Читать книгу Приватное погружение - Евгения Райнеш - Страница 4

– Мистрис Тави, – сказал Айсик, встряхивая слежавшуюся стопку тёплой одежды. – Этот Кай живёт у нас уже несколько дней. Он даже начал вставать, и это очень хорошо, потому что я не обязан выносить из-под него утку, и мне это ужасно не нравится. Я вообще-то ваш супарт, а не его. Но раз уж этот Кай начал вставать, не повод ли, чтобы закатить прощальный ужин и посадить его на ближайший лайнер до Виры?

Тави выхватила из стопки свой любимый свитер крупной вязки. Так и есть. По подолу плясали мелкие дыры. Жуки-мокроносики на славу напировались её любимым свитером.

– Нет, – оборвала она супарта. – Я обещала, что он сам сообщит, куда нужно, когда сочтёт момент подходящим. Закроем эту тему раз и навсегда. Лучше посмотри на это! Почему ты не переложил тёплые вещи таблетками против мокроносиков?

Надо ли упоминать, что супарт пропустил мимо ушей её последний вопрос?

– Вам пришлось идти на такие жертвы ради него…

Айсик с осуждением посмотрел на перебинтованную лодыжку Тави. Она сама разбила её об острые прибрежные камни, чтобы был повод взять перевязочные материалы у медички, минуя неудобные вопросы. И ещё пришлось притвориться озабоченной дурочкой, чтобы набрать их целую кучу на такую незначительную рану. Она стонала и закатывала глаза, пока медичке это не надоело, и та не всучила ей полугодовой островной запас бинтов и мазей-антисептиков.

– Айсик, где твоё обязательное человеколюбие? – спросила его Тави. – Впрочем, даже за моей одеждой не можешь проследить как следует.

Она с сожалением уставилась на повреждённый свитер.

– Я свяжу вам новый, – с отвращением к этому занятию и нехотя пообещал Айсик.

Внезапно супарт издал торжествующий клич и выхватил из стопки ту саму дурацкую вязанную шапку, про которую Тави надеялась, что он всё-таки забыл. Айсик тут же напялил её на голову и довольно заурчал. Двухметровый, идеально сложенный супарт с атлетическими рельефами безупречного тела и классически правильными чертами лица, и в мутно-сером вязаном колпаке с кисточкой, дёргающейся, как хвост сошедшего с ума ската.

– Через три дня всех супартов Саузы соберут на подготовку острова к низкому сезону, – сказала Тави, старательно отводя взгляд от шапки. – Конечно, там будут супарты наших знакомых. Ты бы мог сделать мне одолжение: не надевать на уборку … вот это?

– Ненавижу межсезонье, – пожаловался Айсик, ничего про шапку так и не прояснив. – Они совсем нас не жалеют. Мистрис Тави, два дня назад я дежурил на маяке, вчера чистил доки. Может, мне полагается свободный день, как вы считаете? Тем более я совершенно не вижу логики в том, чтобы красить покров перед низким сезоном. Дожди же, мистрис Тави, они тут же смоют все результаты нашего труда.

Айсик переложил в стопку для выброса ещё одну пару прогрызенных мокроносиками тёплых носков. Кипа испорченной одежды уже превышала ту, что можно носить дальше. А коробка с гардеробом для низкого сезона, которую Айсик достал с самых верхних антресолей, почти опустела.

Небо с утра покрылось тяжёлыми мрачными тучами, и в доме стало совсем темно. Пользуясь моментом, пока не пошёл дождь, они выволокли коробку во дворик и теперь раскладывали её содержимое, сортируя в кучи на натянутой плёнке крошечной оранжереи. Всё равно после того, как Тави срезала все цветы для встречи Риа, оранжерея опустела и потеряла своё значение. До следующего сезона – точно.

– Смотри на это, как на не имеющую практического значения традицию, – посоветовала ему Тави. – Так всегда было на острове. Каждое межсезонье – генеральная уборка. И вообще прекращай жаловаться. Или ты хочешь, чтобы я вместо тебя пошла красить траву, менять элементы на энергоприёмниках и чистить буры?

Айсик вдруг совершенно неожиданно смутился.

– Нет, мистрис Тави, ни в коем случае. Может, кто другой из мистрис, но только не вы.

Он посмотрел полным сочувствия и нежности взглядом, и Тави в который раз почувствовала вину перед супартом за свой маленький рост.

– Ладно, – сказала она, вставая. – Когда закончишь с общим хозяйством острова, немедленно найди способ избавиться от мокроносиков. Ты только посмотри…

Айсик не стал смотреть. Он и без Тави знал, что большая часть тёплой одежды оказалась безнадёжно испорченной. И знал, что это – проблема. Самую большую ферму шелкопрядов год назад постигла эпидемия. Две из трёх текстильно-суконных фабрик Звезды выработали складской ресурс и встали на неопределённый срок. До тех пор, пока не будет найдено практическое решение, резиденция настойчиво советовала жителям островов поберечь меховые куртки и вязанные вещи.

Тави развернула длинный дождевик, который много лет спасал её от ледяных дождей, приходящих с Океана. Теперь он больше напоминал сетку, покрывающую оранжереи от палящего в высокий сезон солнца.

– Это просто какое-то нашествие, – сказала Тави. – Никогда раньше не было столько мокроносиков. И ещё недавно мёртвые птицы падали с неба.

– Откуда вы знаете, мистрис? Я не хотел вам говорить, чтобы не пугать…

– Важик мне сказал, – Тави, пользуясь, что в положении сидя Айсик находился в доступности для её руки, потянулась и сдёрнула с него шапку. – Всегда найдётся тот, кто скажет… Пойду спрячу этот кошмарный ужас!

– Мистрис Тави! – горестный крик Айсика толкнул её в спину, и она быстро закрыла за собой дверь.

***

Кай действительно выглядел намного лучше. Можно сказать, он почти пришёл в себя за эти несколько дней. Большую часть времени спал, открывал глаза только для того, чтобы она влила в него несколько ложек супа или Айсик наложил новые повязки. У супарта это получалось гораздо хуже, чем у Риа, поэтому и без того перекошенное лицо Кая в кривых после стараний Айсика повязках выглядело совершенно уродским.

Если он и был одним из свитбоев, о которых ходили на островах легенды, то Тави совершенно не понимала мистрис, сходящих по ним с ума. Он, видимо, потратил все силы в первый день, когда только очнулся, и после этого сказал не больше пары слов. И те скорее напоминали междометья. Какое-то мычание и пришепётывание.

Тави с подозрением следила за его поведением, всё ещё помня о том, какой удар Кай получил недавно. Она пыталась выяснить: насколько он остался адекватным, но Тави не была знакома с этим человеком раньше, поэтому никак не могла вычислить произошедших изменений. Вот, едва очнувшись, он попросил зеркало. Это как, нормально? С одной стороны, ей казалось это странным, а с другой, в общем-то ничего такого, запредельного. Сама Тави очень редко смотрелась в зеркало. К чему это ей? Но если ей не к чему, это же не значит, то другим тоже не нужно? Тави даже нравились мистрис, непохожие на неё.

Кай, вопреки своему обыкновению, не спал. Он снял повязку и без привычного тюрбана выглядел совершенно беззащитным: неумело выбритая Айсеком, неправильной формы голова с нежно-розовым пятном заживающей кожи на затылке торчала из бескровной, исхудавшей шеи. На жёлтом от сходящих синяков лице прорезались бледные, редкие волосы, которых – Тави помнила – несколько дней назад ещё не было. Два синих глаза в упор смотрели на неё. Если бы не этот взрослый, чуть насмешливый взгляд, он бы сейчас показался Тави совершенный ребёнком.

– Ты чего? – спросила она, опешив.

– Ты, кажется, Тави? – не очень вежливо ответил он вопросом на вопрос. Она кивнула. Вполне возможно, что Кай не помнит, как они знакомились:

– Зачем ты снял повязку?

– Надоело, – Кай осторожно дотронулся до головы. Рядом с раной, но не прикасаясь к ней.

«Всё-таки адекватный», – решила Тави.

– Я хорошо себя чувствую, – сказал Кай. – Отдохнул тут и вообще. Это место… Мне приснилось или ты сказала, что это остров Сауза?

– Тебе не приснилось, – подтвердила Тави. – Я так сказала. Уже давно. Ты спал несколько дней.

– А… – Кай как-то неожиданно смутился, румянец выступил сквозь болезненную желтизну его лица и даже залил бледную шею. – Как я тогда… Ну, в туалет и прочее…

– Не беспокойся, о тебе заботился мой супарт Айсик. Очень нехотя, но хорошо. Он всё так делает– долго собирается, ворчит, а потом делает хорошо. Если не опоздает.

Тави вспомнила прогрызенные мокроносиками свитера, носки и плащи.

– А потом ты и сам начал вставать. Не помнишь?

– Я в каком-то полусне всё время. Мне до сих пор происходящее кажется нереальным. И ты – что-то нереальное. Иллюзия.

– Наверное, это от обезболивающего, которым пропитаны бинты, – предположила Тави. – Или у тебя всё-таки есть повреждения мозга. Кстати, помнишь, что просил никому не сообщать, где ты и что случилось?

Он осторожно, словно проверяя на прочность, покачал головой:

– Не помню. Но я в любом случае должен был настаивать на этом.

– У тебя проблемы с законом? – удивилась Тави. Если он действительно парт, то они все находятся на Вире. И все наперечёт. Не может никакой парт покинуть столицу. – Ты же парт, точно?

– Почему ты так решила?

Тави сначала не заметила, что он дразнит её, и на полном серьёзе стала выкладывать свои доводы:

– Ты не супарт и не мистрис. Значит – парт. Четвёртого не дано, всё просто.

Голос Тави прозвучал торжествующе.

– Неужели?

Вот теперь Тави определённо поняла: Кай над ней насмехается. Она обиженно фыркнула:

– Вообще-то не в твоём положении так шутить. И ты поймал меня врасплох. Это всё потому, что выглядишь почти как супарт, а над Айсиком я сама всегда подшучиваю. И никогда не ожидаю от него подобного коварства.

Он вдруг улыбнулся. Ещё криво, глазами и одним только уголком рта, потому что повреждённая часть лица оставалась неподвижной под ватным тампоном. Но Тави вдруг замерла: показалось, что в комнате появилось солнце, пробившееся сквозь тучи. Она посмотрела на окно, но за ним висела всё та же хмарь, которая устроилась над островом со вчерашнего дня. Быть того не может, чтобы стало светло от улыбки этого уродца.

– Я действительно парт, – он попытался приподняться на диване, опёрся на локоть. – Вы называете нас свитбоями. Мы предпочитаем считать себя эскортом для избранных.

– О-о-о, – округлила глаза и рот Тави, – ну, надо же… А чего тогда ты, такой избранный, плыл нелегально выброшенным мусором в Океане?

– Можно я не буду тебе сейчас это рассказывать? – он задышал с оттяжкой, пытаясь сесть.

– Мне, конечно, очень любопытно, но, если не хочешь, пытать тебя никто не собирается, – пожала плечами Тави. – Поправляйся и шуруй на свою Виру. В избранный эскорт. Раз ты такой неблагодарный.

Что-то в словах Кая её явно задело.

– Договорились! – ему всё-таки удалось сесть. Он привалился спиной к диванным подушкам и переводил дыхание. Интересно, если Айсик говорил правду, как он вставал и шёл сам в туалет? Наверное, в бессознательном состоянии, на автомате, как супарт. – Пока не говори никому, что я здесь, а как только лицо подживёт, уйду. Просто, пойми, не могу я в таком виде появиться перед… В общем, в таком виде не могу вернуться на Виру. Скажи честно, у меня сейчас страшное лицо?

Тави задумалась. Рана на щеке Кая скрыта под повязкой, а глаза у него… Ничего себе, красивые. И улыбка эта ещё… Но всё-таки… Хотя Тави не знала, как Кай выглядел прежде, она честно сказала:

– Вообще-то, по сравнению с Айсиком ты совершенный… уродец.

И, глядя, как меняется выражение на его лице, спешно добавила:

– Но, может, среди партов ты наипервейший красавец и молодец! Просто я никогда не видела ни одного из вас живьём. Ты – первый.

– Зеркало! – изменилось не только лицо Кая, но и голос. И в нём было столько отчаянья, словно вопрос жизни или смерти решается прямо сейчас, а не тогда, когда Тави нашла в Океане коробку и, прямо скажем, спасла его.

– Ладно, ладно, ты только не волнуйся, – пробормотала она, выдвигая ящик комода, где лежало небольшое круглое зеркальце, которое иногда брал Айсик, чтобы показать, что он правильно подравнял ей волосы сзади.

Тави подала Каю зеркало, уже в этот момент понимая: она делает что-то неправильно. Парт выхватил из её рук блестящий кругляш, жадно уставился на своё отражение и вдруг странно всхлипнул: горлом, как будто подавился. Кай стал с остервенеем сдирать с лица повязку, которая скрывала зашитый Риа порез.

– Подожди, – замирая от неожиданности, пролепетала Тави. – Риа сказала, что нужно будет снять швы, а пока лучше не трогать, мы через несколько дней снимем…

Откуда в его только что полумёртвых движениях взялась такая бешённая энергия, а в руках – сила?

– Айсик! – закричала Тави, испугавшись, что сейчас вместе с повязкой Кай сорвёт кожу с половины лица. – Айсик! Ёж морской тебе в пятку!

Она уже чисто инстинктивно, не понимая, что делает, схватила Кая за руки, но он тут же вырвал их с неистовой злобой. Тогда Тави, пытаясь погасить истерику, обхватила его вокруг талии, вцепилась обеими руками чуть выше бёдер. Обнимала, прижавшись, гладила его по вспотевшей Айсиковой пижаме с дельфинчиками. Так они всегда утешали друг друга с Риа.

– Мы снимем швы скоро, – она заговаривала, не давая вырваться, – вот увидишь, как только швы снимем, всё сразу образуется. Риа – она хоть и акушерка, но всё же медичка, значит, если сказала, так оно и будет. А ты красавец, правда красавец, я не знаю, зачем тебе нужно, но если это важно, пусть будешь красавцем…

Тави так обнимала Риа, когда её мама ушла в Океан, и Риа обнимала Тави, когда маленькой мистрис поставили окончательную выбраковку.

Кай постепенно расслаблялся, размякал в её руках, уже не бился, а только вздрагивал от какой-то внутренней боли, но вздрагивал всё реже и реже. Поддавался на человеческое тепло. Айсика Тави не смогла бы так успокоить, и только сейчас она вдруг начала понимать разницу между партами и партнёрами судьбы. Ощущение тепла, не только тепла кожи, а невидимого глазу света, который идёт изнутри, через все кости, сухожилия, эпидермис… Когда он сливается со светом другого существа, то растворяет ощущение горя, делает его гораздо меньше. У них с Риа мог сливаться воедино этот тёплый свет, и, как оказалось, с Каем – мог, а вот с Айсиком – нет. Никогда так не было с Айсиком, хотя они прожили вместе уже больше половины жизни Тави.

– А мокроносики в этом межсезонье особенно прожорливы, – продолжала речитативом Тави, только чтобы говорить, держать соединяющий их сейчас свет, забрать хоть немного непонятной ей, но такой пронзительной боли Кая. – Они полностью сожрали два моих свитера и три пары носков. А ещё говорят, что опять падали мёртвые птицы, но это, наверное, сильное преувеличение. Может одна-другая в полёте умерли от старости, и упали где-нибудь, а у нас на островах народ такой… Не то что на Вире. Развлечений у нас мало, вот сразу и придумывают: ох, ах, опять дождь из мёртвых птиц, не к добру это. А повязку мы снимем, как время придёт, а сейчас нельзя, только навредишь. Ты же потерпишь немного, да? А синяки сойдут, они уже жёлтые совсем, так что очень скоро их не будет…

И ещё Тави вдруг почувствовала: свет, который мерцал сейчас, соединяя её с Каем, совсем не похож на тот, что делился на них с Риа. Он казался таким же мягкий и забирающий часть боли, но ещё что-то издалека и тревожно пульсировало в нём, тянуло в разверзающуюся непонятно где и почему бездну, заставляя вдыхать и выдыхать удары сердца. Уже непонятно чьего сердца, словно оно теперь осталось только одно на двоих.

– Ты не понимаешь, – стучало его сердце в её, и Тави уже не знала, это Кай шепчет ей в ухо, или она понимает без всяких слов, – ты же ничего не знаешь…

– Мистрис Тави! – до боли знакомый баритон вернул в реальность, за что Тави ему была благодарна. – Что у вас тут случилось? Почему вы держитесь друг за друга, и между вами такое напряжение? Поссорились? И вы… Мистрис Тави, вы ужасно красная! Может у парта ещё и лихорадка заразная имеется?

– Как ты вовремя, – сказала Тави, отстраняясь от Кая. Она чувствовала, что его свет ещё несколько мгновений тянулся за ней, не желая разъединяться, но, в конце концов, вернулся на круги своя, и взаимное свечение исчезло. – Как ты всегда вовремя!

***

С самого начала Айсик относился к Каю с непонятной неприязнью. Это почти не проявлялось в его действиях – он даже с всё большим усердием обрабатывал раны и менял повязки; молча, но без всяких напоминаний ставил чашки с лёгкими питательными бульонами перед Каем, который уже мог держать ложку самостоятельно; и даже ничего не возразил, когда Тави попросила отдать гостю свитер, так как ночи стали уже совсем промозглыми.

Но Тави, которая знала своего супарта как облупленного, понимала: за молчаливым усердием Айсика зреет какая-то буря. Слишком уж он был старательным и безропотным.

Кай после неконтролируемого отчаянного всплеска эмоций погрузился в себя, словно стыдился внезапной истерики в чужом доме. Полдня он задумчиво стоял у окна, наблюдая серый, безрадостный пейзаж межсезонного острова, а вечером – брейнетил, полностью погрузившись в рой.

Тави очень не нравилась обстановка, которая возникла в доме. Она бы ещё могла смириться с чисто физическими неудобствами: присутствие постороннего человека заставляло и её, и Айсика делать много лишних телодвижений, но нависшее напряжённое молчание портило ей жизнь окончательно.

На следующий день Тави не выдержала. Айсик рано утром ушёл на общую уборку. Всё так же многозначительно молча. Без возражений. Он даже не стал нарочито шуметь, как делал всегда, чтобы Тави проснулась в самую раннюю рань и поняла, каким пыткам он подвергается из-за безжалостности хозяйки.

Но Тави всё равно проснулась и лежала в кровати до тех пор, пока не скрипнула уже набухшая будущими дождями входная дверь. Тогда она встала и спустилась в гостиную.

Кай тоже не спал. Он стоял у окна и смотрел вслед уходящему Айсику. Дождевик супарта блестел тусклым серебром в хмурой проседи начинающегося дня. Тави застыла на нижней ступени лестницы, уставившись на спину Кая. Тёмно-зелёный старый свитер Айсика болтался на нём, обвисая вытянутым краем на уровне колен.

– Здесь так тихо, – неожиданно сказал Кай, даже не повернувшись. Бросил через плечо. – А твой супарт ревнует.

– Что значит – ревнует? – спросила Тави, не очень вникая в смысл сказанного, а просто радуясь, что он наконец-то заговорил.

Кай повернулся к ней, махнул рукой и засмеялся:

– Я слышал, что на островах мистрис такие же бесчувственные, как их супарты, но только теперь понял, что имелось в виду…

– Что значит – бесчувственные? – опять не поняла Тави.

– То и значит, что холодные, как сваи, – он выдержал небольшую паузу, чтобы она догадалась: тема закрыта, и сказал: – Я сегодня ночью сам снял швы.

– Как?!

– Взял ножницы, пинцет и снял. Я видел, что супарт берёт всё необходимое из этого комода.

Кай показал рукой на ящик, в котором лежали драгоценные шкатулки Айсика со всякой очень нужной ерундой. На щеке у него белела свежая повязка.

– Я хорошо продезинфицировал. На самом деле, всё не так плохо, как мне показалось тогда. Шрам, конечно, рубец, но есть всякие способы его убрать. Я ещё очень слаб, а поэтому излишне эмоционален. Прости за ту истерику, ладно? Будем считать, что ничего не было.

– Хорошо! – обрадовалась Тави. – Ничего и не произошло! А ты уже завтракал? Надо посмотреть, Айсик наверняка перед уходом что-то приготовил. Мне кажется, пахнет кашей с моллюсками.

Кай покачал головой и вернулся к своему дивану:

– Мне не хочется… И еда у вас тут… Тави, тебе не кажется. Каждый раз, когда твой супарт что-то готовит, в доме невыносимо воняет.

Он опустился на скомканное одеяло, томно прикрыв глаза.

– Разве? – удивилась Тави. Ну да, конечно, ей тоже не всегда нравятся эти запахи, но уж про «воняет» – это явное преувеличение.

Она вдруг вспомнила, что в кухонном шкафчике у неё спрятано что-то совершенно прекрасное. Оно может действительно понравиться капризному свитбою из Виры. Ей очень захотелось показать ему, что и на островах есть признаки роскошной жизни.

– Подожди! – сказала Тави и метнулась из комнаты на кухню: – У меня кое-что есть для тебя!

Вернувшись, она протянула ему на ладони яблоко.

– Вот возьми, мне Риа привезла несколько штук.

Она ожидала, что Кай тут же обрадуется, хотя и понимала: наверняка на Вире время от времени ему выпадает возможность есть фрукты. Но Кай посмотрел на яблоко, зеленеющее в её руке, совершенно равнодушно:

– Ну да, это яблоко… А что такого?

И Тави тут же стало стыдно. За свой неуместный восторг, попытку удивить тем, что для него не имеет никакого значения, и за свой праздник, который для него – унылые будни.

– Нет, нет, ничего.

Она тихо положила яблоко на комод.

– Просто подумала… Мы редко едим что-то такое. Для нас на Саузе это – роскошь.

– Я не люблю яблоки, – сказал Кай. – Мне их приходилось есть для цвета лица. Но, Тави, я их терпеть не могу…

Она предложила очень дорогое для неё, а он этого даже и не заметил. Сидел себе на диване в разворошённой и неубранной постели, которую Айсик менял, наверное, неделю назад.

– А что ты тогда любишь есть? – спросила она Кая.

– Стейки, – ответил тот. – Среднепрожаренные. И не из рыбы.

Тави пригорюнилась:

– На островах не бывает такого. Единственная ферма, где синтезируют мясо, около Эзе, а он обслуживает только Виру. Неужели свитбои такого не знают?

– Не задумывался, – пожал плечами Кай. – Ты спросила, что я люблю есть, а не выкладки по экономике Звезды.

Она промолчала. Кай раздражался больше и больше, всё, что она пыталась ему сказать, вызывало новый приступ непонятной враждебности.

– Вот же ёж, – сказал он. – Наверное, я схожу с ума от того, что столько времени сижу здесь практически взаперти.

Тави задумалась.

– Даже когда ты совсем поправишься, не следует выходить из дома. Если намерен пока скрываться. Сауза не самый большой остров, и среди населения в две тысячи человек местные очень быстро раскроют чужака.

– А ты можешь сказать, что приобрела ещё одного супарта?

– О чём ты?! – как он вообще мог предположить такое? – Неужели думаешь, что тебя не распознает любой встречный-поперечный?

– А что? – удивился Кай. – Если не подходить совсем близко, как можно заметить? Даже у нас на Вире часто супарта принимают на человека. Бывают очень смешные недоразумения, между прочим. Неужели не смотрела такие брейны? Они забавные.

– Ты же сам видел Айсика, – объяснила Тави. – Не знаю, как у вас на Вире, а островные супарты высокие и крепкие. Чистить буры, приводить в порядок доки, обслуживать плавучие фермы, ставить сети. Кому придёт в голову приобретать хлипкого партнёра судьбы?

– Но разве я…

Кай поднялся в полный рост и стал почти на голову выше Тави. Она удивилась: субтильным он казался только на фоне Айсика.

– Всё равно ты не дотягиваешь до моего супарта, – покачала она головой. —Его рост – метр восемьдесят пять, и он далеко не самый высокий партнёр судьбы на Саузе. Можно сказать, один из мелких. Его принимают таким, потому что я сама гораздо ниже среднего.

Он смотрел на неё сверху вниз. Тави прямо чувствовала, какой снисходительный взгляд буровит её затылок. Затем Кай сказал:

– Это просто смешно и нелепо. Ты обыкновенная островная мистрис. Для которой пара кислых, недоспелых яблок – предел счастья.

Ей стало обидно за «обыкновенную островную мистрис», хотя, конечно, это было правдой. Хорошо, что не назвал «выбраковкой». Но он продолжил:

– Что ты понимаешь в красоте? Наверняка говоришь всё это, чтобы позлить меня.

Тави не очень поняла, почему он разозлился. Сам же обидел «островной мистрис», и сам же встал в позу.

– Признавайся, с ума сходишь, глядя на наши брейн-ревю? Мечтаешь же тайком, а?

– О чём? – удивилась Тави. – Мечтаю… О чём?

Кай самодовольно усмехнулся:

– Тебе же нравится разглядывать меня, так? И эта… пижама… Переодевать, пока я без сознания… Где, кстати, моя одежда?

– Я не… Это Риа, а потом Айсик тебя…

Тави принялась судорожно вспоминать, куда они с Риа дели его одежду. Получалось, что её нечаянно выбросили в куче окровавленных тряпок из простыни. Непростительная расточительность. Особенно в то время, когда резиденция рекомендовала…

– Тави, голубушка, – словно два ведра приторной патоки разлилось у входной двери, и Тави поняла, что грядёт катастрофа. И она не просто грядёт, катастрофа уже на крыльце дома и вот-вот появится в лице соседки Ниа. – Тави, я захожу.