Читать книгу Духосад. Повесть о духоделическом эликсире стабилизации старения и пересадке Духа - Георгий Петрович Юрьев - Страница 22

Роза пригубила шампанское, поставила бокал и откинулась на стуле, скрестив руки на груди и повернув голову к окну на восток, к родному Алтаю. В Москве она привыкла встречать восход солнца у этого окна, даже когда были тучи. Всего несколько минут покоя для тихой молитвы благодарности родному краю. Сейчас она была там, в своей юности, а говорила здесь, своему великому хану в центре огромной страны.

– Всё произошло внезапно, в конце мая, поздним вечером. Я росла своенравной девчонкой. Бабушка звала меня «Роза всё наоборот», и было за что. Я даже журнал «Огонёк» назло ей называла «Фонарик». Но об этом позже. В тот вечер я возвращалась из клуба после танцев. Одна, мне уже было 16 лет. Никого не слушала, всё по-своему делала. Решила сократить дорогу и пошла тропинкой через лог. Так я иногда ходила, когда возвращалась без подруг. Вместе мы всегда ходили по окружной дороге, с песнями про любовь-морковь да с частушками.

Был сильный туман, только тропинка вниз по склону проявлялась на метр вперёд. В самой низине, перед ручьём, мою шею неожиданно обхватила сильная рука и потащила в туман, а другая рука зажала мой рот. Страх обездвижил меня. Через какое-то время я ослабла, потеряла сознание. Очнулась от того, что тяжёлый и сильный мужик лежал на мне в полной готовности совершить своё гнусное дело. Чудо спасло меня: правая ладонь нащупала непонятно как оказавшийся там камень, и я с какой-то непонятно как возникшей силой ударила в левый висок насильника. Он сразу обмяк, а его кровь брызнула мне в лицо. Я вытолкнулась из-под него и убежала домой. Я даже не знаю, кто это был. Меня трясло как в лихорадке. Мама, она потом мне об этом сказала, меня не узнала, никогда такой меня не видела. Она вывела меня во двор и окатила ледяной водой из колодца, два ведра на меня вылила. Только после этого я пришла в себя и подробно обо всём ей рассказала. Как рассвело и ветер разогнал туман, мы пошли на то проклятое место. Да, в смятой траве лежал камень с присохшей к нему кровью, а поодаль – мои трусики. Трупа не было, и мы обе успокоились. Никому, конечно, об этом не сказали, иначе бы от позора не убереглись.

Боковым зрением Роза отметила для себя, что когда она заговорила про насильника, про удар камнем, про кровь и страх, то Сашины ступни под столом как-то мелко задвигались, будто затанцевали. Ей даже интересно стало, что это так его задело? Профессионально потянуло узнать, что же такое в откровениях жены пронзило зрелого мужчину аж до самых ступней. Удержалась, на потом отставила, и как бы раздумчиво переключила свою быль и боль, продолжила.

– Забыть-то я не забыла, но с каждым вспоминанием той ночи острота страха понемногу притуплялась. Но и я стала другой. Доверие к людям пропало, а вера в чудеса стала явью. Примерно через месяц меня прямо-таки обуял какой-то непонятный, нутряной и беспричинный страх. Вместе с ним пришла непонятная и неприятная болезнь, которая резко изменила мою жизнь.

Танцующая реакция мужа всё-таки развернула настроение Розы в другую крайность, сбила с откровенности. Ей расхотелось быть открытой и понятой. Она помедлила и спокойно перешла в формат рассказчицы:

– Ты знаешь, Саша, передумала загружать тебя подробностями. Видимо, ещё не совсем пережила их. Мне будет проще рассказать обо всём как бы от третьего лица, да и тебе понятнее будет. И себе легче будет, этому я своих клиентов учила. Учила да учила… а сама-то никому об этом не говорила, ты первый будешь.

Роза звучно отхлебнула шампанское, поддела финик шпажкой, закусила им и продолжила, глядя Унгурину в глаза.

– Дело было так: жила девочка-припевочка с мамой и бабушкой в их небольшом домике. Про папу говорили, что куда-то далеко в командировку уехал, а когда вернётся – никто не знает. Бабушка хозяйничала по дому, а мама главной медсестрой в местной райбольнице работала. Жили как все. Девочка росла очень общительной и задиристой, училась хорошо, была активисткой. Мечтала о героических делах, очень любила правду и ненавидела сплетников. Втайне мечтала стать лётчицей. Запоем читала книжки про авиаторов и тренировалась. Была спортсменкой, хотела стать олимпийской чемпионкой, ничего и никого не боялась.

Но в 16 лет она чудом избежала насилия. Случайный камень под рукой помог ей. Она ударила им незнакомого мужчину и этим спасла свою честь, а возможно, и жизнь сохранила. Но… Мысль о спасительном камне зацепила её всерьёз. Она несколько раз приходила и внимательно исследовала то место, где беззащитно лежала под телом здорового и сильного мужика. Но только кусты, трава, ручей и кочки – ни одного камня не было до самой дороги в пятистах метрах от этого места.

Чудеса! Кто же вложил камень ей в руку? Кто дал ей силу ударить и спас от позора? Ответа не было, но через месяц ей приснилась противная обезьяна в передвижном зоопарке, и почему-то с камнем в руке. Бесстрашная девушка смеялась над ней, обезьяна визжала от злости. Вдруг она исхитрилась, выскочила из клетки и ударила этим камнем в живот. Боли в животе разбудили несчастную девушку. Потом её положили в больницу, обследовали желудок и кишечник, но лечение не помогло. Диагноз остался под вопросом. Девушку перевели лечиться в Барнаул, в клинику Алтайского мединститута. Сейчас это профессорская клиника в Алтайском медуниверситете. Там ей поставили диагноз болезни Крона, непонятный по причинам и по успешности лечения. Иногда симптомы сами стихают, но потом внезапно появляются. Когда девушка прочитала в медицинском журнале про эту напасть, то упала духом. В её планах на будущее такой постыдной и безнадёжной болезни, типа девушка-дристунья, не было.

Роза пригубила шампанское, закусила фиником и продолжила.

– Пришло новое решение: к чёрту авиацию и спорт, надо учиться на врача. Надо помочь себе и таким же больным, как я сама. Постаралась, поступила на лечебный факультет Алтайского мединститута и вскоре поняла, что сделала правильный выбор. Училась легко. Вскоре и взаимная любовь пришла, с однокурсником. В начале третьего курса они поженились. Снимали комнату, жили дружно и весело. Серёжа играл на гитаре, пел и сам сочинял. Бард, одним словом. Был нацелен на хирургию, мечтал оперировать на сердце. Жена его мечтала стать гинекологом, а также родить двух мальчиков и девочку. Но почему-то две беременности закончились самопроизвольными выкидышами. Врачи предположили, что болезнь Крона виновата. Студентка, будущий гинеколог, заинтересовалась перспективной иммунологией, вечера проводила в лаборатории.

Роза развернула лицо к окну, будто рассматривая там что-то интересное.

– Беда с другой стороны пришла. В конце августа, перед самым началом шестого курса. Собрались с друзьями песни попеть да порыбачить компанией на Катуни. Места знакомые, любимые. Вода прозрачная и тёплая, для этих горных рек. Хариуса наловили с избытком, чтобы домой привезти. До поздна ели-пили и песни пели. Серёжа захотел искупаться. Жена его отговаривала, темно ещё было. Но он прыгнул с пригорка в воду и поплыл к другому берегу. И пропал. Просто пропал из виду. Друзья всполошились, на двух байдарках искали его в свете уходящей луны. Бесполезно. Только через неделю водолазы нашли его тело на дне реки в двух километрах от рокового места.

Боковым зрением Роза снова увидела пританцовывающие ступни Саши, но вдобавок отметила, что лицо его разгладилось и как бы закаменело, а глаза смотрели отрешённо. Профессионально оценила: биполярный транс, ногами здесь, а мыслями где-то совсем в другом месте. Внутренне усмехнулась, взяла бокал, покачала им вправо-влево, но пить не стала. Вернула бокал на стол.

– Юная вдова прямо-таки остервенела от горя и полностью ушла в учёбу и науку. После окончания института осталась там же на кафедре акушерства и гинекологии. Поступила в аспирантуру, взялась за диссертацию по повышению результативности вспомогательных репродуктивных технологий, защитила. Параллельно получила специальность врача аллерголога-иммунолога. Через пять лет – тогда это ещё допускалось – защитила докторскую диссертацию и заняла должность профессора на родной кафедре. Но это ты сам давно знаешь.

Роза налила шампанское мужу, они понимающе приподняли бокалы, пригубили, поставили на стол и потянулись шпажками к финикам. Закусили. Роза взяла плашку, высыпала финики себе в бокал, и повернула её к Унгурину дном.

– А дальше то, чего никто не должен был знать. Видишь на дне фирменной алтайской плошки «Дикий лес» выразительные барельефы злобного и доброго духов вокруг монады Инь-Ян?

– Вижу, и не впервые, – ответил Унгурин и передёрнул плечами, – и что из этого следует?

– Где ты ещё такое у меня видел? Помнишь?

– Конечно, хорошо помню, это вырезано на дубовой коробочке твоего Алтайского варгана. Штучная работа, ты говорила. Вживую помню то чудесное начало нашей жизни в резной избушке, в горной глуши. Тогда ты подарила мне настоящую сказку. Твоя игра на волшебном комусе с чарующими звуками преобразила моё сознание, а плавный переход в тантрический секс – всё моё тело. Всё это было внове для меня. Благодаря тебе я получил высшее блаженство в моей жизни. Мы сплелись нашими судьбами. Но, любимая Розалия, и на моей коробочке для костей точно такой же барельеф. Ничего нового ты мне не сказала и не показала.

Роза залпом допила шампанское, а финики высыпала из бокала обратно в плошку, и задорно спросила:

– Кто нам, но только в разное время, подарил эти волшебные коробочки с барельефами, знаешь?

– Чимир подарил, но об этом почти все знают, – Унгурин с нескрываемым раздражением решил пресечь начинающийся поток типичной втыкаловки и предупреждающе посмотрел на Розу.

– Но никто не знает самого главного про нас с Чимиром, – она прямо-таки торжествующе смотрела на Сашу. – Может ты разочаруешь мою уверенность? – Роза упрямо раззадоривала мужа. – Что, Саша, молчишь? Значит мы квиты? Я не всё знаю про тебя, ты не всё знаешь про меня. Поделимся? Кто первый?

Унгурин почувствовал растущее напряжение в теле, встал и буквально выдавил из себя:

– Ты начала, ты и заканчивай. Чимир на двадцать лет старше тебя, он твой сосед, жил через два дома от вас, и ваши родители дружили. Он мне всё подробно рассказал перед тем, как нас познакомить. Чего нового ты мне ещё можешь добавить?

– Могу, Сашенька, могу. Только не упади в обморок. Отец Чимира – и мой отец, а мы с Чимиром – единокровные брат и сестра, и это великая тайна.

– Но ты же Вадимовна! Розалия Вадимовна Николаева по первому мужу, и Овечкина в девичестве. Ты зачем меня дуришь, Роза?

– Нет, Сашуля, не дурю. Овечкин – это мамин муж, пьяница-неудачник, но он не мой отец. Где и как законный отец Чимира, он же самый уважаемый начальник в наших краях, он же великий Хертек Темучинов, – любовь с моей мамой крутили и меня зачали, я не знаю. Не то что подробностей, но и вообще ничего не знаю. Но из песни слов не выкинешь. После моего рождения Вадим Овечкин запил горькую и, как говорят, сгорел от водки. Так в наших краях пьяницы порой свой дурной век и заканчивали. А меня мама с бабушкой воспитывали, и только много позже, от сердобольных соседей я узнала правду про своего отца-пьяницу. Мама с бабушкой про него ничего не говорили, даже фотографий его не было, почему-то. Видимо, я вовсе на него лицом не походила. Мне мама говаривала, что почему-то я на её любимую актрису, Марину Влади, похожа. Мне это льстило, а песни Высоцкого и Влади были нашими любимыми песнями. Слушали вдвоём с ней и подпевали, пока она внезапно не умерла от инфаркта, прямо на работе. Сейчас-то я знаю, какой крутой замес Востока с Западом во мне вызрел. Ух-х-х, берегись, Саша!

– И когда же ты эту правду про своего великого отца и знаменитого брата узнала, Розочка? Да-а-а, каков Чимир! Интересный поворот! Породнился со мной через тебя – это плюс, но ведь без моего согласия – это минус. Меняется ситуация полностью. Теперь, жёнушка, говори всё как на духу, а потом и я выдам тебе порцию оглушительных новостей.