Читать книгу Понкайо - Евгения Минчер - Страница 23

1 января, 2007 год

О предстоящей новогодней ночи девушка узнала по радостному щебету соседок и бодрому «С наступающим!» от Захара в последнее утро уходящего года. Марьяжницы убежали спозаранку, и до самого вечера Инга их не видела. Праздничное гуляние отличалось от обычного междусобойчика только обилием еды и удвоенным весельем. Застольный кутеж грозил растянуться до утра, горячие танцы перемежались с тостами за Понкайо, бесконечное лето и свободу. Не желая становиться свидетельницей оргий, если до них дойдет, Инга удалилась в бунгало, плотно притворила за собой дверь и легла на кровать, поджав голые ноги.

В каморке стоял удушливый смрад из лесного одеколона, кострового дыма и сигаретного чада. Девушка уткнулась лицом в согнутый локоть и смежила веки. Она знала, что сон будет избегать ее, пока шакалы не угомонятся, но, как бы горько это ни было сознавать, организм потихоньку привыкал к здешнему укладу жизни. Как только музыку приглушили, чтобы не мешала травить и слушать анекдоты и байки, узница тотчас задремала.

Разбудило ее грузно опустившееся рядом тело. По обнаженной ноге скользнула шершавая ладонь и плавно устремилась от колена к бедру. Ужаленная касанием грубых мозолистых пальцев, девушка испуганно встрепенулась, мигом избавившись ото сна. Парфюмерный запах стал еще отчетливее. Комнату заливал мертвенный свет луны, иссеченный листвой и оконной решеткой, на стенах застыли цветные отблески уличной гирлянды. Легкий ветерок шелестел спутанной лианой и тихо музицировал жесткими пластинами пальмовых вееров.

Инге даже не потребовалось оборачиваться, она явственно слышала громкое сопение, кожей чувствовала исходящий от тела жар.

– С новым годом, радость моя, – шепнул Захар на ухо, уколов щетиной, обнял и притянул к себе, но девушка с остервенением вырвалась из раскаленных рук и спугнутой кошкой вылетела на улицу под удивленный оклик браконьера.

Убежать дальше запертой веранды не удалось. Инга, задыхаясь, тыкалась в дверь, но та не поддавалась. Захар велел закрыть себя с ней?!

Колени подогнулись, Инга схватилась за решетку, чтобы не упасть. Инстинкт самосохранения, отточенный жизнью в городе, погнал ее прочь из комнаты на улицу, где безопаснее, бдят поздние прохожие и ей в любую минуту придут на помощь, стоит только закричать. И девушка безоговорочно ему подчинилась, растерянная и напуганная, спросонья позабывшая, что здесь правила мегаполиса не действуют.

В нос ударило зловоние сигаретного дыма. Инга опустилась на кушетку и прижала руку к груди. Сердце беспорядочно билось под ладонью подобно диковинной птице в запертой клетке. Выпустить бы ее на волю… Тогда наступит долгожданный покой и больше никто не сможет причинить вреда…

Инга захлебывалась слезами. Прежде она и не подозревала, что бессилие имеет такую власть над телом и рассудком, что оно способно душить сильнее ярости, раздирать сердце во сто крат сильнее отчаяния. Инга приказывала себе собраться, пыталась проглотить вставший в горле комок рыданий, но все равно тряслась от страха, который можно было и хотелось принять за холод.

Скрип двери заставил девушку выпрямиться и застыть, словно это могло помочь ей остаться незамеченной, ввести пирата в недоумение и отправить спать к себе в нору. Захар прошел мимо узницы и опустился рядом на кушетку. Запах свежескуренной сигареты смешался с парфюмерным духом, и девушка запоздало сообразила, что это алкогольный перегар. Они пьют одеколон?..

Инга сидела с прямой спиной идеальной воспитанницы, стиснув зубы, чтобы они не стучали. Пальцы крепко сжатых кулаков ломило от напряжения, слезы без остановки текли по щекам и капали с подбородка на руки.

– Вернешься в дом? – гудящим шепотом спросил пират.

Инга яростно вогнала ногти в ладони. Она не знала, как спрятать всхлип, поэтому медленно вдохнула, стараясь прочистить нос. Она бесконечно ненавидела себя за овладевший ею ужас, но не могла с ним справиться.

– Не хотелось бы говорить на улице. По ночам здесь отличная слышимость.

Девушка не ответила. Захар со вздохом поднялся, раскаленным обручем сомкнул пальцы на ее руке и без труда завел в каморку. Дверь закрылась. Инга в изнеможении прислонилась к стене и окаменела в ожидании неотвратимого исхода праздничной ночи. Она не успела… Не освободилась, не дождалась подходящего случая… Мысль о том, что она, скорее всего, опоздала, что удачный временной отрезок безвозвратно утерян и теперь она будет медленно, по крупице, терять себя и даже не замечать этого, сломала тщательно выстроенную блокаду и вырвалась наружу неподвластным потоком слез. Чем же она так прогневила судьбу, что брошенные обидчицей кости сложились в столь извращенную комбинацию?

Захар не задержался возле нее, протопал неустойчивым шагом к окну и достал сигареты. Радужное сияние уличной гирлянды, наслаивающееся на тусклый блеск луны, высвечивало пирата по пояс, и перед Ингой он стоял как на ладони. Чиркнула бензиновая зажигалка, стройный стебелек пламени на мгновение вернул выдубленному солнцем лицу естественный цвет, но тут же пропал. Захар сунул зажигалку в карман и повернул голову в сторону девушки, безгласным призраком застывшей в тени. Несколько секунд он блуждал по ней рассеянным взором, но вернуть остроту подпаленному алкоголем зрению ему не удавалось, взгляд не задерживался на одной точке. Значит, он не увидит ее слез и выражения глаз. Ей и самой сейчас не хотелось этого видеть.

– Что с тобой? Подскочила так, словно только вчера здесь появилась. Пора бы уже выплакаться и попрощаться. Чем дольше я в отдалении, тем сложнее будет привыкать ко мне. Принять меня все равно придется. Сколько раз мне это повторять? Я дал тебе время обвыкнуться, даже не прикасался к тебе все эти недели… Хотя, может, в этом все и дело… – спохватившись, пробормотал он под нос. Глухо кашлянул, потер лоб согнутым пальцем и спросил стену, рядом с которой неподвижно замерла узница: – Сколько еще тебе нужно времени?

Язык прилип к нёбу. Инга никак не могла справиться с собой. Тряслись поджилки, ладони вспотели, а сердце клокотало где-то в горле. Или это придушенные рыдания?..

На вопрос она так и не ответила, не было сил. Утратив присутствие духа, она исходила мелкой дрожью, как побитая собака, и не сумела бы заставить голос звучать ровно. Да и какой смысл что-то говорить? Он прекрасно знает ответ.

Захар громко хмыкнул.

– Я знаю. Ты предпочла бы оказаться под боком у сестры и прятаться от несовершенства мира за пухленьким тельцем ее дитяти, я прав? Ты будешь молчать согласно нашему с тобой уговору, ведь как в таких случаях обещают: «Отпустите, я никому не скажу»? Так? Допустим, я поверю и отпущу. И что ты думаешь – все, счастливый конец? Смею тебя огорчить, родители твоего муженька будут вовсе не рады тому, к чему привел безрассудный образ жизни их дорогого сыночка и чем в итоге обернулся его выбор суженой. Ты наплетешь им, что их сына погиб во время шторма, яхта разбилась о скалы Понкайо, а ты выживала здесь, как могла, пока тебя не забрали добрые самаритяне и не вернули под райские кущи Большой земли. Расписывать дальше или сама уже знаешь? Молчишь?.. Ну, раз молчишь, я продолжу. Когда твоя свекровь узнает, что ее обожаемый сынуля погиб, а ты, ракалия, спаслась, тебя сживут со свету. Она и раньше тебя ненавидела, и сейчас брызжет слюной, едва заслышит твое имя, – а представь, что будет, когда ты заявишься к ней и скажешь: «Примите мои соболезнования, но так уж вышло»… – Захар отпустил короткий смешок, яростно потер глаз и гулко шмыгнул. – Я все узнал про этих людей. Твой Филипп был под стать папочке, такой же придаток этой церберши. С ее инквизиторским задором ей бы жить в средние века. Она сама свяжет для тебя петлю и потом на ней же и вздернет. И твоя любимая сестренка ничего не сделает, потому что общество будет на стороне матери. Уж поверь, твоя свекровь найдет способ настроить людей против тебя. Кто останется на твоей стороне? Сестра, зять, ну и еще, наверно, свекор… Хотя этот вряд ли. Может, личных претензий у него к тебе и нет – да я почти уверен, что ты ему нравишься, – но вякнуть наперекор благоверной он не посмеет, хвостиком побежит за ней, как и положено верной комнатной собачке. Вот с какими людьми тебе придется воевать. Она не оставит тебя в покое, пока не докажет, что ее сынишка погиб по твоей вине. И сестра и зять тебе никак не помогут, потому что за нее будет весь мир. За нее – и против тебя.

Язык у него не заплетался, но на ногах пират стоял нетвердо, после четверти сказанного отошел от окна и присел на кровать, не замолкая ни на секунду. Необъяснимо странное состояние меньше всего походило на алкогольное опьянение и откровенно пугало. Захар не повышал голоса, но речь его была пронизана хорошо различимыми искорками гнева, точно вспыхивали по ходу повествования рассыпанные горстки пороха. Инга наблюдала за ним и тряслась непрерывной мелкой дрожью. Ей казалось, он сейчас бросится на нее, изобьет до полусмерти, сделает калекой… Страх не отпускал, рисовал в голове всякие ужасы, лишал надежды на освобождение. Не силой ли воли палач удерживает себя от исступления? Что с ней станет, когда он утратит самообладание? Перепады настроения от ласковой терпимости к негодованию и плохо скрытой горячности обернутся неделями и месяцами душевного и физического истязания. Не для того ли он оставил ее, чтобы срывать гнев?..

Захар приблизился к Инге и вывел под свет гирлянд, разбавленный бледным сиянием луны. Девушка до того ослабела от страха, что не пыталась сопротивляться. Она знала, что бежать некуда, и ждала развязки со смирением приговоренной к смертной казни, только в ее случае кончина стала бы долгожданным избавлением.

– Но мы знаем, что этого не будет. – Захар смахнул слезы с ее щек, убрал волосы за уши.

Инга похолодела, ноги перестали слушаться. Она обмякла в его руках и едва не осела на пол, но прозвучавшие следом слова, достигнув ее сознания, убедили девушку, что изувер вовсе не читает мысли.

– Не в твоей природе умалчивать, я прав? Ты выдашь меня с потрохами, наведешь сюда все черные вертолеты, какие только найдутся, весь мир поднимешь на уши, но молчать не станешь, даже если тебе отрежут язык. – Он наклонился и легонько дотронулся губами до ее губ, погладил по голове и вполголоса закончил у самого уха: – Но и этого не будет, потому что я никуда тебя не отпущу. Перестань страдать ерундой и убиваться по тому, кого больше нет. Он мертв, но ты жива. Жива, здорова и находишься под моей защитой. Попробуй хотя бы вникнуть, что я сделал для тебя, и сразу перестанешь видеть во мне ублюдка. Весь остров может быть в твоем распоряжении, а ты терзаешься какими-то иллюзиями прошлого. Очнись, Инга. Я могу сделать тебя сильнее. Тебе надо только довериться мне, принять меня. Ты не будешь наложницей, я хочу видеть в тебе равную себе, но ты почему-то противишься. Ты просто еще не осознала, что я предлагаю. Глупая.

Он взял ее подбородок двумя пальцами, приподнял голову и поцеловал в губы все тем же невесомым безобидным поцелуем, каким обычно клюют в щеку. Инга задыхалась от запаха сигарет и горько-парфюмерного смрада; колючая щетина царапалась и раздражала кожу.

– Глупая и самая красивая из всех, что я видел.

Захар чмокнул Ингу еще пару раз, привычным движением пальцев избавился от слез на ее щеках, отстранился и развернул девушку к окну, чтобы самоцветы гирлянд полностью осветили ее лицо.

– В том, что сегодня случилось, признаю, есть и моя вина. Надо было четко разграничить сроки, но я как-то упустил это из виду. Давай сделаем так. Я дам тебе еще один месяц. Ты меня слышишь? Не отводи глаза. Еще один месяц, Инга. Но ни днем больше. Идет?

Он вытащил из кармана странный черный ремешок, словно от часов, но слишком широкий и без циферблата.

– Протяни левую руку. Не бойся, он уже не кусается.

Захар перевернул ее руку ладонью вверх, обхватил запястье ремешком и вступил в бой с веревочными завязками.

– Это браслет из крокодиловой кожи. Ты знала, что на Понкайо водятся крокодилы? Но только на этой стороне острова. Не волнуйся, лагерь окружен крепким забором и надежно защищен, сюда им хода нет. Раз в месяц мы устраиваем на них охоту, чтобы особенно не плодились. Вот, готово.

Захар поправил самодельное украшение с тремя маленькими резцами в петельках. На тонкой девичьей руке оно смотрелось громоздко и агрессивно, однако Захару понравилось, и он не преминул заметить это вслух. Нагнувшись, он поцеловал Ингу в щеку.

– С новым годом. Через месяц жду свой подарок. Сегодня, так и быть, посижу на веранде. На следующий раз надо будет присмотреть в запаснике какую-нибудь простенькую рацию… Ну все, хватит слезы лить, белуга. Ложись спать.

Захар погладил ее по мокрой щеке и загрохотал военными ботинками к выходу.

– Не снимай браслет, не то обижусь, – лукаво заметил он и прикрыл дверь на удивление легко и бесшумно для своей силы. Не прошло и минуты, как через окно в каморку вполз удушливый сигаретный чад.

Инга доплелась до уборной, прикрыла за собой дверь без замков и задвижек и втеснилась в угол за рукомойником, точно это могло как-то спасти ее или хотя бы защитить. Слезы хлынули рекой. Девушка прижала руку к груди, задыхаясь от боли, не в силах остановить кровотечение из растравленной мучителем душевной раны, которую она никогда не сможет залатать, но которую не позволяли даже обеззаразить.