Читать книгу Яйца - Ида Гольц - Страница 7

Марк, заметив, как Мириам, глянув через плечо, поймала его на том, что он читает ее колонку в журнале «DG», с обзором лучшего виски года, тут же перевернул страницу. Издание, в название которого легли имена Ветхозаветных героев Давида и Голиафа, было ориентировано на мужчин-метросексуалов.

– «Какая часть тела тебе нравится больше всего? – Мои большие глаза», – прочитал он выдержку из интервью под снимком девушки в индийском сари, верхняя часть которого едва прикрывала ее грудь. – Разве глаза – это часть тела? – Марк вопросительно взглянул на сестру.

Мириам равнодушно пожала плечами.

Марк зачерпнул пальцем из банки вишневое варенье и слизнул его, за что получил от Мириам легкий шлепок по руке.

Она выкладывала на деревянный поднос тарелку с тостами, крошечную розетку с желтоватым кусочком масла, сахарницу, вазочку с вареньем, чашку с кофе.

После расстроенной свадьбы отец стал чаще, будто невзначай, проводить ладонью по левой стороне груди. Год назад он уже перенес микроинфаркт. «Не хватало еще рецидива», – с беспокойством наблюдала за отцом Мириам.

– Он не выйдет?

Марк следил за приготовлениями Мириам, которая собиралась отнести завтрак отцу.

– Открой, – та показала ему глазами на дверь отцовской комнаты.

«Каждый раз одно и то же», – подумал он с глухим раздражением. Стоило ему переступить порог, как отец скрывался у себя. Так продолжалось уже много лет. Не сразу, конечно, все так сложилось. Первая трещина в отношениях появилась со смертью матери. Это случилось при рождении Эстер. Сложные роды, слабое сердце, трехдневная кома. Домой она не вернулась. Марк выглядел замкнутым. Ему было двенадцать. Мириам было на два года меньше. Она по началу долго рыдала в подушку, потом подползла к детской кроватке, в которой безмятежно посапывала малышка, долго смотрела на младшую сестренку, поглаживая ее сморщенный лоб, просунув руку через деревянную решетку.

Заниматься тремя детьми, к тому же младенцем, отцу было сложно. Борис Робертович был доцентом кафедры психологии, в университете и целиком был занят научной диссертацией. Теперь же работать приходилось урывками. По утрам нужно было бежать на молочную кухню за детским питанием, кормить, менять подгузники, по вечерам купать и укачивать подолгу. Эстер с первых же дней стала проявлять характер: втиснуть ее в ползунки удавалось с десятой попытки. Пока отец сражался с руками-рукавами, она успевала уже выпрыгнуть из штанин и наоборот. Засыпала с трудом. И только исключительно под «Подмосковные вечера», которые без слов, страшно фальшивя, напевал отец. Колыбельных он не знал, а эта мелодия сама нечаянно полилась с языка и действовала на малышку, как мантра.

Пришлось взять няню. Но та оказалась девушкой нерадивой, Эстер с ней заработала стойкий дерматит из-за опрелостей под памперсами, которые нянька почти не меняла, считая, что непромокаемые подгузники не требуют частой смены. Мириам, сама еще в сущности ребенок, помогала, как могла, но до обеда была в школе, потом приходилось бежать в другую-музыкальную. Она училась по классу фортепиано. У Марка же была своя жизнь обычного мальчишки: приятели, футбол во дворе. Музыкой его не мучили. Мать – учительница музыки сама убедилась, что сыну «медведь на ухо наступил» и не стала терзать его гаммами и этюдами Черни.

Время от времени в доме появлялась подруга матери Маргарита Львовна. Захаживала по старой памяти проведать детей и Бориса Робертовича. Это она обратила внимание на чудовищную опрелость кожи у Эстер и решила во что бы то ни стало поговорить с нянькой. Та ей казалась беспечной и неаккуратной. Маргарита деликатно намекнула Борису Робертовичу, что стоит поискать более внимательную и опрятную женщину. А пока шли поиски новой няни, вооружившись мазями и присыпками, принялась сама выхаживать вечно орущую маленькую Эстер.

Была Маргарита женщиной одинокой, бездетной, хотя и дважды выходившей замуж. Первый раз неудачно – брак закончился разводом. Второй сделал ее вдовой. Пытать счастье в третий раз она уже не стала. Ушла с головой в работу. Преподавала историю музыки в Консерватории, вела детский лекторий в Филармонии и уроки в одном из городских лицеев.

По рекомендации той же Маргариты Борис Робертович нашел другую няню. Та в малышке души не чаяла, и Эстер ей отвечала взаимностью. Повеселела, раздобрела. Нянька поила ее не просто молоком, а домашними сливками, которые специально покупала на рынке. Даже ненавистную манную кашу, от которой прежде отплевывалась, Эстер уплетала за обе щеки.

Тем не менее Маргарита то и дело заглядывала к Борису Робертовичу и, отпустив по вечерам няню, сама принималась кормить и купать малышку, что-то напевала ей перед сном. К Эстер она привязалась. Та была и вправду очаровательна: с черными огромными глазищами, темными кудряшками и забавным носом-кнопкой. А Борис Робертович с облегчением вздохнул, что может не отвлекаться, вернувшись домой, на ребенка, а заниматься своей диссертацией. Собственно, так было и прежде, до смерти жены, которая как-то успевала работать в школе, подрабатывать еще репетиторством, заниматься домашними делами и детьми.

–Ты еще играешь в куклы? – заметила как-то Маргарита, как Мириам возится с кукольными одежками.

Та смутилась. Брат обычно поддразнивал ее из-за этого, и при нем она никогда к куклам не притрагивалась. Держала их на коробке возле кровати вроде декора.

– Это же хорошо, – успокоила ее Маргарита. – Не надо торопиться расставаться с детством.

Марк по началу визиты Маргариты воспринимал спокойно, даже равнодушно, пока не стал замечать, как отец задерживает ее руку в своей руке, или украдкой, пока их, якобы, никто не видит, приобнимает за плечи. У Марка это стало постепенно вызывать раздражение, потом злость. Маргарита частенько, заглядывая к ним, приносила коробку с пирожными. Так бывало и раньше, еще когда была жива мама. Теперь же Марку это стало особенно бросаться в глаза. Однажды, во время чаепития, он, надкусив песочную корзиночку, наполненную воздушным сливочным кремом, вдруг демонстративно сморщился, словно во рту у него оказалась какая-то гадость, живописно выплюнул на тарелку откушенный кусок, заявив, что пирожные явно с просрочкой. Он увидел, как отец просто побагровел от такой выходки. По большому счету за такое хамство, вопреки всем его правилам по поводу воспитания детей словом, а не ремешком, стоило, наверное, влепить подзатыльник. Вмешалась Маргарита. Заметила едва сдерживаемый гнев Бориса Робертовича. Слегка коснулась его руки, давая понять, что не стоит поддаваться на провокации Марка: любое действие отца встретит еще большее противодействие сына.

Потом Маргарита с отцом еще долго сидели вдвоем, о чем-то разговаривая. Когда она ушла, Борис Робертович попытался было вытянуть сына на разговор по душам, понимая, какие, должно быть, чувства горечи и несправедливости он переживает. Марк в ответ грубил, с едким сарказмом отвечал на все отчаянные попытки отца установить доверительные отношения. Борис Робертович раз за разом прокручивал в голове их очередной возможный диалог, пытаясь найти наиболее убедительные для сына слова, а в итоге, когда оказывался с ним с глазу на глаз, все сводилось к нудным отцовским нравоучениям, которые сын выслушивал с нагловатой ухмылкой.

Маргарита Львовна вновь появилась через несколько дней. Как ни в чем не бывало и не вспоминая о той злополучной истории с пирожными. Завидев ее, Марк демонстративно ушел к себе. Она попробовала заглянуть к нему в комнату, но он даже не открыл дверь на ее стук.

На все происходящее Мириам наблюдала со стороны. Отец с ней поведение Марка не обсуждал, а брат, видимо, не считал нужным говорить об этом с сестрой.

Так продолжалось несколько месяцев, пока Борис Робертович сам однажды не заговорил с детьми о Маргарите. Он решился сделать ей предложение. В доме нужна была хозяйка, а детям-мать. Это понимала и Маргарита. Конечно, они руководствовались не одним холодным расчетом. Симпатия друг к другу там была. Любви – нет. Но такие отношения, порой, сулят более продолжительное партнерство. И обоих это устраивало. Не устраивало это только Марка.

– Предатель, – процедил он презрительно сквозь зубы.

Разговор тогда остался незаконченным. Решено было не торопить события, дать Марку время все обдумать.

–Ты из-за мамы? – Борис Робертович снова попытался вытащить сына на разговор, но тот резко захлопнул дверь своей комнаты прямо перед его носом.

Мириам, выждав немного, тихонько поскреблась к нему в дверь, но, не услышав ответа, рискнула зайти сама. Марк лежал на кровати с закрытыми глазами, в наушниках у него играла музыка. Он не заметил, как она вошла. В руке у него была зажата фотография матери, где та сидит, уронив голову на руки, лежащие на закрытой крышке старого черного Блютнера. Длинные каштановые волосы расплескались по плечам, взгляд задумчиво устремлен в объектив. Это был один из немногих, сохранившихся снимков, сделанный отцом еще на пленочный фотоаппарат.

Мириам с минуту постояла, а потом так же тихо вышла, аккуратно закрыв за собой дверь.

Все решилось где-то месяц спустя. Маргарита пришла, когда отца не было дома, а Мириам убежала на свой урок музыки. Марк, засадив Эстер в манеж, где она возилась со своими игрушками, что-то лепеча на своем непонятном языке, устроился рядом с книжкой.

Маргарита по обыкновению потянулась к Эстер. Та на ее появление ответила улыбкой, обнажив четверку первых зубов, вылупившихся почти разом один за другим.

– Не подходи! – Марк загородил собою манеж, выставив вперед кухонный нож.

Маргарита остановилась. На лице ее застыла улыбка, еще обращенная к Эстер.

– Марк, – тихим спокойным голосом обратилась она к нему.

В том, как она произнесла его имя слышалось скорее удивление, чем испуг. Но Марк придвинул нож еще ближе. Крепко зажатый в жилистой мальчишеской руке, он упирался ей в грудь, прямо между пуговиц, обтянутых черной тканью на светло-сером жакете с черной тонкой оторочкой.

–Я сейчас уйду, – ровным голосом, не выдавая своего волнения, произнесла Маргарита и, отступив на шаг, вышла из комнаты.

Этот момент, когда он на те несколько секунд оказался лицом к лицу с Маргаритой, Марк запомнил на всю жизнь. Он запомнил ее удивленные темно-карие глаза с тонкими лучиками морщинок, легкую складку между бровей, тронутые красной помадой губы. Даже запомнил запах ее духов. Этот аромат намертво врезался ему в память. Только много лет спустя он узнал от одной из своих подруг, с которой у него случился скоротечный роман, что это были французские Climat.

Марк не боялся, что об инциденте с ножом узнает отец. Он даже рассчитывал на то, что Маргарита непременно расскажет ему об этом. Мысленно уже готовился к такому диалогу. Но отец так об этом и не заговорил. Не уж-то не узнал? Или не захотел, а, может, не смог заговорить об этом с сыном? Марк по началу терялся от всего этого в догадках, потом махнул рукой и старался больше не вспоминать об этом.

Маргарита больше не приходила.

Отец как-то замкнулся в себе, сделался молчалив. На все его попытки заговорить с сыном даже на самые отвлеченные тема, Марк отвечал с неприкрытой злостью, сам даже не понимая, откуда она берется. И злился при этом еще больше, но уже на себя.

Учился он неплохо, хотя и слыл лентяем. Его выручала цепкая память и хорошие мозги. Но в остальном с каждым разом доставлял все больше хлопот учителям и отцу, которого все чаще по разным поводам вызывали в школу: пропуски уроков, курение, драки с одноклассниками. Покладистый прежде мальчик превратился в неудобного подростка, доставляющего головную боль учителям.

Как-то раз, Марку уже было шестнадцать, он привел домой девушку. Ее боевой раскрас – черная обводка глаз, малиновый рот и светлые волосы, выкрашенные в какой-то неопределенный зеленый оттенок, неприятно поразили Мириам. Она слышала за стенкой ее смех, который ей казался глупым и вульгарным, потом какие-то стоны и всхлипы. Что там происходит в соседней комнате, она догадалась не сразу. Когда домой вернулся отец, парочка уже переместилась в гостиную к телевизору. Девушка сидела на коленях у Марка, обнимая его за шею, а он тем временем мял под свитером ее грудь.

–Если мое присутствие тебя не смущает, то хотя бы сестры постеснялся, – возмутился отец.

Марк только нагло хмыкнул в ответ, не спуская с колен свою подругу.

– Пошли! – скомандовал он девушке, поднимаясь с дивана.

–Ты куда? – окликнул его отец, когда Марк уже стоял в дверях.

–Трахаться, куда же еще?!

Ночевать в тот день Марк не вернулся. Мириам молча наблюдала за отцом, который несколько лет, как бросил курить, теперь то и дело выходил с сигаретой на балкон. Волновался ли он из-за того, что сын-подросток где-то пропадает ночью, или переживал из-за не заладившегося с самого начала разговора, вытолкнувшего Марка из дома, Мириам не знала. А расспрашивать отца о чем-либо в тот момент не решилась.

Примерно полгода спустя после того случая с девушкой, отцу позвонили из полиции. Как выяснилось, Марка с одноклассниками остановили дэпээсники, когда те раскатывали на чужой машине. Задержали их за угон. Правда, потом выяснилось, что угнали они отцовскую машину одного из приятелей, который сам к тому же и находился за рулем. Прав ни у одного, конечно же, не было. Просто хотелось прокатиться на новеньком «Мерседесе», ключи от которого были вытащены тайком из кармана пальто ничего не подозревавшего папаши. Покрутились по дворовым улочкам между домов. Когда стало скучно нарезать круги по кварталу, решили выехать на соседний проспект. А там-дорожный патруль. Им как-то подозрительным показался неровный ход машины. Остановили. А там-четверка подростков. Без водительских прав, да еще с ярко выраженным пивным амбре.

Борис Робертович мог вмешаться, кинуться на выручку сыну- нужные связи и знакомства были, но не стал. В итоге сам потерпевший- отец горе-угонщика сына – первым же поспешил загладить инцидент. Но штраф, причем немалый: за вождение без прав и за нахождение несовершеннолетних в нетрезвом виде, пришлось заплатить. Решили разделить ровно на четверых. Борис Робертович деньги, конечно, заплатил, деваться некуда было, но в полицейский участок за сыном тогда отказался ехать на отрез.

-Зачем он так? – Марк, задумавшись, не заметил, как произнес этот вопрос вслух.

–Ты это о чем?

Мириам уже вернулась на кухню и выкладывала с подноса чашки и тарелки в раковину.

– Я вот никогда не понимал, как можно всю жизнь, заметь, всю жизнь копаться в чужих мозгах… изучать, как там это было? «Метакогнитивные способности подростков с разными формами дизонтогенеза»– уму просто не постижимо! И не докопаться до своего собственного сына!

– У-у-у! – Мириам догадалась к чему клонит Марк. – Какие мы слова оказывается знаем!

– Ты сильно удивишься, но я как-то умудрился кроме Уголовного кодекса прочитать еще пару книжек., – съехидничал он в ответ.

– А ты до своего Леньки хорошо докопался? Воспитываешь сына, папаша, по воскресеньям.

– Лучше жить на расстоянии и воспитывать раз в неделю, чем под одной крышей и ни хрена не сделать!

– А ты дал ему шанс? – Мириам, скрестив на груди руки, в упор смотрела на брата.

Вызов в глазах Марка от взгляда сестры как-то заметно стал затухать, словно в разгоревшиеся угли плеснули воды.

– А знаешь, твой разрекламированный Green Spot, – Марк уже стоял в дверях, собираясь уходить, – типа, со вкусом фруктов и выдерживается в бочках из-под хереса и прочее бла-бла-бла, отдает простой сивухой. Не понимаю, как можно втюхивать всем про элитное бухло и всякие там сигары гаванские, не выкурив даже ни одной сигареты? И виски ты не пьешь. Это же ерунда какая-то получается…

Мириам только усмехнулась, провожая его взглядом: «Что за характер! Обязательно же надо оставить последнее слово за собой…»