Читать книгу Понкайо - Евгения Минчер - Страница 24

Январь, 2007 год

Инга сидела на веранде, сложив руки на коленях, и задумчиво потирала безымянный палец. Безучастный взгляд не сходил с одной точки, узница не слышала разговоров по соседству – звонкое журчание марьяжниц обтекало ее, как вода обтекает камень, – не чувствовала теплого ветерка, не обращала внимания на заливистое пение птиц и шуршание пальмовых вееров.

Девушка прикрыла глаза и унеслась мыслями в далекий 1994 год, когда встретила Филиппа.

Они познакомились не при самых приятных обстоятельствах. В тот еще ранний вечер Инга возвращалась от одноклассницы, которая жила на соседней улице. Дело было в начале ноября, весь день шел снег, улицы преобразились, и оставлять эту красоту за стенами квартиры совсем не хотелось. Инге достаточно было перейти через улицу и миновать пару-тройку дворов, чтобы оказаться дома, но, очарованная красотой первого зимнего вечера, она выбрала длинную дорогу и свернула в сквер, желая полюбоваться на укрытые белым покрывалом деревья, скамейки и памятники.

Сквер хорошо освещался фонарями, и под их бело-желтым сиянием Инга увидела темную фигуру мужчины, лежащего неподвижно между деревьями, в двадцати-тридцати шагах от выложенной брусчаткой аллеи. Инга замедлила шаг, остановилась. Мимо проходили люди, замечали темный силуэт на снегу, но желания подойти и проверить ни у кого не возникало. По ушам ударил высокий голос недовольной женщины. Она держала за руку маленького мальчика и жаловалась на пьяниц и бродяг.

– Вот что случается с теми, кто плохо учится! – нравоучительно бросила она своему юному спутнику, заметила Ингу и предупредила, чтобы девушка не подходила к забулдыге. – Это может плохо кончиться, – добавила женщина, поцокала языком и быстро удалилась, пока ее не попросили вместе проверить, не нужна ли ему помощь.

Инга постояла немного и вдруг решительно двинулась к фигуре. Снег между деревьями был истоптан и взрыхлен, словно здесь устроили танцы. Едва девушка приблизилась, как поняла, что это не взрослый мужчина, а совсем еще молоденький паренек, ее ровесник. Он лежал в джинсах и джемпере, без куртки и обуви, с разбитым в кровь лицом и закрытыми глазами, один из которых опух и посинел. Из приоткрытого рта вырывались клубы пара. Инга заметила чуть дальше рвоту и сгустки выплюнутой крови вперемешку с зубами, и ей сразу подурнело. Желудок сжался в комок, перед глазами поплыло, девушка покачнулась, но заставила себя удержать равновесие.

Когда она, сделав несколько вдохов и выдохов, убрала руку от лица, то увидела, что парень смотрит на нее здоровым глазом. Взгляд был нетвердый и все время норовил съехать куда-то в сторону. «Похоже, у него сотрясение», – подумала Инга и сглотнула, не зная, что сказать. Но тут она обратила внимание, что снег под его левой ногой угрожающе покраснел, и это сразу привело девушку в чувство. Она развернулась и, увязая в сугробах, бегом бросилась к аллее, где через равные промежутки стояли телефонные автоматы.

«Скорая» приехала на удивление быстро: и десяти минут не прошло. Все это время Инга сидела на корточках рядом с парнем и переводила полный ужаса взгляд с окровавленной ноги на окровавленное лицо. Она не знала, должна ли что-то сделать, а если должна, то что; надо ли перевязать ногу и наложить жгут или лучше ничего не трогать, вдруг станет хуже… Инга сидела в расстегнутой дубленке и не ощущала холода, но руки тряслись от страха. Парень старался удержать на ней ослабленный взгляд и, кажется, был не вполне уверен, что она ему не мерещится. В какое-то мгновение, поддавшись необъяснимому порыву, Инга смело коснулась его длинных пальцев со сбитыми костяшками и сжала в своей руке, горячей от бурлящего в крови потрясения. Паренек ответил слабым пожатием.

Медики поначалу приняли Ингу за его подругу и без всяких возражений позволили запрыгнуть в машину. Но уже по пути в больницу стало известно, что она всего лишь «проходила мимо». Когда они оказались за стеклянными дверями приемного покоя, Ингу сразу оттеснили в сторону и отрывисто попросили не мешаться, подождать в холле. Паренька увезли на каталке. Он был без сознания. Инга опустилась на жесткую скамейку и впала в ступор. Она смутно понимала, что ее давно ждет сестра, ждет и волнуется, и теперь стоило бы пойти домой… Инга выполнила свой долг, ни к чему здесь больше сидеть, ведь ни имени, ни адреса паренька она не знает и ничем больше помочь не может. Инга все это понимала, но все равно не двигалась с места. Просто встать и уйти?.. Не узнать, как он там, сильно ли пострадал, скоро ли выздоровеет… Если она сейчас уйдет, то больше никогда не сможет заснуть.

Сколько длилось ее вязкое полузабытье, Инга не знала. В себя она пришла, разбуженная не угрызениями совести перед сестрой, которая наверняка уже названивала родителям ее подруги, а зычным голосом. Она не сразу сообразила, что обращаются к ней. Это была тучная женщина в черной шубе нараспашку. Карие глаза сверкали гневом, маленький морщинистый рот с тонкими губами изрыгал проклятия и требовал отвечать на вопросы. Инга не понимала, что происходит. Почему незнакомка обвиняет ее в том, что случилось с этим парнем? Нет, Инга вовсе не навлекала на себя неприятности и не вынуждала никого заступиться… И не ссорилась на улице ни с каким поклонником и не просила Филиппа вмешаться… Зачем она клевещет на нее? Зачем ругается?

Инга мысленно отбивалась от несправедливых нападок, но продолжала молчать, словно забыла, как говорить, забыла разом все существующие слова. За спиной женщины, властно отодвинутый ее мощной, обернутой в меха рукой, переминался невысокий мужчина в короткой изношенной дубленке. Незнакомец смущенно пожевывал нижнюю губу и смотрел на Ингу с легким сожалением и хорошо уловимой грустью, но не делал попыток вмешаться. Гневные излияния его спутницы прервала полная женщина средних лет в больничной форме медсестры. Скандалистка взирала на всех с высоты своего роста, как с трона, и держалась соответствующе, но служительницу красного креста это нисколько не смутило. Не повышая голоса, она отчитала кликушу, напомнила, что та находится в больнице и что уже поздно, попросила не кричать и вести себя как полагается, иначе ее выпроводят на улицу. Женщина поджала тонкие губы, враждебно зыркнула на обеих и с надменным фырканьем удалилась. Мужчина засеменил следом. Незаметно исчезла и пожилая медсестра.

Инга машинально опустилась на скамейку, но поток бессвязных мыслей прервался легким прикосновением к плечу. Инга вздрогнула и подняла голову. На нее смотрели добрые серые глаза пожилой заступницы. С материнской заботой она протягивала девушке невысокий стакан, где на самом донышке плескалась коричневатая жидкость, похожая на разведенную заварку. В нос ударил резкий травяной запах.

– Выпей, голубка.

Инга покачала головой и крепче прижала к груди школьную сумку.

– Возьми, возьми, это поможет прийти в себя.

Девушка вздохнула и робко потянулась к стакану, который медсестра держала в своей полной натруженной руке с аккуратными ногтями без следов лака. Инга залпом выпила отвратное лекарство. Женщина взяла пустой стакан и присела рядом на скамейку.

– Ты сидишь здесь уже больше часа… Родители знают, где ты?

Инга отыскала взглядом часы на стене. Боже, это правильное время?.. Инга вяло подумала о том, что вышла от подруги, живущей в десяти минутах неспешной ходьбы от ее дома, два часа назад.

– Ты помнишь свой номер телефона? Я вызову родителей, чтобы тебя забрали.

– У меня нет родителей, – машинально ответила Инга, тупо глядя перед собой.

– Кому же тогда позвонить?..

– Ноне. Сестре. – И бесцветным голосом продиктовала номер.

Женщина ласково потрепала ее по плечу и оставила в одиночестве. Не прошло и пяти секунд, как со стороны приемной стойки до Инги донесся ее мягкий голос. Она разговаривала по телефону.

– Твоя сестра сейчас приедет, – вернувшись, сообщила заступница. – Она ужасно перепугалась, мне с трудом удалось убедить ее, что с тобой все в порядке.

Инга не помнила, ответила ли что-нибудь.

– Ты молодец, что не прошла мимо и помогла парню.

Только сейчас девушка поняла, что до сих пор не задала самый главный вопрос, который все это время повторяла про себя:

– Как он?

Женщина с мягкой улыбкой заверила, что все обойдется.

– Паренек уже приходил в себя. Сообщил свой номер, мы вызвали его родителей… Ты разговаривала с его матерью.

Так это была его мать?.. К чему же было кричать на Ингу? Разве она в чем-то виновата?

– Не волнуйся, голубка, все обойдется. Он крепкий малый. Оклемается – будет бегать как раньше. Нож вошел в бедро, но артерию, слава богу, не задел.

Нож! По телу прокатилась волна озноба, на лбу выступил холодный пот, но дурноты Инга не почувствовала. Наверно, лекарство подействовало.

В приемный покой влетела Нона в чуть потрепанном, но все еще пригодном зимнем пальто, наспех накинутом на домашние брюки и рубашку. Ингу засыпали вопросами пополам с упреками, но девушка не поняла и половины сказанного и не находила слов для ответа. Ей казалось, сестра говорит слишком быстро. К счастью, на помощь пришла все та же благодетельница. Без нее Инга ни за что бы не сумела внятно растолковать суть происходящего и Ноне пришлось бы довольствоваться путаным лепетанием сестры и мучиться, не случилось ли чего, не скрывает ли та какой-нибудь страшной правды.

На следующий день Инга сбежала с двух последних уроков, села на автобус и поехала в больницу. Она хотела попасть туда как можно раньше, пока взрослые на работе. Миновав стеклянные двери, Инга неуверенно замерла на пороге. На мгновение показалось, что она ошиблась адресом. В ярком свете зимнего дня приемный покой выглядел совсем не так, как вчера вечером, в приглушенном отблеске ламп. Девушку заметили прежде, чем она отыскала среди персонала знакомое лицо. Вчерашней благодетельницы на посту не было, но Ингу приметила другая медсестра, и коротко объяснила, что нужная палата находится на третьем этаже напротив выхода на лестницу.

Инга долго топталась у двери палаты, мучаясь сомнениями. Что она здесь делает? Может, он и не запомнил ее. Зачем она вообще пришла? Инга и сама не понимала. Она чувствовала ответственность за него, но не находила тому объяснений. Как бы ни старалась, Инга не могла избавиться от странной, почти жизненно важной необходимости узнать, все ли с ним в порядке. Она ловила себя на мысли, что думает о нем совсем не как о чужом человеке, хотя даже имени его не знает. Разве по силам ей было после всех раздумий и тревог, из-за которых она не сомкнула ночью глаз и весь день проходила как заколдованная, забыть о нем и как ни в чем не бывало вернуться в жизненный строй? Но какое она имеет на него право? У него своя жизнь. И девушка, наверно, есть… Вдруг они сейчас вместе, а Инга войдет и все испортит, вызовет ненужные подозрения, рассорит влюбленных…

Инга повернулась с твердым намерением уйти… и приросла к месту. Опираясь на костыль, поодаль от нее стоял и улыбался тот самый паренек. В свободной руке он держал чисто вымытую кружку, еще покрытую каплями воды, и запотевший изнутри целлофановый пакетик, в котором смутно проглядывались несколько столовых приборов. Со вчерашнего дня Ингу преследовали видения о залитом кровью лице, но сейчас паренек выглядел многим лучше, и девушка незаметно выдохнула, словно боялась, как бы его не оставили в жутком истерзанном виде, в котором она обнаружила его накануне в сквере. Ссадины на лице были воспалены, но уже не кровоточили. На сломанной переносице и под плавным изгибом левой брови белели кусочки пластыря. Веко подбитого глаза опухло и плотно сомкнулось; красновато-фиолетовый отек, судя по яркому отливу, спадет еще не скоро. Инга заметила, что цвет радужки здорового глаза у паренька темно-карий и очень глубокий, нос крупный, почти треугольный, а короткие кучерявые волосы рыжевато-каштановые и на вид жесткие, как проволока.

По нежной улыбке Инга поняла, что от его внимания не укрылось ее неловкое топтание у двери. От этой мысли ее бросило в жар, она отвела взгляд и, скрывая волнение, поправила лямку школьной сумки, а паренек тепло и сердечно поздоровался, как будто знал ее уже очень давно.

Они присели на деревянную скамью рядом с палатой и разговорились. Он сказал, что его зовут Филипп, и сразу начал называть Ингу на «ты». Голос у него был по-юношески мягкий и чистый, речь правильная, почти книжная, без жаргонизмов и ругательств, и это сразу понравилось Инге. Держался он без самомнения и бахвальства, спокойно и дружелюбно. Посетовал на три выбитых зуба, кражу бумажника и любимых часов. Узнав, что он студент второго курса строительного университета, Инга немало удивилась. Надо же, он старше на целых два года… Она-то посчитала его своим ровесником.

Инге хотелось узнать о ранении – как это произошло и какими последствиями обернется, – но слова не шли с языка. Филипп, однако, не обошел эту тему и простодушно рассказал о нападении хулиганов. Привязались самым классическим образом: попросив закурить. Здоровый образ жизни Филиппа не понравился уличным хищникам. Он вовсе не хотел развязывать эту потасовку, понимал, что против четверых ему не выстоять, и уже прибавил шаг, приготовившись сбежать – он хорошо знал тот район и собирался запутать преследователей, оставить их с носом, – но агрессоры, словно разгадав его намерения, окружили Филиппа и утянули к деревьям. «Отойдем-ка в сторонку, поговорим».

Слово за слово – нужен был только повод. Пока наскакивали спереди, он еще отбивался, но потом кто-то подобрался сзади и ударил два раза в бедро. Филипп даже боли не почувствовал – на землю повалился, подкошенный внезапной слабостью, из-за отказанной ноги.

Архаровцы отпинали его как следует, содрали куртку и новые ботинки, расстегнули браслет часов и после контрольных пинков под ребра дали стрекача. Наперерез через аллею перебежали на другую сторону, перемахнули через ограду за деревьями и кубарем скатились в подземку метро. И все это на глазах непрерывно сменяющих друг друга прохожих. Они скользили на переднем плане, но оставались для Филиппа темными фигурами с расплывчатыми белыми лицами, повернутыми в его сторону.

Когда его сбили на землю, через мельтешащие перед лицом ботинки со стальными носами и зубчатыми заклепками он видел, как люди оглядываются, некоторые даже останавливаются, чтобы понаблюдать, а потом идут дальше. Но едва гоп-компания, оставив жертву, чесанула к аллее, это сразу вспугнуло зевак. Испуганно шарахнувшись, поминутно озираясь, они поспешили убраться, как услышал Филипп, «из неблагоприятного района». И никому даже в голову не пришло притормозить у одного из телефонов-автоматов и вызвать наряд. Это не заняло бы и минуты. Просто сообщить адрес, в двух словах обрисовать ситуацию и повесить трубку. Так думал Филипп, но его мысли не совпадали с мыслями прохожих, а внушать он не умел.

Филипп лежал на снегу так долго, что успела отмерзнуть спина. Задетая ножом конечность странно помалкивала, сам он едва о ней думал и считал, что не может подняться только из-за сотрясения: его сильно ударили по голове, когда приходовали ботинками со стальными носами. От любого движения страшно двоилось в глазах, а когда он попытался встать, его вырвало. Филипп сплюнул выбитые зубы и лег обратно на снег. Он решил полежать, пока не придет в себя, но потом невесть откуда перед ним возникло чудесное видение в синей шапочке с белым пушистым помпоном сверху, похожим на кроличий хвостик. На отложном воротнике дубленки лежала темная коса, через довлеющий ужас в очаровательных карих глазах пробивалось сострадание. Как Инга и думала, Филипп не сразу определил, настоящая она или нет, но когда он почувствовал своей заледенелой рукой тепло ее пальцев, то понял, что девушка не чудится ему, и от этого сразу полегчало. Она не бросит его, Филипп это знал, видел по ее глазам.

Как и сказала добрая медсестра, Филиппу повезло. Нож прошел в миллиметрах от артерии. Костыль Филиппу дали для чистой проформы, чтобы ногу не напрягал. Гораздо сильнее врача беспокоило сотрясение мозга, из-за которого Филипп вчера постоянно терял сознание. Но сегодня ему гораздо лучше, так что надолго задерживаться в больнице он не собирается, больно здесь тоскливо. После должного наблюдения, если никаких осложнений не проявится, он вернется домой.

Филипп вдруг замолчал, посмотрел на Ингу и осторожно взял ее за руку. Совсем как она вчера, только сейчас его пальцы не были холодными и безвольными. Инга ощутила крепкое ласковое пожатие. Он тихо поблагодарил, легонько прикоснулся разбитыми губами к ее пальцам и бережно вернул руку ей на колено. Инга сидела с горячей краской на щеках и не поднимала глаз. Она окончательно перестала воспринимать его как чужого. Неужели они познакомились только вчера? Она чувствовала себя странным образом связанной с ним. Не может быть, что ей придется в итоге проститься и отправиться своей дорогой. Жить и не знать, как и чем живет он, все ли с ним хорошо?..

Они просидели больше часа. Филипп не хотел впутывать ее в эту историю и сталкивать со стражем порядка, с которым у него после обеда была назначена встреча, и предложил увидеться завтра на этом же месте. У девушки радостно екнуло сердце: он хочет общаться дальше! Филипп сосредоточенно смотрел перед собой. На лице отразились сомнения и легкий страх, но потом он пересилил себя и попросил номер ее телефона. Инга улыбнулась, вытащила из сумки первую попавшуюся тетрадь и разборчивым почерком вывела цифры. Аккуратно сложила листок пополам и протянула Филиппу. Он согнул бумажный прямоугольник вдвое и сунул в задний карман джинсов.

Инга и Филипп стояли друг напротив друга в сторонке от прохода, чтобы не мешать другим пациентам и посетителям, которые сновали туда-сюда, в домашней одежде или в расстегнутом пуховике, здоровым бодрым шагом или прихрамывая, с полотенцами и кружками, с вещевыми сумками и гостинцами. Время стремительно приближалось к минуте прощания. Пора уходить, иначе Инга рискует нос к носу столкнуться с блюстителем закона.

С языка сорвались бессвязные извинения: нехорошо, что она явилась с пустыми руками, даже апельсинов не принесла… «Господи, что я несу»? – ужаснулась про себя Инга. Филипп засмеялся, чуть разомкнув при этом разбитые губы и обнажив черный просвет в передних зубах. Из-за воспаленных ссадин он не мог улыбнуться шире, смех получился сдержанным, но здоровый глаз так красиво сузился и так ярко засиял, что девушка сразу поняла: у него очень приятная улыбка. Инге захотелось дождаться его выздоровления и убедиться в этом самой, услышать, как он смеется в полный голос, увидеть, как меняется при этом его лицо, как блестят глаза…

Они уговорились созвониться сегодня вечером. После недолгой борьбы с собой Инга собралась с духом, смело шагнула к Филиппу и, привстав на цыпочки, поцеловала в щеку, после чего развернулась и с бешено колотящимся сердцем выскользнула на лестницу. Лифт был только для пациентов и медперсонала.

***

Инга открыла глаза. В плеве слез окружающий мир искажался и плыл, неузнаваемый и чужой. Девушка не проклинала провидение за встречу, изменившую ее жизнь и жизнь Филиппа, но не понимала, как могло все закончиться так скоро и таким чудовищно несправедливым образом. Она не переставала думать о том, как бы все сложилось, не завладей Филипп оружием. Он хотел защитить ее, он всего лишь пытался защитить ее… Неужели они нашли друг друга только для того, чтобы спустя двенадцать лет Филипп погиб от рук живодеров?..

Когда Инга и Филипп увидели группу вооруженных незнакомцев, они приняли их за агрессивных туристов, которым после охоты на местную дичь захотелось выплеснуть энергию на добычу покрупнее, с которой интереснее играть. Кто же знал, что эти стервятники живут здесь? Инга вновь и вновь возвращалась к мыслям о том, что было бы, попади они с Филиппом в плен вместе. Может, их действительно разлучили бы в итоге, как утверждал Захар, но вдруг кому-нибудь из них удалось бы сбежать и освободить другого? Что теперь говорить…

Инга уперлась в подлокотник кушетки, поднесла руку к лицу, губами коснулась безымянного пальца и закрыла глаза. Она по-прежнему чувствовала кольцо. Бледный след исчез под загаром, но Инге казалось, она все еще способна ощутить углубление…

Узница проглотила вязкий комок слез, тихонько всхлипнула, но глаз не открыла. Как долго еще она сможет удерживать призрачную тень? Если бы удалось раздобыть нож или хотя бы осколок… Один глубокий окольцовывающий порез – и шрам навеки с ней. И как бы Захар уже ни старался и сколько бы усилий ни прикладывал в стремлении поработить ее разум и волю, перенесенный из души отпечаток не позволит забыть. Пусть даже она потерпит поражение в борьбе за свободу, пусть ее силой вернут в земные кандалы, все это не будет иметь никакого значения, ведь она уже не забудет, никогда не забудет. Ослепить ее рассудок шакалам не удастся. Нет.

Но что ждет ее после этого? Не сумев вырвать Филиппа из ее сердца, Захар взбесится и вышлет Ингу прочь, в самое неприглядное и отвратное место, какое только сумеет подыскать: пусть осознает, как сильно сглупила, пусть поймет, от чего отказалась. Но не в природе таких шакалов проигрывать кому-то или прощать чужую хитрость. Через месяц-другой он заберет ее обратно и постарается избавиться от горького привкуса своего поражения. Ему хватит ума понять, что никакие пытки и наказания не изменят ее чувств. И все потуги завладеть ее рассудком, подчинить себе и до черноты развратить ни к чему не приведут. Если в ослеплении гневом он не забьет ее до смерти, то в конечном итоге, испробовав против нее все средства, не останется ничего другого, как снова ее продать. Инга уверена: так все и будет. Не стоит ждать от него легкой смерти.

Значит, вот какова теперь цена ее воспоминаний… Что ж, она готова ее заплатить.

Инга устало уронила руки на колени. Пальцы соскользнули на кожаный браслет. Инга опустила глаза на желтоватые резцы в петельках украшения. Не похожи они на крокодильи, больно уж маленькие. Разве у таких исполинов мира пресмыкающихся не должны быть мощные клыки? Инга стянула браслет на узкую часть запястья, чтобы не так натирало, и вновь обратилась к мыслям, обманчиво складным и утешительным до возвращения в реальный мир.

Время неумолимо движется… Захар намерен завоевать ее доверие, он хочет заставить ее поверить, будто она собирается уступить по доброй воле. Поэтому дал еще один месяц. Наверно, так он подчиняет всех пойманных девушек… Не потому ли марьяжницы глядят на него масленым взглядом и готовы исполнить любое пожелание? Инга старалась представить, как могло проходить их приручение. С самого начала он старается показать свою доброжелательность, умело жонглирует заботой и властью, ласково журчит и стрекочет, но и спуску не дает: пресекает капризы и непослушание, оставляет последнее слово за собой. Постепенно в мозгу у девушек закрепляется рефлекс: он добр и нежен, если они смиренны и следуют его наказам. Течение их мыслей оборачивается вспять, они с полной уверенностью начинают думать, будто он сыграл важнейшую роль в их жизни, уберег от черного рынка. И как итог: Захар видится им единственным благодетелем, за утешением и защитой они бегут к нему, впитывают его слова и нравоучения, проникаются безоговорочным доверием и восхищением.

Инга что есть мочи вогнала ногти в ладони. Лицо исказилось от боли, губы задрожали от выступивших слез. Боже мой… Что если в приручении он обходится своими силами, знаниями, умениями? С ловкостью фокусника перетасовывает жизненные взгляды и ценности, искажает восприятие, заставляет сомневаться в увиденном? Берет законы и правила Большой земли, извращает и вкладывает обратно в голову. А под конец, для закрепления безраздельной власти, опаивает зельями и получает марионетку, выточенную его собственным словом, с крепко привязанными нитями, с подобострастным взглядом и бессменной улыбкой на губах.

Внутри что-то лопнуло. Инга едва не вскрикнула от боли. Если все именно так… ей не жить. Бог знает, что Захар успеет сделать, пока ей не подвернется возможность избавиться от его отравляющего воздействия, вырваться на свободу… Но подвернется ли случай вообще? Может быть, все пленницы думали схожим образом, питали слепые надежды, до поры до времени держались за твердую уверенность в том, что наделены природным иммунитетом и сломить их не удастся никогда… Разве Инга не думает так же, разве не чувствует в себе иммунитет против Захара? Но не обманывается ли она? Откуда ей знать, через что довелось пройти другим пленницам, что у них отняли, прежде чем к полученным трофеям Захара присоединилось их повиновение? Вдруг они тоже считали себя иммунизированными против душегуба и клятвенно божились никогда не поддаваться его влиянию? А теперь ждут с нетерпением каждую вальпургиеву ночь, вьются вокруг Захара, чуть ли не под руку подбиваются, требуя ласки, урывают любую возможность прикоснуться к нему.

Сердце в отчаянии рвалось наружу, в мозг неистово вгрызались болезненно-яркие обрывки уготованного ей будущего. На коленях у Захара, обнимая пирата одной рукой за плечи, а второй поглаживая обритую голову. Инга смотрит на него влюбленными глазами и ждет его ласки, пока он спокойно разговаривает с одним из воспитанников. Забыты все его деяния. Забыт Филипп. Инга больше не видит мужа во сне, бархатистый голос не звучит в ушах. Она не помнит его улыбку. Теперь она озабочена только тем, как вызвать улыбку на губах своего властителя, обратить на себя его внимание. Каждую ночь она ждет его с нетерпением, с нервозностью изголодавшейся фурии, но Захар приходит по графику, и это злит ее. Она соперничает с другими сиренами за его благосклонность, но в целом ведет себя безупречно, лишь бы радовать его.

Инга вскочила с кушетки, зажала рот ладонью, чтобы никто не услышал ее сдавленные рыдания, и торопливо скрылась в каморке, закрыв за собой дверь.