Читать книгу Жизнь, полная одуванчиков - Евгения Ляпота - Страница 5

Видимо, спала я очень крепким сном и очень долгим, потому что, проснувшись на следующий день, увидела на столе свой застывший завтрак – овсяную кашу, покрытую тонкой пленкой молока. Мне очень сильно захотелось кушать, поэтому я накинулась на пищу и съела то, что было. Я была довольна крупной комплекции для девушки, и, конечно, мне не хватало той пищи, что была в моем распоряжении, от того была высокой и худой так, что даже иногда немного горбатилась, хотя это скорее было из-за неуверенности в себе.

В те времена я очень часто от страха забивалась в угол, подпирала колени максимально близко к лицу, обхватывала их руками и утыкалась носом между ними и плакала. Нормальным было то, что я постоянно плачу, для меня нормальным, многие пятинцы, конечно, тоже плакали, но как правило от какой-либо физической боли, не от душевной, они не понимали, что можно жить по-другому, а те, кто понимали… долго не жили…

Я слышала, что были попытки восстаний пятинцев, хотя скорее это были не восстания, а небольшие бунты, которые тут же были не то что подавлены, они даже не успевали зажечь свой костер, который можно было бы поддерживать и подкидывать дровишки. Обо всем об этом тут же забывали, кроме одного случая.

Мне было, наверное, лет десять, отец пришел ко мне взволнованный и стал переговариваться с моей Лори (бедная моя няня – интересно жива ли она еще) о том, что кучка взбунтовавшихся пятинцев смогла убить одного из господ своего дома. Я на тот момент уже ненавидела их, поэтому услышав такое произнесла заикаясь, что, когда подросту сделаю тоже самое со своими, за что получила больно по губам от отца. Я заревела, а Виктор пригрозил отдать меня на поглощение, если я хоть когда-нибудь скажу подобное при ком-либо еще. После этого я замкнулась в себе еще сильнее. Совсем не странно, что вспомнился данный случай в моем положении, ведь я остро хотела воплотить загаданное в детстве сейчас, даже стала составлять список, с кого начну первым. И первым был мой любовник, потом госпожа и ее муж, директор школы для пятинцев, я правда до сих пор не знаю он из господ или же просто привилегированный пятинец, но это не меняло моего решения покончить с ним, затем перешла бы на учителей. Пока в принципе все, ведь я на тот момент мало кого еще видела. Я была зла и на отца, но пока не спешила злословить, ведь боялась, что пророненное слово не вернуть, а вдруг и слова материальны.

Я задумалась над диалогом, который услышала в бессознательном почти что состоянии. Человек в белом, видно был врачом и сказал, что я, возможно, не смогу иметь больше детей, я была юной, глупой, я была нетипичным, конечно, пятинцем, но это заявление меня совершенно не расстроило, ведь беременность, быть матерью представлялась мной только в обличье моей матери, которая рожала как свиноматка, а больше ничем и не занималась, поэтому я вообще даже не расстроилась, а наоборот – даже обрадовалась. Но с другой стороны – это означало, что я не смогу выполнять функцию своей касты пятинцев и тогда меня переведут в другую касту, а вот это уже было ужасно, ведь моя каста жила лучше и дольше других.

Я задрожала как лист на дереве, потом попробовала отбросить эту мысль, ведь мне все это могло мне присниться. Только немного успокоившись, услышала, что в мою комнату кто-то зашел. Я встала со стула и тут же обернулась, это была госпожа, я так напугалась, хотя, казалось бы, пугаться было некуда, ведь я уже была перепугана больше некуда, но ошибалась. Вспомнив указания отца Виктора, как вести себя с господами, я смиренно наклонила голову, руки были опущены, а пальцы переплетены между собой, так мне было удобнее всего держать себя в руках. Следом за госпожой вошел и мой отец.

– Здравввствууууйте госпожа. – Слова старалась произнести максимально четко, но всё же в первом слове я заикнулась, но мне это было на руку, так госпожа с полной уверенностью могла считать меня тупой наравне со всеми. На мое приветствие она рассмеялась своим звонким заливистым смехом, он был злобно очаровательным, и было в нем что-то жуткое.

– Она заикается, как это очаровательно. – при этих словах она нежно хлопнула в ладоши. – Виктор, мне кажется, ты каждый раз выбирал не тех женщин, а в этот раз еще и завел ребенка. – Виктор молчал, а она продолжала. – Знаешь Маргарита, а ты мне понравилась, очень понравилась, – при втором слове понравилась она повернулась к моему отцу, а затем снова ко мне, – я уже давно так не веселилась, какая же ты роковая девушка, в твоих объятиях умирают мужчины. А как ты кричала от боли, даже первое время пыталась отбиться и убежать, я в восторге, а ты Виктор? – она вновь повернулась к нему, я стояла и терпела, пыталась не заплакать, но одна подлая слезинка из левого глаза спустилась по щеке, я не стала ее вытирать, чтобы лишний раз не привлекать к себе внимание.

– Это остаточные рефлексы от первых поколений пятинцев после Великой реформы. – Ответил Виктор.

– Но ты же в восторге? Виктор, скажи, как ученый, как ученый основатель ООО «Поглощения», это же научный прорыв какой-то, она случаем не безумный ли пятинец?

– Я не основывал ООО «Поглощение», я был основателем научного отдела, который занимался разработками в области рекомбинантных ДНК…

– Ой, какие жуткие слова ты сейчас произнес, мы с твоей красавицей Маргаритой ничегошеньки не поняли, – перебила его госпожа и засмеялась по окончании своей речи.

– Маргарита, посмотри на меня, – я боялась подчиниться, но все же медленно подняла свой взгляд, заглянула в ее большие черные глаза, увидела ее прямой нос, пухлые губы, она и вправду была невероятно красива, – у тебя слезинка на щеке, – она провела своей аккуратной рукой с аристократическими пальцами по моей щеке, – от чего же ты плачешь?

Я собрала всю свою волю в кулак и ответила.

– От боли в теле госпожа, не знаю, почему она вытекла, я не хотела плакать.

– От физической боли у них часто текут слезы, они вообще слабо могут контролировать свои эмоции, ведь даже не всегда сами понимают, что с ними происходит, – продолжил размышления Виктор. Плакать от физической боли – это нормально, а вот плакать из-за душевной, это бы прировняло нас к нормально мыслящим людям, а мы были пятинцами.

– Ты такая огромная, я на каблуках и то ниже тебя, да Виктор, хотя бы ростом она удалась в тебя. – Она отвернулась от меня, я видно ей наскучила, и она переключилась на моего отца, только ее затылок появился перед моим лицом, как все слезы, что копились во мне, хлынули сплошным потоком по лицу, но я не издавала ни звука.

– Каково тебе Виктор знать, что твоя дочь станет свиноматкой? Ты все также считаешь, что выбрал ту самую женщину? Ты ученый, имеющий практичный ум и поддался зову любви, а что тебе это принесло? Жалкое существование, обреченность подчиняться, ты увидишь, как твоя дочь будет всю свою беременность прислуживать моей дочери, а ты сам знаешь какой у моей малютки чудесный характер. А затем родится твой внук или внучка, их будет много, ведь такая кобыла как она, сможет выносить даже носорога, – и она засмеялась своим жутким смехом, а я рыдала безмолвно, – и твои внуки будут распределены по кастам и внуки твоих внуков, а ты будешь продолжать жить и смотреть на это, я буду выделять пятинцев для поглощения, а ты ночами будешь извергать слезы в подушку, плакать по своей Таймерин. Будешь проклинать тот день, когда ты предпочел сначала ее мне, а затем опустил меня еще ниже, связавшись с этой пятинкой Наташей и завел от нее еще свое страшное потомство. – Слова, что исходили из этого, внешне нежного создания были жутко неприятными.

– Никогда меня не сможет так пленить внешняя красота, как внутренняя, Таурин. А с Марго можешь делать, что хочешь, Таймерин была любовью всей моей жизни, а Наташа была всего лишь умелой любовницей, невозможно любить детей от женщины, которая тебе безразлична, да и от нее у меня есть еще один сын и дочь, которые внешне не такие безобразные как она, – Виктор указал на меня, я быстро отерла слезы рукой, но отец повернулся, чтобы уходить, а госпожа не стала оборачиваться, я даже боюсь представить, что выражало сейчас ее лицо, но по голосу было ясно, что госпожа в ярости. Нет, она не повысила голос, он был таким же холодным, но она так четко проговаривала все слова, что будь ее слова ударами ножа, она бы наносила их резко и с недюжинным усилием.

– Нет, Виктор. Я не избавлюсь так быстро от Маргариты, двое других твоих детей недоразвитые, а эту ты оберегал больше остальных, она ценна для тебя по непонятной мне причине, разве что цвет волос тебе напоминает о моей беспечной глупой сестре. А, возможно, что ты просто переоценил ее умственные способности. – И с этими словами они ушли, оставив меня, наконец-то одну, и я была счастлива этому, каждый такой приход лишь убивал меня. Чуть позже мне принесли миску с едой, в которую был налит борщ с небольшим кусочком свинины, я быстро умяла все, и это было единственным положительным моментом пребывания в моей комнате-темнице.

В течение последующих пяти дней я жила в спокойствии и ко мне никто не приходил. На пятый день моего пребывания после того злосчастного дня ко мне пришел Виктор с тем же врачом, с которым я слышала, как они обо мне переговаривались, а быть может весь разговор мне приснился.

Осмотрев меня, доктор сказал, что я беременна и даже определил, что у меня будет девочка, уж не знаю, как. И тут я убедилась, что тот разговор был лишь сном и ребенку быть. Я была расстроена, ведь мне не хотелось рожать в такой ад ребенка. Я была твердо настроена на то, что не допущу такого же отношения с моими детьми, которое допускал Виктор по отношению ко мне, и такого же безучастия со стороны моей матери. Пока что я строила планы и осуществляла их лишь в мечтах. Во сне у меня все чаще стало просыпаться чувство бравады и смелости.

После осмотра все ушли и дверь закрылась, и я вновь осталась наедине со своими мыслями, мне совершенно нечем было себя занять, такое пребывание в комнате заставило меня начать писать эту книгу, естественно у меня не было письменных принадлежностей, но было желание, фантазия и картинки в голове. Но было у меня и ещё одно развлечение – через маленькую форточку в моем окне я пыталась дотронуться до листьев моего друга – дерева, ветви которого соприкасались с моим окном. Я дотрагивалась до листьев, гладила их, но не срывала, мне нравилось ощущать ещё что-то живое рядом с собой.

Иногда по каким-то непонятным мне причинам листья на дереве засыхали и уже тогда я их срывала, не давая им упасть на землю и складывала сначала себе под подушку, но там они превращались в пыль, от того я решила складывать их в ящик стола. Перед сном я всегда его открывала, считала листочки, разглядывала их, представляла словно они живые существа, желала им спокойной ночи и только после этого ложилась спать. Да, находиться одной всегда было для меня вроде бы и нормой, но в тоже время мне всегда хотелось общения. И мне почему-то вспомнилось следующее.

Однажды я не смогла ответить учительнице наизусть абзац из книги «История правления господ», я слишком переволновалась от чего стала заикаться и тот текст, что был у меня в голове, никак не хотел воспроизводиться, за это я получила наказание и сидела целых два дня в комнате без окон, с одной единственной дверью и маленьким квадратным отверстием, закрытым маленькой дверцей, через которое мне давали еду.

Я не могла понять была ночь или было утро, эти два дня казались мне вечностью. С того момента я ужасно боялась повторения наказания и упорно стала работать над своей речью и тренировать память, со временем практически перестала заикаться и этот дефект проявлялся у меня лишь в крайне волнительных ситуациях и тот отрывок теперь я помню и по сей день.

«Первым был солнца луч, струящийся сквозь все слои облаков, который соприкоснувшись с землёй образовал взрыв, столпы пыли поднялись ввысь, но сквозь эту пелену, проглядывал маленький свет, который рос и стал большим. Из этого света вышли пять господ, пять идеалов, пять начало начал. И сказали они да будут помимо нас пятинцы, которые будут у нас в услужении, мы их создатели, будем их оберегать, кормить, одевать. Мы станем для них отцами, матерями, братьями и сестрами, они будут нашими детьми, мы их творцами и властителями. Мы берём на себя столь тяжкий труд и возлагаем на себя обязанность пред нашими отцами за содержание пятинцев, но мы также вправе наказать их, если они подвергнутся безумию, если их сердца наполнятся ненавистью по отношению к руке, их кормящей. Да будет впредь единовластие, единоправие и единопонимание. Славься господ, славь пятинец господ, идеалов во плоти, начало начал.»

Вот такую выдержку я помню до сих пор. Комично до боли все это читать, вспоминать об этом. Естественно все это было придумано самими господами специально для нас, они создали свою собственную веру и не только убедили в этом весь мир, так еще и оправдали свои действия, позволили на законном уровне собирать энергию себе во благо, указав, что лишь рождение указывает на твое господство, что от пятинца всегда родится только пятинец, а от господа – господ. При этом неугодных пятинцев всегда можно было назвать безумными и избавиться от них на законном основании, таких пятинцев ждала одна из двух возможных участей, это изгнание в земли лишенные плодородия, пустотные за пределами жизни, там, где край земли, так нам говорили. Либо неугодного безумного пятинца просто на просто убивали.

Господы совершенно не занимались промышленной деятельностью, они только руководили, показывали пальцами и то только те, кто еще что-то соображали, все на самом деле делали пятинцы и за это их еще и поглощали. Соответственно дороже денег стали вещи, блага, все то что раньше производилось. Господы были ужасно ленивы, все основное их развлечение – это открыть свой телефон, планшет и наблюдать за жизнью друг друга, кто что выложил, кто кому какой комментарий написал, у кого какой пятинец, что с ним стало, кто из господ его поглотил и все это было им интересно. Спортом, как правило, никто не увлекался, зачем, ведь можно просто воспитать спортивного пятинцами или купить в специализированных магазинах, где пятинцы были распределены по категориям; затем поглотить его и стать таким же атлетично сложенным, конечно, поглощение не происходит полностью. Господ не становится точной копией поглощенного пятинца, просто у него появляется подобное строение, его фигура, его тело станет таким, как если бы он сам провел столько тренировок, сколько занимался пятинец.

Но если с физическими возможностями попроще, то с умственными все гораздо сложнее, перед господами стояла задача обучить пятинца так, чтобы он не стал слишком умным, а если вдруг и стал, то надо его тут же поглотить, пока он не удумал сопротивляться режиму.

И вот вам еще одна проблема современного общества – это нехватка мозговых ресурсов, как я говорила выше – господы боялись, что если пятинца обучать наукам, то он сможет стать слишком умным, а, следовательно, раскусить весь этот Кодекс Господства. И у него придет понимание того, что на самом деле господы такие же люди, как и пятинцы, только родившиеся не в богатой семье. А если он это поймет, то будет противиться этому и как следствие захочет свергнуть имеющуюся власть. А господы ничего не умели кроме как руководить. Так и получалось, что мало кто рисковал обучать пятинцев занятиям, а для многих профессий как мы знаем, необходимы точные науки, к примеру, такой предмет как физика, это основа машиностроения, роботехники; физика объясняет явления природы и так далее и так далее. И представьте на минуту, что какой-то пятинец будет понимать хотя бы физику, он обнаружит для себя множество природных закономерностей, начнет понимать, как устроен мир, настоящий мир, тогда придет крах всему господству. Так и вышло, что господы боятся преподавать такое, потому регресс был на лицо.

Люди практически перестали создавать все то, что необходимо человеку, все то что требовало глубоких знаний при создании, поэтому многим из того чем пользовались – это остатки от предыдущих поколений. Были, конечно, господы бизнесмены, которые обучали всё-таки пятинцев, но их было очень мало, и как сами господы поведали нам пятинцам, среди них наиболее часто попадались безумные, я не сразу поняла, что под словом безумие, скрывалось на самом деле, а скрывалось вот что – мозг и сознание, умный пятинец, боровшийся с системой.

А мы как глупые овечки все считали также этого пятинца безумным и не понимали, что в его словах и есть правда. Мы боялись, утешали себя, что лишь бы не хуже, задавались вопросом, ты что плохо живёшь что ли? Вон у тех пятинцев господы не такие богатые, они живут в шалашах. А некоторые даже и этого не понимали, потому что давно были как овощи. А на самом деле хуже было уже некуда. И я была как они, такой же глупой, верящей, что господы это и есть боги, что мне воздастся в другой жизни, главное смиренно принимать муки, ведь через муки мы становимся ближе к ушедшим господам, становимся подобными им и в следующей жизни уже мы вернёмся в роли господ. Но я не долго воспринимало эту ложь за правду.

Другие же смотрели по сторонам и не видели всю эту несправедливость, они принимали унижения и напрочь отказывались думать своей головой. Это была псевдожизнь, псевдопатриотизм и псевдовера, недопускающая других мнений, сплошная доктрина. Я понимаю это сейчас очень хорошо, вижу все это как никогда ясно.