Читать книгу Загадочные женщины XIX века - Ги Бретон - Страница 6

Перед тем как отправиться во Францию, Вирджиния решила заехать во Флоренцию, чтобы повидаться с матерью. Там по счастливому стечению обстоятельств она встретилась с графом Лио Бентивольо. Этот пылкий сорокалетний красавец знал ее еще девочкой. И теперь она первой бросилась ему на шею. По старой памяти.

Граф был человеком впечатлительным и мечтательным. Он сразу же представил себе, как усадит ее на колени (как делал это пять лет тому назад) и поиграет в игру «ванька-встанька»…

Вечером того же дня он рассказал ей униженно, но убедительно о своем желании восстановить старую связь…

Молодая графиня, польщенная возможностью получить неожиданные почести, только улыбнулась в ответ. Преисполнившись надежд, Бентивольо решил проводить ее до Генуи, где она должна была сесть на корабль, и воспользоваться отчаянием отъезда для того, чтобы пробраться в ее постель…

– Я должен отплыть в Сирию, – сказал он (его только что назначили консулом Франции в Алеппо), – но я вас провожу[18].

Вирджиния легонько шлепнула его по пальцам своим веером. Из этого он понял, что был на правильном пути.

Спустя два дня они прибыли в Геную, где графиню Кастильоне поджидал супруг. Но его присутствие ничуть не помешало консулу, который в суматохе последних приготовлений к отплытию сумел между двумя штабелями ящиков убедиться опытной рукой в том, что его надежды не беспочвенны. Миниатюрная графиня больше не ударила его веером, а ночью 25 декабря она предоставила свое великолепное тело в полное распоряжение Бентивольо…

Граф Лио опьянел от радости. Никогда в жизни у него не было такого шикарного рождественского подарка. Он сказал об этом Вирджинии, и та пообещала быть с ним до самого отплытия.

Упоение любовников друг другом продолжалось целых десять дней. Для молодой женщины эта любовная связь была поучительной, приятной и безопасной. Поскольку граф Кастильоне, с нетерпением ожидая прибытия судна из Марселя, не отрывал глаз от горизонта, даже и не подозревая того, что его супруга уже привыкла к качке на широкой постели под килем Бентивольо.

Для консула эти десять дней были периодом полнейшего счастья. Позднее он напишет Вирджинии:

«Я любил тебя, когда тебе было двенадцать или даже десять лет, и буду любить всю жизнь. Я знал, что любил кого-то до того, как признался в любви тебе, но не понимал, что любил-то я именно тебя. Сердце мое распахнулось, глаза раскрылись только в тот день, когда ты приехала во Флоренцию и я поцеловал тебя в лоб в комнате твоей матушки. Ты вошла, откинула вуаль, и я понял, что это – настоящая любовь: единственная, живая, могущественная и жестокая, которая причинит мне большую радость или большую печаль».

Большой любитель все уточнять, он упомянул в письме «о воспоминаниях о периоде с вечера 25 декабря 1855 года по утро 4 января 1856 года», добавив при этом:

«Ах, каким упоительным был конец 1855 года и начало 1856 года! Бог мой! Это было дивным сном. Следует ли мне и впредь считать его таковым?»

Консул был настолько очарован, что у него в конце концов стало появляться что-то вроде галлюцинаций. Хотя все, что ему виделось, имело место в реальности. Как выразительно написал Ален Деко: «Сон Бентивольо был вполне осязаем, и это подтверждено тем фактом, что месяц спустя у Вирджинии в определенном месте появились некоторые неудобства. Она немедленно написала Бентивольо, возлагая ответственность за это на него, что с ее стороны было утверждением довольно смелым, если принять во внимание ее встречи перед отъездом с Виктором-Эммануэлем и Амброджио Дориа[19].

Огорченный Бентивольо ответил незамедлительно:

«Даю Вам слово, что ни разу не бывал в Casa del diabolo[20], от которого могли бы пойти столь неприятные последствия. Я могу поклясться здоровьем моей матери в том, что я невинен, как новорожденный младенец. Однако, если Вас это сильно беспокоит, следует принять надлежащие меры…»

На восьмой день отплытия из Италии, 4 января 1856 года, Вирджинию пока еще ничто не беспокоило. Придя в крайнее возбуждение от предстоящего плавания из Генуи в Марсель, она носилась по комнатам, обнимая поочередно то Бентивольо, то приехавшего проститься Дориа, то мужа, который, однако, уезжал вместе с ней…

Сделав короткую остановку в Марселе, супруги Кастильоне прибыли 6 января в Париж и разместились в роскошных апартаментах, снятых для них агентством по найму недвижимости в антресолях дома номер десять по улице Кастильоне… Сбросив дорожное платье, Вирджиния распахнула окно своей комнаты, посмотрела на деревья парка дворца Тюильри и улыбнулась. По воле коварного случая она поселилась не только на улице, носящей одно с нею имя, но и рядом с дворцом, где жил человек, которого ей предстояло соблазнить.

9 января госпожа Кастильоне с блеском ворвалась в высший парижский свет. В гости к принцессе Матильде[21] она пришла с розовыми перьями в волосах. «Она была похожа, – сообщает очевидец граф де Райзет, – на маркизу прошлых времен, украсившую свою голову королевской птицей».

Все стали восторгаться ею, окружили, наговорили кучу комплиментов. Тут вдруг объявили о прибытии императора. Госпожа Кастильоне побледнела. В зал вошел мужчина, которого она должна была приобщить к делу объединения Италии. Она-то представляла себе его высоким, величественным, грозным. А он оказался человеком маленького роста, слегка сгорбленным, семенящим на коротких ножках и обводящим присутствующих туманным взором своих голубых глаз.

Принцесса Матильда представила монарху графа и графиню Кастильоне. Тут во взгляде императора появились некоторая живость и явная заинтересованность декольте Вирджинии. Все гости наблюдали за этой сценой в глубоком молчании. Прошло несколько секунд, и Наполеон III принялся с возросшим интересом подкручивать усы. А потом сказал молодой женщине комплимент. Все женщины навострили уши: что же ответит на это Вирджиния?

Молодая графиня, впервые в жизни почувствовав дрожь в коленях, не нашлась что ответить и только опустила самый очаровательный в мире носик.

Тогда слегка разочарованный император отошел от нее и произнес, как обычно, громко:

– Она красива, но, кажется, не очень умна!

Легко догадаться, что эти слова стали бальзамом для всех присутствующих женщин, которые с момента появления красавицы Вирджинии в гостиной принцессы Матильды улыбались ей с явным намерением укусить…

Но не прошло и нескольких дней, как Вирджиния сумела взять реванш.

26 января она пришла с мужем на бал, устроенный бывшим королем Жеромом, как раз в тот самый момент, когда Наполеон III собрался уже уходить. Узнав графиню, монарх поклонился и вежливо произнес:

– Вы приехали слишком поздно, мадам…

Присев в реверансе, Вирджиния ответила:

– Это вы, сир, уезжаете слишком рано… Слова, которыми она ему ответила, были самыми обыкновенными, но произнесены были таким нахальным тоном, что все, кто их слышал, просто опешили. Что же касается Наполеона III, то он посмотрел на прекрасную флорентийку другими глазами, поняв, что ее игривый тон был явным приглашением к фривольному диалогу.

Вечером того же дня граф Бачьокки, про которого Вьель-Кастель сказал: «Он поставлял в постель своего хозяина женщин и девиц для удовлетворения похоти императора», получил приказ внести имя Вирджинии в список «текущих приглашений» и в список «специальных приглашений»…

Рыбка клюнула.

И очень своевременно.

16 января русский царь признал свое поражение. И в газетах было объявлено о том, что в феврале в Париже должен собраться мирный конгресс. Парижане уже начали вывешивать в окнах своих домов флаги. Уже началась подготовка к балам.

Кавур, готовясь выехать из Турина в Париж для того, чтобы принять участие в работе этого конгресса, написал Вирджинии:

«Добейтесь своего, кузина! Делайте все, что хотите, но добейтесь…»

Его советы были излишни. Графиня Кастильоне уже знала, каким путем она сможет уговорить Наполеона III вступиться за интересы Италии во время подписания мирного договора. Но для этого ей надо было увидеться с ним еще раз. И причем как можно скорее.

Поэтому можно понять, с какой радостью она приняла приглашение Его Величества на бал, который он давал во дворце Тюильри 19 января.

Рыбка не только заглотила наживку, но и начала тянуть за леску…

Оставалось ее только подсечь…

В девять часов вечера 19 января церемониймейстер императора громко объявил:

– Граф и графиня Кастильоне!

Все присутствующие повернули головы ко входу. Ослепительно красивая Вирджиния в серебристо-голубом (под цвет глаз) платье впервые вступила в Тюильри.

Почти не касаясь пола, она проследовала за мужем в «Маршальский зал», где восседали на тронах Их Величества.

Приблизившись к Наполеону III, она грациозно присела в реверансе, позволив императору похотливо заглянуть в очень смелое декольте. И это, по свидетельству очевидцев, «заставило его задрожать всеми фибрами души».

После реверанса графиня умело посмотрела в глаза монарху, а затем направилась в зал для игр и стала поджидать его, уверенная в силе своего обаяния.

Ждать ей пришлось очень недолго, поскольку буквально через пару минут император покинул трон и присоединился к молодой графине. На другой день в ее интимном дневнике появилась такая запись:

«Император пришел поговорить со мной. Увидев это, все окружили (sic) меня. Я смеялась».

Она могла позволить себе смеяться, поскольку ее «задание» продвигалось.

В последующие дни император проявил в ее присутствии признаки все возрастающего нетерпения, о чем свидетельствуют такие записи в ее интимном дневнике:

«Суббота, 5 февраля. – Была на бале-маскараде, который давал мсье Ле Он. Разговаривала с императором.

Четверг, 21 февраля. – Уложила волосы с пудрой, украсила их жемчугами и перьями и отправилась на концерт в Тюильри, на котором присутствовали одни дипломаты. Отужинала, поболтала с императором…

Понедельник, 25 февраля. – Была на концерте в честь открытия мирной конференции…»

Тем вечером у Вирджинии состоялся серьезный разговор с императором на политические темы, поскольку прибывший в Париж Кавур написал своему приятелю Луиджи Чибрарио, исполнявшему в Турине обязанности министра иностранных дел в отсутствие Кавура:

«В понедельник, 25 февраля, состоялся наш выход на сцену. Предупреждаю Вас, что я задействовал для этого очень красивую графиню де XXX и поручил ей очаровать, а если удастся, и соблазнить императора.

Она незаметно приступила к выполнению задания вчера на концерте в Тюильри. Прощайте».

Объединение Италии шло в нужном направлении…

Пока Вирджиния незаметно трудилась на благо своей страны, Париж весело отмечал начало работы конгресса. Во всех кварталах города царила атмосфера праздника, поскольку в очередной раз простолюдины поверили в то, что будет заключен мир на вечные времена…

И радость народа резко возросла 27 февраля из-за одного довольно забавного происшествия с Александром Дюма.

Автор «Трех мушкетеров» жил на улице Риволи с молодой женой Идой Ферье, смазливой актрисой с очень низкими моральными устоями. Она занимала второй этаж, а он жил в трех комнатах на пятом этаже.

Как-то раз он отправился на бал в Тюильри. А уже спустя три четверти часа вернулся домой, весь дрожа. Открыв дверь в квартиру жены, он с ворчанием прошел в спальню Иды.

– Отвратительная стоит погода. Хороший хозяин собаку на улицу не выгонит. Я поскользнулся и упал в грязь. На бал теперь идти не могу, да и не хочу. Лучше поработаю у тебя.

Ида попыталась было выпроводить его на пятый этаж.

– Не пойду, – ответил на это Дюма. – Там у меня холодно, а у тебя здесь хорошо натоплено. Я остаюсь здесь…

Взяв бумагу, перо и чернила, он уселся у камина.

Прошло полчаса. Потом дверь туалета открылась и на пороге показался почти голый Роже де Бовуар. Стуча зубами, он произнес:

– Послушайте, мне надоело мерзнуть в туалете!

Дюма поначалу удивился, потом разозлился и стал бранить любовника жены. Как человек, привыкший писать для театра, он на ходу сочинил высокопарную тираду и, произнеся ее, был явно доволен собой.

Наконец Александр царственным жестом указал на дверь со словами:

– А теперь, мсье, освободите мой дом от вашего присутствия. Мы с вами поговорим завтра!

На улице завывал ветер, по стеклам окон стучали капли дождя. Смягчившись, Дюма сказал Бовуару:

– Но я не могу выгнать вас на улицу в такую погоду. Присядьте к огню. Спать будете вот в этом кресле.

И, уткнувшись в свои бумаги, продолжил работать.

В полночь он лег в постель к Иде и задул свечи. Спустя некоторое время огонь в камине погас, и Дюма услышал, как Роже де Бовуар стучит зубами.

– Держите, мсье де Бовуар, мне не хочется, чтобы вы подхватили простуду.

И он бросил ему одеяло.

Но красавчик де Бовуар продолжал дрожать. Дюма услышал, как он пытался развести огонь с помощью последних дров.

– Послушайте, мне совсем не хочется, чтобы вы заболели, – сказал он. – Идите в постель.

А завтра поговорим.

Бовуар не заставил себя просить дважды и быстро юркнул под одеяло к Иде и Александру. Через пару минут эта троица заснула сном невинного младенца. В восемь часов утра Александр Дюма, проснувшись первым, с улыбкой потряс Бовуара за плечо:

– Я полагаю, что мы не станем ссориться из-за женщины, пусть она и моя законная жена, – сказал он. Это было бы неразумно.

А затем, схватив руку Роже, он положил ее на греховную часть тела супруги и произнес следующие великолепные слова:

– Роже, давайте помиримся, как древние римляне, на лобном месте…