Читать книгу Колыбель за дверью - Игорь Ташин - Страница 13

Максим – Радомир – Уникум

Максим продолжал стоять оглушённый происшедшим. Всё случившееся казалось каким-то сном, фарсом театра «Буфф» – сейчас актёры закончат петь, плясать, скоморошить, он выйдет на улицу и всё станет по-прежнему… Да только знал – не станет. С этим знанием придётся жить.

В его руке зажат клок жёсткой травы, испачканный кровью.

Он разостлал на столе газетку, положил на неё траву, а сам прошёл к раковине вымыть руку. Вытер её салфеткой, плеснул на ладонь немного салицилового спирта из аптечки – сильно защипало. Поморщившись, он заклеил ранку лейкопластырем.

Всё так же молча, открыл дверь проката, отодвинув засов, снял табличку о перерыве, прошёл за стойку, жестом предложив Радомиру сесть, а сам всё молчал и молчал, переваривая событие и боясь несварения.

Радомир терпеливо ждал, понимая его состояние.

– А пациент, нуждающийся в срочном излечении от рака, я так понимаю, вы? – неожиданно спросил Максим.

– Правильно понимаете, – хмуро ответил учёный. – Мне осталось максимум полгода.

– Сочувствую… Хотелось бы всё же кое-что прояснить, если вы не против.

– Спрашивайте, пожал плечами Радомир. – На что смогу – отвечу.

– Я, разумеется, не технарь – скорее наоборот: глубокий гуманитарий. Но всё же возникает вопрос: я ещё могу понять – вернее принять – внешний антураж, неодушевлённые предметы,.. даже природу, дублированную по известным законам, даже животных, с их инстинктивно-поведенческими реакциями. Это лекала. Но разум?! Индивидуальные личности с жизненным опытом? Язык?.. Сложные механизмы, работающие по особым принципам и созданные всё тем же разумом? Как быть с ними? Ведь, насколько я понял, миры копируются не только как природный ландшафт, но и как социум со всеми вытекающими?

– Вы ещё мало перечислили и не всё знаете – лишь прикоснулись к кожуре яблока, – усмехнулся Радомир. – Мы вообще мало что знаем о мире. Вполне возможно, что все миры, включая наш, лишь иллюзия? Доказательств нет – их не может быть в области разума, и такая теория вполне имеет право на жизнь… – потом задумался на минуту. – Ну, хорошо, я расскажу. Мы работали изначально лишь над одной задачей: научиться создавать некоторые элементы таблицы Менделеева в чистом виде из… любых подручных материалов. Эдакий синтезатор-преобразователь материи. Когда лаборатория добилась определённых успехов, нам стали предлагать некие… – я их называю артефакты. Это предметы других цивилизаций, возможно инопланетные, обладающие неизученными свойствами. И вот, однажды, принесли его, – Радомир кивнул на чемоданчик. – Сердце этого прибора, даже не сердце – мозг! Он выглядел как необычный, матово-белый кристалл, схожий формой с большим перепелиным яйцом, весь опутанный сетью, типа проволоки из сложного сплава драгметаллов. Кристалл этот закреплён между двумя пластинами графита, заключёнными, в свою очередь, в платиновый каркас. Но… графит этот имеет необычайную плотность и жёсткость. Проводки, опутывающие веретено кристалла, уходят вглубь этих пластин, а по наружной стороне периметра находятся гнёзда, для подключения незнакомых разъёмов… Мы начали исследовать этот интереснейший образец. Опущу целую вечность опытов и экспериментов. Скажу только, что добились мы немного. Это словно обезьяне исследовать шарманку: она узнает только одно – когда крутишь ручку, звучит музыка. Если она вскроет шарманку, то ничего не поймёт!

Радомир снизил голос до шёпота, словно их подслушивали. Глаза его заблестели, и даже румянец проступил на щеках, как у недозрелого яблока летом.

– Но как же удалось… – начал Картузов.

– Это словно бог, понимаете? Бог! Он живой! Это искусственный интеллект, рядом с которым мозг человека – детская игрушка рядом с самолётом! Однажды я сидел в лаборатории один, далеко за полночь – нам не запрещали задерживаться: хоть неделями не выходи – был бы результат. Мы уже знали, что Уникум – так мы нарекли кристалл – начинает давать данные при подаче на него от тридцати шести до пятидесяти вольт постоянного тока. При этом он начинал светиться лунным светом, и по нему прокатывались цветные волны. Но он не нагревается, хотя электроэнергию жрёт, как голодная лошадь сено! Это против всех законов физики! Куда девается тепло так и не выяснили… Да мы, по сути, ничего не выяснили – данные всё время менялись при прочих равных… Я смастерил проволочную сетку на голову, по типу шлема – просто так, нелепая идея – и стал последовательно вставлять тонкий проводок в гнёзда на корпусе и вдруг… – Радомир судорожно сглотнул и попросил. – Дайте попить, Максим.

Заинтригованный Картузов быстро плеснул две кружки чая и придвинул конфеты. Радомир выпил свою почти залпом, даже не обратив внимание, что пьёт и продолжил:

– Я вдруг … увидел, но внутри головы. Как сон или образ, понимаете?.. Увидел чётко сложную схему – сложнейшую, которую тут же начал копировать в тетради. Когда заканчивал одну, возникала следующая, словно он знал, что я закончил чертить. Так я начертил двадцать пять сложнейших и нелепейших схем. Но на каждой было указано место кристалла и схема подключения. Наступало уже утро. Я всё спрятал, отключил кристалл и размотал сетку, что бы никто не понял, чем я занимался… Я был заместителем начальника отдела. По моим заявкам смежники изготовили первую схему из десяти независимых блоков. Моей подписи на заказе было достаточно – заказывали много, денег на нас не жалели. Никто не интересовался зачем, ждали только результат. Среди массы железа мои заказы не заметили – я сохранил всё в тайне, не зная ещё, что из этого выйдет. Пытался понять, чего же «ОН» хочет, но так и не понял. Всё сводилось к питанию различными токами и созданию полей разной амплитуды и частоты. Много кварца… В конце концов я собрал это, – Радомир указал на чемоданчик. Остальное вы знаете… Грянул развал, в отдел пришли «инспекторы» из-за океана, лабораторию расформировывали, результаты крали и я под шумок… – Радомир с тоской поглядел на Картузова и снова, отчего-то шёпотом, закончил. – Я не знаю, как он работает. Да и можно ли назвать это – работой. Он творит. Создаёт миры, понимаете? Миры! И они живут потом, далеко уходя за рамки, определённые видеоматериалом. Живут самостоятельно!.. Такие простенькие, ландшафтные, как эта Африка, создаются быстро – они ЕМУ знакомы, я с них начинал. А сложные, игровые фильмы необходимо вначале загружать, потом ОН «думает», иногда по нескольку дней – обрабатывает и готовит программу и уж затем возникает портал. И все миры ОН запоминает. Они нумеруются автоматически и потом легко посещать любой, набрав определённый код.

Радомир закончил говорить, налил сам себе чаю в кружку и замолчал, тихо прихлёбывая тёплый напиток.

– Паганини для шарманщика, – пробормотал Максим.

– Что вы сказали? – оживился Радомир.

– Вы сравнивали процесс познания свойств артефакта с шарманкой и обезьяной, а я продолжил вашу мысль. Кристалл этот, или Уникум, как вы его называете, для нашего мира всё равно, что Паганини для шарманщика. Невозможно заставить шарманщика исполнить каприс Паганини – он жёстко ограничен музыкальным механизмом, но сам маэстро мог бы написать пару-тройку простеньких мелодий для шарманки… Вы, учёная братия, считающая себя венцом развития цивилизации и остриём науки – вы, шарманщики. Крутите ручку и ограничены своими знаниями и технологиями. Вы даже не догадываетесь, что попало в ваши руки. Его мощь может быть направлена в такие плоскости, о которых подумать морозно, не то, что бы сделать.

– Полагаете, я этого не понимаю?.. – Радомир не успел закончить, в его кармане зазвенел телефон: не мелодией, а простым электронным пиликаньем. Он вынул из кармана большую, толстую трубку Филипс – втрое больше, чем телефон подаренный Наташей Максиму, взглянул на номер вызывающего, пожал плечами и принял звонок: «Да, алло!», – а дальше – дальше его лицо изменилось, стало землистым, плечи поникли. Он выслушал монолог звонившего, ответил: «Хорошо, не волнуйтесь, буду» и пробормотал, отключив телефон: «Как же они узнали этот номер?». Потом вспомнил о Максиме.

– Мне нужно отъехать на пару часов. Максимум на четыре. Я оставлю у вас «Проводник»? – он кивнул на чемоданчик, мирно стоящий под стойкой для посетителей.

– Неприятности? – поинтересовался Максим.

– Ещё не знаю,.. вечером договорим, хорошо? – с этими словами Радомир одел свою тёмно-серую куртку и вышел из проката.