Читать книгу Духосад. Повесть о духоделическом эликсире стабилизации старения и пересадке Духа - Георгий Петрович Юрьев - Страница 14

В череде событий приближался к берегу лёгкий катер, рассекая морские волны. Солёные брызги окропляли лица двух собеседников: седовласого, в дорогих очках профессора, бывшего полковника медслужбы, руководителя секретного НИИ «Дельфин», Павла Ивановича Руденко и одного из работников института – Антона. Оба были в куртках-штормовках, к вечеру похолодало.

– Ну что, маэстро, как идут дела? – спросил Антона профессор, вглядываясь в стремительно приближающийся берег с двухэтажным строением светло-коричневого цвета. В здании уже зажигались первые окна.

Подчинённый, являя нервным лицом бывшего артиста подчёркнутое почтение к начальнику, негромко ответил:

– Павел Иванович, идут дела, идут. Опробовали систему, реактивы и медикаменты закуплены.

Руденко отреагировал присущим ему покусыванием губ, покачиванием головы и словами, пропитанными лёгкой иронией:

– Ну что ж, маэстро, друг любезный Антон, хорошо, хорошо… Но надо бы активизировать нашу деятельность.

Профессор продолжил свою мысль музыкально, подражая Георгу Отсу:

– Публика ждёт – будь смел-лей, акрррро-обат!

Антон почтительно промолчал.

Показалась на небольшом мыске, на берегу небольшая ротонда-грот, подсвеченная изнутри разноцветными лампочками. Подковообразный пляж был безлюден. Из его вогнутой середины, будто стрела в луке, выдвигался длинный плавучий причал на якорях. Жёлтый канат с подсветкой, протянутый между жёлтыми стойками по бокам жёлтого настила из полых пластмассовых квадратов, – извилисто колебались и создавали иллюзию длинного солнечного языка, вытянутого из пляжного «рта» в синюю морскую даль. Когда катер пришвартовался к причалу и двигатель замолчал, то стало слышно, как море перекатывает гальку с шуршанием и постукиванием.

– Утром жду вас с докладом, – сухо напомнил Руденко подчинённому.

– Да, конечно.

– Нужны новые идеи, Антон.

– Будут, Павел Иванович.

Руденко удовлетворённо кивнул. Сходни заскрипели под ногами профессора и его сотрудника. Антон нёс две тяжёлые сумки. Он встряхивал длинными волосами, падавшими то и дело на глаза. Тонкое лицо его было обиженным. Но не от того, что он сейчас исполнял роль грузчика. А от того, что предстояло ему получить завтра утром от гнева беспросветного садиста – так он припечатывал характер Руденко, конечно, проговаривая это только внутри себя и никому-никому больше.

Неприятность сбылась на сто процентов. Утром Антон монотонно и занудно, запинаясь, докладывал Руденко о проблемах, возникших в работе новейшей системы акустической заморозки – она перестала выходить на требуемый температурный режим минус 220 градусов, застыла на 160 градусах. Это явно срывало дедлайн очередного эксперимента.

Профессор раскраснелся, лицо его приобрело как бы контрастность из-за углубившихся морщин. Он сидел за рабочим столом и поглядывал то в ноутбук, то на Антона, отчитывал подчинённого нудным голосом, по-иезуитски деланно спокойным тоном, намеренно вставляя в речь замшелые канцеляризмы и нажимая на больные точки собеседника:

– А посему, в силу данного обстоятельства, вы, товарищ Станиславский, останетесь без премии. Что значит холодильная установка полетела. Что это значит?! У нас дружок, не овощная база! Ступай и решай вопрос. Будь смелей, акробат! Вы что – не желаете заниматься холодильной установкой диспергатора, господин цирковой акробат, а позднее театральный режиссёр?

У Антона от обиды насколько раз дёрнулся кадык, он робко попытался возразить обиженным голосом:

– Павел Иванович, я давно уже не работаю в театре. А в цирке проработал всего два месяца. Это больной… это болезненный для меня вопрос… а вы меня ежедневно…

– Ошибаешься, дружок, – со злорадством перебил профессор. – Как это ты не работаешь в театре? Мы все в нем работаем. Жизнь – это театр, и все мы актёры. Помнишь, кто это сказал?

– Помню. Шекспир. Уильям.

– Угу. Это помнишь. И мой вариант, он не хуже, чем у Шекспира, тоже запомни: весь мир – это цирк, и все мы – клоуны… Не акробаты, а именно клоуны! Согласен?

– Я подумаю, Павел Иванович, – потупился Антон.

– «Поду-умаю». Ишь ты! … Хоть бы слово доброе сказал своему начальнику. Только и обижаешься…

Внезапно профессор стал распаляться, на его лице проявились темно-фиолетовые пятна:

– Где бы ты был сейчас, если бы я тебя не вытащил из той истории? С поножовщиной в гей-клубе? Где бы ты был, если бы тебя признали вменяемым? – почти закричал он.

Антон молчал.

Профессор завершил уже спокойнее, пожевал немного губами по своей застарелой привычке:

– То-то, дружочек. И не дерзи. И – бегом исправляй ситуацию… Если надо – срочно вызывай гарантийщиков, самолётом, завтра же!

Антон вернулся в свой номер, бросился в кресло, сжал голову руками, потом вытащил из кармана пиджака упаковку таблеток, выдавил одну, запил водой. Немного успокоившись, подошёл к висящему на стене зеркалу и поправил себе височки маленькими ножницами. Потом подстриг пух на ушах. Налил себе виски из стоящей на столе бутылки, вместо молока за вредную работу. Выпил и заел фирменной шоколадкой «Дельфиньчик».

– …И все мы клоуны… – грустно процитировал он начальника. Несколько минут успокаивался, потом вздохнул облегчённо, проворчал:

– А вы, товарищ полковник в запасе, он же господин Руденко, – вот вы и есть самый главный клоун. Перед подчинёнными как не покривляться!

Антон испуганно посмотрел на дверь своего номера – не приоткрыта ли? Ведь если кто услышит – тут же доложат Руденко его клоуны чином и статью помельче.