Читать книгу Жизнь, полная одуванчиков - Евгения Ляпота - Страница 3

Мы с отцом зашли в большой зал, где напротив нас на трибуне в кожаных креслах сидели господы. Госпожа Таурин и ее муж Тобольт Иванов.

– Здравствуй Виктор. – Произнесла госпожа своим нежным голосом, она была одета в черное облегающее платье с завидным вырезом и еще более завидной грудью, что я даже обрадовалась тому, что стою в халате, потому что мне с моей фигурой показать было нечего.

– И вам всем здравствуйте, – сказал немного дерзко мой отец, господин Тобольт же сидел безучастным ко всему происходящему.

– И вот это существо твоя дочь? – звонко засмеялась госпожа, я смотрела вниз, лишь исподлобья пытаясь ее изучить. Она была само совершенство, мужчинам нравятся такие женщины. Кроткие, томные, но при желании страстные и очень властные. Мне сложно было оценить ее внешние данные всецело, ведь она восседала на кресле, и, словно прочитав мои мысли, встала и подошла к краю сцены. Мне положено было смотреть все время вниз, но от красоты Таурин я нечаянно для себя подняла голову вверх, от госпожи это не скрылось, и отец, проследовав ее взгляду, посмотрел на меня и приказал опустить голову, что я опять же и сделала, но госпожа проговорила.

– Дорогая Маргарита, не надо прятать свои глаза, ты можешь смотреть на меня. – И я подняла голову вверх, но все также держалась неуверенно. —Бедная девочка, она такая ущербная, как ей тяжело. Виктор, как у тебя и у нашей лучшей роженицы могло родиться такое? – И она громко засмеялась, мне было неприятно, но приходилось все это слушать. Далее последовало еще много других словесных издевательств, поэтому я все-так же держала голову опущенной вниз, чтобы как-то отгородиться от всего и не видеть такого контраста между мной и госпожой и отнюдь не в мою пользу.

Я плохо на тот момент понимала их разговор, часто слышала какое-то имя Таймерин, на которое мой отец странно реагировал и даже при всем своем спокойствии, парировал дерзко госпоже, видимо эта Таймерин была дорога Виктору. Еще его задел тот факт, что моим партнером будет не тот человек, который планировался изначально, но таково было желание Таурин, отец ничего не мог поделать, хоть и старался переубедить. А я старалась держать себя в руках и быть как можно более глуповатой, вот крайнее мне давалось легко, потому что я не до конца понимала, что происходит. И когда все закончилось и меня отвели в мою новую комнату, которая уже находилась в здании господ, только в другом крыле, я даже немного обрадовалась, а когда дверь позади меня захлопнулась, поначалу почувствовала облегчение, ведь не нужно было больше стоять перед госпожой, которая то и дело поливала меня нелицеприятными словами. Но это облегчение длилось отнюдь недолго, меня стало ещё больше трясти, ведь я не могла толком понять, что меня ждёт. Я попыталась спросить об этом отца, но он что-то пробормотал невнятно, ему явно не хотелось говорить на эту тему. Стоит заметить, что отец сам был не в лучшем состоянии, новость о том, что моим партнёром будет другой – его очень опечалила, последнее время ему все сложнее давалось быть невозмутимым, а когда-то я думала, что мой отец человек, совершенно лишенный эмоций и каких-либо чувств, хотя чувств может все же и не лишен… была же некая Таймерин…

– Отец, что со мной будет?! – с трудом выговорила я.

– Как что? Ты из касты для разведения пятинцев, соответственно ты вступишь в сексуальные отношения с лицом мужского пола, забеременеешь, родишь, потом ещё и ещё, и ещё и так до тех пор, пока сможешь приносить потомство!

– А что будет, если я не смогу забеременеть или вообще буду способна, а потом в один момент утрачу эту способность?

– Утратив способность к самопроизводству, уйдешь на корм, – резко заявил отец.

– Но я боюсь, отец, вступать в отношения с незнакомым мне мужчиной и не хочу, почему я должна это делать… – отец резко меня перебил.

– Ты не должна задавать подобные вопросы! Ты должна делать то, что соответствует твоей касте. Господы для нас всё, и соответственно мы в ответ делаем для них все!

Закончив наш неприятный разговор, отец оставил меня одну с моими мыслями. И вот я уже рисую картины в своей голове, завтрашнюю церемонию не стала представлять, потому что совершенно не понимала, как что происходит, но зато представила, как рожу ребенка, затем, как только перестану кормить грудью, его отнимут у меня и определят в какую-нибудь касту. Детей, рождённых от элитного пятинца (если я рожу здорового ребенка, и он устроит господ, то я смогу считаться таковым пятинцем) начинают с самого раннего детства воспитывать различным навыкам, искусствам, умениям и пока подобный маленький пятинец учится всему, его такой же маленький господин, как правило учится тому же, но лишь основам, а то и вовсе проходит стандартную школу и живёт полной жизнью, той жизнью, о которой я и подобные мне пятинцы не знают. И когда господы считают, что пятинец полностью готов к поглощению, его поглощают и все умения, какими он обладал передаются маленькому господину. Мы не знаем, как проходит этот процесс, существует по предположениям какое-то оборудование, но мы его не видели, а те, кто не были поглощены полностью, даже после частичного поглощения уже молчали и не говорили ничего.

Эти мысли глубоко меня печалили и в своей новой комнате я заплакала. У меня было природное чутье или дар видеть жизнь такой, какая она есть, а не такой – какой нам навязывают наши господы, хотя я и считаю это своего рода проклятьем. Я даже стала завидовать тем пятинцам, которые ничего не понимают, а живут своей пустой жизнью, а таких пятинцев было преимущественно больше, а те что и были не довольны чем-либо, все равно не выделялись умом и сообразительностью, ведь у них не было, подобно мне ни отца, ни Лори, которые бы им внушали тягу к жизни и жизни полноценной, но тогда я ещё не понимала зачем это все. На тот момент горячо плакала, мне было ужасно страшно, всю ту ночь до церемонии не сомкнула глаз и мой вид на следующее утро был ещё хуже прежнего, а ведь я и так не отличалась красотой, но почему-то мне показалось, что госпожа даже была этим довольна.

На утро ко мне без стука вошла вновь эта бледная женщина, которая только добавила моего страха, она помогла мне одеться, на тот момент я бы сама этого и не смогла сделать, все мои чресла тряслись от ужаса. Я ничего толком не понимала про сексуальные отношения мужчины и женщины, незадолго до церемонии, отец принес мне книгу, в которой были описаны данного рода отношения, но почему-то мне было стыдно читать книгу, и я не осилила ее, мне и тогда было ужасно дико и страшно, что надо пройти через это, учитывая тот факт, что при первом таком союзе присутствовало уж очень много зевак, как пояснил отец, чтобы они могли убедиться, что я девственна и что ребенок будет именно от того партнёра, что мне выбрали и что сам акт действительно был. Хотя на мой взгляд – это просто извращённое действо для самоутверждения себя, как господ, и ужасная форма проявления неподдельного удовольствия наблюдать за мучениями своих рабов. Хотя слово раб было говорить запрещено, считалось, что мы обладаем правами и то, что мы отдаем себя господам и есть наши права, мы просто пятинцы по рождению и никто в этом не виноват. Как крепостное право было смягченным вариантом рабства, так понятие пятинец было более «мягким» понятием крепостного права. Как ни называй, суть не меняется.

Выйдя из моей новой комнаты, я проследовала по длинному темному коридору за бесцветной женщиной (так решила ее называть). Она остановилась напротив двери, сказала, что мы пришли и велела мне заходить, а сама поплелась далее по коридору, который, наверное, нигде не заканчивался и по всей его длине, то и дело были двери, ведущие непонятно в какие комнаты, но сейчас для меня ничего это не имело значения, я молилась непонятно кому лишь о том, чтобы все прошло быстро, как можно более безболезненно и очень хотела, чтобы никто при этом не присутствовал.

Я нерешительно потянулась дрожащей рукой к ручке, понимая, что у меня нет шанса сопротивляться. Переборов себя, опустила ручку двери вниз и толкнула дверь вперёд. Войдя в комнату, обнаружила, что все ее убранство состояло лишь из одной большой кровати (надо сказать лучшей, что мне довелось видеть), застеленной белым постельным бельем, таким кипенно-белым, что мне захотелось даже зажмуриться, оторвав свой взгляд от нее я увидела, стоящего передо мной парня. Он был просто ужасен, хотя точнее стоит применить слово отвратителен. Его внешний вид был жутко неопрятным, не стоит ставить в укор то, что он был ниже меня, ведь это как ни странно было самым положительным в его внешности; волосы были сальные, когда он мне улыбнулся, выдавив из себя нечленораздельные слова с отсылкой на то, что мне надо раздеться – я увидела его безобразные желтые зубы и сразу же представила его вонючее дыхание.

После произнесенных слов он стал сам себя раздевать, и чтобы ускорить процесс – не стал расстёгивать рубашку, а снял ее как обычную майку через голову, как только он поднял руки, я увидела огромные круги под мышками от его пота и тут же представила, как его потное, липкое тело находится сверху на мне. За этим омерзительным созданием, увидела огромное прозрачное окно, за которым на кожаных черных диванчиках сидели господы: дама, осыпавшая меня оскорблениями, ее муж и ещё кто-то, лицо которого видела впервые. Я надеялась, что будет присутствовать отец (для многих это покажется сейчас ненормальным), мне очень хотелось увидеть знакомое лицо, которое не испытывало бы ко мне ненависти и могло проявить сострадание. Но его не было, хотя я знаю, что он должен был присутствовать. То ли – это жест в знак протеста господам, которые не утвердили его кандидатуру для случки со мной (да нас ценили также, как и животных), то ли ему самому не хотелось видеть меня в таком состоянии, но мне было все равно печально…

Я стала пятиться назад, пока не упёрлась в дверь, руками за спиной, нащупав ручку, попыталась ее открыть, ничего не вышло, я повернулась к ней лицом и стала дергать усерднее, но дверь была заперта, услышала смех госпожи и ее смех подхватил мой соучастник действа, хотелось бы сказать собрат по несчастью, но нет, он напротив был оживлённым и довольным.

Он подошёл ко мне, схватил меня за руку и швырнул на кровать, я пыталась как могла отбрыкиваться, для меня не существовало на тот момент ничего, все было тщетно, мой палач стянул с себя штаны и задрал подол моего платья. Забравшись на меня сверху, он ударил меня по лицу, это охладило мой пыл, я поняла, что деваться мне некуда, он грубо вошёл в меня, я закричала от дикой боли, он ухмыльнулся мне в ответ и застонал, потом он сделал это ещё раз, я совсем перестала сопротивляться, слезы хлынули у меня из глаз, я стонала от боли. На то момент успокаивала себя тем, что надо пережить все это и перетерпеть, ведь больше я никогда с ним этого не сделаю, он не дотронется до меня, я покончу с ним и отомщу господам, ведь при каждом моем болевом стоне, госпожа громко ликовала и хлопала в ладоши, сквозь боль, страх и омерзение повернула свою голову в сторону окна. Я никогда не забуду ее черные возбужденные глаза…

Ее рот приоткрылся от удовольствия, она потянулась своей рукой к причинному месту своего мужа, я отвернула голову, и вновь стала молиться сама, не зная кому, и прося в своих молитвах, чтобы мой псевдособлазнитель сдох тут же, да именно в таком контексте. И не поверила, когда следующим его стоном было какое-то непонятное кряхтение и вдруг я ощутила пену из его рта на своей щеке, а его тяжёлое тучное тело обмякло на мне, мне стало тяжело дышать, я услышала, как кто-то зашёл в комнату, кругом началась какая-то суета, но я проваливалась в забытье. Мое сознание покинуло меня.

Проснувшись, обнаружила себчя уже в своей новой спальне, теперь я разглядела узкое и длинное помещение, убранство составляло: кровать, расположенная напротив входной двери, стол возле окна среднего размера, коричневого цвета палас, люстра в форме шара белого цвета и еще одна дверь, в которой находился туалет, умывальник и душевая. Я была одна, но как оказалось счастливое одиночество длилось не долго, в комнату зашла бесцветная с моим отцом, он приказал ей оставить нас наедине, я обрадовалась, мне очень хотелось выговориться и выплакаться, но отец резко отрубил мои намерения, а именно не дал так нужного мне сочувствия.

– Ты не должна была себя так вести, ты должна была покориться своей судьбе, своему предназначению. Ты не должна выделяться! Твоя попытка открыть комнату и слезы могут навлечь на нас беду и перечеркнуть все. – Он явно был недоволен, хотя мои эмоции были вполне обоснованы, но тут меня осенило, что обоснованы, но не для пятинцев, не для моей касты, а характерно мое поведение более для господ. Я всегда понимала, что другая, но отец и Лори сами вложили в меня такую тягу к жизни, так почему теперь он так этому противится. Я и выразила было свое негодование, задала вопрос, «что значит могу все перечеркнуть?», меня не сделают свиноматкой, и не подадут на стол к ужину, не велика беда, ведь в любом случае все, действительно, предрешено, так уж если отведено мне, то малое, то и жить я хочу, а не существовать. Отец ударил меня по лицу рукой. Было не слишком больно, но обидно и мои слезы вновь потекли.

– Слушай меня внимательно, завтра у тебя будет вновь соитие, но с другим человеком, которого уже порекомендовал я и ты ни при каких обстоятельствах не станешь сопротивляться, иначе…

– Я перебила отца, иначе что отец? Я стану расходным материалом?

– Марго! У тебя в любом случае нет выбора, я не из тех отцов, о которых ты читала в книгах, и мир у нас больше не тот, что раньше. Доверившись мне, у тебя будет шанс на нормальную жизнь. Что-либо объяснять или отвечать на твои вопросы я не стану, твое поведение и так выдает твою уникальность, а узнав более положенного, ты потянешь нас ко дну. – После этих слов он встал и направился к двери, затем неожиданно для меня развернулся подошёл ко мне и поцеловал меня в макушку, сказав «прости».

Это самое приятное, что я когда-либо слышала от отца, и его тон был, действительно, сочувственным и наполненным теплом. Всего одно слово, но, сколько оно значило для меня.

Виктор ушел, оставив меня со своими мыслями. Я покушала все то немногое, что мне принесли. Выходить за пределы комнаты не могла, а так хотелось. Я села у окна и смотрела долго на улицу, не смотря на то что вид из моей комнаты представлял собой асфальтированный «газон» с одним деревом, растущим у самого забора. Я наблюдала за одним этим деревом, оно стало самым живым моим собеседником в этой жизни. Очень много времени я проводила в мыслях, обращенных к нему, иногда даже что-то говоря вслух, я делилась с ним. Вам, наверное, покажется это глупым, но мне нужна была хотя бы иллюзия общения.

В моём мире помимо ужаса быстро уйти на корм (я говорю быстро, так как в любом случае это неизбежно), присутствует такое отрицательное чувство, как одиночество, особенно оно поглощало меня, ведь я ощущала себя не только одиноким, но и гадким утёнком, овечкой, отбившейся от стада, такой же глупой, но своевольной, хотя, потерявшись не могла обрести истинной свободы, ведь на воле я не смогу справиться в одиночку со сложившейся мировой обстановкой.

Вы верно задаёте вопрос, как же все произошло, на тот момент я многого еще не знала, но забегая вперёд своих знаний того периода, все же немного вам объясню. Люди «обречённые» властвовать всегда хотели руководить не просто одной деревней, городом, районом или страной, но стремились создать для себя империю. Потихоньку в нашем мире осталось только одно направление развития общества: единое миропонимание или единомирие, которое в свою очередь разделяло людей на две касты – господ и пятинцев.

Господы всего мира провозгласили о наличии одного единого бога для всех, самые властные, политически-подкованные и грамотные люди, но абсолютно безжалостные – превратились в держателей одной единой империи, основанной на вере в господ, которые провозгласили себя непосредственными потомками божественного начала, а затем и вовсе заявили, что они и есть боги. Конечно, такой порядок не сразу сложился в умах людей, как и положено любой истории, любому изменению в умах предшествовала агитация, умелое промывание мозгов, настойчивое прививание тех мыслей и ценностей, которые были нужны господам, в общем требовалось время.

Господы объединились, договорились и установили, что будут двигаться в одном направлении, каждая богатая семья будет пропагандировать одну религию, строить учебные корпуса для детей бедняков и насильно забирая их от родителей, помещать в такие корпуса интернаты и обучать их покаянию и умению принимать свою судьбу такой, какая она есть. Длилась эта борьба на протяжении где-то двух-трех поколений, но в итоге народ просто был сломлен кровавыми действами и жёсткой пропагандой. Люди (когда ещё все только зарождалось) включали телевизор и смотрели сериалы, фильмы, новости, где господствующий класс под ликом «добродетелей» утверждал о том, что они наместники бога на земле, что только они могут направить заблудших овечек, спасти нас от самоуничтожения, спасти расу человеческую от вымирания, ссылаясь на тот факт, что бедняки изначально слабы, глупы, раз живут в нищете и, соответственно, не могут сами о себе позаботиться и что от их потомства будут такие же слабые волей и духом, и что это грозит вымиранием всего человечества. Но у каждого на этой земле есть свое предназначение и только следуя согласно ему, мы сможем спасти себя и всю империю. А так как господы говорят от лица бога, так как сами являются его смертным обличием, то они и должны нести свое тяжёлое бремя наставничества над слабыми своими детьми.

Как только наука научилась изымать человеческую энергию из одного и наполнять ею другого человека, с этого этапа и началась усиленная пропаганда. Ведь для того, чтобы люди подчинились, не препятствовали, не роптали, необходимо было придумать такой механизм, при котором господы могли бы легко вершить свои жуткие дела, да ещё и считаться в наивысшей степени благочестивыми людьми. Я представитель уже пятого поколения (во всяком случае так мне сказал отец) пятинцев со времени, когда мы перестали жить, как люди, отдались поглощению, перестали думать своей головой, стали беспомощными фанатиками.

В возрасте четырех лет маленьких пятинцев отдают на обучение в местную школу, которая уже значительно отличается от тех корпусов интернатов, о которых шла речь выше. Нам уже изначально прививали то, что мы низший класс и самая важная для нашего мира книга – это «Свод законов Империи» и «История правления Господ», которая до этого называлась «История господ и пятинцев», но почесав затылок, они пришли к выводу, что у пятинцев не может быть никакой истории; и вот эти книги уже утверждают, что было так и так-то…

Мне очень врезались в память первые уроки по изучение руководящих книг, в частности «История правления Господ». Я очень рано научилась читать, отец приложил не мало усилий и с четырех лет приносил мне книги (тайного содержания), которые после моего прочтения он сразу же уносил. Я всегда была не такой как все и с жадностью читала, что мне приносил отец, ведь я очень стремилась к общению, но в разговоре с пятинцами ты никогда не найдешь в их речи самостоятельных мыслей, лишь то, что преподается на протяжении пяти поколений.

Книги, отец и Лори были единственными, с кем я могла общаться, и они же научили меня мыслить и рассуждать, обладая природной тягой к самовыживанию и стремлению жить, я держала язык за зубами, так как была жуткой трусишкой, ведь отец запугал меня, что если буду болтать лишнего, то мой язык вырвут и глаза выкалят, вот тогда я уже не смогу с ним разговаривать и не смогу читать. Наверное, от этого я долгое время не могла научиться разговаривать, хотя обладала хорошей техникой чтения. В возрасте семи лет я стала лишь понемногу говорить, суровый взгляд отца пугал меня, но я читала его книги, смотрела на окружающий мир и видела массу несостыковок и в голове засела мысль, что такого не должно быть. Меня пугал наш мир, и я научившись наконец-то говорить – долгое время заикалась. Имея ряд подобных отклонений, имела тем самым преимущество.

Учителя из касты пятинцев были наиболее приближенными людьми из нашего рода к господам, и были безумными фанатиками, они буквально заглядывали им в рот. Я в то время видела мало господ, но иногда они приходили к нам на уроки, чтобы нести свою паству. Мы падали на колени, подобно египтянам при фараоне и боялись поднять глаза, но дети есть дети, они только пришли в этот мир и не могли сразу вести себя подобным образом, некоторые не успевали усесться и опустить голову, а кто-то просто не мог долгое время находиться в одном положении, начинал вертеться; и тогда учитель, который так же сидел на коленях, но которому было разрешено поднимать взгляд дабы следить за порядком, мог хорошенько ударить ребенка.

Часто возникали случаи, когда учителя наказывали нас даже ударами розги, от этого я испытывала ещё больший страх и одновременно чувство злобы, всегда хотелось сделать так, чтобы на наших местах были господы. Я молчала, и пока не научилась разговаривать выполняла все ответы, которые мои товарищи по несчастью давали у доски, письменно и мой почерк стал весьма красивым.

Мой страх никогда не был безосновательным, хоть нас и специально держали в страхе, ведь мы не были личностями, а были вещами, которые как на рынке могли продать, обменять или вовсе выкинуть за ненадобностью, ходили слухи, что особо провинившихся пятинцев, выкидывали за пределы города, а там свирепствовали болезни и было еще кое-что, но я пока об этом не знала.

Некоторые господы создавали частные фермы по производству пятинцев и продавали нас наравне с другими вещами обихода. Наука двигалась вперёд, как нам казалось тогда, а вот природа однозначно стала противиться такому неестественному положению дел. Все чаще рождались уродцы, которые не выживали, а если даже и выживали, то их все равно умертвляли, господы все чаще страдали бесплодием; а среди пятинцев так вообще допускались кровосмесительные связи, и это могло плохо сказаться на дальнейшем потомстве, такой пятинец стоил дёшево, а если и выглядел как обычный, то, когда господы поглощали такого рода «товар» данное отклонение, как правило, вскрывалось, однако, находились господы, которые этого не чурались, если они были из небогатых.

Крупные бизнесмены, которые поставляли эксклюзивных пятинцев, иногда использовали для своего производства специальные биологические добавки, которые делали состояние человека более здоровым и делали его более обучаемым. Для вас, наверное, дико слушать, что я описываю завод по производству людей, но для нас это было нормой. Логичен вопрос, почему эти биологические добавки не использовались самими господами, ответ прост – не все добавки хорошо приживались и могли принести с собой даже смерть человека, вот такой вот риск. Поэтому их давали лишь пятинцам и если такой пятинец выживал, за его состоянием до половой зрелости наблюдали, и если оно было стабильным, то тогда его уже продавали, как категорию люкс. Но каким бы совершенным он не был, ничего не заменит качественного натурального пятинца, как люди до меня говорили продукт без добавок – натуральный. Или, к примеру, если сравнить искусственную шерсть и натуральную, защитники животных остановят свой выбор на первом, но приспешники дорогого и ценители всего натурального остановят свой выбор на втором, сравнение, конечно так себе, ведь в нашем случае в обоих вариантах живые люди, но так вы хотя бы понимаете, о чем идет речь. Такова была наша жизнь. Я жила у богатых господ, и была из тех пятинцев, которые ценились, ведь во мне не было добавок, я была полностью натуральной и отличалась отличным здоровьем, что сулило моим господам хороший приплод…