Читать книгу Жизнь, полная одуванчиков - Евгения Ляпота - Страница 8

После того, как я стала прислуживать маленькой госпоже, которую мило звали Тини, и этим вся милость ограничивалась – моя жизнь полностью поменялась. Даже не знаю в лучшую или в худшую сторону, с одной стороны я стала больше видеть, знать и слышать, но с другой стороны это общество сопливой мелкой стервозины было для меня ужасно тяжёлым испытанием. Она часто психовала, швыряла предметы, вообще её характер был намного ужаснее ее внешности. Я никак не понимала, как от такого красивого цветка, как большая госпожа, могло родиться столь несовершенное создание. И казалось, что Таурин нисколечко не опечалена этим фактом, напротив, ей даже нравилось, что ее дочь так выглядит и у нее вообще было особое предпочтение видеть вокруг себя некрасивых девушек, женщин. Я долго этого не понимала, ведь она была из тех людей, которые любят все красивое, но на людей это не распространялось во всяком случае на особей женского пола.

Таурин очень заботил ее внешний вид, и она не терпела, чтобы кто-либо был красивее ее. Такова была разгадка. Но как же быть с дочерью, тут я не понимала. Она же могла отдать на поглощение кого угодно, и мелкая госпожа расцвела бы, но Таурин утверждала, что у нее якобы редкая болезнь, при котором господ не может слиться с энергией пятинца, мне почему-то казалось, что она сама это придумала, чтобы Тини не просила поглощения. Но то, что Таурин не любила красивых женщин в своем окружении- это очевидно. Она так тряслась за свою уникальную красоту, что не терпела кого-либо красивого рядом, но это относилось лишь к женскому полу. Мужчин напротив – она любила, особенно ловить их похотливые взгляды и лестные слова. Она становилась ещё краше и коварнее, голос мурчал, а глаза горели. Мне иногда даже казалось, что она также как в сказке смотрится в зеркальце и спрашивает, «я ль на свете всех милее…»

Что касаемо моего прислуживания Тини, я должна была каждое утро вставать в 6 утра, чтобы успеть собраться и дойти до комнаты Госпожи. Она перед моим приходом завтракала, а затем я помогала ей одеться для прогулки. Скажу вам – это были самые жуткие моменты, потому как мне приходилось притрагиваться к ней, а она вызывала у меня лишь рвотные рефлексы и, хотя ее одежда была много лучше моей, это не делало ее краше. Но я не столько противилась ее внешности, ведь человек не может выбрать каким ему родиться и уж не мне об этом судить, сколько ее характеру – он был отвратительнее некуда.

В процессе того, как я помогала ей одеваться, она швыряла одежду, ведь ей постоянно что-то не нравилось, она кричала на меня, что вечно подаю ей не то, одеваю не так, тут ей жмёт, там чешется, а там вообще кто-то есть и кусает ее. И вот так подбирая гардероб, мы изрядно обе вспотеем и после очередной череды криков, оров, она заявляет, чтобы я одела ее в то, что было первый раз на ней. Затем уже мы выходим в коридор и идём в сад. Надо сказать, очень сложно было держать себя в руках и вести себя почтительно с этой особой, но пока я справлялась. Госпожа хоть и не заботилась о внешнем виде своей дочери, но вот здоровье ее очень беспокоило и она, действительно, любила это бледное создание настолько, насколько была способна, но эта любовь была нестандартной в вашем понимании читатель, да на тот момент у нас и не было нормальной стандартной любви.

Все мои усилия компенсировались, когда мы выходили в сад. Я никогда не видела такой красоты, тот сад, что наблюдала из зоны пятинцев, это ничто по сравнению с тем садом, что был у господ и для господ. У них был свой отдельный, настоящий, с буйством красок. Здесь были, наверное, все цветы, которые были описаны в энциклопедии, даже краснокнижные растения.

Запах опьянял, мне хотелось подбежать и понюхать розы, попробовать на вкус виноград, его большие грозди со спелыми ягодами, так и манили, мне хотелось подойти к жасмину и погладить его листья. Мне хотелось все то, чего я раньше не делала, хотелось вдыхать ароматы, которые до этого не знала, смотреть и изучать, но с плаксой рядом со мной, это было невозможно, но хотя бы наслаждаться атмосферой, никто не мог мне запретить.

Мы гуляли с ней по саду, она ходила и срывала цветы, бросала их и топтала, роптая, что они слишком красивые. Тини избавлялась от цветов также, как Таурин от красивых женщин. Я спросила у нее зачем же она это делает, на что получила тычок в бок, а затем ее противный истерический голос заявил, потому что она хозяйка и мне и этим цветкам, она захотела это сделать и будет это делать, а если я буду возмущаться, то она заставит меня лечь на землю и будет топтать меня. Я, естественно, замолчала, мне не хотелось злить ее, потому что это было бы, действительно, очень унизительно, и я живо себе представила, как Таурин хлопала бы в ладоши и смеялась своим чарующим смехом при рассказе о таком. Ей нравилось унижать меня.

Когда Тини пошла дальше, я собрала быстро головки цветов, это были ярко оранжевые бархатцы и спрятала, что смогла, себе в карман штанин, последнее время меня заставляли одеваться в обтягивающие черные штаны и белую майку, так я действительно выглядела словно шпала, окрашенная как пешеходный переход, белое и чёрное, худое и длинное. Меня старались одеть как можно более комично, я стеснялась откровенно своей внешности, своего роста и худобы (кормили меня достаточно для того, чтобы жить, но мало для того чтобы набрать нужный вес). Я кривилась своего лица, мне казалось, что оно слишком вытянутое, а мои щеки наоборот слишком пухлые для моего строения тела. И нос мне казался слишком длинным и глаза слишком глубоко посаженными. Но всё-таки я была девушкой, настоящей девушкой и мне хотелось выглядеть красиво, опрятно и ухоженно, но вместо этого была дурнушкой, но зато хотя бы чисто одетой.

После прогулки у Тини начинались занятия. Ох, как мне нравилось присутствовать на них, я не думала, что это так увлекательно и так познавательно, когда об этом мне рассказывала Тини, я сразу представляла то, как учились мы пятинцы, но это было совершенно иное. Тини же ничего не понимала, что ей преподавали. Она пыхтела, напрягала свой мозг, но это не помогало, поэтому маленькая госпожа злилась и кричала, что ее преподаватели тупые и не умеют преподавать. Как я узнала позже, педагогов очень тщательно отбирали, но и это ей не помогло.

Когда я присутствовала вместе с ней на уроке биологии и там был раздел о строение человека, то узнала очень много нового, нам в школе пятинцев рассказывали о том, что существа делятся на насекомых, животных и человека. Но человек делится ещё на два класса, это класс пятинцев и господ. На вершине эволюции стоят господы, а пятинцы делят свое место вместе с животными. Строение пятинца очень похоже на строение обезьян, их мозг устроен также примитивно. Они, как и приматы, выполняют следом за господами лишь те действия, которым они обучены, и которые видят перед собой. Они не способны мыслить самостоятельно, следовательно, господы должны заботиться о них и направлять. Господы – это вершина всей эволюции. Это люди, которые смогли раскрыть возможности своего мозга на сто процентов, вместо тех одиннадцати, о которых ранее говорили учёные. И все в этом духе. Но Тини преподавали другое, а она на таком интересном засыпала. Тоже самое происходило и на уроке математики. И когда маленькая госпожа уснула, педагог стал внимательно смотреть на меня, а потом тихонько спросил.

– Ты Маргарита, дочь Виктора?

– Да, – отозвалась я удивленно.

Учитель вырвал чистый лист из своей тетради, что-то написал и быстро сунул мне в карман и сказал, чтобы потом прочитала. Я кивнула, хотела было что-то спросить, но Тини стала просыпаться.

Урок вновь продолжился. Госпожа сидела за партой и пыталась решить пример, а я сидела рядом на коленях. Она попросила меня помочь ей, учитель математики попытался было указать на то, что она должна сама решить пример, но та гаркнула ему «заткнись», что он и сделал. Я сидела рядом на корточках, чесала и затылок, и лоб, но ничего не помогало.

– Вот видишь ты, тупой. Ты тупой, у тебя понять никто не может, как решить пример. Давай другой пример. Не буду этот пример, другой.

В тетради корявым почерком было написано следующее: 13+7=. На уроках пятинцев, нас обучали цифрам, их значениям, но примеры мы никакие не решали. Мы могли лишь сосчитать что-то по порядку. Тини психовала, топала ногами, она не хотела вникать. Я решила, задать вопрос учителю, но перед этим должна была спросить на это разрешение у Тини.

– Госпожа, могу я уточнить вопрос у пятинца высшей категории.

– Задавай и реши.

– Пятинец высшей категории, а вот это знак с двумя палочками, который стоит между цифрами он значит, что этих цифр должно стать больше или меньше.

– Это плюс, это знак плюс и число, то есть цифр…, да больше должно быть…, они складываются… – Он уже не знал какие слова подобрать ему и сам начал запинаться.

Я решила взять и записать сначала тринадцать палочек, а затем ещё семь и просто по порядку посчитать их. Я сбилась, потом решила снова и получилось двадцать. Я пересчитала для верности ещё раз, чтобы убедиться и сказала своей госпоже, что будет двадцать, она радостно вздохнула и записала это число, я не была уверена, как его правильно записать, но оказалось, что так «20», я вспомнила, что это число состоит из цифры два, а, чтобы увеличить ее до десяток, надо дописать ноль.

– Двадцать, – гордо заявила мелкая госпожа, считая, что это ее заслуга.

– Правильно, – с облегчением, как мне показалось, сказал педагог. Затем стал писать на доске следующий пример, но госпожа его остановила. Ей, как обычно все наскучило, и она сказала, что больше не будет ничего решать, что она и так молодец и вообще и без того слишком умная.

Я была расстроена, потому что мне были интересны занятия. Я была слабенькой ученицей, потому что меня никто нормально не обучал, кроме отца, но он не мог слишком много уделять мне времени. я переживала, что отставала от госпожи и для меня было большим удивлением, когда узнала, что она всего лишь на два года младше меня, ведь мне казалось, что ей еще меньше лет.

После того, как заканчивались занятия, мы вновь отправлялись на получасовую прогулку, и это были счастливые для меня минуты, а затем мы уже шли на обед в комнату госпожи, где я помогала ей кушать. Она постоянно ворчала, никогда не хотела есть жидкие наваристые супы, от которых у меня текли слюнки. Она воротила нос, кричала чтобы я подала ей десерт, но мне строго настрого запрещали давать ей сладкое, пока она не поест суп. Я уговаривала ее, сказала, что никогда даже не пробовала такой вкуснятины.

– Пятка, – так она называла меня, ей казалось, что слово пятинец и слово пятка очень созвучны, очень похожи, а ещё она аргументировала тем, что пятка – это самая низшая часть тела, а мы пятинцы самые низшие создания, следовательно, название пятка олицетворяет меня полностью. Надо отдать должное, в плане обид она имела очень хорошую фантазию. Мне было неприятно по началу, но позднее, узнавая ее, я понимала, что в целом вся речь ее была несвязной, да и ума была она недалёкого, а значит не было смысла мне обижаться на такие глупости, я всегда себя так успокаивала, всю жизнь. При слове пятка, я напряглась, ведь понимала, что раз она так меня назвала, то сейчас будет что-то обидное.

– Пятка, а ты хочешь попробовать?

– Конечно хочу, я уверена, что это очень вкусно, – ответила я. Мне и вправду очень хотелось кушать.

– Тогда открывай рот, покормлю тебя, сегодня я. – и она захлопала в ладоши и добавила, -то мой приказ тебе.

Я естественно, подчинилась и открыла было рот, как она схватила миску резким движением со стола так, что всплески супа были во все стороны и плеснула в меня остатками супа, а затем и вовсе кинула в меня миску и попала мне в лоб. Я соскочила, стала отряхиваться под звонкий смех маленькой госпожи. Я чувствовала ярость и, видимо, она была у меня на лице. Эта мелкая уродина, сидела и смеялась. Когда я встала в полный рост и злобно взглянула на нее. она неожиданно притихла, прошел всего месяц, но я уже изрядно натерпелась унижения. Пока я боролась со своей яростью и успокаивала себя тем, что во мне растет мое маленькое чудо, рефлекторно прикоснулась к животу рукой и моя злость стала проходить, лицо стало мягче и госпожа сразу уловила мое настроение и вновь стала бесстрашной. Она сказала то, что окончательно поменяло мое мировоззрение, после этого я стала совершенно другой, я решила, что во чтобы то ни стало изменю свою жизнь.

– Как ты Рита и как тот, что внутри тебя? Если родится мальчик, то моя мама тебя изобьет. – И я вспомнила, что мне пророчили девочку.

– Почему? – спокойно поинтересовалась я, совершенно не подозревая, что ответ будет настолько ужасен.

– Потому что я девочка, глупая же ты. Ха, ха, ха…

Я замешкалась, хотела задать вопрос, но понимание пришло само, и мои губы задрожали. Маленькая стерва оказалось довольно проницательной в этом вопросе и добавила, следя за моим лицом.

– Да, да, ты все верно поняла. Твой ребенок- это мой ребенок. Он мой, он для меня, я стану красивой, красивой, хотя ты, конечно, уродина и значит твой ребенок будет уродец, но мама сказала, что у тебя здоровье кобылы. Ха, ха, ха. А мне надо просто вылечиться и тогда все мои шрамы уйдут, – она ещё веселее захлопала в ладоши и продолжила безудержно смеяться, таким заливистым детским смехом, который совершенно не подходил в данной ситуации, от чего стало ещё более жутко. И мерзко. И противно.

Мне сразу стало ужасно больно от того, что моя мать рожала меня и всех моих братьев, и сестер, чтобы вот такая мелкая мерзкая во всех смыслах госпожа забирала нашу энергию, при этом в жизни палец о палец не ударив. Просто по судьбе родившаяся в нужной семье. Но с моей матерью все было понятно, ее мозг давно уже не находил себе применение, она была самой настоящей пятинкой, той что целиком и полностью посвятила себя воли господ. Абсолютно безмозглое создание, без капли собственной воли, без капли самостоятельных мыслей, лишь полное подчинение и самоотдача во имя наместников богов на земле! А точнее, как позднее они заявляли, что они и есть потомки тех богов, прямые их родственники, а значит сами боги.

Отец же мой обладал волей, думал иначе остальных. Он не был добр, но и не было в нем любви к страданиям других. Возможно, ему и было все равно на то, что кто-то мучается, но он не испытывал от этого и удовлетворения. Вообще на его лице очень часто прослеживалось омерзение. И в этот момент, когда я задумалась о всей ситуации, о всех этих псевдобогах, которые возомнили, что вправе решать все за других, я почувствовала как ни странно не страх, а тошноту. Я ощутила, как ком подступил к горлу. Маленькая госпожа заслуживала только презрения, собственно также, как и ее мать. Жалкие создания.

В комнату зашла госпожа. Таурин.

– Дорогая моя доченька, вы подружились с Маргаритой, – она увидела мое выражение лица и сменила свою речь. Она явно хотела что-то сказать другое.

– Как же ты сейчас похожа на своего отца.

Эти слова как будто придали мне сил, всё-таки я хотела больше походить на него, чем на свою мать. Перспектива быть обычной свиноматкой меня не привлекала. Я тут же собралась с духом, расслабила свое лицо, согнулась в любезном поклоне, сквозь боль и ненависть поздоровалась с госпожой самым любезным образом.

– А, нет показалось. Всё-таки ты в мать, – следом добавила Таурин. Эти слова меня уже не волновали, я была словно и не в той уже комнате. Что-то ещё происходило, я отвечала, как положено пятинцам коротко и не очень-то и связно. Доделав там свои оставшиеся дела, меня отправили по обыкновению в мою комнату.

Меня каждый день от комнаты госпожи, расположенной в другом здании, до моей комнаты (тем же маршрутом, что первый раз я шла с отцом для знакомства с маленькой госпожой) провожал пятинец. Не знаю зачем это надо было, то ли для того, чтобы я нечаянно не забрела в другое неположенное мне место (потому как каждый пятинец был слабоумен в силу генов, необразованности или частичного поглощения), либо боялись, что я что-нибудь кому-нибудь могу сделать, хотя крайнее вряд ли, меня не воспринимали как угрозу.

Вся дорога до моей комнаты была безмолвна, я и не пыталась заговорить с пятинцем, который вел меня, у него на лице были явные признаки отсутствия интеллекта. Я даже не была уверена, что он умеет разговаривать. Мы дошли в полной тишине до моей комнаты, я зашла в нее и тут же ринулась на кровать рыдать. Все то горе, что копила в себе, вся боль и обида вышли наружу. Я плакала в голос, потому что знала, что все равно меня никто не услышит. Некому было меня утешить, я так долго плакала, что мое лицо стало красным, губы надулись, глаза покраснели. Лицо превратилось в одну большую опухоль. У меня был ужасный вид, а внутри чувствовала себя и того хуже. Вдруг мне опять стало тошно, я представила, как поглощают моего ребенка и, хотя и никогда этого не видела, и никто мне не рассказывал, как это происходит, я все же представила, как от моего ребенка отрезают по кусочку, как из него выкачивают кровь, пьют и едят его, а я стою смиренно, преклонив голову, ведь такова судьба. Я просто пятинец, моя каста должна плодиться, чтобы господы жили. Вообще все работают на то, чтобы они жили, так или иначе. После этих мыслей, мне пришлось бежать к унитазу, меня вырвало несколько раз.

Позже, когда уже немного пришла в себя, я вспомнила о записке, которую мне дал педагог. Достала из кармана цветочки, собранные мной в саду, аккуратно положила их на стол, а затем записку и принялась ее читать.

«Отдай записку Владу.

Э.207. В. Броль.

Книга записей 3. Со стр. 78

3 Хол, Книжная полка 7 ряда, полка сверху 10, от начала вправо 18 по счету.

Переплет «Научный роман – Во мгле просвещения»

После записку сжечь»

Это вроде какая-то книга, но зачем она мне, ещё и с 78 страницы, там какая-то кодировка или книга сохранилась не полностью. И Влад должен мне ее принести, как я поняла. А что значит 2 строка «Э.207. В. Броль». Тут у меня догадок никаких не было, может это две какие-то книги – одна из которых состоит из записей (заметок), а вторая научный роман.

Я надеялась, что, когда придет Влад, он мне все объяснит. И ближе к вечеру, в дверь постучались. Я услышала спрашивающий разрешения войти голос Влада. И была, наверное, рада, потому что любопытная записка меня будоражила. Я сказала, чтобы Влад проходил, хотя не понимала почему он спрашивает, ведь он из господ и ему не нужно мое разрешение, но меня это все же радовало. Влад неуверенно вошёл, ведь мы с ним не всегда гладко расставались, я та ещё плакса. Он очень хорошо выглядел, я отметила его скромность в одежде, которая была, однако со вкусом и всегда наглажена, а также вкусно пахла. И вообще честно надо признаться, что мне внешне очень нравился Влад. Несмотря на то, что наше второе свидание-соитие было жестоким, больше такого я в нем не наблюдала. Он был очень добр ко мне, просто невероятно добр.

– Я решил, что тебе скучно одной, поэтому захотел составить тебе компанию.

Я, сидевшая до этого на кровати, встала скрестив внизу руки перед собой и слегка наклонив голову.

– Правильно сделали

– Не надо вновь на «вы», мы же с тобой уже договаривались общаться наедине друг с другом на «ты», и пожалуйста, присядь и расслабься. – я так и сделала, всё-таки я была натренирована слушаться беспрекословно, но вот расслабиться не удавалось все равно. Влад взял стул и поставил его напротив кровати. Он вроде бы и был рядом, но в тоже время не вторгался в мою зону комфорта. Мне было от этого радостно.

– Я давно не видел твоего отца, он приходил к тебе в ближайшие дни?

– Нет.

– Как твое самочувствие Марго? – он иногда так называл меня – Ты выглядишь уставшей. – Хотя на самом деле я выглядела заплаканной, неприятное зрелище подумала я о себе.

– Все хорошо.

– Марго, не нужно со мной вести себя так, как с господами.

– Прости, я забываю. Ты мне поможешь, если я тебе кое-что покажу? – я решила не терять больше времени и переходить к делу.

– Если я буду в состояние это сделать, то конечно, почему бы и нет, особенно если это тебя порадует. – и он по-доброму улыбнулся.

– Педагог по математике из касты высших пятинцев, дал мне эту записку, я ее прочла и там написано, чтобы я отдала ее тебе, – и с этими словами я протянула записку. Я держала ее кончиками пальцев, чтобы можно было взять, не прикасаясь ко мне. Но Влад все равно каким-то образом провел своими пальцами по внешней стороне ладони, это было быстро и практически не заметно, но у меня все же это навсегда запечатлелось в памяти.

Он прочитал про себя. Затем изрёк.

– Если честно, то я не совсем понимаю смысла этой записи, но возможно, когда я пойду в библиотеку и по этим координатам найду книгу, то станет яснее. В. Броль, это, наверное, твой отец Виктор Броль, но он вроде книг не писал и тем более романов. Может однофамилец или родственник.

Тут я поняла, что отец всё-таки выходец из господ, ведь мы пятинцы не имели фамилий, лишь имена и причислялись мы к фамилиям господ, но господы были не Броль, а Ивановы. А я соответственно Маргарита из дома господ Ивановых. Но, как и сказал Влад, его догадка всего лишь догадка и я не могу представить, чтобы мой отец мог написать книгу. Я быстро перестала думать об этом, в моей памяти оживился крайний разговор с маленькой госпожой, и я тут же вновь поникла. Мне следовало бы поделиться этим с Владом, может он смог бы что-то придумать и спасти нашего ребенка.

– Влад, – начала дрожащим голосом я, – госпожа Тини сказала, что наш с тобой ребенок пойдет на поглощение, что я ношу нашего ребенка для нее, чтобы она стала лучше. Мы должны что-то с тобой предпринять.

Влад задумался, но почему-то я не увидела удивления на его лице.

– Ты знал об этом? – спросила я и тут он ответил мне шаблонной фразой.

– Я все объясню, не паникуй.

– Ты знал, почему же ты мне не сказал? Как ты мог такое скрывать, ходить ко мне, разговаривать и оставаться абсолютно спокойным? – я стала закипать, никогда еще не чувствовала себя такой смелой.

– Да, я знал, я просто не хотел тебя пугать, расстраивать…

– Влад, разве можно такое скрывать? Ты же понимаешь, что я тебя считала единственным человеком, которому я могла доверять, я даже к отцу отношусь с опаской, в таком ужасном мире, один ты у меня вызывал доверие, не смотря на тот день, когда ты был груб со мной. Ты всё объяснил, я тебе поверила, поняла, но сейчас я этого сделать не смогу. Я была уверена, что наш ребенок нас сблизил…

– Маргарита, я просто переживал за тебя, таков мир, ты же знаешь, что мы ничего изменить не можем, так зачем тебе волноваться, разве тебя к этому не готовили? – Искренни удивился он.

Я перебила его, моя злость закипела и кажется, я как чайник, который вовремя не сняли с плиты, начала выплескивать свой кипяток из краев, только вместо воды, извергала слова, все те слова, что копила долгие годы. И тут я закричала, совершенно неожиданная для меня реакция.

– Ты же видел, что я другая. Я не такая как все, к своему собственному огорчению, я понимаю всю несправедливость своего положения. И я думала, что ты не такой как эти господы, но видимо ты просто хотел сделать мне ещё больнее, чтобы потом посмеяться над моей печалью.

Я встала с места, кричала на него и стала бить своими руками по его груди, выталкивать из комнаты, мои слезы было не остановить. Я чувствовала себя одинокой, оставшейся одной со своей проблемой. Для меня и он в одночасье стал врагом. Хоть я и понимала, что буду вынашивать ребенка ради поглощения, но никогда до этого момента не осознавала всю трагичность ситуации, не могла понять…

– Маргарита, прекрати, давай поговорим. Я против такого положения дел, но руки у нас с тобой связаны. Мы знали на что идем и у нас не было выхода.

Меня взяла злость ещё больше.

– Не у нас! У меня не было выбора, ты из рода господ, а господы совокупляются с пятинцами лишь ради удовольствия, а ты пошел дальше. Зверским образом ты получил меня, так ещё и зачал ребенка ради того, чтобы пополнить запас пятинцев, ты хуже даже госпожи Таурин.

Я выталкивала его, а Влад потихоньку отходил назад и в конце концов я вытолкала его, без особых усилий, ведь он и не сопротивлялся мне, захлопывая перед его носом дверь, он промолвил лишь.

– Я правда не знаю, что тебе сказать на это моя милая Рита.

И мой день закончился тем, что я рыдала всю ночь, собственно это была уже традиция. Я постоянно плакала. Но эта ночь была для меня значима, ведь для себя точно решила, что никому не отдам моего ребенка, что найду выход, пусть даже весь мир против меня, и один человек в поле воин, воин против несправедливости. Всегда все начиналось с одного человека, любое решение с идеи одного, сначала один понял, так по одному сознанию, но люди начнут просыпаться.

Все начинается с того, что человек просто перестает бояться того, что он один и ничего не сможет сделать, что ничего не сможет изменить. Вон там тот начал бороться, а у него было больше шансов, но он ничего не добился, куда уж мне. Буду сидеть тихонько, незаметно, лишь бы у меня не стало хуже. Какие же это обманчивые рассуждения. Ведь каждый так думает и потому ничего абсолютно не меняется, а если бы каждый, кто так думал, решил бы бороться, то уже это был бы не один человек, а много. Но мы сидим и боимся, нас довели до такого состояния, когда мы даже думаем так, как думают они, а точнее так, как они хотят, чтобы мы думали, а тем временем они живут за счёт нас, этакие паразиты, а мы выживаем, довольствуется тем, что нам кинут с барского, стала.

Они защищают себя придуманными ими же титулами, мол они-то прямые потомки богов. Правда никто этих богов никогда не видел, кроме господ. Мы просто должны верить на слово, вера она такая – в нее надо просто верить, без всяких там доказательств, принимать как догму. А те, кто пытаются сопротивляться, те, кто не верят им, они всего лишь навсего бракованные пятинцы, они очень глупые пятинцы, ведь они не видят очевидных вещей, что господы – это боги. Но я согласна быть бракованным пятинцем, согласна поставить свою жизнь и жизнь своего не рожденного ребенка под опасность, согласна быть непонятой, отвергнутой, считаться глупой невеждой, неверующей, но со своим собственным мнением и убеждениями, не навязанными никем. Но я не согласна принимать что-то без доказательств. Если они боги, то пусть докажут свои способности. Если убрать все их лавры и встать напротив них, то окажется, что они совершенно обычные люди, которые сами себя провозгласили высшими существами. И ведь не придут им тут на помощь даже их «родственники» боги. А почему, да потому что все это ложь, которая очень умело помогает им управлять нами пятинцами, некогда такими же обычными людьми.