Читать книгу Колыбель за дверью - Игорь Ташин - Страница 14

Наташа – День как год

Наташа, после звонка Максиму, решила пробежаться по хорошим магазинам и накупить для любимого подарков побольше. Её деятельная натура два года томилась в заточении и, вырвавшись на волю, ликовала. Энергия созидания переполняла девушку, а Максим стал доминантой мира, без которой свет потеряет радугу и обернётся в чёрно-белую грусть.

Наташа видела: Максим – человек не богатый. Ей хотелось побаловать любимого, окружить заботой, вниманием, доставить радость. Для начала Наташа позвонила на квартиру Картузову. Трубку сняла соседка.

– Роза Семёновна? Здравствуйте! Какие у вас планы на сегодня, это Наташа, нас Максим вчера познакомил – помните меня? – насела она на женщину с первых слов, не давая опомниться.

– Наташенька, здравствуй! Ну конечно помню! А ты что хотела?

– Я хотела Максиму сюрприз сделать, но у меня ключа от квартиры вашей нет.

– Я никуда не пойду, тебя ждать буду. Ты когда планируешь зайти?

– Вот спасибо! – обрадовалась Наташа. – Часа через два, примерно.

– Подъезжай, не волнуйся – я дома.

Первым магазином, куда зашла Наташа, был «Панасоник» на Московском проспекте. Наташа купила новый большой телевизор, видеомагнитофон и музыкальный центр, а так же мебельную стойку под орех в размер техники, с доставкой на квартиру Максима – договорилась через три часа. Продавцы были счастливы – такие покупатели заглядывали не часто. Девушка для полноты ещё прикупила половину коллекции их классики на компактах.

После покупки аппаратуры, Наташа зашла в одно общеизвестное госучреждение на противоположной стороне проспекта и провела в нём минут пятнадцать – вышла, улыбаясь, довольная визитом, и продолжила поход за подарками.

Вторым магазином стал «Спортмастер», где она приобрела две отличных куртки Коламбия: зимнюю и осеннюю, кроссовки Рибок, спортивный костюм, полдюжины футболок… Далее был магазин джинсовой одежды «Левайс», где Наташа взяла три пары джинсов, свитера, куртку, рубашки. Завершив вояж покупкой зимней и осенней обуви, она, заехала в мебельный магазин, присмотрела современный шкаф-купе из готовых, подходящий по размеру, с условием, что его привезут и соберут через два часа. Довольная собой, она села в такси, возившее её по магазинам, и поехала к Максиму на квартиру.

С Розой Семёновной они нашли полное взаимопонимание. Наташа тут же начала наводить свои порядки в комнате Максима – дверь он никогда не запирал, даже замка не было.

Она вынула и сложила всю его одежду стопками на кровати и диване, после чего безжалостно разломала весь его картонный «шкаф» и освободила место в спальне. Вскоре мастера подвезли новую мебель и собрали её за полчаса. Пока они работали, доставили аппаратуру и тумбочку. Всё было в стиле картузовского книжного шкафа под орех и комната приобрела совсем другой вид. Старому ореховому комоду нашлось место в спальне, между дубовым столом и тахтой. Наташа постелила на него красивую декоративную салфетку, поставила на неё старую Кузнецовскую фарфоровую вазу, найденную в книжном шкафу, а рядом примостился бронзовый рыцарь, одобрительно глядевший на перемены. Отслуживший своё Рекорд и кучу картона Наташа попросила вынести на мусоросборник, что было сделано.

После, деловая хозяйка разложила все вещи: и новому, и старому нашлось место в купе. Большинство из старья она безжалостно отправила в разряд ветоши. Крутки и рубашки развесила на тремпели, обувь расставила по обувным полкам и тут поняла, что у Максима нет головного убора. Она пулей сорвалась с места и через полчаса вернулась с красивой шапкой-бояркой из щипаного бобра, бейсболкой и парой спортивных вязаных шапочек. Всё! Любимый был одет и ему будет тепло. Как хорошо на душе!

Наташа позвала Розу Семёновну оценить перемены. Та так даже прослезилась:

– Как всё красиво, Наташенька, какая ты умница. Я так рада за вас!

Наташа чмокнула Розу Семёновну в щёку и тут же сорвалась на кухню – она решила приготовить Максиму солянку. Сама. Первый раз порадовать любимого мужчину своими кулинарными талантами. А готовила Наташа вкусно – мамина школа. Через два часа на плите уже стояла кастрюлька густой, наваристой солянки, сверху плавали маслины и лимонные дольки, а дух витал такой, что слюнки текли. Наташа позвала Розу Семёновну снять пробу и они вдвоём пообедали. По словам соседки, она «в жизни такой солянки не вкушала».

День для Наташи выдался длинным, насыщенным событиями, переменами, заботами – всем тем, что она так любила. На часах уже было пять и неугомонная девушка решила поменять старые выгоревшие шторы на новые. Сказано – сделано. В ближайшем магазине «Строймаркет» на проспекте Юрия Гагарина, были куплены финские льняные шторы, со светоотражающим слоем, замечательного сине-голубого оттенка и занавеска из тонкого бамбука, вместо тряпки, служившей дверью в спальню. Заодно она присмотрела толстые шерстяные накидки под шотландку в тон к шторам на диван и кресло. Через два часа всё это уже отглаженное и прикрученное заняло своё новое законное место в комнате.

Уже семь вечера – пора к Максиму. Наташа пошла пешком – решила прогуляться не спеша. Внутри у неё всё пело. И потому, что Максим – такой добрый, умный и чуткий – любит её, и потому, что она любит Максима. И день такой удачный – она всё успела, и долгожданная свобода, которую она пила как птицы росу и не могла напиться…

Вот и прокат. Радостная Наташа распахнула дверь, улыбаясь, предвкушая встречу и удивление Максима, когда он вернётся домой… Улыбка слетела с её лица. Она увидела друга и поняла: что-то случилось…

Максим, при звуке колокольчика, вздрогнул – Наташу встретил какой-то незнакомый, затравленный взгляд, в котором сквозила тоска.

Улыбка растворилась на лице девушки. Она сразу догадалась – грядут неприятности.

– Максим, что?!

– А-а, ты… Здравствуй, милая. Не беспокойся, Наташа,.. я так рад – ты пришла. Соскучился…

– Максим, что произошло? Я же вижу.

– Да вот, Радомир пропал. Должен был давно прийти и нет его. Не знаю, что думать.

Наташа подошла к Максиму, обняла, прижалась, заглянула в глаза:

– Рассказывай.

Максим был рад видеть Наташу рядом. Радомир, который ещё пять часов тому, обязан был появиться, действительно исчез и Картузов не знал, что думать. Уехал изобретатель в большой тревоге, явно боялся, а теперь его нет, прибор стоит под стойкой и как быть дальше, Максим плохо себе представлял. Кого ждать в гости? Насколько опасны знания, которые он обрёл сегодня? Чего ждать в дальнейшем?.. В любой момент могли появиться «кредиторы» Радомира и потребовать своё, а заодно, разобраться с нежелательным свидетелем. Кто знает, что Радомир мог им наговорить? Чемоданчик под стойкой тяготил Картузова, таил опасность, а ответственность за прибор, способный полностью изменить жизнь на Земле, а то и уничтожить её, была столь велика, что оказалась для него непосильной ношей. Весь день он размышлял о Проводнике, как называл его создатель и чем больше думал, тем меньше Максиму нравились свои мысли. Пук травы, которую он отмыл от крови и поставил на уголок стойки в чистый стакан, вопил об этом на весь прокат. Ведь с помощью Проводника вполне можно притащить на патриархальную планету что угодно! От яйца динозавра и вируса, способного убить всё живое, до оружия, о котором лучше даже не думать. Неизвестные наркотики и самые разнообразные «гаджеты», вплоть до волшебства, как это ни парадоксально, появятся в мире и легко разрушат его.

«А может просто уничтожить?» – думал Картузов. – «Разбить, разломать и выбросить на помойку? Или открыть сейчас окно в мезозой и просто зашвырнуть в него сам Проводник? И чем вообще для мироздания опасно создание множества миров?»…

Вот с такими думами на лице, застала Наташа своего мужчину, в котором души не чаяла.

– Что же ты молчишь, Максим? Говори, что стряслось сегодня утром. И какой флорист принёс тебе эту ужасную икебану? – допытывалась Наташа, указывая на страшненький пучок растительности, стоящий в стакане. Вид жухло-салатной травы с красноватыми прожилками был действительно странен и отталкивал. – Что это? И что у тебя с рукой? – продолжала она сыпать вопросы, заметив лейкопластырь. Картузов вздохнул.

– Это трава. Просто трава. Только она,.. африканская, понимаешь? А с рукой ничего страшного – о траву порезался, когда рвал.

– Та-а-к, – протянула Наташа, не сводя глаз с Максима. – Ну, осталось узнать подробности. Я жду.

Максим взглянул на неё вымученным взглядом и решился:

– Что ж, слушай … – и он рассказал всё, что произошло сегодня за день.

Внимала Наташа, стараясь не пропустить ни слова, ни разу не перебив и не отрывая от рассказчика глаз. Когда Картузов закончил свой монолог, она дала свою оценку не сразу. Подумала немного, мрачно вздохнула:

– Эх, Максим Андреевич, будь это не ты, я б вызывала уже психиатрическую, но,.. это ты, да. Ты нормален, белой горячки нет, трава непонятная в стакане перед глазами стоит, рука порезана, чемодан вижу… Та-а-к… Не буду тебе напоминать, – язвительно напомнила Наташа. – Но я предупреждала – Радомир хитрый и умный. Он не мытьём, так катаньем, втянул тебя в свои игры. Серьёзные игры, Максим! А ты, как всякий мужчина – эгоистичный авантюрист, не подумал даже о том, что Наташе будет очень больно, если с тобой случится беда. Ты шагнул, да! Прямо в «Африку»! А не вышел бы оттуда, тогда как?

Максим виновато молчал, признавая правоту подруги и коря себя за легкомыслие, но теперь уж что?..

– А теперь что? – как эхо его мыслям откликнулась Наташа. – Теперь давай думать немного, выходить из ситуации. Только вначале я тебе расскажу о своём папе. Знаешь, почему папы не стало? Нет, не знаешь, так слушай меня. Он выполнял обычный учебный полёт. Новая машина, недавно в серию пошла. Он специально ездил переучиваться для полётов на этой машине. Самолёт отказал, случился пожар, двигатель у него загорелся. Папа мог катапультироваться и спастись, но внизу был город. Он увёл самолёт, никто не погиб: город цел, люди живы. Погиб только папа. Ему дали Звезду Героя. Она хранится у мамы, вместе с фотографией. Мама никогда не корила папу, за то, что он не стал спасать жизнь. Она понимала – он жить бы не смог иначе. Я очень горжусь им, очень. Любому, кто скажет о нём плохо, глаза выцарапаю!.. Зачем я это рассказала?.. Я так думаю, Максим, что ставить под удар жизнь нужно только спасая город, людей, ребёнка, но не так бездумно. Прости меня за отповедь, да. Только я такая же, как мама. И бабушка тоже. Мы один раз любим, понимаешь? Не делай мне больно, ладно? – Наташа закончила говорить, а по щеке её скатились слёзы.

Максим встал, нежно прижал к себе её голову. В горле стоял комок из вины, жалости, любви и ещё чего-то неведомого, горючего и рвущего душу. Он лишь сейчас осознал, что помогая Наташе выпутаться из одной беды, невольно втянул её в другую – возможно, гораздо худшую.

– Прости меня, Наташа. Прости. Я виноват, знаю.

– Уже простила, как иначе? – Наташа отстранилась и улыбнулась сквозь слёзы. – Я же твоя половинка. Тот, кто любит, должен разделять участь того, кого он любит – так говорил великий писатель, да? Куда я без тебя?.. Давай думать, что делать.

– Давай, – вздохнул Картузов с некоторым облегчением.

– Только мы дифференцируем, да? Ты будешь делать, а я думать, хорошо?.. И не спорь со мной, милый. Ты уже подумал, порешал – моя теперь очередь.

– А ты действительно язва, – с умилением сказал Максим. – Только такая, незлобивая, правильная, да?

– Немного есть, да, – подтвердила Наташа. – Теперь так, Радомир, кажется, уж не придёт, ты и сам понимаешь. Что он наговорил там, мы не знаем – будем на худшее рассчитывать. Этот прибор – Проводник – нужно прятать. Не уничтожать, это глупо поступать так, что бы исправить нельзя было. Только прятать, а если за ним появятся, спросят – в отказ идти: «не видел, не знаю, мне зачем?»… Самому прятаться глупо – найдут и прятки эти подтверждением вины будут. Ты согласен?.. Вижу, согласен, – Наташа выдохнула речь, взглянула на Максима и продолжила. – Сейчас я на улицу пойду, погуляю пять минут, траву эту, гадкую, выброшу и посмотрю, всё ли спокойно. Вызову машину и увезу чемодан этот домой.

– Зачем тебе дома эта гадость,.. – начал Картузов.

– К тебе домой, глупыш. Я целый день у тебя провела, ты не знал.

Максим только глазами хлопал, но хлопал облегчённо – Наташа действительно как-то сразу разрядила обстановку и обрисовала дальнейшие действия.

– И никому про это не рассказывай, слышишь? Ни одной душе живой. Только я и ты. Договорились?

Максим кивнул.

– Всё, я пошагала, – с этими словами Наташа сгребла всю траву в газету, а газету засунула в мешок из мусорного ведёрка. Вынула его и двинулась на выход. В это время подошёл клиент, Картузов начал его обслуживать.

Вскоре Наташа вернулась. Деловито достала из сумочки здоровенный пакет, подала его Максиму:

– Пакуй туда чемоданчик. Только заверни в свою куртку, чтобы пакет был бесформенным.

– Ты, прям, шпионка у меня, – подивился Максим.

– Детективов начиталась, – ласково огрызнулась Наташа. – Теперь слушай: из проката ни ногой, пока я не подъеду на машине к девяти. Быстро закроешься и едем домой. Только без экстрима, ладно? Если вдруг появятся, говори, как решили. Обещаешь?

– Обещаю, – покорствовал Максим.

– Умница ты моя, – разулыбалась Наташа. – Ведь можешь, если захочешь… Я уехала, машина ждёт, – с этими словами она легко подхватила довольно увесистый пакет и умчалась. «А она сильная», – подумал Максим. – «И стойкая». На часах было восемь вечера.

А в половину девятого в помещении проката появился тот самый «сын», спрашивавший намедни о Радомире.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Максим. – Чем могу?..

– Здравствуйте, помните меня? – парень, не мигая, глядел на Максима.

– А-а, это снова вы? Ну как, нашёлся папа? – Картузов старался говорить спокойно и глаз не отводил, хотя внутри натянулся первой скрипичной струной.

– Нашёлся, тем же вечером. Да вот беда – умер папа. Сегодня, – верзила смахнул несуществующую скупую слезу. – А мне уезжать завтра, как на грех. Вот бегаю, решаю папины вопросы – ему-то уж никак. Это ваше? У отца в кармане лежала, – он протянул Картузову квитанцию проката. Максим посмотрел.

– Наша. Так Радомир Карлович – папа ваш? Какое несчастье! Ведь совсем ещё не старый. Инфаркт?

– Инсульт, – зло сказал верзила. Потом опомнился. – Я к тому, что он должен что-то? Не хочу, чтобы за отцом долги оставались.

– Вы не волнуйтесь. У нас же деньги его в залоге. Сто рублей. Вы хотите вернуть кассету?

– Да нет, бог с ней, раз залог у вас… А он ничего не оставлял? Может по рассеянности или сохранить?

– Что вы, – очень натурально удивился Максим. – Нам запретили хозяева любые вещи брать от клиентов, строго-настрого, иначе уволят. Терроризм, сами понимаете. А за вещами посетителей мы следим, чтоб не забывали, – Максим был очень убедителен.

Ясно, – протянул верзила. –Ладно, извините за беспокойство.

В это время, под звяканье открывшейся двери, показалась голова его напарника, как понял Картузов.

– Ну, что? – спросила голова.

– Иду, – хмуро отвечал «сын Радомира» и направился к выходу.

– И угораздило ж ему травануться, гаду, – донеслись до Максима последние слова напарника, перед тем, как дверь закрылась.

Максим понял – Радомир никогда не придёт. Он умер. Так и не дождавшись излечения. Умер от припасенного яда.

Без пяти минут девять к прокату подъехала белая девятка. Это было такси, в котором Наташа приехала за Максимом. Она зашла в зал, увидела его и всё поняла.

– Приходили?

Максим молча, кивнул.

– И что?

– Радомира больше нет. Он умер. Я случайно услышал их разговор – он отравился, сам.

Наташа помолчала, затем вздохнув, произнесла:

– Сурово всё. Чтобы заставить его отравиться должна быть веская причина.

– Боялся не выдержать, если начнётся допрос. Боялся, Проводник попадёт в руки компании, которая заходила сегодня. Он – человек ответственный. Раз так решил – другого выхода не было. Сильный человек. Жаль его, – Максим был по-настоящему серьёзен. Таким Наташа его ещё не видела.

– Ты решил, как быть дальше?

– Решу. Не сейчас. Наташа, мне не нравится, как эти люди себя ведут. Мне страшно за тебя. Опасаюсь, я навлёк на твою жизнь худшие неприятности, чем у тебя были до сих пор. Одно утешает – уедешь и будешь далеко от всего.

– Дурачок, – беззлобно подвела итог Наташа. – Закругляйся, поехали.

– Уже, – Максим поднялся и пошёл на выход за Наташей. – Не хочу думать об этом сегодня, подумаю завтра. Нам так мало осталось вместе.

По дороге домой, они сели рядом на заднем диване. Максим взял Наташину руку в свою, а она склонила голову на его плечо. И вот, чудо – все неприятности, проблемы, негатив, дурное настроение – отступили, забились в потаённые норы, развеялись. Стало тепло душе – они готовы были так ехать до самой Риги и обратно, но машина уже через семь минут затормозила у парадной.

А дома Максима ждал сюрприз перемен. Наташа молчала, как красный партизан на допросе, весь упаковочный мусор пребывал в месте, для оного предназначенном и внешне ничто новизны не предвещало.

Когда Максим разделся и переступил порог комнаты, Наташа, зашедшая раньше, включила свет, стояла посреди и громко пропела: «Па-ба-ба-бам!»

Он застыл удивлённый, ошарашенный новшествами, оглядывал преобразившуюся комнату, а в центре подбоченившаяся Наташа, водрузила на журнальный столик правую ножку и привздёрнула длинную юбку до середины бедра.

– Ну, как, – победно спросила она. – Нравится?

– Ты о ножке? – пошутил Максим. – Очень нравится, теперь ни о чём другом уже не думается.

– Маньяк, – ласково усмехнулась девушка и сняла ногу со стола. – Ты вокруг оглянись!

Нет слов, Наташка! Даже не стану сетовать по растраченным средствам – знаю, обидишься. И когда ты успела?..

– А шторы как, нравятся? А это? – и Наташа плюхнулась на диван, поджав ноги и оголив при этом округлые коленки, а руками оглаживая толстое покрывало. У Максима заныло…

– У тебя бездна вкуса, хозяюшка.

– Ты взгляни на спальню, ещё не всё видел, – ей хотелось, чтобы Максим охватил всё сразу и всем тотчас восхитился.

– Ну, ничего же себе, буревятнички, – поразился Максим, а Наташа при этом хитро потупилась. Он понял, это ещё не всё и раздвинул дверцы шкафа. На него смотрела куча обновок, привыкая к хозяину, а он смотрел на них, непривычный к таким дорогим вещам, стесняясь их и чувствуя неловкость.

– Ой, Наташа, куда мне столько! – только и сказал он. – Да как же ты, когда… ой, спасибо тебе огромное, даже не знаю, что сказать.

– Мне вполне достаточно «спасибы», но лучше поцеловать, – проворковала она.

Максим сгрёб её в охапку, целуя и вдыхая, уже ставший родным, запах жасмина с горьковатой ноткой… Наконец, Наташа начала мягко высвобождаться, шепча:

– Ну всё, всё, Максимка, хватит. Давай я ужином тебя кормить стану.

– А может быть потом? – прошептал Максим, плохо уже соображая, причём тут ужин.

– Можно и потом, – согласилась Наташа…

Позже, они сидели на кухне: Максим в своём стареньком махровом халате, а Наташа в шёлковом, китайском: бордовом с вышитыми золотыми драконами, который купила сегодня.

Он ел солянку. Ел и нахваливал – обжигающую, ароматную, вкусную до невозможности – приготовленную её руками. Ел, щурясь от удовольствия, и не мог наесться; а она сидела напротив, положив голову на кулачки, смотрела на него, тихо улыбаясь, греясь своим счастьем и отгораживаясь им от остального мира.

Ещё два дня. Бесконечные два дня они будут вместе – целая вечность, когда они впереди и один миг, когда они пробегают.