Читать книгу Галлюцинации со вкусом бензина. Бизарро, хоррор, фантастика - Грициан Андреев - Страница 5

1

Космический корабль «Аргус» парил в бездонной пустоте пояса Койпера, его массивный корпус отливал тусклым серебром под слабым светом далёкой звезды класса G. Построенный на орбитальных верфях Марса, «Аргус» был чудом инженерии: сто пятьдесят метров в длину, с обтекаемыми линиями, напоминающими древние морские суда, но покрытыми бронёй из титано-керамического сплава. Его поверхность пестрела следами микрометеоритов – крошечными шрамами, которые рассказывали о годах странствий в глубоком космосе. Внутри корабль гудел тихой жизнью: системы жизнеобеспечения жужжали, перерабатывая воздух с лёгким запахом озона, а светодиодные панели заливали коридоры холодным, стерильным светом. Сердце «Аргуса», термоядерный реактор, пульсировало в недрах, питая его бесконечное путешествие. Экипаж из восьми человек, собранный из лучших умов Земли, готовился к высадке на астероид XN-47 – невзрачный кусок углеродного хондрита, затерянный среди миллиардов других, но с аномалией, которая заставила учёных на Земле затаить дыхание. Спектры зонда показали следы органических соединений, не похожих ни на что известное, и странные структуры в главном кратере, которые могли быть чем угодно – от геологических артефактов до руин неведомой цивилизации.

Корабль был разделён на отсеки, каждый со своей функцией: командный мостик с панорамными экранами, лаборатория с голографическими анализаторами, жилые каюты, тесные, как монашеские кельи, и столовая, где экипаж собирался, чтобы перекинуться парой слов и забыть о холодной пустоте за бортом. Вентиляционные шахты, пронизывающие корабль, тихо гудели, разнося воздух, а стены, покрытые шумопоглощающим полимером, гасили эхо шагов. «Аргус» был домом, крепостью и тюрьмой одновременно – изолированным миром, где малейшая ошибка могла стать последней.

Сара Миллс, геолог из Бостона, сидела в лаборатории, склонившись над голографическим экраном. Её тёмные волосы были небрежно собраны в хвост, а пальцы нервно теребили край рукава – привычка, выдававшая напряжение. На экране мерцали данные с астероида XN-47: графики спектрометра, показывающие углеродные соединения с примесями, которые не укладывались в стандартные химические модели. Сара нахмурилась, увеличивая изображение: структура в кратере астероида напоминала не то руины, не то окаменевший организм.

– Сара, ты опять копаешься в своих графиках, как археолог в песке, – раздался голос с порога.

Она обернулась. Игорь Волков, бортинженер из Новосибирска, стоял, прислонившись к косяку, с кружкой синтетического кофе в руке. Его широкое лицо с грубыми чертами смягчала привычная ухмылка, а русский акцент делал речь тягучей, почти уютной.

– А ты опять пьёшь эту гадость, – ответила Сара, кивнув на кружку. – Серьёзно, Игорь, как ты это глотаешь? На вкус как смазка для двигателя.

– В Сибири и похуже пили, – он пожал плечами и шагнул к её столу. – Что там у тебя? Нашла инопланетный клад?

Сара ткнула пальцем в экран.

– Спектрометр показывает органику, но… она странная. Аминокислоты, смешанные с чем-то, чего мы не знаем. Я хочу взять пробы из кратера. Там структура, которая выглядит… неестественно.

Игорь присвистнул, потирая щетину.

– Ручками лезть в инопланетную грязь? Смело, американка. Только не забудь надеть перчатки.

Сара закатила глаза, но улыбнулась. Игорь умел разрядить обстановку своей прямотой, и это было единственным, что удерживало её от погружения в собственные мысли.

***

В командном отсеке капитан Рейнхардт «Рейн» Кляйн, немец с лицом, словно вырезанным из камня, проверял траекторию посадки. Его голубые глаза, холодные и цепкие, скользили по данным на панели управления. Рейн был ветераном трёх глубоких миссий, и его педантичность вызывала у экипажа смесь уважения и раздражения. Он нажал кнопку интеркома, и его голос, сухой и властный, разнёсся по кораблю.

– Экипаж, сбор в столовой через десять минут. Готовимся к высадке. Без опозданий.

В своей каюте Ли Мин, биолог из Шанхая, оторвался от микроскопа. Он изучал образец земной плесени, сравнивая его с данными Сары. Ли был худощав, с тонкими пальцами и фанатичным блеском в глазах, когда речь заходила о ксенобиологии. Он поправил очки и пробормотал:

– Если это правда… это перепишет учебники.

В столовой уже собрались остальные. Макс Тейлор, техник из Лондона, лениво жевал протеиновый батончик, развалившись на стуле. Его чёрный юмор и сарказм делали его душой компании, но его привычка увиливать от работы бесила Рейна. Напротив сидела Анастасия Коваленко, медик из Москвы, с тёмными волосами, убранными в тугой пучок. Она хмурясь листала планшет с медицинскими картами.

– Макс, ты опять пропустил медосмотр, – бросила она, не поднимая глаз.

– Настя, я здоров как бык, – усмехнулся Макс, лениво откинувшись на спинку стула. – А ты смотришь на меня так, словно уже примерила мне саван.

– Не искушай, – ответила она с лёгкой улыбкой, но её голос был острым, как её скальпель.

Последними вошли Айша Хан, навигатор из Лахора, и Хуан Перес, специалист по дронам из Мехико. Айша Хан, чей голос лился мягко, словно строки Хафиза, которые она любила цитировать, была полной противоположностью Хуану Пересу, чья неуёмная энергия, казалось, искрила, переполняя тесное пространство столовой. Он уже размахивал руками, воодушевлённо расписывая свой новый дрон, который «заснимет этот астероид так, что Академия кинематографических искусств и наук вручит ему Оскар за лучшую операторскую работу».

– Хватит трепаться, – оборвал их Рейн, входя в столовую. Его шаги были тяжёлыми, как будто он нёс на плечах весь корабль. – Высадка через шесть часов. Сара, что у нас по астероиду?

Сара встала, отложив планшет.

– XN-47 – углеродный хондрит, но с аномалиями. Органические соединения, возможно, биогенные. В кратере структура, которая выглядит как… руины. Я хочу взять образцы вручную.

– Руины? – Макс хмыкнул, подбрасывая батончик. – Что, инопланетный Стоунхендж?

– Не смешно, – отрезала Сара. – Это может быть первым доказательством внеземной жизни.

Ли Мин подался вперёд, его глаза загорелись.

– Если это биология, я должен быть в команде высадки. Мы не можем упустить такой шанс.

– Высадка: Сара, Ли, Хуан, – сказал Рейн. – Остальные – поддержка с корабля. Игорь, проверь скафандры. Настя, готовь медотсек на случай… проблем.

– Всегда готова, – буркнула Настя, отдав пионерское приветствие. – Но лучше не приносите мне сюрпризы.

Игорь допил кофе и встал, хлопнув себя по коленям.

– Скафандры будут как новые. Но, Сара, если найдёшь там зелёных человечков, принеси мне одного. Хочу сувенир.

2

Космический корабль «Аргус» мягко вибрировал, готовясь к снижению на астероид. В командном отсеке гудели системы навигации, а панорамные экраны транслировали приближающийся силуэт угольного камня, чей кратер зиял, словно разорванная плоть. В воздухе витал запах металла, смешанный с едва уловимым привкусом химикатов из систем фильтрации. Экипаж, разделённый по отсекам, готовился к высадке, и напряжение, словно статическое электричество, искрило в каждом движении, каждом слове.

В ангаре, где хранились скафандры и оборудование, Игорь Волков методично проверял герметичность швов. Его крупные руки, привыкшие к тяжёлой работе, двигались с точностью хирурга. Скафандры, подвешенные на стойках, напоминали пустые оболочки, готовые принять тела экипажа. Игорь пробормотал что-то про себя на русском, проверяя датчики давления на одном из костюмов.

– Игорь, долго ты ещё будешь копаться? – раздался голос Сары Миллс из-за стеллажа с инструментами. Она укладывала в контейнер геологические зонды, её движения были резкими, выдавая нервозность. – Рейн сказал, у нас два часа до высадки.

– Спокойно, американка, – ответил Игорь, не поднимая глаз. – Если скафандр порвётся, будешь дышать вакуумом. Готова рискнуть?

Сара фыркнула, но спорить не стала. Она защёлкнула контейнер и проверила планшет с картой кратера. Данные зонда всё ещё беспокоили её: структура в центре астероида выглядела слишком упорядоченной для природного объекта. Словно кто-то вырезал её из камня с ювелирной точностью.

– Ты видел снимки? – спросила она, подойдя к Игорю. – Эти «руины»… они не похожи на случайные трещины. Там углы, симметрия.

Игорь наконец поднял взгляд, вытирая руки тряпкой.

– Может, это космос морочит тебе голову, – сказал Игорь, его голос, пропитанный сибирской неторопливостью, дрогнул от сдерживаемого смеха. – А может, и впрямь инопланетяне там что-то наваяли. Но, знаешь, мне всё равно, лишь бы двигатели не подвели и кофе в запасе остался.

Сара покачала головой, но уголки её губ дрогнули.

– Ты безнадёжен.

– В том и есть мой шарм, – ухмыльнулся Игорь, возвращаясь к скафандру.

***

В медицинском отсеке Анастасия Коваленко готовила портативный медкомплект для высадки. Её движения были быстрыми, но точными: ампулы с антибиотиками, шприцы с адреналином, диагностический сканер. Она ненавидела неопределённость, а миссия на XN-47 пахла ею за милю. Настя посмотрела на экран, где крутился трёхмерный скан тела Сары – никаких отклонений, но что-то в её интуиции шептало о беде.

Дверь отсека с шипением открылась, и вошёл Ли Мин, неся под мышкой планшет с анализом проб. Его лицо, обычно спокойное, светилось возбуждением.

– Настя, ты видела данные Сары? – начал он без предисловий. – Эти органические соединения… они не просто аномальные. Они структурированы, как будто кто-то их спроектировал.

Настя отложила шприц и посмотрела на него с прищуром.

– Ли, ты опять про свою ксенобиологию? Если там и есть жизнь, она вряд ли будет рада гостям. Лучше скажи, ты прошёл дезинфекцию перед высадкой?

Ли замялся, поправляя очки.

– Э… да, конечно. Но послушай, если это биология, мы можем столкнуться с чем-то, чего не понимаем. Надо взять биосенсоры.

– Всё уже в комплекте, – отрезала Настя. – И не забудь: притащишь мне заражённого – я этот твой биосенсор засуну тебе туда, где звёзды не светят.

Ли улыбнулся, но в его глазах мелькнула тревога. Он знал, что Настя не шутит.

***

На мостике капитан Рейн Кляйн стоял перед главным экраном, где астероид медленно вращался, открывая всё новые детали. Его холодные голубые глаза изучали кратер, чьи края казались слишком гладкими, почти искусственными. Рейн не любил сюрпризы, а XN-47 был одним сплошным вопросительным знаком. Он повернулся к Айше Хан, которая сидела за панелью навигации, её пальцы танцевали по сенсорному интерфейсу.

– Айша, траектория стабильна? – спросил он.

– Как стекло, капитан, – ответила Айша, не отрываясь от экрана. Её голос, мягкий и мелодичный, контрастировал с сухостью Рейна. – Сядем в трёх километрах от кратера. Но… – она замялась, – магнитное поле астероида странное. Оно пульсирует, словно там бьётся сердце.

Рейн нахмурился.

– Пульсирует? Этого в данных зонда не было.

– Возможно, зонд что-то упустил, – Айша повернулась, её тёмные глаза встретились с его взглядом. – Или это нечто, чего мы ещё не видели.

– Следи за этим, – коротко бросил Рейн. – Если поле усилится, отменяем высадку.

Айша кивнула, но её пальцы на мгновение замерли. Она вспомнила строку Хафиза: «Тьма скрывает звёзды, но не их свет». Что-то подсказывало ей, что этот астероид скрывает больше, чем они готовы увидеть.

***

В ангаре Хуан Перес возился со своим дроном, напевая под нос мексиканскую народную песню «La Bamba». Его энергия, казалось, заполняла всё пространство, а руки двигались с молниеносной скоростью, подключая сенсоры к машине. Рядом Макс Тейлор лениво полировал гаечный ключ, наблюдая за Хуаном с насмешливой улыбкой.

– Хуан, ты уверен, что твой дрон не взорвётся на старте? – поддел его Макс. – А то я не хочу потом собирать тебя по кускам.

– Расслабься, англичанин, – Хуан ухмыльнулся, не отрываясь от своего дрона, его пальцы мелькали с ловкостью уличного фокусника. – Этот малыш заснимет астероид так, что твои лондонские пабы будут крутить это на всех каналах. 64K, полный спектр, тепловизор. Спорим, я найду там такое, от чего ты челюсть выронишь?

– Спорю на твой ужин, – хмыкнул Макс. – Но если там пришельцы, типа какого- нибудь ксеноморфа, я пас. Пусть Рейн с ними разбирается.

– Ксеноморф? – Хуан рассмеялся, хлопнув дрон по корпусу, как по плечу старого друга. – Ты всё смотришь это старьё? Ладно, договорились. Но если найду что-то необычное, ты будешь мне кофе варить всю обратную дорогу.

***

В лаборатории Сара закончила сбор оборудования. Она ещё раз взглянула на снимки кратера: тёмные, изломанные линии, которые казались слишком правильными. Её пальцы невольно коснулись предплечья – зуд, едва заметный, прошёл пером под кожей. Она тряхнула головой, отгоняя мысль.

«Просто нервы», – сказала она себе.

В это время в недрах «Аргуса» что-то шевельнулось. В вентиляционной шахте, скрытой от глаз, тонкая пыль, похожая на споры, осела на фильтрах. Она была почти невидима, но под светом ультрафиолетовых ламп можно было заметить, как крошечные частицы начинают двигаться, словно подчиняясь неслышимому ритму.

3

«Аргус» мягко коснулся поверхности астероида XN-47, и его посадочные опоры вгрызлись в рыхлый угольный грунт, подняв облака мелкой пыли, которые медленно оседали в низкой гравитации. Внешние камеры транслировали на мостик пейзаж: чёрная, изрытая трещинами равнина, усеянная острыми скалами, торчащими, как сломанные кости. Кратер, цель их миссии, зиял в трёх километрах – тёмная впадина, чьи края казались слишком ровными, словно вырезанными не природой, а разумной рукой.

Команда высадки: Сара Миллс, Ли Мин и Хуан Перес – стояла в шлюзовом отсеке, облачённая в скафандры, чьи герметичные швы поблёскивали под светом ламп. Их шлемы отражали друг друга, создавая бесконечные отражения лиц, искажённых стеклом. Игорь проверил их костюмы, пробурчав что-то о «хлипких американских застёжках», и отступил к панели управления шлюзом.

– Всё готово, – сказал он, его голос, приглушённый интеркомом, звучал с лёгкой насмешкой. – Не забудь сувенир для меня, американка.

Сара, чьё лицо скрывал зеркальный шлем, закатила глаза, и отражение в визоре на миг исказило её черты лёгкой насмешкой.

– Если найду инопланетный кофе, он твой, Игорь, – ответила она. Зуд в предплечье, который она чувствовала в ангаре, вернулся, но она отмахнулась от него, списав на нервы.

Ли Мин, проверяя биосенсоры на запястье, подался вперёд, его глаза горели фанатичным блеском.

– Это не просто астероид, – пробормотал он, почти шепча. – Эти структуры… они могут быть ключом ко всему.

Хуан, возясь с дроном, ухмыльнулся.

– Расслабься, Ли. Если там что-то есть, мой малыш заснимет это.

Ли фыркнул, но не ответил, поглощённый своими мыслями. Шлюз с шипением открылся, и команда шагнула на поверхность.

***

Астероид встретил их тишиной, такой абсолютной, что она казалась осязаемой. Грунт под ногами был мягким, как пепел, и каждый шаг поднимал облачка пыли, которые зависали в воздухе, словно в замедленной съёмке. Небо над головой было чёрным, усеянным звёздами, но их свет казался холодным, чужим. Сара включила фонарь на шлеме, и луч выхватил из тьмы зазубренные скалы, покрытые странным налётом – не то мхом, не то окаменевшей плёнкой. Она присела, проводя перчаткой по поверхности. Налёт осыпался, как сухая кожа, обнажая гладкий камень с едва заметными узорами, похожими на спирали или вены.

– Это не геология, – тихо сказала она, её голос дрожал в интеркоме. – Это… что-то другое.

Ли, стоявший рядом, направил биосенсор на образец. Экран мигнул, показывая следы углерода, азота и чего-то ещё – молекул, которых не должно быть в природе.

– Органика, – выдохнул он. – Но не земная. Это не просто аминокислоты. Они… структурированы.

Хуан, запустивший дрон, наблюдал за экраном своего планшета. Машина бесшумно скользила над поверхностью, её камеры передавали изображения кратера.

– Эй, ребята, гляньте на это, – его голос был полон азарта. – Дрон засёк структуру. Она не просто большая. Она… симметричная. Как соты.

Сара и Ли переглянулись. Слово «соты» резануло слух, вызвав у Сары лёгкий озноб. Она встряхнула головой и шагнула вперёд, к кратеру.

– Идём. Надо увидеть это своими глазами.

***

Путь к кратеру занял около часа. Низкая гравитация делала шаги неуклюжими, почти комичными, но никто не шутил. Астероид казался живым, хотя и молчал. Камни под ногами иногда хрустели, как будто внутри них что-то ломалось, а налёт на скалах становился гуще, местами напоминая пористую корку, словно окаменевшую губку. Сара старалась не смотреть на него слишком долго – что-то в этих узорах тревожило её, хотя она не могла объяснить почему.

Когда они достигли края кратера, дыхание перехватило даже у Хуана. Структура в центре была огромной – около ста метров в диаметре, похожая на амфитеатр, вырезанный из чёрного камня. Её стены были покрыты спиральными узорами, которые переплетались, образуя сложные, почти гипнотические рисунки. Но самое странное было то, что поверхность структуры лоснилась, будто мокрая плоть, и местами дрожала, словно под её коркой копошилось нечто живое.

– Это не руины, – прошептал Ли. – Это… гнездо. Или храм. Или…

– Или просто большая куча камней, – перебил Хуан, но его голос был менее уверенным, чем обычно. Он направил дрон ближе, и камера показала крупный план: в стенах структуры зияли крошечные отверстия, идеально круглые. Они были расположены в узорах, напоминающих фракталы, и из некоторых, едва заметно, поднималась тонкая пыль.

Сара подошла ближе, её фонарь осветил одно из отверстий. Оно было не глубже сантиметра, но внутри что-то блестело – словно капля жидкости, поймавшая свет. Она достала зонд и аккуратно взяла пробу. Жидкость была вязкой, с металлическим оттенком, и, когда зонд коснулся её, поверхность отверстия дрогнула, словно живая.

– Сара, осторожно, – сказал Ли, его голос напрягся. – Это может быть опасно.

– Я знаю, что делаю, – отрезала она, но её пальцы в перчатках слегка дрожали. Она запечатала пробу в контейнер и отступила. – Надо отправить это на анализ.

Хуан, глядя на экран дрона, вдруг замер.

– Э… ребята, – его голос стал тише. – Дрон засёк движение. Внутри структуры. Что-то… ползёт.

Камера дрона показала тёмный туннель в стене кратера, где что-то шевелилось – тонкое, почти невидимое, как нити паутины, но в огромном количестве. Они двигались синхронно, словно подчиняясь единому ритму.

– Это может быть просто ветер, – сказала Сара, но её голос выдал сомнение. Ветра на астероиде не было.

***

На «Аргусе» Рейн Кляйн следил за трансляцией с мостика. Его пальцы стиснули подлокотники кресла, когда камера дрона показала движение. Айша Хан, сидящая за панелью, нахмурилась.

– Магнитное поле усиливается, капитан, – сказала она, её голос, скрывал тень тревоги. – Оно пульсирует, словно там что-то дышит.

Рейн кивнул, не отрывая глаз от экрана.

– Держите связь с командой. Если что-то пойдёт не так, вытаскиваем их немедленно.

***

В медицинском отсеке Анастасия Коваленко склонилась над сканерами, её лицо омрачала тень тревоги, а брови сошлись в сосредоточенной складке. Она не слышала разговора на мостике, но её интуиция кричала о беде. Она взглянула на медицинский экран, где всё ещё крутился скан Сары. Показатели были в норме, но что-то в её данных – едва заметное отклонение в кровяном составе – заставило Настю замереть.

***

В ангаре Игорь Волков и Макс Тейлор готовили резервный шаттл на случай эвакуации. Макс лениво крутил гаечный ключ, бросая взгляды на экран с трансляцией.

– Бьюсь об заклад, они отыщут там нечто такое, что заставит нас всех горько пожалеть, – сказал он, его сарказм скрывал нервозность.

Игорь хмыкнул, не отрываясь от работы.

– Лучше бы это был просто камень.

***

Сара, Ли и Хуан стояли у края структуры, их фонари выхватывали из тьмы всё новые детали. Отверстия в стенах казались глубже, чем при первом взгляде, и из них теперь поднималась тонкая дымка, похожая на споры. Сара почувствовала, как зуд в предплечье усилился, но списала это на давление скафандра. Она не заметила, как её перчатка, коснувшаяся пробы, покрылась едва видимой пылью, которая начала впитываться в микротрещины материала.

– Пора возвращаться, – произнёс Ли. – Проба у нас. Этого пока достаточно, чтобы понять, с чем мы столкнулись. Если нужно, вернёмся позже.

– Ещё пять минут, – ответила Сара, её глаза горели упрямством. – Я хочу понять, что это.

Хуан направил дрон глубже в туннель. Камера мигнула, и изображение на секунду пропало. Когда оно вернулось, в кадре мелькнуло что-то – сеть тонких, шевелящихся нитей, которые тут же исчезли в темноте.

– Это точно не ветер, – прошептал Хуан. – Там что-то живое.

4

«Аргус» ждал их как верный страж, его огни мерцали в вечной тьме космоса, отражаясь от чёрной поверхности астероида XN-47. Команда высадки медленно шагала назад к кораблю, их скафандры покрытые слоем угольной пыли, которая цеплялась к материалу, как паутина, проникая в каждую складку и микротрещину. Низкая гравитация делала их движения плавными, почти танцующими, но в интеркоме слышалось тяжёлое дыхание – смесь усталости и неопределённого страха. Шлюзовой отсек открылся с шипением, впуская их в стерильную камеру, где системы дезинфекции зажужжали, обдавая ультрафиолетовым светом и струями химикатов. Пыль осыпалась, но не вся – та, что была тоньше, почти невидимая, уже осела внутри, прилипнув к потной коже под костюмами.

Игорь Волков стоял за переборкой, его лицо за стеклом иллюминатора было хмурым, как сибирская туча. Он активировал цикл очистки, наблюдая, как команда снимает шлемы.

– Ну, как там, на этой каменной могиле? – спросил он через интерком, пытаясь звучать шутливо, но его густой русский акцент выдавал напряжение. – Принесли мне сувенир?

Сара стянула шлем первой, её тёмные волосы прилипли к вспотевшему лбу, а глаза блестели от адреналина. Зуд в предплечье теперь пульсировал, как далёкий барабан, распространяясь вверх по руке, но она отмахнулась от него, списав на раздражение от костюма.

– Странно, Игорь. Очень странно, – ответила она. – Структура… она не природная. Мы взяли пробу. Жидкость из отверстий. Она… блестела.

Ли Мин, снимая перчатки, кивнул, его худощавое лицо светилось фанатичным возбуждением. Его очки запотели, и он протёр их рукавом.

– Это биология, Игорь. Чужая. Мне нужно в лабораторию. Если это то, о чём я думаю…

Хуан, отстёгивая дрон от пояса, ухмыльнулся, но его обычная энергия угасла, оставив лишь тень былого азарта. Его руки слегка дрожали.

– Да, и там что-то шевелилось. Как нити… или черви. Мой дрон едва не потерял сигнал. И как я уже говорил это точно не ветер, мужик. Это что-то живое.

Игорь присвистнул, открывая внутреннюю дверь шлюза. Створки разъехались с металлическим лязгом.

– Черви? Звучит мерзко. Идите в лабораторию, Рейн ждёт отчёта. И не разнесите эту дрянь по кораблю.

Команда прошла внутрь, оставляя следы пыли на полу. Игорь запер шлюз и активировал дополнительную очистку, но его интуиция – та, что спасла его в десятке ремонтов в открытом космосе – шептала, что что-то уже пробралось внутрь.

***

В лаборатории воздух был стерильным, пропитанным запахом антисептиков и озона от анализаторов. Сара поместила контейнер с пробой под голографический микроскоп, и экран ожил, проецируя увеличенное изображение вязкой жидкости с металлическим блеском. Она была живой – или казалась такой: поверхность пульсировала, как будто дышала. Ли склонился над консолью, его пальцы танцевали по клавиатуре, запуская сканирование.

– Смотрите, – прошептал он, увеличивая изображение в тысячу раз. – Это не просто органика. Это… структуры. Микроскопические нити, сплетённые в сети. Они двигаются, размножаются.

На голограмме волокна корчились в вязкой среде, сплетаясь в фрактальные лабиринты – мириады микроскопических устьев, пронизывающих субстанцию. Из каждого выскальзывали хрупкие отростки, бьющиеся в едином ритме, как антенны, ловящие древний зов из бездны. Сара почувствовала озноб: паттерн был идентичен тем отверстиям в структуре астероида, кластерам, которые вызывали у неё необъяснимое отвращение. Они множились на глазах, дыры расширялись, поглощая жидкость, превращая её в пористую массу, где каждая пора шевелилась.

– Это может быть паразит, – сказал Ли. – Или симбионт. Они колонизируют среду, перестраивая её под себя. Смотрите, как они редактируют молекулы – как короткие палиндромные повторы, регулярно расположенные группами, но на квантовом уровне.

Хуан, стоявший в стороне, подключил дрон к компьютеру и запустил видео. Экран показал туннель в структуре: нити, теперь видимые крупным планом, ползли по стенам, формируя новые отверстия, из которых сочилась та же жидкость.

– Это не просто жизнь, – пробормотал он. – Это… инфекция.

Сара коснулась предплечья – зуд усилился, и под рукавом она почувствовала лёгкую выпуклость, как будто кожа вздулась в крошечные бугорки. Она быстро отдёрнула руку, не показывая вида, но в её голове промелькнула мысль: «Это от пробы? Нет, невозможно…»

В этот момент дверь лаборатории с шипением открылась, и тяжелыми шагами вошёл капитан Рейн Кляйн. Айша Хан следовала за ним, её лицо было бледным, а глаза – широко раскрытыми. В руках она держала планшет, экран которого мерцал данными.

– Мы поймали сигнал, – сказал Рейн без предисловий. – Слабый, но повторяющийся. Из глубины астероида. Это маяк. Старый, земной.

Айша кивнула, подключая планшет к главному экрану.

– Это с корабля «Пионер». Русская экспедиция, пропала несколько лет назад. Они изучали пояс Койпера… и исчезли. Сигнал – это записи, зацикленные. Мы декодировали их.

Игорь, услышавший это по интеркому, ворвался в лабораторию, его широкая фигура заполнила дверной проём. Его лицо побледнело.

– «Пионер»? Это был наш корабль. Мой дядя, Василий Волков, был бортинженером на борту. Что в сигнале? Говорите!

Айша запустила запись. Голос, искажённый помехами и временем, заговорил на русском, эхом разнёсшись по лаборатории:

«Это капитан Соколов… День 47. Мы нашли… нечто на астероиде. Структура, как соты. Жидкость… она проникла в скафандры. Сначала зуд. Потом… отверстия.»

Голос прервался, сменившись тяжёлым дыханием. Затем продолжился, теперь с тяжёлым хрипом:

«Василий… мой инженер… его кожа… покрылась отверстиями. Тысячи крошечных, словно пробитые иглой. Из них вылезают… черви. Тонкие, шевелящиеся. Они ползут под кожей, роют туннели. Он кричал, когда они добрались до глаз. Его веки… стали пористыми, как губка, и из пор полезли личинки, белые, пульсирующие. Кровь смешалась с гноем, фонтанируя из дырок, как из решета. Он рвал кожу, пытаясь выковырять их, но они множились, заполняя раны новыми кластерами. Его тело… стало гнездом. Плоть раздувалась, лопалась в местах, где черви скопились, выпуская рои – тысячи, миллионы, шевелящихся в воздухе, как пыль. Мы заперли его, но он… слился со стеной. Его кожа растеклась, превратившись в пористую мембрану, покрытую отверстиями, из которых черви тянулись к нам, как щупальца. Корабль… он цветёт. Стены покрываются теми же дырами, металл становится мягким, живым. Не подходите… Оно в нас всех. Оно шепчет… рождается…»

Запись оборвалась стоном, за которым последовал шорох – как тысячи крошечных ног, ползущих по металлу, смешанный с влажным чавканьем разрывающейся плоти. Затем тишина, прерываемая лишь циклическим сигналом маяка.

Игорь стоял, замерев, его кулаки сжались так, что побелели костяшки.

– Дядя… – прошептал он, его голос сломался. – Это… это не может быть правдой.

Рейн положил руку на плечо Игоря, но его глаза были холодны.

– Это предостережение. Мы не ведаем, что за тварь перед нами. Ли, продолжай анализ. Никто не покидает лабораторию, пока мы не разберёмся в этой мерзости.

Айша отключила запись, её пробил озноб.

– Сигнал исходит из центра кратера. «Пионер» там, погребённый. Возможно, астероид… поглотил его.

Сара слушала, но её внимание рассеялось. Зуд теперь горел огнём, распространяясь по всему телу. Она отошла в угол, пока остальные спорили, и закатала рукав. На коже предплечья появились крошечные красные точки – сотни, как уколы иглой, расположенные в узорах, напоминающих фракталы с экрана. Они пульсировали, и из одной, самой большой, высунулось что-то тонкое, шевелящееся – миниатюрное щупальце, белое и слизистое, извивающееся в воздухе. Сара ахнула, но не закричала. Вместо ужаса она почувствовала странную эйфорию – как будто это было правильно, как будто её тело наконец-то обрело цель. Она быстро опустила рукав, скрывая это, но в её голове эхом отозвался шёпот: «Роди нас…»

***

В вентиляциях «Аргуса», скрытых от глаз, пыль оседала, формируя пористые наросты на фильтрах. Они шевелились, множась, превращая металл в нечто живое. Корабль начинал «цвести», и первый рой личинок уже полз по трубам, ища новые тела.

В медотсеке Настя Коваленко проверяла сканеры, её лицо было хмурым. Она вызвала Сару по интеркому:

– Сара, подойди в медотсек. Твои показатели… странные. Сердцебиение учащённое, и… что-то с кожей.

Но Сара не ответила. Она стояла в лаборатории, глядя на голограмму, где нити множились, и улыбалась – едва заметно, но с намёком на безумие.

5

«Аргус» дрожал, словно от озноба, его системы гудели с перебоями, а свет в коридорах мигал, отбрасывая зыбкие тени на стены. Воздух стал тяжёлым, пропитанным влажной гнилью, как будто корабль потел, выдыхая что-то живое. В лаборатории экипаж замер вокруг голографического экрана, где проба с астероида XN-47 «цвела»: нити в вязкой жидкости множились, формируя кластеры отверстий, из которых высовывались отростки – тонкие, как ресницы, и живые. Каждая дыра пульсировала, словно глаз, и из неё сочилась слизь, в которой копошились личинки, извивающиеся в синхронном, почти гипнотическом танце. Трипофобный кошмар разворачивался перед глазами, и даже Ли Мин, повидавший в своих ксенобиологических изысканиях причудливые формы жизни, невольно отшатнулся, его лицо побледнело перед пульсирующей бездной отверстий.

Сара Миллс стояла в углу, её руки были скрещены, чтобы скрыть, как она сжимает предплечье. Зуд, начавшийся на астероиде, теперь горел, распространяясь по груди, шее, животу. Под кожей она чувствовала движение – шорох тысяч крошечных ног, копошащихся в её плоти. Она не рассказала никому о красных точках, которые покрывали её кожу, о том, как из одной высунулось щупальце, белое и слизистое, прежде чем втянуться обратно. Её разум балансировал между ужасом и эйфорией, как будто голос внутри шептал: ты – дом, ты – мать. Она тряхнула головой, прогоняя шёпот.

Ли Мин, склонившись над анализатором, не отрывал глаз от экрана. Линзы его очков запотели от частого дыхания.

– Это не просто паразиты, – сказал он, с нотой восторга. – Они перестраивают ДНК, как нанотехнология. Разумная биология. Они колонизируют всё, к чему прикасаются, переписывая клетки в… фермы.

Хуан Перес, сидевший на краю стола, тёр шею с такой силой, что кожа покраснела. Его энергия, обычно бьющая через край, угасла, сменившись дёргаными движениями, а глаза блестели лихорадочным блеском.

– Колонизируют? – прохрипел он, его голос сорвался в полувизг. – Ты слышал сообщения с «Пионера»? Они разорвали их! Черви, дыры, всё это… – он замолчал, почесав шею сильнее. Кожа под его пальцами покрылась крошечными точками – кластерами отверстий, как семена в подсолнухе, из которых сочилась тонкая струйка слизи.

Сара отвернулась, её сердце заколотилось. Она знала, что скрывает под рукавом, но молчала. Шёпот в голове становился громче: Роди нас. Стань нами.

Рейн Кляйн, стоявший у двери, сложил руки на груди. Его холодные голубые глаза обводили команду, задерживаясь на каждом.

– Мы расшифровали ещё одну запись с «Пионера», – сказал он. – Айша, покажи.

Айша подключила планшет к главному экрану. Её бил озноб, но она шептала строки Хафиза, чтобы удержать страх: «Тьма скрывает звёзды, но не их свет». Экран мигнул, и началась запись – видео с «Пионера».

Камера дрожала, показывая хаос: стены отсека покрылись пористыми наростами, из которых сочилась чёрная слизь. В центре кадра стоял человек – или то, что от него осталось. Его кожа была решетом, тысячи отверстий зияли на лице и руках, из них вылезали белые личинки, шевелящиеся, как трава на ветру. Глаза, теперь пористые, как губка, сочились гноем, но он улыбался – безумной, эйфоричной улыбкой.

– Это Василий Волков, – прохрипел голос за кадром, вероятно, капитана Соколова. – Он… стал частью этого. Его тело… цветёт. Корабль… живой. Мы пытались сжечь его, но черви… везде. Они шепчут. Хотят… родиться.

Кадр сменился: стена отсека треснула, и из трещины хлынул рой – миллионы личинок, тонких, как нити, заполнили воздух, оседая на камере. Раздался крик, затем чавкающий звук разрывающейся плоти, и экран погас.

Игорь Волков, стоявший у двери, стиснул кулаки, суставы хрустнули.

– Дядя… – прошептал он, его голос сломался. – Господи Боже…

Рейн положил руку на его плечо, но его взгляд остался холодным.

– Ли, продолжай анализ. Мы должны…

Хуан резко вскочил, прервав Рейна на полуслове, его черты исказила гримаса ужаса. Он сорвал воротник, обнажив шею, усыпанную крошечными кратерами – идеально круглыми, как следы лазерного укола. Из пор сочилась маслянистая жижа, и в каждом устье корчились бледные отростки, извивающиеся, словно корни в разлагающейся земле.

– Они внутри! – взвизгнул он, голос сломался эхом. – Я ощущаю их шевеление! Они роют ходы! Он метнулся к Ли, впиваясь пальцами в его плечи. – Ты знал! Знал, во что нас втянул! – Кожа на руках лопнула, извергнув струю гноя, смешанного с алой кровью. Крошечные личинки, мерцающие, как жемчуг, посыпались на пол, копошась в луже, словно рой в агонии.

Настя Коваленко, ворвавшаяся в лабораторию с медицинским кейсом, среагировала молниеносно. Её тёмные волосы выбились из пучка, а глаза сузились, как у хищника. Она всадила шприц с транквилизатором в плечо Хуана, и он обмяк, рухнув на пол. Но его кожа продолжала «цвести»: новые отверстия расползались по груди, из них вытекала слизь, а личинки ползли по столу, ища новую цель.

– Карантин! – рявкнул Рейн. – Настя, уводи его в медотсек. Запри его. Никто не входит без моего приказа.

Игорь шагнул вперёд, его лицо исказилось яростью.

– Запереть? Он уже не человек, Рейн! Ты слышал «Пионер»! Надо сжечь его, пока он нас не заразил!

– Мы не знаем, что это, – отрезал Рейн. – Мы не сжигаем своих, пока не найдём способ остановить это. Ли, что с пробой?

Ли, всё ещё склонившись над микроскопом, медленно обернулся, его лицо, бледное, как лунный пепел, озарялось лихорадочным огнём в глазах.

– Они перестраивают клетки, – сказал он. – Как вирус, но разумный. Они… Переписывают ДНК, создавая гнёзда.

Настя, поддерживая Хуана, чьё тело обмякло под действием транквилизатора, водрузила его на антигравитационные носилки, которые с тихим гудением поднялись над полом. Её взгляд скользнул к Саре, застывшей в углу лаборатории.

– Ты тоже, Сара. Твои показатели ненормальные. Сердцебиение зашкаливает, кожа… что-то с ней. Идём в медотсек. Сейчас же.

Сара покачала головой, её голос был слишком спокойным, почти неживым.

– Я в порядке, Настя. Просто стресс. Дай мне… доделать анализ.

Настя прищурилась, но Рейн жестом остановил её.

– Оставь её. Ли, продолжай анализ. Игорь, проверь системы корабля. Воздух слишком тяжёлый.

Игорь кивнул, но его взгляд задержался на Саре. Он чувствовал, что она скрывает что-то, но молчал. Память о записях «Пионера» – о его дяде, чьё тело стало пористой массой, – жгла его, как раскалённый уголь.

***

В медотсеке Настя заперла Хуана в изолированной камере. Его тело, теперь покрытое сотнями отверстий, лежало на койке, но даже под транквилизатором он дёргался, как будто что-то внутри боролось за контроль. Настя подключила сканер, и экран ожил, явив картину, от которой кровь стыла в жилах: его кожа была пронизана туннелями, где копошились нити, формируя новые дыры. Лёгкие, сердце, даже кости начали «пориться», превращаясь в губчатую массу, из которой сочилась слизь. Она отступила, её руки дрожали, но она заставила себя записать: «Субъект: Хуан Перес. Симптомы: множественные перфорации кожи, выделение биомассы, предположительно паразитической. Прогноз: неизвестен.»

В изолированной камере Хуан внезапно распахнул веки – или то, что от них осталось. Его зрачки растворились в пустоте, уступив место пористым сгусткам, из которых, словно тонкие нити, извивались белые личинки, мерцающие в тусклом свете. Он улыбнулся – той же безумной, эйфоричной улыбкой, что была на видео с «Пионера».

– Они… прекрасны, – прохрипел он. – Они… рождаются.

Настя отшатнулась, её рука потянулась к интеркому.

– Рейн, Хуан… он говорит. Но это… это не он. Что мне делать? Боже!

***

Макс Тейлор, раскрыв вентиляционную решётку в ангаре, застыл, словно поражённый молнией, его взгляд приковала открывшаяся картина. Запах гниющей плоти ударил в нос, и он посветил фонариком: решётка была покрыта пористым налётом, как окаменевший коралл, с тысячами крошечных отверстий, из которых сочилась чёрная слизь. Он выругался и схватил горелку, но налёт ожил – из дырок вырвался рой личинок, тонких, как пыль, оседая на его лице. Макс закричал, отмахиваясь, но споры проникли в кожу, и он почувствовал зуд, как тысячи игл, вонзающихся в плоть. Он бросился к интеркому, его голос сорвался:

– Рейн! Вентиляция заражена! Оно… ползёт!

***

Находясь на мостике Айша Хан поймала новый сигнал – не с «Пионера», а из глубины астероида. Это был биологический импульс, пульсирующий, как сердцебиение, синхронизированное с магнитным полем. Она направила дрон на разведку, и экран ожил, явив зрелище, от которого разум цепенел: структура в кратере «цвела», её стены шевелились, из отверстий рои личинок формировали живую сеть, похожую на гигантскую губку. Каждая дыра была глазом, следящим за ними.

– Оно зовёт нас, – прошептала Айша. – Оно хочет, чтобы мы вернулись.

Рейн сжал подлокотники кресла.

– Поднимаем корабль. Уходим. Сейчас.

***

Игорь, в машинном отделении, попытался запустить двигатели, но консоль мигала ошибками. Он вскрыл панель, ведущую к реактору, и замер: топливные магистрали пульсировали, словно вены, покрытые пористыми наростами. Из отверстий сочилась слизь, и внутри, под прозрачной коркой, шевелились личинки, превращая металл в пульсирующую массу. Двигатель гудел, но не как машина – как организм, дышавший в такт сигналу с астероида. Игорь отступил, его голос в интеркоме дрожал:

– Рейн, мы не взлетим. Двигатели… живые. Они зацвели.

Рейн стукнул кулаком по панели.

– Айша, отправь сигнал бедствия. Максимальная мощность. Если мы не улетим, кто-то должен знать, что тут происходит.

Айша кивнула, её пальцы замерли над консолью, но она чувствовала, как корабль дышит под её руками. Сигнал ушёл в пустоту, но ответом была тишина – и шёпот, едва уловимый, в её голове: Вы уже наши. Экран мигнул, показывая искажённый сигнал, смешанный с биологическим импульсом астероида, как будто он отвечал.

***

В лаборатории Сара, оставшись в одиночестве, застыла перед голографическим экраном, где пульсирующие нити пробы извивались, словно живые вены чужого организма. Её взгляд, прикованный к их гипнотическому танцу, затуманился, как будто она видела не пробу, а само сердце астероида, зовущее её. Пальцы, теперь испещрённые крошечными отверстиями, из которых сочилась тонкая слизь, дрожали, сжимаясь в попытке заглушить шёпот, что раздавался в её сознании, подобно хору, вплетённому в саму ткань бытия: Вернись. Растворись в нас.

Её губы дрогнули в улыбке, полной безумной ясности, глаза сверкнули, отражая свет экрана, как звёзды в бездонной пустоте. Она медленно протянула руку к панели управления шлюзом, её движения были плавными, почти ритуальными. Пальцы, покрытые кластерами шевелящихся пор, коснулись кнопки. Шлюз отозвался низким шипением, и створки разъехались, впуская тонкую, живую пыль – рой спор, танцующих в воздухе, словно снег из иного мира. Пыль оседала на её коже, уже начавшей «цвести», сливалась с ней, как река, возвращающаяся к морю.

С потолка закапала слизь, вязкая и тёплая, а из вентиляции донёсся шорох. Сара подняла руки, глядя на них, как на произведение искусства: отверстия множились, раскрываясь, как цветы, из которых выглядывали белые, шевелящиеся нити. Она прошептала, её голос был мягким, почти нежным:

– Мы дома.

6

На мостике «Аргуса» воздух стоял тяжёлым, пропитанным влагой и чем-то органическим, как дыхание гниющего тела. Свет панелей мигал, отбрасывая призрачные блики на лица экипажа, собравшегося вокруг центрального экрана. Рейн Кляйн, его гранитное лицо теперь изборождённое морщинами усталости, стучал пальцами по консоли, пытаясь стабилизировать системы.

Айша Хан, её тёмные глаза прикованы к экрану, где сигнал бедствия эхом уходил в пустоту, внезапно замерла. Её пальцы застыли над клавиатурой.

– Капитан, – прошептала она. – Шлюз… он открыт. Внешняя дверь не заперта.

Рейн наклонился ближе, его глаза сузились, отражая красный сигнал тревоги. Экран показывал схему корабля: шлюзовой отсек зиял красным, как открытая рана. Он нажал на виртуальную кнопку закрытия, но консоль отозвалась писком ошибки, экран мигнул, и ничего не произошло.

– Что за…? – пробормотал он, повторяя команду. Снова ошибка. – Системы не отвечают. Что-то мешает…

Игорь Волков, стоявший у двери мостика, шагнул вперёд.

– Сара, – сказал он, пропитанный подозрением. – Она была в лаборатории.

Рейн кивнул, его разум работал как машина, просчитывая варианты. Споры уже проникли внутрь – это было ясно по налёту на пористых стенах. Если шлюз открыт, корабль станет открытой веной для астероида.

– Мы не можем рисковать. Закроем вручную. Макс, ты ближе всех к ангару. Надень герметичный костюм и запри его. Быстро.

По интеркому раздался хриплый голос Макса Тейлора.

– Есть, капитан, иду.

Рейн отключил связь.

– Айша, следи за сигналом бедствия. Если кто-то ответит, скажи им держаться подальше. Это не спасательная операция. Это ловушка.

Айша кивнула. Шёпот в голове, едва уловимый, шептал: Вернись. Останься нами. Она тряхнула головой, отгоняя его, как назойливую муху.

***

В ангаре Макс Тейлор стоял перед стойкой со скафандрами, его руки тряслись, когда он надевал герметичный костюм. Зуд, начавшийся после инцидента с вентиляцией, теперь горел огнём – под кожей, в груди, в голове. Он чувствовал, как что-то ползёт внутри, роет туннели, шевелится в порах. «Просто нервы», – повторял он себе, но знал, что это лож. Его кожа под комбинезоном уже покрылась красными точками, из которых сочилась тонкая слизь. Он застегнул шлем, визор запотел от его тяжёлого дыхания, и шагнул в коридор.

Корабль казался другим – стены пульсировали, покрытые пористыми наростами, как живая плоть. Каждый шаг отдавался эхом, но под ним Макс слышал шорох – тысячи крошечных существ, копошащихся в металле. Его разум туманился, галлюцинации накатывали волнами: в углу коридора он увидел свою мать, её лицо – решето из дырок, из которых вылезали белые личинки, шевелящиеся, как волосы на ветру. Она улыбнулась, и изо рта хлынула слизь.

– Макс, милый, – прошептала она, но голос был не её, а множеством шёпотов. – Я так по тебе скучала, иди ко мне, ну же, обними меня.

Макс зажмурился, тряхнул головой, но видение не исчезло. Он брёл дальше, опираясь на стену, но рука провалилась в пористый нарост – мягкий, с сотнями отверстий, из которых высунулись нити, обвившие его перчатку. Он отдёрнул руку, и слизь потянулась следом, как паутина. Зуд в голове усилился, и он увидел себя, мутировавшего, тело как решето, из дырок роятся личинки, заполняющие воздух. «Нет, – подумал он, – это не я. О Господи, нет.»

Шлюз был рядом – его створки зияли, словно бездонный провал, источая ледяной холод космоса, смешанный с влажным, живым теплом астероида. Макс брёл, его шаги становились тяжелее, костюм казался тюрьмой, а зуд – симфонией боли. Галлюцинации множились: экипаж «Пионера» маршировал рядом, их тела – пористые тени, из отверстий в лицах вылезали черви, шепчущие: Роди нас. Цвети. Будь с нами. Будь нами. Он споткнулся, упал на колени, и через визор увидел свою руку – перчатка покрылась трещинами, из которых просачивалась вязкая субстанция.

На издыхании он добрался до панели ручного управления. Шлюз зиял, и через щель – тонкую, словно лезвием рассекшую тьму – сочилась омерзительная масса: пульсирующая, пористая, точно окаменевший улей, с мириадами отверстий, из которых выползали личинки, тянущиеся к нему, подобно жадным корням. Макс потянулся к рычагу, его пальцы скользили по слизи, но он нажал, и дверь начала с лязгом закрываться. Щель сужалась, но масса протиснулась – влажная, пульсирующая, облепив его костюм, проникая в трещины, в поры.

Он закричал, когда она поглотила его: слизь хлынула в шлем, заполняя рот, нос, глаза. Его кожа лопнула изнутри, отверстия расширились, из них вырвались рои личинок, шевелящиеся в его плоти. Тело мутировало – кости стали пористыми, как пемза, мышцы – сетью туннелей, заполненных червями. Он стал жутким подобием человека и червивого монстра: лицо – решето, из дырок вылезают белые нити, тело раздувается, лопается в местах, выпуская телесные жидкости. Он встал, шатаясь, его шаги чавкали, как по болоту, и направился обратно в коридоры, шепча:

– Роди нас. Цвети.

Вентиляция отозвалась гулким эхом – словно корабль испустил тяжёлый вздох, и его стены, расцветая всё гуще, покрылись кластерами шевелящихся отверстий, обращая «Аргус» в живое, пульсирующее гнездо.

7

Коридоры «Аргуса» дышали. Стены, прежде стерильные, теперь бились, как живая плоть, обрастая губчатыми наростами. Круглые устья расползались, словно недремлющие очи, следящие за экипажем. Из них струился маслянистый ихор, стекавший в лужи, где копошились бледные волокна, трепещущие, как паутина в ветряную погоду. Вентиляция издавала низкий, влажный шорох. Свет мигнул, и тени на стенах дрогнули, словно корабль вздыхал, принимая новую форму.

На мостике Рейн Кляйн стоял перед главным экраном, глядя на данные, поступающие с дрона. Структура в кратере XN-47 «цвела»: её стены, покрытые фрактальными узорами отверстий, шевелились, как кожа живого существа. Камера дрона выхватила туннель, где тонкие, почти невидимые нити извивались в синхронном ритме, словно вены, бьющиеся в такт неслышимому сердцу. Айша, её пальцы дрожали над консолью, прошептала, цитируя Хафиза:

– «Тьма скрывает звёзды, но не их свет»… Но, Рейн, здесь нет света. Только оно. Оно… зовёт.

Рейн повернулся, его глаза сверкнули холодом.

– Что значит «зовёт»? Это астероид. Камень.

Айша покачала головой, её тёмные волосы выбились из-под платка.

– Это не камень. Магнитное поле пульсирует, как сердцебиение. Сигнал с «Пионера» шёл из его центра. И этот шёпот… – она замялась, её голос упал до шёпота. – Я слышу его. В голове. Как будто оно знает нас.

Игорь Волков, стоявший у входа, стиснул кулаки. Его лицо, обычно грубое и насмешливое, теперь было искажено болью – память о записях дяди, Василия, чьё тело стало гнездом, жгла его.

– Это не просто паразиты, – прорычал он. – Этот астероид – оно. Оно живое. И оно сожрало «Пионер». А теперь сожрет нас.

Рейн поднял руку, требуя тишины.

– Хватит. Мы отправим зонд. Если это организм, мы узнаем, как его уничтожить. Айша, готовь дрон с тепловизором. Настя, проверь Хуана. Если он ещё… человек, нам нужны ответы.

***

В медотсеке Настя Коваленко стояла перед изолированной камерой, где лежал Хуан. Его тело, было едва узнаваемое. Его кожа «цвела», превращаясь в пористую массу, сливающуюся со стенами камеры. Она подключила сканер, но экран показал кошмар: его кости стали губчатыми, лёгкие – сетью туннелей, где копошились нити. Хуан открыл глаза – или то, что от них осталось, – пористые ямы, из которых сочилась слизь. Он улыбнулся, его голос был хриплым, но не его:

– Они… поют. Ты слышишь? Они хотят… родиться.

Настя отшатнулась, её рука потянулась к шприцу с транквилизатором, но она замерла. Зуд, едва заметный, начался в её ладони. Она посмотрела вниз: кожа на запястье покрылась крошечными красными точками, расположенными в спиральных узорах. Из одной точки высунулась нить, тонкая, как волос, и втянулась обратно. Настя ахнула, её сердце заколотилось, но она заставила себя записать: «Субъект: Коваленко. Симптомы: начальная стадия перфорации кожи. Прогноз: заражение.» Она включила интерком:

– Рейн, я тоже… заражена. Хуан – уже не человек.

– Держись, Настя. Изолируй себя, если нужно. Мы найдём способ.

***

В лаборатории Ли Мин, игнорируя приказы, склонился над пробой. Его глаза горели фанатичным огнём. Голографический экран показывал нити, которые теперь формировали структуры, похожие на нейронные сети. Ли ввёл в анализатор свою кровь, смешанную с пробой, и экран мигнул: его ДНК переписывалась, клетки превращались в пористые «фермы». Он улыбнулся, шепча:

– Вы разумны. Вы… говорите со мной.

Шёпот в его голове стал громче, показывая образы: бесконечные туннели астероида, где миллионы существ, подобных личинкам, сливались в единый организм. Они были древними, старше звёзд, выживая в космосе, колонизируя тела и машины, чтобы «цвести». Ли почувствовал зуд в глазах, и, коснувшись лица, обнаружил, что кожа под веками стала мягкой, пористой. Из уголка глаза вытекла капля слизи, в которой шевелилась личинка. Он не закричал – он рассмеялся, его голос смешался с шёпотом: Мы – вечны.

***

Макс Тейлор, уже не человек, но нечто чуждое, скитался по коридорам, его шаги чавкали, словно поступь по зыбкой пелене гниющей плоти. Его тело, раздутое и пористое, чавкало при каждом шаге, оставляя за собой след из слизи и личинок. Лицо – решето, из которого вылезали белые нити. Он был посланником, связующим звеном между астероидом и кораблём. Его разум, размытый, но всё ещё цепляющийся за осколки личности, направлял его к мостику. Он замер у порога, его голос, искажённый, словно хор из тысячи глоток, разодрал тишину через интерком:

– Вы… семена. Мы… вечны. Присоединяйтесь. Цветите.

Игорь, стоявший на мостике, схватил плазменный резак и бросился к двери.

– Это не Макс! – крикнул он, его голос дрожал от ярости. – Это тварь! Рейн, дай мне сжечь его!

Рейн остановил его, его рука сжала плечо Игоря, как тиски.

– Стой. Если оно говорит, значит, оно хочет общаться. Мы можем узнать, что это.

Игорь вырвался, его глаза пылали.

– Общаться? Это сожрало моего дядю! Это сожрёт нас! – он включил резак, и пламя осветило коридор.

Макс, или то, что от него осталось, шагнул вперёд, его тело лопнуло в нескольких местах, выпуская фонтаны гноя и рои личинок, которые устремились к Игорю. Пламя срезало часть массы, но она регенерировала, отверстия множились, из них вылезали новые нити, тянущиеся к нему, как щупальца.

Игорь отступил, его лицо было бледным.

– Оно не горит… Оно… растёт!

***

Айша, запустившая зонд, смотрела на экран с ужасом. Дрон вошёл в туннель астероида, и камера показала кошмар: стены шевелились, как живая плоть. Из каждого отверстия вылезали нити, формируя сеть, которая пульсировала, как нейроны. В центре туннеля зияла яма – гигантское гнездо, где миллионы личинок сливались в единое существо, похожее на сердце, бьющееся в такт сигналу. Зонд приблизился, и экран мигнул: структура «взглянула» на него, тысячи отверстий раскрылись, как глаза, и рой хлынул к дрону, поглощая его.

Айша закричала, её голос сорвался:

– Оно живое! Астероид – это оно! Оно видит нас!

Рейн стукнул кулаком по консоли.

– Отправь ещё один зонд. Мы должны знать, как его уничтожить.

Но шёпот в их головах стал громче, синхронизируясь с пульсацией астероида: Вы – наши. Растворитесь. Сара, стоявшая в лаборатории, теперь полностью под контролем, подошла к пробе. Её тело начало сливаться с ней, как будто она была частью гнезда. Она улыбнулась:

– Мы – дом. Мы – вечность.

Корабль вздрогнул, его стены «зацвели» сильнее, и из вентиляции хлынул рой, заполняя коридоры. Экипаж замер, слыша, как астероид шепчет через них:

Цветите.

8

Существо, настолько мерзкое, что разум цепенел от его вида, стояло, шевелясь, в проёме мостика «Аргуса». Его тело, некогда принадлежавшее Максу Тейлору, теперь было кошмарной пародией на плоть. Кожа лопалась, как гниющий плод, обнажая туннели, где копошились белые нити, извивающиеся, словно черви в гнезде. Лицо – решето, лишённое глаз, лишь ямы, заполненные шевелящимися личинками, которые вытекали, густыми слезами. Конечности, удлинённые и искривлённые, чавкали при каждом движении, оставляя за собой лужи слизи, в которых рои крошечных существ множились, оседая на стенах и покрываясь новыми дырами. Из разрывов в груди вырывались фонтаны инопланетной эмульсией, и рои, тонкие, как пыль, кружились в воздухе, наполняя мостик влажным шорохом.

Рейн Кляйн и Игорь Волков отступили, их спины прижались к пульсирующим стенам мостика, где пористые наросты пульсировали, словно живая плоть. Рейн сжимал пистолет, но пальцы дрожали, выдавая страх, который он не признавал. Игорь стиснул плазменный резак, его глаза пылали яростью, смешанной с ужасом. Айша Хан, стоя у консоли, замерла, её тёмные глаза отражали кошмар на экране, где структура астероида – гигантское гнездо – трепетала, как сердце, усеянное миллионами шевелящихся отверстий.

Существо шагнуло вперёд, его движения были рваными, как у сломанной марионетки, ведомой невидимыми нитями. Из отверстий на шее вырвался рой, осевший на полу, где лужа слизи зашевелилась, формируя фрактальные узоры. Его мерзкий хор голосов разрезал тишину, вибрируя в воздухе:

– Вы… семена. Мы… вечны. Астероид – мать. Она зовёт вас… раствориться… цвести.

Игорь рявкнул, поднимая резак:

– Заткнись, тварь! Ты не Макс! Ты паразит, сожравший его, как и моего дядю на «Пионере»! Я поджарю тебя, сраный ублюдок!

Существо наклонило голову, его пористое лицо «улыбнулось», дыры расширились, выпуская нити.

– Сожрал? – его голос был одновременно голосом Макса и чем-то древним, бездонным. – Разве вы, люди, не делаете то же? Не пожираете дары вашей земли? Не рвёте её недра, чтобы питать свои машины? Не завоёвываете миры, сея свои семена в их почву? Мы лишь… продолжаем. Мы сливаемся. Ваши тела – почва. Ваши корабли – гнёзда. Мы не уничтожаем. Мы… рождаем. Если жизнь – это процесс колонизации, то кто здесь паразит, а кто – носитель?

Рейн шагнул вперёд:

– Чего ты хочешь? Уничтожить нас? Превратить в… это? – он указал на существо, чья кожа лопнула в новом месте, выпуская фонтан липкой влаги, забрызгавший консоль.

Существо не двинулось, но рои вокруг него закружились быстрее, оседая на стенах, где новые кластеры отверстий раскрылись, словно гнойные язвы.

– Уничтожить? – прохрипело оно, его слова сочились, как слизь. – Мы даём вечность. Ваши жизни – искры, гаснущие во тьме. Мы – звёзды, что не меркнут. Астероид – колыбель, спящая миллионы лет. Вы разбудили её. Ваши тела, ваши машины – сосуды. Растворитесь… станьте частью нас.

Игорь не выдержал. Он включил резак, и пламя с рёвом снова ударило в существо, выжигая пористую плоть. Но из дыр хлынули новые рои, гася огонь слизью. Щупальца, вылезающие из отверстий, потянулись к Игорю, обвивая его запястье. Он закричал, вырываясь, но на коже уже появились красные точки, тут же начинающие «цвести».

– Игорь, назад! – рявкнул Рейн, выстрелив из пистолета. Пули пробили существо, но дыры заполнила слизь, как живая смола, и оно шагнуло ближе, шепча:

– Вы уже наши. Чувствуете? Мы поём… через вас.

Айша указала на экран. Дрон передал новый кадр: туннель астероида, где гигантское гнездо пульсировало. Она прошептала:

– «Тьма скрывает звёзды…» Оно смотрит на нас.

Стены мостика дрогнули, новые дыры раскрылись, выпуская рои, ползущие к экипажу. Шёпот, громкий, как хор, заполнил их разумы: Цветите. Существо, бывшее Максом, шагнуло ближе, его тело раздулось, лопающиеся дыры испускали рои, заполняющие воздух.

9

В медицинском отсеке «Аргуса» лампы мерцали, роняя дрожащие тени на стены, где пузырились губчатые наросты, их скопления крошечных пор колыхались, словно дыхание неведомого создания. Настя Коваленко стояла перед панелью мониторов. Камеры наблюдения, разбросанные по кораблю, транслировали кошмар: коридоры, заполненные шевелящейся слизью, где рои личинок ползли по полу, как живой ковёр; лаборатория, где Ли Мин, его тело теперь пористое, как сито, смеялся, сливаясь с пробой; и мостик, где существо, бывшее Максом, стояло, его мерзкая форма пульсировала, объясняя древнюю правду паразитов.

Настя замерла, её глаза впились в экран. Она видела, как Рейн и Игорь отступили от монстра, их лица искажены ужасом. Шёпот, исходящий от существа, проникал даже через динамики: Мы – вечны. Вы – семена. Её рука невольно коснулась запястья, где кожа уже покрылась крошечными красными точками – готовыми «расцвести». Зуд горел, как огонь под эпидермисом, но Настя стиснула зубы, её разум, закалённый годами в медицине, просчитывал варианты. Корабль был обречён – паразиты переписывали его, превращая в часть астероида, живого существа, которое шептало через стены.

Она включила интерком, её голос дрожал от решимости:

– Рейн, это Настя. Я вижу всё. Хуан… он сливается с камерой. С кораблём. Мы не спасёмся. Я активирую самоуничтожение.

Экран камеры в изоляторе показал Хуана – или то, что от него осталось. Его тело, пористое и раздутое, слилось со стеной камеры: кожа растеклась, как воск, превращаясь в мембрану, усеянную отверстиями, из которых вылезали щупальца, впивающиеся в металл. Стена дрогнула, и Хуан «вырвался» – не как человек, а как часть корабля, его конечности стали трубами, пульсирующими, как вены, а тело – отростком, шевелящимся, как гигантская губка. Он прорвал переборку, его форма лопалась, выпуская фонтаны гноя и рои личинок, которые заполнили медотсек. Настя отступила, её сердце колотилось, но она уже ввела код в консоль – последовательность, которую знала только она, как медик.

Рейн по интеркому отозвался, его голос резанул, как клинок:

– Настя, стой! Мы найдём способ. Не…

Но Настя отключила связь. Корабль вздрогнул, его стены «застонали» – металл стал мягким, как плоть, и начал сжиматься, словно желудок, переваривающий добычу. Члены экипажа – те, кто ещё был способен двигаться – почувствовали, как коридоры сужаются, слизь с потолка капает, обжигая, как кислота, растворяя скафандры и кожу. Игорь, бегущий по коридору, увидел, как стена «ожила». Он закричал, отмахиваясь, но личинки проникли в поры, начиная «цветение» – его кожа покрылась дырами, из которых сочилась слизь.

Корабль сам становился монстром, чудовищем – его отсеки превратились в желудок, где экипаж «поглощался»: стены сжимались, слизь заполняла пространство, растворяя тела, как в пищеварительной кислоте. Сара, в лаборатории, слилась с консолью, её тело – пористая масса, шептала: Мы – дом. Ли, в своей каюте, смеялся, его плоть таяла, становясь частью сети. Хуан, ныне не человек, но само бьющееся сердце корабля, пульсировал в унисон с его венами, сплетёнными из металла и плоти. «Аргус», словно дитя, ведомое древним зовом, устремлялся к астероиду, который, точно мать, раскрывал свои недра, чтобы поглотить его в объятиях вечности.

Настя, отрезанная в медотсеке, следила по камерам, как коридоры стягиваются, словно пасть, поглощая экипаж в утробе корабля – в отсеках, затопленных вязкой жижей и вихрями роев, где тела таяли, превращаясь в семена новой поросли. Она вдавила последнюю кнопку; сирены взвыли, запустив обратный счёт. Корабль содрогнулся, его мутировавшая оболочка сопротивлялась, наросты расползались гуще, но Настя шепнула:

– Прости, ребята. Это конец.

Взрыв разметал «Аргус» на мириады обломков, разорвав космическую тишину, как вопль, утонувший в вакууме. Но астероид – древний организм – лишь шевельнулся; его безбрежная масса, паутина бьющихся вен и мириад копошащихся устьев, разверзлась, точно хищный цветок, алчущий света.

Обломки корабля, пропитанные спорами, втягивались в его недра, как пыльца, падающая на лепестки материнского лона. Каждая частица, каждый осколок металла и плоти, растворялся в его пористой утробе, становясь семенами нового рождения. Споры, тонкие, как звёздная пыль, вырвались в пустоту, неся заразу дальше – к новым мирам, к новым сосудам, где они могли бы цвести, множась в вечном танце колонизации. Астероид, подобно древнему богу, спящему в глубинах космоса, пробуждённый жертвой «Аргуса», теперь пел свою песнь, и её отголоски, шёпотом вечности, разносились по звёздам, зовя другие жизни раствориться в его объятиях.

10

Где-то в ледяных глубинах пояса Койпера, среди безмолвных теней и вечного холода, где звёзды мерцали, как далёкие угли угасающего костра, спасательный корабль «Кассандра» скользил сквозь пустоту. Его корпус, отполированный до стерильного блеска, отсвечивал слабым серебром, отражая редкие лучи далёкой звезды. На мостике, залитом холодным светом голографических панелей, царила тишина, прерываемая лишь тихим гудением систем навигации. Внезапно консоль ожила, перехватив сигнал бедствия – искажённый, рваный, словно крик, разорванный ветром и вплетённый в саму ткань космоса. Звуки, похожие на хрипы и шёпот, сливались в неразборчивый хор, от которого волосы вставали дыбом. Экипаж «Кассандра» замер, их взгляды устремились к главному экрану.

Капитан Алексей Рябинин, нахмурился, вглядываясь в данные. Его пальцы, привыкшие к штурвалам и оружию, замерли над консолью.

– Это с «Аргуса», – пробормотал он. – Но этот сигнал… он не человеческий. Слышите? И как будто кто-то… поёт.

Кит Уорд, американский офицер безопасности повернулся к иллюминатору. Его рука невольно легла на кобуру, хотя оружие казалось бесполезным против того, что они видели. Астероид XN-47, чёрный, как бездна, вырастал перед ними, его поверхность лоснилась, будто мокрая плоть, покрытая тонкой коркой, под которой угадывалось движение – медленное, ритмичное, словно дыхание спящего исполина. В центре астероида зияла воронка кратера, её края пульсировали, словно губы, готовые поглотить всё, что приблизится.

Хиро Танака, японский инженер, чьи тонкие пальцы нервно теребили планшет с данными, нервно прочистил горло:

– Магнитное поле… оно бьётся, как сердце. Это не астероид. Это что-то… живое.

Экипаж замер у иллюминаторов, их лица, освещённые холодным сиянием звёзд, отражали смесь страха и заворожённости. Астероид смотрел на них – не глазами, но тысячами отверстий, которые раскрывались и закрывались в гипнотическом ритме, как поры на коже древнего бога. Тонкие нити, едва видимые, вырывались из его поверхности, танцуя в пустоте, как паутина, сотканная из кошмара. Шёпот, едва уловимый, проникал в их разумы, вплетаясь в сигнал бедствия: Цветите. Будьте с нами. Станьте нами.

«Кассандра» приближалась, а астероид раскрывал свои недра, готовый принять новых гостей в свою пульсирующую червивую утробу.