Читать книгу Alatis. Наследие. Книга 1 - Грейс Амбер Амбер Ланкастер - Страница 10

В один из унылых вечеров несколько недель спустя, кода я уже не ожидал ничего интересного, в мои двери постучали. Я как всегда сидел за своим рабочим столом, и сортировал груды бумаг: что подписать, что прочитать, что передать. Услышав стук в двери, я ответил "войдите", не вставая из-за стола, и в дверях появился Иероним. Ожидая услащать очередную лекцию от него, я недовольно закатил глаза и вздохнул.

– Не веди себе как ребенок. – возразил Иероним.

– Ты же опять пришел меня поучать? Не надоело ли Старейшинам бодаться со мной? Я всё равно продолжу стоять на своем.

– Я пришел не спорить с тобой. Ты должен понимать, что это в интересах братства. Но сегодня есть дела и поважнее, нежели твоя личная жизнь.

– Что-то произошло? – взволнованно ответил я.

– Не хочешь прогуляться? – загадочно ответил он.

– Почему я ни о чем не знаю? – продолжил настаивать я.

– Сегодня хороший вечер для прогулки. Возьми свою накидку, и идем. Давай же.

– Мне нужно брать оружие?

– Возьми. Но, надеюсь, оно нам не пригодится.

Я снял свою повседневную сутану, надел черную накидку с любимыми кинжалами, и вышел вслед за Иеронимом из кабинета, а затем и из келий.

– Куда мы собираемся?

– В Друид Хилс. – ответил он.

– Зачем? Там какой-то шабаш? – попытался пошутить я – Что там забыло братство?

– Два наших шпиона уже несколько дней не выходят на связь. Последняя информация от них поступала из Друид Хилс. Есть вероятность, что они были замечены и раскрыты партнером Максвелла.

– Кто именно?

– Доктор Дженкинсон, создавший сыворотку Р1085Пи.

– Что он делал в Друид Хилс? Есть какие-то зацепки, подсказки где могут быть наши алатисы?

– Есть несколько. Мы полетим туда, чтобы изучить эти "следы" и найти наших братьев.

Погода была чудесной. Сперва мы прогулялись по саду, и Иероним поведал мне все детали дела. Спокойный темный вечер, изредка легкий ветер ворошил верхушки деревьев, по небу проплывали тонкие белые облака.

– Подожди, – вспомнил я – но старейшины меня отстранили от заданий. Не так ли?

– Это не задание. – усмехнулся Иероним.

– Это прекрасная причина согласиться на это дело.

Мы с легкостью добрались до пригорода Друид Хилса. Уютный город со спокойной архитектурой, домиками в колониальном стиле без заборов, и размеренным ходом жизни.

– Что дальше? Какой у нас план? – спросил я, полагаясь на Иеронима.

– Три места – ответил он, подтвердив свои слова жестом – детский дом у пригорода, центральный госпиталь и офис лаборатории генной инженерии Абсорбс Глобал Индастри. Мы начнём с детдома.

– Окей. Где он находится?

– В нескольких сотнях метров. Пойдем пешком.

За несколько минут мы добрались до детдома, где был несколько дней назад Др. Дженкинсон. Мы подошли к огороже здания – страшного и унылого приюта Св. Анны для сотни брошенных детей. Осевшее здание, с крошечным двориком, где дети могли проводить свой досуг, огромные щели в окнах, хлипкая крыша. От одного вида этого здания становилось до боли жаль этих детей. Жуткое зрелище, вызывавшее в глубине души чувство вины и угрызения.

– Что здесь Дженкинсон забыл? – удивился я.

– Его новая разработка направлена на создание суперсолдат. И преимущество его вещества в том, что оно создает этих солдат уже с подросткового возраста. Необходимо ввести первую часть сыворотки в первые месяцы после рождения ребенка, а вторую – в период становления сознания ребенка – примерно два –три года. А третья – непосредственно в начале подросткового возраста. Тогда рост физических способностей увеличивается вдвое: скорость, сила, ловкость, выносливость и регенерация! А сознание в то же время притупляется – то есть он становится легкоуправляемым. Вуаля! Идеальный солдат готов. И уже в возрасте десяти-двенадцати лет они смогут выполнять задачи, которые сейчас выполняет спецназ. Но для того чтобы быть уверенным в результате Дженкинсону нужны испытуемые. Он берет их именно в таких мало финансируемых детдомах.

Слушая рассказ Иеронима, я просто вскипал от ярости внутри.

– Это не человек, это настоящее животное! – воскликнул я.

– Нет. Животные так не поступают. Но никак невозможно доказать его вину. К сожалению.

– Мы должны что-то сделать!

– Мы не можем вмешиваться в дела людей. Помнишь устав?

– Конечно. Но…

– Я понимаю тебя. Особенно сейчас, когда я сам понимаю, что такое быть отцом.

– Боюсь, я не совсем понимаю тебя.

– Ты будешь первым, кому мы скажем… Еще никто не знает, но Авем ждет ребенка. Точнее двух. Еще не заметно, но она на четвертом месяце.

– Ты серьезно? Не шутишь? – удивился я – Я рад за вас! Ух ты, даже не верится, что я первым об этом узнал!

– Да, и это необычное чувство, если ты понимаешь, о чем я. Анжели уже взрослеет, и это не менее прекрасно. Но ожидание этого чуда ни с чем не сравнимо. И я так яро настаивал на твоей женитьбе для того, чтобы ты тоже мог ощутить это.

– О, нет, не смей переводить это в русло «заботы о моей судьбе». Моя судьба заключается в ином. Скажи лучше, вы уже знаете, кто у вас будет?

– Да.

– А имена придумали?

– Придумали. Хочешь скажу?

– Если не секрет.

– Не смеши. Я сказал тебе одному, что Авем ждет двойню, так что имена детей это уж точно не секрет.

– Говори же.

– Себастиан и Бастион. В честь отца Авем и моего деда.

– Прекрасные имена! И, кроме того, Себастиан приходится мне прадедом, не так ли? – ответил я, приходя в еще больший восторг.

– Верно. Ну, хватит об этом. Не нужно забывать, зачем мы здесь.

– Я и не забывал. Кстати, я заметил, когда мы осматривали здание, что здесь нет никакого медкабинета. Соответственно, любые, даже малейшие ушибы или прививки приходится делать приезжим врачам либо вести детей прямо в госпиталь. А ты до этого говорил, что у нас по плану центральный госпиталь. Полагаю, там эти дети обследовались, прежде чем Дженкинсон выбрал себе «подходящих».

– Ты прав. Давай проверим госпиталь.

Мы осмотрели шестиэтажное новое здание госпиталя. С трех близлежащих зданий открывался хороший обзор на госпиталь, но только с одного было видно отделение педиатрии и отделение скорой помощи. Его мы и решили исследовать.

Крыша здания была усыпана темным гравием. Несколько вентиляторов, кондиционеров, электрощиты. Однозначно неприметное место, но хорошо подходившее для слежки.

– Подойди сюда! – позвал меня Иероним, глядя на госпиталь.

– Что ты нашел?

– Чувствуешь запах? – ответил он, глубоко вдыхая воздух.

Я так же глубоко вдохнул и во рту сразу же появился пряный привкус крови. Я присел, и провел пальцами по гравию, устилавшему крышу. Он был влажным от вечерней росы, грязным и покрытым слоем пыли и песка, но помимо того, у края бордюра встречались пятна крови, незаметные невооруженным глазом.

– Чувствуешь кровь? – спросил Иероним.

– Да, здесь везде следы крови. Не могу лишь понять, чья она…

– Или кто-то из людей решил здесь устроить разборки, или наших братьев каким-то образом сумели ранить.

– Надеюсь мы ошибаемся в любом случае. – ответил я, чувствуя, как в груди сжимается воздух – Давай осмотрим здесь все.

Спустя несколько минут без особых усилий Иероним нашел записку, спрятанную между двух технических блоков с другого края крыши. На записке было указано время и дата, написанные угольком. Ни места, ни имени – никакой другой полезной информации не было. Дата была сегодняшняя, а время – ну у нас еще оставался час, чтобы найти то место, где должно что-то произойти.

– Возможно, прежде, чем братьев схватили, они успели что-то узнать. А когда поняли, что они раскрыты, то оставили записку для тех, кто их будет искать. Но только не смогли указать где это произойдет. – предположил я.

– Согласен. Может, это будет в офисе лаборатории генной инженерии АГИ? Насколько я знаю, Дженкинсон еще не покидал Друид Хилс. Вероятно, встреча пройдет там.

– Сколько у нас время чтобы добраться туда?

– Мы успеваем.

Офис лаборатории генной инженерии АГИ находился в одном из наибольших бизнес-центров. Здание было хорошо защищено. Офис Абсорбс Глобал Индастри находился по середине здания, и его можно было осмотреть из окон соседних зданий комплекса. Кроме того, в здании находились офисы нескольких частных охранных компаний и адвокатских контор.

– Ты понимаешь, что мы уже выполняем задание, а не разыскиваем наших братьев. – заметил Иероним – Это совсем другой уровень риска.

– И всё же мы ищем в первую очередь наших братьев.

– Ты пойдешь на этот риск?

– Конечно. – удивленно ответил я, недоумевая, о чем он – Это же наши братья!

– Хорошо.

– Думаю, мы сможем привлечь их внимание, бросив что-то на крышу здания. Датчики сработают, и когда охрана выйдет на крышу, чтобы проверить, мы незаметно войдем в здание. Или «выключим» охрану, и потом войдем… – размышлял я, осматривая крышу бизнес-центра с крыши противоположного здания.

– Не считаю это хорошей идеей.

– Да, ты прав, я вижу там несколько камер. Но можно их разбить вот этим. – ответил я, подбрасывая в воздух мелкие камешки щебня, устилавших цветочные горшки на крыше.

– Это тоже не очень хорошая идея.

– Хм, ну да, если бы датчики реагировали на мелкие предметы, то охрана бегала бы на крышу из-за любой птицы, севшей на крышу. Должно быть что-то больше! – продолжал я маниакально строить план.

– Аллан, прекрати придумывать. Посмотри туда! – сказал Иероним, указывая пальцем на один из этажей бизнес-центра.

Одно из окон было открыто настежь. Наверное, кто-то неосторожно раскрыл окно, чтобы впустить вечернюю прохладу в офис, и забыв закрыть его, ушел, а окно так и осталось открытым. И мы, к нашему счастью, могли без препятствий в него попасть. Составив план действий, мы влетели в офис. Закрыв за собой окно, дабы не вызвать лишнего внимания, мы затаились в кабинете. Переговорная Абсорбс находилась двумя этажами выше, и при надобности, когда наступит время, мы проберемся туда.

Время настало, но, как ни странно, все здание затихло. Во всех кабинетах потух свет, остались гореть лампы лишь в коридорах, все кабинеты опустели, все двери закрылись. Возможно, это был трюк Абсорбс Индастри. Мы ждали. Время все бежало, и спустя час мы поняли, что всё же оказались не там, где должны были быть. Тогда на всех парах мы полетели обратно, к центральному госпиталю.

– Почему мы не подумали об этом! – корил я себя – Как мы не поняли, что встреча будет в госпитале! Теперь это так очевидно – дата и время, место не указано, потому что мы уже на месте!

К тому моменту, как мы прилетели к госпиталю, встреча была уже окончена. Мы увидели Дженкинсона, садящегося в автомобиль. Несколько минут он стоял у госпиталя, а затем поехал.

– Что ты задумал? – настороженно спросил Иероним, глядя мне в глаза – Не говори, что ты хочешь последовать за ним! Нас могут заметить люди.

– Люди настолько редко смотрят на небо, что даже пролетая над их головами, мы не привлечем их внимания. Их интересуют деньги, скидки, развлечения и спец-предложения. Ни звезды, ни Солнце, ни небо. Полетели.

Иероним скорчил недовольную гримасу и забубнил что-то себе под нос.

Мы последовали за автомобилем Дженкинсона до самой окраины города. Там, у старого особняка, автомобиль оставил доктора, и вернулся обратно в город. А Дженкинсон вошел в дом, открыв двери своим ключом. Особняк был двухэтажным, с большим чердаком, просторным отдельным гаражом и двумя старыми сараями, а также крытой оранжереей. Дженкинсон поставил кожаный портфель на комод, снял дорогое кашемировое пальто, надел белый врачебный халат, и через черный ход вышел во двор. Оттуда он направился в один из сараев, снял крупный железный замок, и вошел, закрыв за собой двери на внутренний замок, пронзительно проскрипевший дважды. Этот скрип буквально пронзил мертвую тишину вокруг. Мы с Иеронимом скрывались среди деревьев, а когда Дженкинсон скрылся в сарае, направились к его окнам чтобы все осмотреть. Иероним предпочел осмотреть сперва дом, я же сразу направился к сараю, где должен был быть Дженкинсон. Но заглянув в окно, я ничего не обнаружил. Только слабо мерцала старая лампа, доживавшая свой век. В ее слабом свете было видно груды старых вещей: колеса от велосипеда, деревянные бруски, детали машины, картонные коробки, но самого Дженкинсона там не было.

Я осмотрел старое хлипкое сооружение – не вышел ли он через второй вход. Но стены были глухи: ни дверей, ни окон. Раздался пронзительный скрип, и из деревянного люка в полу яркий свет разлился по всему сараю, озаряя ненужный старый хлам. Послышался стук ботинок по деревянным ступеням, и из подвала вышел Дженкинсон.

Как же это просто и банально! Как я мог не догадаться. – досадовал я своей несообразительности – Теперь, когда все стало понятно, это кажется само собой разумеющимся!

Тем временем Дженкинсон закрыл крышку люка и, обтряхнув пыль с белого врачебного халата, направился к двери. Я успел взобраться на крышу сарая прежде, чем он вышел из него, и таким образом он ничего не заметил. Не спеша Дженкинсон направился в дом. Зная, что кроме него и нас здесь никого нет, я не стал тревожиться за Иеронима и спешить предупредить его о приближении Дженкинсона. Уверенный, что он не растеряется сам, я поспешил войти в сарай и спустился в подвал, оставив крышку люка открытой на всякий случай.

Внизу оказалась огромная лаборатория. Более того, это было не импровизированное место, сооружённое своими силами, а хорошо оборудованное помещение для проведения опытов. Я вошел в открытое помещение, предназначенное, скорее для наблюдения за опытами, нежели для них самих. За стеной находилась лаборатория с множеством химических реагентов, пробирок, штативов и медицинских принадлежностей. Тут же стояло медицинское кресло с кожаными ремнями для фиксации тела.

Позади были две двери. Одна вела в кладовую с медпрепаратами. К сожалению, ни картотеки, ни архива не нашлось. Вторая же вела в операционную. похожую больше на анатомический театр. С левой стороны от операционного стола находилась витрина, позади которой стояли несколько рядов комфортабельных кресел. Сомневаюсь, что они предназначались для просмотра фильмов.

Справа от стола, намного дальше, чем кабинет для наблюдения, в стене, находились широкие металлические ящики. В таких же ящиках в морге хранят трупы людей…

Я осторожно приблизился к ним, и протянул руку, положив ладонь на одну из ручек ящика, настолько удивленный и увлеченный, что не услышал приближающихся шагов. К моему счастью, это был Иероним.

– Ты знаешь, что там. Что в этих ящиках? – тихо спросил он.

– Нет. А почему так тихо ты говоришь?

– Вдруг Дженкинсон что-то заподозрит – нужно держаться осторожно.

– Он в доме остался?

– Да, я ушел раньше, чем он обнаружил меня. Там есть несколько ящиков с документами об экспериментах Дженкинсона и АГИ. Может, когда он ляжет спать, мы заберем их для изучения.

Я кивнул. Глубоко вздохнув, я потянул за ручку и открыл ящик. Он был пуст. Второй ящик я открыл уже с меньшим волнением. И, к счастью, он тоже оказался пуст. Иероним открыл еще один…Но увы, он уже не был пуст. Увидев то, что находилось там, я застыл. Отчаянье и огорчение буквально лишили меня сил. Там лежало тело одного из наших братьев. Он был мертв, по всему телу виднелись следы ударов, ссадины и колотые раны.

– Это… – нерешительно произнес Иероним – Это он.

– Да, черт возьми! – ответил я, со всей силы ударяя кулаком в стену.

Кафель на стене потрескался, и несколько кусков упали на пол, разлетевшись на мелкие осколки. Я посмотрел на свою руку – по ней текли струйки крови, но раны быстро затягивались. В стене же зияла темная дыра в пустоту.

– Там есть что-то. – произнес я, заглядывая в темноту.

Вдруг мне в шею, точно в область артерии, что-то резко укололо. Схватив рукой за шею, я почувствовал там крошечный металлический дротик. В тот же момент Иероним превратился в алатиса. Я обернулся и увидел доктора Дженкинсона, стоящего в дверях операционной с тонкой трубочкой в руке.

– Добро пожаловать в мою лабораторию! – торжественно произнес он – Скоро вы присоединитесь к своим товарищам!

– Не думаю, что это случится скоро. – ответил я, надвигаясь к нему.

– Не так быстро. – спокойно ответил он – Видишь ли.... То, что теперь у тебя в крови – сказал он, ехидно улыбаясь и держа в руках другой дротик, каким попал в меня – …не позволит тебе превратиться в алатиса и угнетет все твои способности. А со временем и вовсе убьет тебя. Твои друзья послужили мне подопытными чтобы испробовать его и подобрать дозу. К сожалению, первый исследуемый не выдержал первоначально дозировки. А вот вторая попытка была успешной – он умирал долго и мучительно.

И вдруг он испуганно попятился назад. Я внимательно следил за ним, и спустя несколько секунд мне удалось понять, что он испугался Иеронима. Прежде он его не замечал, пока тот не приблизился к нему. Чем ближе становился Иероним, тем быстрее пятился Дженкинсон. Еще мгновение, и он помчался бы к выходу с подвала, и, возможно, мы упустили бы доктора и попали бы в ловушку. Быстро решившись, я бросился к нему, но превратиться в алатиса я действительно не смог. В это время Дженкинсон схватил один из скальпелей со стола. Набросившись на него, я повалил доктора на пол. Раздался звон металла, стук инструментов об кафель и глухой стук железного подноса.

С одного удара удалось его вырубить. Я встал, подняв за воротник Дженкинсона, но сильная боль в боку буквально сковала меня. Я отпустил доктора, и он рухнул обратно на пол. На моей накидке была кровь. На полу я увидел скальпель, ранее схваченный доктором Дженкинсоном. До половины скальпель был в крови. Поняв, в чем была моя ошибка, я зажал рану рукой.

– Ты ранен? – спросил Иероним, подходя ко мне.

– Да. – недовольно ответил я – Но важно другое – Дженкинсон у нас. И его преступление налицо. Мы должны наказать его.

– Здесь достаточно доказательств, чтобы его посадили в тюрьму.

– Нет-нет! Абсорбс Глобал Индастри с легкостью освободит его оттуда. Мы сами должны его судить.

– Брось эту мысль. Мы не можем… – задумчиво ответил Иероним – Но важно сейчас другое – перевяжи рану, и пойдем разыщем его документы.

Я взял ватные тампоны и приложил их к ране, вытерев кровь. Хирургические приборы были здесь, и я смог зашить рану и перебинтовать. Кровь остановилась, но всё же страшная боль сковывала все движения. Дженкинсон был прав: мое тело отказывалось регенерировать, как это было прежде.

– Давай найдем его наработки, и решим наконец, что делать с этим уродом. А пока привяжи его ремнями к столу.

Иероним молча выполнил приказ. Я направился к дыре в стене чтобы выяснить, что там скрыто. Там находилась еще одна комната, замаскированная от всех. В ней были спрятаны изобретения Дженкинсона, которые даже он побоялся кому-либо показывать. Отобрав документы для изучения, решено было поджечь подземную лабораторию.

– Что будем делать с доктором? – спросил Иероним – Времени у нас мало, скоро рассвет.

– Ты прав – убить его мы не можем, мы же не наемные убийцы, а стражи справедливости. Нужно доставить его на совет Старейшин, а все его наработки – уничтожить.

– Как ты собираешься добираться в монастырь?

– Я с этим разберусь. Ты забирай Дженкинсона, а я сожгу здесь все и догоню тебя.

– Аллан, – ответил Иероним – я знаю этот взгляд, не предвещающий ничего хорошего. Ты не забыл, что у тебя в крови какая-то дрянь, медленно убивающая тебя.

– Да, я знаю. Я чувствую ее в своем теле. Но это не меняет дела. Выполняй мой приказ.

Он сжал губы, сдерживая себя. Иероним связал Дженкинсона и, взвалив его на плечо, вышел из лаборатории. Когда я убедился, что Иероним покинул поместье, я направился к столу с химическими пробирками, но почувствовал такую сильную боль, что рухнул на попавший под руку стул. Рана, нанесенная доктором, стала сильно кровоточить. Все тело ослабло и по рукам пробегала дрожь. К счастью, я заметил, что, когда я буквально рухнул на стул, он немного отъехал – это говорило о том, что это был обычный офисный стул на колесиках. Собрав последние силы, я покатился на стуле к кладовой. Прежде, осматривая ее, я видел там несколько пакетов с раствором глюкозы, а также барбитураты и седативные препараты.

Пошарив в кладовой, я нашел упаковку шприцов с иглами, упаковку глюкозы и новокаин. Вколов их по очереди, я откинулся на спинку стула и стал ждать ожидаемого эффекта. Спустя какое-то время я почувствовал, что силы возвращаются ко мне, и смог встать со стула. Незаметно утихла и боль, но по телу пробегала дрожь и судороги. Собрав папки с документами доктора Дженкинсона, я уничтожил все его препараты, ампулы и пробирки, а затем поджег лабораторию.

В сарае Дженкинсона пылился старый черный "Ягуар". В нем было немного бензина, но мотор рычал как настоящая дикая кошка. Машина была на ходу и ничего не мешало на ней покинуть город. Забросив документы в багажник, я направился в дом за второй стопкой документов и в надежде найти немного денег для заправки "Ягуара". Найдя то, что нужно, я включил газ в плите, и оставил горящую свечу в гостиной. Забросив вторую стопку бумаг в машину, я сел за руль и надавил на газ. Мимолетное чувство восторга, ностальгия и эйфория охватили меня, как только машина выехала на шоссе и помчалась вперед со всей мощностью и прытью ее двигателя.

Несколько километров спустя на дороге нашлась заправка, и, заполнив бак, я, полный уверенности, направился в Джерси.

Однако, чем ближе я становился к монастырю, тем хуже я чувствовал себя. В итоге слабость, головокружение и раздвоение в глазах привели к тому, что я съехал на обочину дороги. Спустя несколько минут, свинцовая тяжесть сковала мое тело, я стал терять рассудок. Меня ужасно мутило и все тело пронзали судороги. Мне показалось, что позади на обочине кто-то остановился, ярко осветив фарами мой автомобиль. Рев двигателя замолк, хлопнули двери, послышались шаги возле машины. Кто-то постучал в окно – я повернул голову к окну и увидел двух бородатых молодых парней и девушку в очках с толстыми стеклами и двумя белоснежными косичками. Но ответить им я уже не смог.

Спустя несколько мгновений, я почувствовал, как девушка тормошит меня за плечо. Она наклонилась ко мне проверяя, дышу ли я.

– Пожалуйста… – прошептал я из последних сил.

– Он что-то говорит! – воскликнула девушка – Замолчите, я не слышу!

– Позвоните по номеру…Я заплачу…

Девушка внимательно слушала. Я прошептал номер телефона. Что было далее, я не помню. Все закружилось, потемнело и зазвенело, словно тысячи разбивающихся стекол, взрывающихся от пронзительного звона колокола.

«Лишь бы они не обманули.» – была моя последняя мысль.

Я очнулся в лазарете братства. Белоснежные стены, простыни, занавеси на окнах, сверкающие стерильные инструменты, штативы с капельницами и больничные койки. Ко мне подошла медсестра Натэль. Не заметив, что я очнулся, она проверила мой пульс и записала показатели с прибора возле моей кровати.

– Натэль – прохрипел я, чувствуя, что во рту все пересохло, словно я нажрался песка – Что со мной?

– Ох! – воскликнула она – Вы очнулись. Сейчас-сейчас! Я позову Марию.

– И принеси воды. – прохрипел я ей вслед, когда она, бросив блокнот с записями, бросилась прочь из комнаты.

Мария – заведующая лазаретом – буквально прибежала через несколько минут. Высокая светловолосая женщина, всю себя посвящающая медицинской науке и исследованиям, с приятной улыбкой – теплой и слегка смущенной – и темными глазами. Мария всегда ходила в белом халате, говоря этим, что она всегда остается в первую очередь врачом. Порой я думал, что в мире людей от нее было бы больше пользы, чем здесь. Но она была до последней фибры души предана братству. Она протянула мне стакан с водой, и я его мигом осушил.

– Как вы себя чувствуете? – спросила она, прощупывая пульс – Какие показатели? – спросила она у Натэль.

– Показатели пришли в норму, но функции почек еще не восстановились.

– Что? Что случилось? – удивленно произнес я, бросая взгляд то на одну, то на другую женщину.

– Мы приняли вас на грани смерти, вернее будет сказать на грани жизни, так как вы были скорее мертвы, чем живы. Отказали почти все органы. Но переливание крови помогло ослабить влияние сыворотки. А остатки сыворотки Дженкинсона в вашей крови дали возможность выяснить, что это было за вещество и нейтрализовать его.

– Можно будет сделать противоядие?

– Нет. Нельзя. Но мы узнали, как оно действует: это нейролептик, нейтрализующий участки мозга, отвечающие за превращение в алатиса и иммунную защиту. Так же мы обнаружили в нем вещество, которое нейтрализует защитную реакцию нашей крови – то есть оно делает сыворотку незаметной для иммунной системы, и та свободно достигает нужных органов, уничтожая их.

– Значит, у Дженкинсона были образцы крови алатисов, чтобы сделать это вещество?

– Думаю да.

– Тогда мне нужно узнать где он ее взял. – решительно произнес я, пробуя подняться с кровати. Но увы! Мне не хватило сил чтобы поднять свое тело с койки. Вдобавок аппарат рядом с моей кроватью начал испуганно пищать.

– Что с ним? – удивился я.

Мария усмехнулась.

– Этот аппарат очищает ваш организм от последствий действия сыворотки (я сама его проектировала). Пока что вы не можете без него полноценно функционировать. И, как вы уже поняли, Аллан, вы еще слишком слабы, чтобы вообще вставать с кровати.

– Я понял: мне предстоит еще несколько дней проваляться без дела в этой кровати.

– Совершенно верно! – улыбнулась Мария – Ведь если я вас переведу в вашу комнату – вы останетесь без присмотра и будете работать исподтишка.

– Вы так хорошо меня знаете?

– Я внимательна. А все признаки у вас налицо.

Она забрала записи и, велев Натэль принести мне графин с водой, ушла прочь. До конца дня я ее не видел. Натэль же каждые полчаса приносила то одни то другие настойки, микстуры и таблетки, назначенные Марией.

Спустя три дня – три ужасно скучных и мучительных дня – я был освобожден! Я вернулся в свой кабинет. Я надеялся сесть за бумаги, увезенные из дома доктора Дженкинсона, но, к моему огромному удивлению, их не оказалось на моем столе. На моем столе вообще не было ни одной новой бумаги, которую мне стоило бы прочитать или подписать. Я догадался, что этой бумажной волокитой занялась Авем. Но всё же, обидно было чувствовать себя настолько заменяемым.

– Я рад, что с тобой все в порядке. – раздался голос Иеронима за моей спиной – Но я же говорил, что ты то и дело попадаешь в передряги со своей самоотверженностью.

– Хорошо, – ответил я, оборачиваясь к нему, – следующий раз я не буду звать никого на помощь.

– Следующего раза могло бы не быть, если бы ты не позвал на помощь. Но, может быть, стоит, всё же, продумывать свои действия? – ответил он, улыбаясь.

– Ты насмехаешься надо мной. – нахмурился я.

– Никак нет. – ответил Иероним, похлопывая меня по плечу – Я действительно рад, что ты позвонил нам, и мы смогли тебя спасти. Однако, советую тебе выше ценить собственную жизнь.

– Я постараюсь прислушаться к твоему совету.

– Это не просьба. – строго ответил Иероним, и его глаза загорелись ярким огнем.

– Ладно, ладно. Не злись. – ответил я, вздергивая плечами – Лучше расскажи, что тут происходило без меня.

– Аллан, я говорю серьезно! Не относись к своей жизни так безответственно. Хотя бы потому, что за тебя волнуются другие.

Его слова заставили меня призадуматься. Я почувствовал, как мое лицо изменило выражение. Я ужасно хмурился. Я почувствовал неприятный холодок внизу живота.

– Не думал, что моя жизнь так много значит на фоне достижения общей цели. – вновь принимая простодушное выражение лица, хмыкнул я, разводя руками. Мне было проще сыграть дурачка и закончить этот разговор, чем вытягивать все чувства наружу.

– Аллан, во-первых, ты – моя семья, и я действительно не хочу потерять близкого человека. Во-вторых, ты глава братства. А в-третьих, самый ценный ресурс нашего братства.

– В каком смысле?

– Во всех. С твоим приходом началось возрождение братства и восстание алатисов против Абсорбс Глобал Индастри. Твои решения революционны, ты "свежая кровь". Именно ты ввел нас в эру технологий, что только улучшило положение алатисов на арене сражений алатисов и Абсорбс. Именно поэтому я прошу тебя быть осторожнее и не принимать непродуманных решений.

– Я прислушаюсь к твоим словам и постараюсь быть осторожней. А теперь расскажи мне, что тут происходило во время моей болезни! – ответил я, присаживаясь в кресло –Ох, я совсем и забыл – что с Дженкинсоном? Где он?

– Он в темнице, внизу. – ответил Иероним.

– Надеюсь, вы не забыли о мерах осторожности?

– Да, мы, на всякий случай, сожгли его одежду и просканировали его самого.

– Что же, это действительно строгие меры. Пойдем к нему?

– Идем. Мы его допросили уже. По дороге зайдем в мой кабинет – я предоставлю тебе всю информацию.

– Что с его лабораторией и домом? Они сгорели?

– Да. От них ничего не осталось.

– А его исследования?

– Их изучили. Расшифровали.

– Мы знаем, что есть у Абсорбс, а что он не успел передать им?

– Нет. Этого говорить он не хочет.

– Идем же, чего нам ждать! – ответил я, подгоняя его – Надо скорее узнать у него эту информацию и разработать план.

Мы быстро сошли на этаж ниже, где находился кабинет Иеронима. В отличие от моего, его кабинет и спальня были в разных помещениях. В кабинете царила атмосфера строгого порядка, иерархичности и структурированности буквально всего, даже воздуха. Огромный кабинет, строго, но роскошно украшенный фресками и лепниной, деревом и гобеленами, вмещал в себе рабочий стол, широкий комфортный стул, два кресла, кофейный столик, шкаф для документов, шкаф для книг, светильники, напольные часы и несколько старинных богато украшенных стульев и старинную копию устава.

Он вручил мне папку с записями допроса Дженкинсона, результатами изучения исследований вещества в моей крови и разбора его наработок. Я с жадным интересом принялся их изучать, слепо следуя за Иеронимом. Когда же мы снова остановились, что произошло довольно быстро, я обнаружил, что мы стоим у дверей его комнаты.

– Что мы здесь делаем? – удивился я.

– Хочу отдать Авем кое-что. – ответил он, доставая бумажный пакет из внутреннего кармана мантии – Она так любит выпечку из соседнего поселка. Я не мог ей отказать в этой радости. Но я не часто бываю в городе! – объяснил он.

– А, конечно. Ты бы сразу так сказал. Ничего страшного. – отмахнулся я.

Он постучал в двери и вошел. Я остановился у двери, вчитываясь в текст документов.

– Ох, привет Аллан! Рада тебя видеть. Как ты? – послышался голос Авем.

Я поднял глаза и не поверил им. Авем словно подменили: передо мной стояла круглолицая, румяная и радостная женщина с круглым животиком.

– Привет, Авем. – ответил я, не в силах отвести глаз от нее.

– Что ты смотришь? Ты разве не знал?

– Знал. – ответил я – Но…

– Ты почти месяц находился в лазарете. Конечно, я немного изменилась за это время. Но это временно, если ты об этом.

– А мне то что. – ответил я – Твой муж ведь Иероним. Если он не против спать на коврике рядом с кроватью… потому что на кровати для него уже, судя по всему, нет места…

– Ах ты бессовестный! – засмеялась она, прожёвывая кусок булочки из пакета, что ей вручил Иероним.

– Ты же знаешь, что я шучу?

– Я бы на твоем месте так не шутил. – заметил Иероним, подходя к двери – Идем?

– А куда вы идете? – услышав его слова, спросила Авем.

– В темницу, к Дженкинсону.

– Я пойду с вами. Мне так тяжело сидеть здесь всё время.

– Никаких проблем, только возьми что-то теплое, там холодно. – ответил я.

Иероним наградил меня грозным взглядом. Но важнее было то, как засияла улыбку Авем. Она набросила на плечи мантию, и мы спустились в темницу через тайный вход за картиной в коридоре. В темном подземелье стояла тишина и влага. По стенам стекали капли воды от минувшего дождя. Из глубины темницы доносились глухие удары дерева об камень. По мере нашего приближения к камерам, становилось понятно, что этот звук производит наш узник. Дженкинсон стучал своей кружкой об стены камеры. Когда он увидел нас – то притих и забился в дальний угол камеры. Для большей осторожности, мы надели маски, скрывавшие наши лица.

– Что вы с ним делали, что он мечется как дикий зверь? – взволновался я.

– Это были не мы. Очевидно, Максвелл ранее проверял его. Он почти ничего не сказал нам.

Я подошел к камере и осторожно заглянул в нее.

– Ричард Дженкинсон – тихо сказал я – мы не хотим причинить вам зла. Но нам нужна информация.

Послышался шорох, Дженкинсон подошел к двери, скрываясь в темноте.

– Я готов выслушать ваши просьбы. Взамен нам нужна только информация.

– Абсорбс не оставят меня в живых после того, как я побывал у вас и остался жив.

– Вы просите о смерти?

– Быстрой и легкой. И ни одно мое исследование, мое чудо, шедевр, не должны пострадать.

– Обещаю выполнить всё возможные ваши требования, когда вы предоставите нам необходимую информацию. – твердо ответил я.

Иероним протянул мне ключ, и я открыл двери. Проскрипев, тяжелая дверь открылась и из камеры, словно запуганное животное, осторожно выглянул Ричард Дженкинсон. Он украдкой посмотрел по сторонам. Авем и Иероним стояли за дверью, и Дженкинсон видел только меня. Он выпрямился и ступил пару шагов вперед.

– Я отведу вас в место, где вы сможете рассказать нам все, что необходимо, а затем мы выполним ваши условия.

Он кивнул, но не спешил идти за мной. Его взгляд был напряжен и вонзен в меня, верхняя губа искривилась в отвращении, кулаки были крепко сжаты.

– Вас что-то пугает? – спросил я.

Тогда он злобно посмотрел на меня.

– Я узнал ваш голос – прошипел он, делая шаг назад, его лицо покраснело, – как вы остались живы? А теперь вы хотите мести! Вы собираетесь жестоко пытать меня? Я вам не дамся живым!

Он швырнул мне в лицо песок, который держал в кулаке, и оттолкнув, бросился бежать куда глаза глядят. Маска защитила мои глаза, и песок лишь создал на несколько секунд, своего рода пылевой занавес, помогший ему улизнуть. Но хрупкие мышцы и суставы доктора не смогли унести его далеко.

Все трое, мы направились за ним. Он пытался ускорить бег и уже приближался к лабиринту. Сухой гравий выскальзывал из-под ног, препятствуя ему. И вдруг Дженкинсон с разбегу врезался в дверной откос, вместо того, чтобы пробежать в дверь. Было видно, как он встал, преодолевая боль, и собрался уже побежать дальше. Тогда Авем достала засапожный ножик и блистательно метнула его в Дженкинсона. Тот упал на землю, схватившись за голень.

– Теперь я, кажется, понял почему ты никогда с ней не споришь. – заметил я, обращаясь к Иерониму.

Иероним молча посмотрел на меня и улыбнулся. Я подошел к Дженкинсону и наклонился к нему. Кровь из раны на ноге хлыстала потоком. Он пытался руками зажать ее, прекратить кровотечение. Однако, его действия делали только хуже. Я нажал на нужную точку выше места ранения, прекратив таким образом кровоснабжение его ноги. Кровотечение прекратилось.

– Итак, Ричард, сейчас я зажимаю кровотечение берцовой артерии. Вы прекрасно знаете, что, если я отпущу ее – вы умрете через несколько минут. Может, все-таки, вы успокоитесь и расскажите нам то, что мы хотим узнать?

Он печально вздохнул и согласился. Нельзя было терять время и допрос пришлось проводить там же. Дженкинсон рассказал нам все, что знал о планах Абсорбс, о тех разработках, что Абсорбс получили от него, об источниках материалов, которые он получал для своих работ и прочее. Всплыло имя моего отца. Должен признать, мое самообладание пошатнулось на мгновение, но я быстро пришел в себя.

– Эдгар Селиван – бывший разработчик Абсорбс – получил эти материалы. На основе его разработок и его материалов я начал свои исследования. – утверждал доктор.

– Исследования Селивана были уничтожены. – ответил Иероним, понимая мои чувства.

– Нет-нет! Почти все они были переданы им в Глобал Генетикс, которая принадлежит Абсорбс Глобал Индастри. Конечно, разработки Селивана преднамеренно содержали много пробелов, поэтому их восстановить не удалось. Хитрый ублюлок был двойным агентом! Но именно его исследования создали базу для меня. Кровь и прочие материалы доставал он. А то вещество, что я вколол вам – Дженкинсон взглянул на меня – основано на его изобретении: Фасиволуме.

– Этого быть не может. – утверждал я.

– Вы так взволнованы? – усмехнулся Дженкинсон – Этот человек был вам знаком?

– Ни капли. Но он работал с алатисами, помогая предотвратить действия Абсорбс.

– Значит, он действительно был двойным агентом. – заключил Дженкинсон, поглаживая скудную бородку – А ведь именно его разработки…

– Достаточно. – прервал его я.

– Вы определенно знали его. А черты вашего лица, замеченные мною тогда, в лаборатории, говорят лишь об одном: вы его сын. Я работал с ним, когда еще был молод и только начинал сотрудничество с Абсорбс. Признаюсь, гениальный человек – ваш отец. А в вас я замечаю некоторые его повадки.

– Абсурд. – вмешался Иероним.

– Да… я прав. – он ликовал, от чего мне хотелось его разорвать на кусочки – Ваш отец не был таким святошей, как вы думаете. И делал он это не ради науки или по вынуждению, а потому, что он был психом, помешанным на своей идее! Он не мог прожить без своей работы, без того, чтобы не исследовать кого-нибудь диковинного, ни дня!

– Достаточно. – вновь ответил Иероним.

– Вам удалось уничтожить его изобретения? Бедняга Эдгар попался именно на попытке вынести свои сыворотки из лаборатории. Но, скажу я вам, достойно уважения то, как он боролся с Абсорбс, и в итоге, просто спрятал Фасиволуме у всех на виду. О, да, мы всё узнали после смерти главы Абсорбс.

– Никому это не интересно. – добавила Авем грозным и строгим тоном.

– Странно лишь одно…

Дженкинсон сделал паузу, выжидая, когда наш интерес накалится до высшей степени. Я сжимал лезвие ножика, которым Авем перерезала его артерию. Острая боль отвлекала меня, не позволяя сорваться и тут же убить его.

– Странно, что Эдгар не дал своему сыну антидот.

– Какой антидот? – вырвалось у Авем. Иероним нервно обернулся к ней и шикнул на жену.

Дженкинсон ликующе захохотал. Он был более, чем доволен собой.

– Больше я ничего не скажу. – его смех разрезал тишину, царившую в темнице, словно горячий нож – сливочное масло. Он сотрясал тишину, и наслаждался беспокойством, закрадывавшимся в наши разумы.

Мне хотелось всадить ему в горло ключ от темницы, лежавший в моем кармане. Не знаю, как я сдержался. Я наседал на него, надеясь, что тот заткнется. Но Дженкинсон повторял одно и то же из раза в раз, и сомнений быть не могло – он говорит правду. Злость сменялась отчаяньем. Темная беспросветная пучина засасывала меня в свои лапы, и казалось, что вся моя жизнь – это сплошной обман.

В конце моего допроса Дженкинсон стал бледен, щеки поблекли и глаза запали в череп, его слова уже еле-еле вырывались из его сухих губ. Его кожа почти просвещалась насквозь, открывая сосуды, мышцы и кости. Доктор становился похожим на призрака. Он отправился в лазарет, но не добрался до него живым. Хоть он еще сообщил нам не всю информацию, что мы хотели узнать, и было еще немного времени, воля случая распорядилась так, что его слабое – как потом выяснилось – сердце просто не выдержало давления, и остановилось.

Тщетно Авем пыталась подбодрить меня и попасть в кабинет. Я запер все замки, и нервно размышлял над тем, чтобы всё это могло значить. Я начинал вспоминать те бурные события, и мне всё больше начинало казаться, что мой отец был совершенно другим. И вот я уже был уверен, что он сотворил столько черных дел, что его раскаянье было всего лишь прикрытием, или неумелой попыткой всё исправить.

«Неужели он был предателем? Не уж то он предал свою семью?» – горько думал я – «Нет. Братству он не был ничем обязан, но всё же помог… Должны быть какие-нибудь записи о нем в архиве!»

Когда все направились на ужин, и коридор опустел, я направился в архив, который был на верхнем этаже библиотеки. Должен признаться, мне всегда нравилось это здание – красивое и изящное в оформлении, функциональное в использовании и завораживающее – содержащее в себе множество интересных секретов. Стражник у дверей молча кивнул головой и открыл передо мной двери. Я вошел в библиотеку и направился на последний этаж по винтовой лестнице. Широкие двустворчатые двери затворяли архив – огромный зал, заполненный шкафами и тумбами с картотекой. Тяжелые двери открывались амулетом – символом братства. В помещении стоял сильный запах пыли с бумаги, тяжелый воздух мгновенно затруднил дыхание, и словно сковал движения.

Тусклый свет со стеклянной крыши вяло освещал стеллажи и шкафы. Окна были занавешены. Стояла мертвая тишина. Даже милые ангелы и юные девы на фресках дремали в тени пышных ветвей фруктовых садов. С хрустальных люстр, некогда удивлявших своей красотою, свисали клоки паутины и пыли, похожие на седые волосы. Открыв первый попавшийся ящик, я осмотрел лежавшие в нем папки, и непроизвольно взялся за голову. На каждом деле стоял шифрованный номер, означавший дату и место проведения задания. Проблема была в том, что ни на одном ящике не было номера, и искать нужное задание нужно было хаотично. На эти поиски у меня мог бы уйти месяц. Но поскольку дела шли одно за другим, я подумал, что достаточно только найти нужный шкаф, а там дело за малым. Закатав рукава, я принялся ворошить старую пыль.

Прошло больше двух часов, прежде, чем я нашел подходящий ящик с документами. Еще несколько минут – и найдена нужная карточка.

Я стал ближе к окну, и в свете уходящего солнца принялся рассматривать бумаги. На титульной странице вверху стояла дата. Казалось, что это было несколько месяцев назад – а на самом деле прошло почти десять лет. Ниже шла информация о месте проведения задания и, словно в пьесе, перечень участников.

Со следующей страницы начиналась "повесть" о самом задании. Начало было затянутым – еще с первой встречи моего отца с отцом Марком. Я спешно пролистал бумаги. Страниц десять. На последней странице была надпись: "Завершено успешно" и стояла печать епископа. В папке оказался еще один вкладыш – моя характеристика, написанная Иеронимом, в которой я описывался как "балованный и не поддающийся контролю», но «целеустремленный и ценный алатис, умеющий определять приоритеты". Я невольно недовольно хмыкнул, прочитав этот вывод Иеронима, поэтому решил подробнее почитать его отчет.

«Субъект – начиналась характеристика – второй сын Беатрис Бейнет, чистокровного алатиса, покинувшего братство Алатис, и Эдгара Селивана, человека.»

– Что? – вырвалось у меня.

Мой выклик глухо разбился в тесноте комнаты, забитой ящиками, и рассеялся средь пыли. Я почувствовал, как по рукам побежала дрожь. И я выронил бумаги из рук. Они тихо разлетелись в разные стороны, плавно опустившись на пыльный пол. Пройдя в себя, я стал искать ту самую страницу, чтобы еще раз взглянуть на нее своими глазами. Но она словно исчезла: должно быть, проскользнула под один из ящиков. Я присел на пол, пытаясь взять себя в руки.

«Не может этого быть… – судорожно думал я – Я плохо помню мать, но уж точно помню, что брата у меня не было. Даже если бы был, он не смог бы всю мою жизнь скрываться от нас. Отец упомянул бы о нем хотя бы раз!»

Но не переворачивать же было всё в поисках утерянного листа бумаги! Нет, я придумал себе задачу посложнее: я твердо решил найти документы, свидетельствующие об уходе моей матери из братства Алатис и все свидетельства о ней. Должен был быть приказ и заключение совета Старейшин. Я настойчиво принялся за работу.

В одном из ящиков нашел картонную коробку с бумагами и блокнотами. Я бы не обратил на них никакого внимания, если бы не пометки на верхнем левом уголке каждого блокнота. «Э.С.1» или «Э.С.7». Мой отец имел особенности таким же образом отмечать свои дневники. Почерк на страницах оказался похожим, на почерк Эдгара. А когда я хаотично пролистывал один из блокнотов в надежде найти что-то полезное, в руки мне упал сложенный вчетверо листок пожелтевшей бумаги.

«Если ты, Аллан, это читаешь, значит, я поступил правильно, передав свой дом и свое имущество братству. Если же нет – то мне очень жаль, что мой сын никогда не узнает правду». – так начиналось послание из блокнота, и я призадумался, стоит ли читать дальше. После слов Дженкинсона я, мягко говоря, был не в себе. А что будет после прочтения этого письма? В каких страшных грехах решил признаться мой отец?

Я вновь развернул письмо.

«Аллан, полагаю, если ты читаешь это письмо, то ты вернулся на путь своей матери». – писалось дальше, и мое любопытство взяло верх. Я продолжил читать.

«За те короткие шесть лет, что мы с Беатрис были вместе, она открыла во мне новые удивительные чувства и раскрыла глаза на настоящую красоту окружающего мира. Но больше всего я благодарен ей за прекрасного сына. Она никогда не говорила мне о своей прошлой жизни, происхождении и «настоящем» мире – обо всем я узнал много лет спустя. Просто я надеюсь, что твоя жизнь не разорвалась на «до» и «после».

Итак, полагаю, моя гениальная работа навлекла проблемы и на тебя, а мне принесла смерть. Но последнее пустяки, если тебе всё же удалось разгадать мои подсказки и найти Фасиволум. Надеюсь, ты поступил разумно с ним.

Мне жаль, что правда выяснилась так поздно. Когда я разобрался во всем, когда нашел вещи Беатрис и встретил отца Марка, уже было слишком поздно. Мое творение было завершено, жизни были отняты.

Я не мог уничтожить свое лучшее изобретение – разум учёного не давал мне возможности это сделать. Но я запутал свои записи, чтобы никто не смог повторить формулу и уничтожил все исходники. Несколько раз я попадался на попытке вынести вещество из Глобал Генетикс. Пока меня отпускали, но я замечаю много незнакомых наблюдателей, а значит – меня скоро устранят.

Надеюсь, у тебя получится закончить начатое мной дело.