Читать книгу Марди и путешествие туда - Герман Мелвилл - Страница 36

В какое-то время одиночество в нашем путешествии было скрашено событием, которое стоит описать.

Начиная с бегства с Острова Жемчужных Раковин «Парки» сопровождали косяки рыбок, приятно оживлявших море и плававших вокруг корабля. Но напрасно Ярл и я искали в их рядах маленькую, стальной синевы рыбу-пилота, так долго эскортировавшую «Серну». Но поскольку «Серна» находилась теперь высоко и сохла на палубе «Парки», наши умные маленькие курьеры-докладчики выписывали свои восьмёрки глубоко в морской воде, несясь впереди возле киля.

Но не рыба-пилот интересовала нас.

Однажды утром наше внимание было привлечено к сильному волнению в воде. Косяки рыб бросались туда и сюда и выпрыгивали из воды в предельном страхе. Самоа объявил, что это их смертельный противник, рыба-меч, должно быть, находится где-то рядом.

И здесь позвольте мне сказать, что из всех хулиганов и хвастунов, храбрецов и флибустьеров, и Гекторов, и стражников, и странствующих рыцарей, и пограничных разбойников, и ассасинов, и бандитов, и галантных солдат, и бессмертных героев, которые плавают в морях, индийская рыба-меч является, безусловно, самой удивительной, и я предлагаю посвятить эту главу специальному описанию этого воина. В выполнении чего я не последую примеру всех летописцев и историков, моего друга Тацита с Пелопоннеса и других, которые когда-то уделяли много места для биографий выдающихся разрушителей; с целью, без сомнения, поддержания их статуса деятелей мирового значения.

Итак, рыба, здесь рассматриваемая, является существом отличным от меч-рыбы, часто посещающей Северную Атлантику; намного удлиняющей путь каждого и ускоряющей скорость кораблей. Кроме того, так называемая индийская рыба-меч отличается от своего вышеупомянутого тёзки. Но морякам в Тихом океане она обычно известна как рыба Билла; в то время как тем, кто любит науку и чёткие имена, да будет известно, что среди образованных натуралистов она называется диковинным именем – xiphias platypterus.

Но я отказываюсь для своего героя от всех этих его фамилий и заменяю его намного лучшим одним моим собственным, а именно – Кавалер. И Кавалер этот обладает хорошими правами и титулом. Истинный вассал смуглого принца Эдварда в те славные дни, когда все господа были известны своими мечами; тогда как в настоящее время, исключая рыбу-меч, они, главным образом, известны своими высокими полированными ботинками и ротанговыми тростями.

Доблестный, отважный и бойкий Шевалье – наш герой, двигающийся со своим длинным толедским мечом, постоянно выставленным вперёд. Положитесь на него, он будет сражаться рядом с вами рука об руку, у его костистого лезвия никогда не бывает ножен. Он сам отказался от них при рождении; да, в тот момент он впрыгнул в Сражение из Жизни, как и мы все, смертные, сами при рождении голые и неодетые. Всё же мы сами, скорее, являемся ножнами для наших душ. И привлекательность души гения ярче, чем привлекательность меча Саладина. Но сколько времени отведено их стальному сну, поедающему сначала сами ножны, а затем и разъедающему всё остальное до ржавчины цвета жареного картофеля? Видели ли вы когда-либо пригорки из старых испанских якорей и якорные запасы древних галеонов у залива возле Кальяо? Мир наполнен старыми оружейными башнями, ветхими венецианскими арсеналами и ржавыми старыми рапирами. Но истинные воины полируют свои славные лезвия яркими утренними лучами и опоясывают ими свои храбрые филеи, и наблюдают за пятнами ржавчины на оружии своих противников, и при помощи множества крепких ударов и выпадов сохраняют металл блестящим и хорошо отточенным, словно копья северного сияния в Гренландии.

Искры от кремня – наш разгневанный Шевалье. Он обижается на киль любого судна, пересекающего ему дорогу, и немедленно проделывает в нём отверстие; с одним безумным желанием вонзает он своего чистого Андреа Феррару до конца, нередко ломая свой короткий меч у рукояти, храбро оставляя своё лезвие в наиболее важных частях тела своего противника. В случае с английским кораблём «Гончая» лезвие проникло через самую твёрдую часть его корпуса, наклонную, полностью пройдя через медные пластины и древесину, и вышло на несколько дюймов из неё. По возвращении судна в Лондон оно было тщательно распилено и выставлено в оригинале, как окаменелость, в полной сохранности. Но то было сравнительно безопасное нападение отважного Шевалье. Судно «Руссо» из Нантакета испытало большие трудности. Ему нанесли почти смертельный удар: его противник забрал своё лезвие. И только под лязг насосов судну удалось дойти до таитянской гавани, «прилечь на кровать» (войти в док) и при помощи хирурга залечить свою рану смолой и паклей. Это судно я встретил в море вскоре после бедствия.

В каком оружейном складе наш Шевалье восполняет потери после одного из своих злобных сражений, сказать нелегко. Но ему, оказавшемуся в списках безоружных и разоружённых, очень трудно будет рассчитывать на милосердие какой-либо подлой акулы, с которой он может повстречаться.

Сейчас, видя, что наши товарищи-путешественники, маленькие рыбы-спутники, были очень измучены и сокращены в численности вторжениями упрямого Шевалье, стряпавшего себе из них обильный завтрак, я решил за них вступиться и захватить врага.

Акульим крюком и лесой я с успехом вытянул своего храброго джентльмена на палубу. Он совершил резкое приземление, упёршись о доски своим жилистым хвостом, в то время как на полтора ярда далее перед его глазами простиралось его ужасное лезвие.

Как победитель, я был наделён правом на плавники побеждённого; поэтому, быстро разделав его и отпилив толедский меч, забрал его как трофей. Лезвие было трёхгранным, немного вогнутым с каждой стороны, как штык, и приблизительно трёх дюймов в основании, сходящееся на нет остриём. И хотя оно закалено было не в Тахо и Гвадалквивире, но всё же, как показывает его поверхность, волнистое зерно и водянистые чешуйки характерны для закалённых лезвий Испании. Это был ароматический меч, как дерево калиф, выделяющее специфический мускусный аромат при трении. Не сильно отличающийся от стали Тахо или Дамаска, он был несгибаем, как ствол винтовки Крокета, и потому, без сомнения, смертелен.

Долго провисевший, подобно рапире, в изголовье моего гамака, был ли он так же знаменит, как хорошее острое лезвие храброго Баярда или другого рыцаря? Рыцарь, возможно, убил с десяток врагов или пять десятков, но оружие, мной сохранённое, несомненно, разрезало и пронзало их тысячами.