращались. Микоян был специалистом и понимал все трудности производства. Никогда не возникала между ними глубокая пропасть взаимоотношений. После его речи, где он указал неправильную позицию такого закона и по сути он предсказал дальнейший развал и завода и страны, его попросили сойти с трибуны и покинуть завод, активисты горлохваты, новой власти.

Никонов с техническим персоналом пытался вразумить распоясавшихся дерьмократов, но они забаламутили весь рабочий персонал завода.

Новым директором выбрали ничем не примечательного начальника отдела, который был вежливым и покладистым клерком и который обещал из завода сделать конфетку. Конфетку он сделал. Отремонтировал фасад заводоуправления, снизил заработную плату рабочим, которая и так была не высокая, а завод похоронил.

С Евгением у него сразу стали неприязненные отношения по причине того, что он поддерживал старого директора. А начались такие же придирки непрофессионального характера, в результате требования которых, нарушались правила технической эксплуатации оборудования завода и стала, нарушаться электробезопасность. Работать в таких условиях, означало поставить работающих людей под смертельную опасность.

Вот в этом заключается парадокс всей перестройки, в результате наше население получило прямо противоположный эффект. Новый менеджмент был начисто лишён чувства хозяина и ориентировался не на перспективное развитие, а на стратегию, что ухватил сегодня – то твоё. В этой ситуации денежные вливания из бюджета, направленные на интенсификацию производства, шли не в основные фонды, а разворовывались, попадая в фонд заработной платы.

Массовое недовольство перерастало в открытые формы. В 1990 г. забастовочное движение приобрело больший размах, а в требованиях стачкомов стали звучать и политические требования.

Одновременно с кризисом социально-политическим развивался кризис и в идеологической сфере. Осуществлялась критика истории советского общества в средствах массовой информации и приняла уже откровенно огульный характер. Все реальные и выдуманные негативные моменты истории нашей страны в 1917—1985 годах раздувались, смаковались и приобретали воистину гомерические масштабы.

На этом фоне всё чаще ставилась под сомнение социалистическая природа построенного в СССР общества, на щит поднимались, тоталитарная теория и концепция Административно-Командной Системы Управления. Это, в свою очередь, служило трамплином к рассмотрению всего послеоктябрьского периода как одной грандиозной исторической ошибки.

И как результат стали выставляться требования как можно быстрее забыть советское прошлое и вернуться в «лоно цивилизации» через насаждение принятых на Западе экономических и политических норм и институтов. История превращалась в арену политических боёв, тон в ней задавали публицисты и журналисты, уже в то время подкормленные с ладошки запада.

Было хорошее направление развитие кооперативного движения, но и его приславутые демократы похоронили, не дав, развиться общественным народным формам управления производством. По сути сделав из кооперативов, дочерние воровские предприятия частного порядка, зарегистрированные на вновь испеченных выбранных директоров с десятью членами, состоящими с ним в родстве и получившие лазейку увода собственности в виде финансовых средств и конечной продукции заводов за границу, откуда назад эти деньги не возвращались. Таким образом, подорвав отношение к социально активному большинству, которое было заинтересовано провести только реконструкцию социализма и поднять уровень жизни в стране.

А дальше, как уже говорилось, начались твориться сказочные чудеса в модернизированной экономике. Фактическое разгосударствление экономики привело к тому, что государственные ресурсы попадали в распоряжение части номенклатуры (в то время уже попавшие под закон «О государственном предприятии», отвечавшей за управление теми или иными хозяйственными структурами, т. н. «управленцев»). В 1987 г. при каждом райкоме комсомола был создан Центр научно-творческого творчества молодёжи. Главной экономической привилегией ЦНТТМ стало предоставленное им право обналичивать средства с банковских счетов. За посреднические операции «комсомольцами» взималась маржа от 18 до 30% от суммы, из которых 5% перечислялась в ЦК КПСС. Практически комсомольцам отдали бразды правления обналичивания государственных средств, с целью вывода их за рубеж.

Другой формой накопления «начального капитала» стали совместные предприятия. Разрыв между официально утверждённым и фактически существующим обменным курсом доллара к рублю гарантировали значительные прибыли практически при любой внешнеторговой операции. Т. к. СП создавались с советской стороны при участии тех или иных хозяйственных структур (министерств, НПО, МНТК и т. д.), руководство этих структур, или входившее в правление СП, или делегировавшее туда доверенных лиц, так же пополняло ряды «управленцев» -бизнесменов.

Ряд министерств попросту были преобразованы в концерны с юридическим статусом АО. Держателями акций новоявленных концернов стали как государственные организации, так и физические лица – из числа руководства соответствующей отраслью, рабочему составу туда вход был закрыт.

То же самое стало происходить и с банковской структурой, куда полезли выходцы ЦНТТМ и партийные извращенцы. В том же русле находилась и приватизация советской оптовой распределительной системы, проведённая в 1988—1991 гг. Правда, тут создавали не концерны, а биржи. Так, на базе различных подразделений Госснаба были созданы Российская товарно-сырьевая, Московская товарная, Московская фондовая и другие биржи. Вообще, СССР в тот период переживал своеобразный «биржевой бум». К концу 1990-х годов в Советском Союзе насчитывалось уже 700 бирж, и по числу биржевых площадок СССР победно вырвался на первое место в мире.

Основная масса так называемых бирж, даже не имела своих помещений и располагалась в обычных квартирах и имела скорее нелегальный характер. Работать все перестали и стали торговать. Торговали всем, даже тем, чего реально не существовало. Повсеместно продавали красную ртуть, но ее никто даже в глаза не видел, но деньги платили по кругу. Кто – то последний, наверное проиграл. Это были такие же пирамиды обмана. Все хотели за одну две сделки стать миллионерами и забыли, что совсем недавно кто-то чертил за кульманом, кто-то точил детали, кто-то учил детей.

В один миг вся эта государственная машина, которая никогда не давала сбоя, была направлена в хаос.

Фактически, именно в те годы были заложены основы большинства ныне существующих крупных состояний и предпринимательских компаний. Строго говоря, все эти операции шли вразрез с действовавшим на тот момент советским законодательством и при желании новоявленные «бизнесмены» могли быть привлечены к суду. Однако никаких репрессий по этому поводу не следовало. Все это говорило о том, что курс на «ползучую приватизацию» имел более чем весомую поддержку на самых верхних эшелонах руководства СССР и то, что сегодня этот процесс продолжается, говорит о том же.

Все эти экономические изменения, вели к формированию в недрах советской, партийной и хозяйственной номенклатуры особой прослойки, заинтересованной в легитимности своего «предпринимательского» статуса, а значит – в углублении реформ. В социальном отношении в стране начало ускоряться имущественное расслоение. Люди, успешно встраивающиеся в нарождающиеся рыночные отношения, получили, обобщённое название «новых русских». Разумеется, между ними зияла огромная пропасть, но их роднил главный жизненный посыл – им был нужен «капитализм» а не «социализм». Независимо от того, каким – развитым, застойным, обновленным – он будет.

Далее к «новым русским» стали примыкать очень далёкие от них, в плане экономическом, широкие слои советской интеллигенции. Психологически это было понятно – для СССР в целом было характерно постоянное занижение социального статуса работников умственного труда. Инженер или конструктор в среднем получали меньше, чем рабочий даже средней квалификации. Интеллигенция, занятая в непроизводственной сфере, и вовсе финансировалась по остаточному принципу. У подавляющего большинства было весьма смутное представление о реальной возможности прожить «на заработанное», основная масса социальных гарантий советского общества представлялось чем-то обязательным и неотъемлемым.

Но психологически основная масса советских интеллигентов именно в этот период отказались от идеалов социализма. Затем в последствии техническая интеллигенция поняла, что совершила ошибку, она практически ничего от этого не выиграла и ей просто воспользовались, а вот артистическая интеллигенция обогатилась и стала своего рода кукловодом дальнейшей перестройки.

В целом, в 1989—90 годах на основе весьма разнородных социальных групп сложилось единое широкое протестное движение, отвергавшее идею построения социализма «с человеческим лицом» или какой-либо другой модификации советского общества. На первый план в общественном менталитете вышла мечта жить «как на Западе». Собственно, каково оно, житьё на Западе, жители СССР практически не знали, да и сейчас не знают, представляя капиталистическое общество в основном по рекламным проспектам и художественным телефильмам, поэтому это было не столько движение «за капитализм», сколько «против социализма», ради набивания карманов и отречения от человеческой духовности и образованности.

14 марта 1988 года был подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о прогрессивном налогообложении кооператоров, посредством которого планировалось, по словам министра финансов СССР Б. И. Гостева, «изъятие определенных сверхдоходов» у советских кооператоров, под сверхдоходами министр подразумевал сумму превышающую «две с половиной средние зарплаты». А 26 мая 1988 года был принят Закон СССР «О кооперации в СССР», расширивший полномочия и разрешивший кооперативам заниматься любыми не запрещёнными законом видами деятельности, в том числе и торговлей.

Однако надежды на то, что кооперативы быстро ликвидируют товарный дефицит, приведут к улучшению качества обслуживания, оказались неоправданными. Большинство кооперативов занялись откровенной спекуляцией, производством товаров сомнительного качества либо финансовыми операциями по обналичивания денег. Да и как могло быть иначе с откровенно враждебным правительством.

Все резко изменилось в 1989 году. Начался тотальный дефицит, полки в магазинах опустели. Какой смысл держать десятки тысяч рублей, если на них ничего не купишь? Появился рэкет. Мафия ходила с поборами по ресторанам, видеосалонам и другим прибыльным предприятиям. Было понятно, что рано или поздно с бандитами придется делиться. В то время в Москве нельзя было пообедать кроме известных ресторанов, а в столовых был только чай, как известная фраза получившая известность в то время « да ребята – демократы, только чай!».

Экономические реформы Горбачева были отчаянной попыткой спасти страну. В 1988 году СССР экспортировал 144 млн. тонн нефти по кажущейся сегодня смешной цене в 17 долларов за баррель (125 долларов за тонну). При этом за валюту продали всего 80 млн. тонн, остальное ушло социалистическим странам по невыгодному бартеру. Одновременно пришлось импортировать 40 млн. тонн зерна по цене 176 долларов за тонну. Бюджет был сведен с 25-процентным дефицитом, покрывавшимся за счет внешних займов и распродажи золотого запаса.

Посягать на основы системы в Кремле никто не собирался, а на возникавшие противоречия закрывали глаза. Считалось, что достаточно кое-что слегка «расширить и углубить» и «процесс пойдет». Горбачеву и его экономическим руководителям Л. Абалкину и А. Аганбегяну виделось нечто вроде второго издания нэпа: командные высоты остаются за государством, а не связанные бюрократической регламентацией, гибко реагирующие на спрос кооперативы ликвидируют дефицит потребительских товаров и услуг, с чем у плановой экономики дело всегда обстояло плохо.

Поначалу царила эйфория. Поскольку идея получила отмашку с самого верха, действовал принцип: разрешено все, что не запрещено. Патент на открытие кооператива стоил пять рублей! Налоги были минимальные: три процента с выручки. Затем начались трудности. Оказалось, что каждый экономический уклад имеет свою внутреннюю логику, все его элементы взаимосвязаны, и, сказав «а», надо либо говорить «б», либо поворачивать назад.

Надстройку в виде кооперативов водрузили на фундамент планового хозяйства, в котором все виды сырья не продавались, а распределялись по фондам. В разнарядках Госплана и Госснаба никаких кооперативов, разумеется, не значилось.

В результате работать смогли лишь те, кто имел связи и получал фондовое сырье за взятки. Директора открыли при своих заводах кооперативы из доверенных лиц, выпускали продукцию из дешевых материалов, с использованием государственных производственных мощностей и электроэнергии, продавали ее по свободным ценам и присваивали сверхприбыль.

Фактически был запущен механизм номенклатурной приватизации, хотя формально предприятия оставались в госсобственности. Между рабочими, попавшими в «кооператоры» и оставшимися на старых зарплатах возникли, мягко говоря, трения.

Перестраивать начали с увольнений чиновников из Госплана, Госснаба, министерств. А у нас, была тогда плановая экономика. Она предполагала, что каждый чиновник занимается каким-то своим продуктом. Например, сидел человек – главный специалист по гвоздям в Советском Союзе. Он знал про гвозди все. И если его убрать, гвозди, фигурально выражаясь, сразу исчезали. Потому что чиновник этот занимался контролем добычи сырья для гвоздей, изготовления проволоки, планированием, куда потом эту проволоку отправить, рассчитывал, сколько гвоздей произвести, куда вывезти и кому отдать. И когда чиновника внезапно увольняли, страдала вся цепочка.

Так в конце 1980-х начало все исчезать. И эти неожиданные исчезновения товаров побудили кого-то в ЦК КПСС сказать: а давайте вспомним НЭП, дадим возможность людям открывать маленькие лавочки, только назовем их кооперативами.

А какими они были в основе своем кооперативы, судите сами. В свое время в Москве был кооператив «Исток», который заработал уже не миллионы, а миллиарды. Здесь, использовали опыт нашего известного писателя Юлиана Семенова. Используя тот факт, что Раиса Максимовна Горбачева обожала журнал «Burda», он добился того, что журналу позволили зарегистрировать кооперативную внешнеторговую организацию. И одно время самым крупным экспортером меди из СССР был журнал «Burda». Представляете? Вывозил ее на сотни миллионов долларов. Вот и они пошли и зарегистрировали кооперативное внешнеэкономическое объединение «Исток».

А дальше все пошло как по маслу. Представьте, что вы советский завод по производству, допустим, нефтепродуктов. Вы не имеете права торговать с заграницей. И вдруг появляется ассоциация «Исток», и они говорят заводу: вступайте в ассоциацию! Они вступают. Теперь продукт чей? Ассоциации. То есть они имеют право спокойно продавать его на Запад. Так к ним вступили Министерство удобрений Советского Союза, десятки производителей сырья или товаров, «Станкоимпорт» например. И начали торговать, выстраивать цепочки…

Из-за перепадов цен внутри СССР и на мировом рынке деньги делались очень быстро. К примеру, кубометр дерева стоил 25 руб. Они закупали этот кубометр и переправляли его в Китай. Там кубометр древесины стоил 1200 юаней, и за эти деньги они могли оплатить труд шести китайцев в месяц на мебельной фабрике. Если они добавляли еще кубометр, то есть 50 руб. платили, то получали мебельный гарнитур, который в СССР стоил официально 1200 руб.

Сказать, что народ полностью пропускал перестроечную пропаганду мимо ушей, было бы неверно. В умах царило двоемыслие: можно ловчить и даже воровать, если понемножку, главное – не выделяться. Можно руководствоваться в жизни личным интересом, но бравировать этим неприлично. Людей с советской психологией раздражали не столько реальные экономические последствия появления кооперативов – они были незначительны, – сколько моральная реабилитация духа наживы и неравенства.

Массовые рассуждения исходили из того, что высокие доходы в принципе не могут быть честными, а это в последствии оказалось правдой. Многие законопослушные и трудолюбивые люди, которые в других условиях нашли бы себя в кооперативах, боялись идти туда из-за разговоров, что «их всех скоро пересажают». Номенклатура подогревала эти настроения, не без оснований видя в развитии частного предпринимательства и появлении среднего класса угрозу своей власти.

Не успев опериться, кооперативный сектор оказался под сильнейшим прессингом. Расширив рамки свободы, государство тут же принялось отыгрывать назад.

Еще до принятия закона, в марте 1988 года, правительство ввело драконовский налог на личные доходы кооператоров: 30% в диапазоне от 500 до 700 рублей в месяц, 70% от тысячи до 1500, 90% на все свыше полутора тысяч рублей.

Министр финансов Борис Гостев откровенно объяснил причину: «нечего плодить спекулянтов», «прослойка богатеев приведет к социальному расслоению», но ведь не все же были спекулянтами в кооперативах. Были действительно производственные кооперативы, в которых рабочие зарабатывали больше тысячи и они должны были платить 70% налогов. Какое производство выдержит такое?

Поэтому кооперация как таковая исчезла в 1991—1992 году. Никому она была не нужна. А кто пошел в новую волну бизнесменов? Райкомовские, горкомовские работники, директора собственных предприятий, которые придумывали схемы приватизации. Прежде всего, ваучерную приватизацию, когда у рабочих за бутылку скупали ваучеры.

Даже Ходорковский, который сейчас главный герой за границей, он же был из горкома партии и преуспел на приватизации. С декабря 1988 года вышли несколько постановлений, запрещавших создание кооперативов в тех или иных видах деятельности, большинство из них либо представляли из себя «директорские» кооперативы, паразитировавшие на госпредприятиях, либо занимались перепродажей и обналичиванием денег.

Августовский путч и реформы Ельцина-Гайдара сняли вопрос о кооперативах с повестки дня. На смену перестроечному романтизму и метаниям пришли жесткие реалии эпохи первоначального накопления.