Читать книгу Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений - Илья Жердяев - Страница 3

Старый, выработанный до глубины грунтовых вод, гранитный карьер для всех проезжающих в этом месте по автотрассе ровно за сто три километра от столицы скрывал густой, непроницаемый для взглядов лес, который казался совершенно безлюдным.

Только самый внимательный из попавших сюда грибников мог этим, одним из последних из погожих в уходящем году, ясным осенним днем заметить легкий голубоватый дымок, струившийся на фоне темных крон дальних сосен, что росли за легким, уже слегка желтеющим березняком, начинающимся у самой дороги.

Там, в глубине леса, у рукотворной гигантской чаши, наполненной кристально-чистой родниковой водой, только что начала приготовления к воскресному отдыху на природе одна семья. Место для отдыха этими тремя людьми было выбрано изумительное! Среди расступившейся лесной чащи в солнечных лучах грелась свеже-зеленой, еще не тронутой первыми заморозками травой широкая поляна, края которой обрывались у многометрового, отвесного обрыва, искрившегося в солнечных лучах гранитными серебристыми блестками.

Шум недалекого автомобильного потока в этом месте полностью растворился в лесных звуках, главным из которых было нестройное и многоголосое пение птиц. Еще в высоких сосновых ветвях был слышен тихий шепот хвоинок с редкими и не сильными порывами ветра.

Собрав дрова и разведя огонь, отец с сыном оставили свою единственную женщину готовить что-то вкусненькое на уже расстеленную у ее ног для этой цели скатерть. С этого места, кроме треска разгорающегося костра, сейчас был слышен перезвон посуды и хруст разматаваемой оберточной бумаги.

Пока глава семейства готовил к работе рыболовные снасти, мальчишка, лет восьми, подошел к краю обрыва. От поверхности воды его отделяло метров двадцать. Взглянув первый раз себе под ноги, мальчик отшатнулся от страха перед высотой. Но, пересилив свои первые эмоции, он тут же посмотрел вниз во второй раз.

Солнце, в эти предобеденные часы, стояло довольно высоко и его лучи упирались почти отвесно в водную гладь. Было заметно, что мальчик чем-то крайне заинтересовался и для того, чтобы лучше рассмотреть это, пренебрегая страхом перед высотой, даже наклонился над гребнем отвесной стены:

– Папа! Папочка! Иди быстрее сюда! – зазвенел над поляной взволнованный детский голос, еще несколько мгновений спустя отражавшийся от каменных стен звуком колокольчика.

– Уже иду, сынок! – откликнулся отец. – Только вторую удочку для тебя соберу и иду!

– Ну, же! Быстрее! Я что-то вижу! Там в воде что-то есть! – продолжал звать детский голос.

Мужчина нехотя оставил на земле так и не настроенное удилище, и без особого желания медленно пошел к звавшему его сыну.

– Что ты там увидел?

– Посмотри, папа! Там, внизу, на дне что-то похожее на машину! – тыкал пальчиком себе под ноги, почти в центр водной поверхности, мальчишка.

На солнечный диск в это самое время набежало легкое облачко, тень которого вмиг легла на поверхность воды, одновременно по которой порыв ветра погнал от берега к берегу мелкую рябь.

– Где ты ее видишь? – с сожалением махнул рукой отец мальчика. – Откуда там взяться машине… Тебе показалось! В этом месте, знаешь какая глубина? Пойдем лучше, поможешь мне доделать твою удочку! Пора уже ловить рыбу для ухи…

– Да, нет же, я видел ее, папа! Она большая и темная такая! – настаивал мальчик.

– Идем, не выдумывай! – взял за руку сына отец.

Мальчик, по видимому, окончательно поверил словам отца и забыл о том, что увидел на дне озера сразу же после первой, выловленной им, крупной плотвы…

А вскоре, в это самое место стали съезжаться новые и новые туристы. От автомобилей, на, казавшейся недавно огромной, поляне стало тесно, а над озером к самому первому прибавилось еще несколько столбиков дыма от разложенных костров…

****

Вот и закончилось еще одно лето. Обыкновенное и, одновременно, аномальное в сравнении с несколькими прошлыми.

В этом году жара под сорок сменялась дождями и пронизывающим холодом несколько раз за эти три календарных месяца. Было очень трудно угадать удачное по погоде время не только для отпуска, но и даже для обыкновенно-рядовой, однодневной рыбалки.

Часто прекрасное и солнечное утро уже после обеда сменялось низкой облачностью и порывистым ветром, который в считанные минуты превращал все вокруг в стопроцентную влажность. И, бывало, наоборот. Казалось, то-то осень еще покажет…

Изменениями в природе, за редким исключением, Петр Хохряков совершенно не интересовался. Он механически только замечал, что под сводом небесным всходит и заходит светило, или что уже похолодало до самых заморозков, в связи, с чем ему необходимо начинать пользоваться системой холодного запуска автомобиля.

А еще, совсем скоро ему придется потратить немного времени и зайти в магазин одежды для приобретения головного убора. То, что он с успехом преодолевал две прошлые зимы, в этом году становилось экстремальным и, довольно, опасным занятием.

В подтверждение правильности этого глубокого и, по его мнению, совершенно взрослого решения, оставались до сих пор с прошлой весны неубранными с полочки на его кухне разноцветные коробочки и пузырьки, в основном импортных лекарств, которыми он залечивал последнюю свою простуду.

И все из-за того, что он модничал и не носил головной убор всю зиму с первого и до последнего дня! То, что ему казалось вершиной и подтверждением крепости его природного, заложенного родителями, здоровья, в один день, а именно девятого марта прошлого года, превратилось в испепеляющий все его тело жар и зубодробительную лихорадку, от которой он не мог найти спасения под всеми своими одеялами.

Как он был тогда благодарен старой своей давней, но так и не востребованной по настоящему, подружке Лариске Крупской, случайно позвонившей ему утром после бессонно проведенной им в полубреду без жаропонижающего бесконечно-темной ночи! Хотя он ее ни о чем и не попросил.

Лариска потом ему рассказывала, что догадалась обо всем по его затухающему голосу. Домчавшись из другого конца города за двадцать минут на самом дорогом «Такси-Блюз», она ворвалась в его, на ее удивление, не загаженную холостяцким бытом до предела квартиру как вихрь, попутно сметая в мусорное ведро все, по ее мнению, не нужное и вредное для тяжело больного.

Еще она загрузила под самую завязку посудомоечную машину и тут же рванула в ближайшую дежурную аптеку за антибиотиками и прочей аптечной нужностью…

Познакомился Хохряков с Ларисой на застолье у своих знакомых, отмечавших удачно проведенную коммерческую операцию, с которой он лично соприкоснулся всего лишь участием в нескольких ходках с грузом за рулем арендованного «МАЗа» [1].

От повода отмечаемого за столом, как и Крупская, он был далек, поэтому очень быстро, всего за время нескольких фраз сошелся с этой, с бесиками в глазах, девушкой.

Вначале, просто, от нечего делать. Но уже через час Петра потянуло с огромной силой к ней… под юбку. В переносном, конечно, смысле до некоторых пор. Лариса в начале показалась Хохрякову даже идеалом целомудренности, о чем он уже, впрочем, не помнил на следующее утро.

Ее распущенные длинные, немного вьющиеся и ниже плеч русые волосы разбудили тогда в нем небывалый трепет! Ощущение прикосновения своих рук к этим, неземной нежности, волосам еще долго оставалось на его ладонях и всегда вспыхивало с новой силой при ее появлении рядом.

Петр часто задумывался о том, почему поступает так, по-мужски нечестно, с этой девушкой, влюбленной в него по уши и, в основном, как она говорила, за то, что он так ласково гладит ее по голове, отчего она забывает, одета она в те мгновения или нет…

Петр никогда не спрашивал у Ларисы о том, сколько ей лет. Для себя он определил, что она старше его «всего на несколько». На эту возрастную разницу с очередной подружкой он не обращал внимания впервые в своей жизни и только потому, что близость с Крупской приносила ему новизну в его ощущения своей мужской силы.

Лариса была отчаянно смелой с их первых минут знакомства, и уже к концу первой недели их, ставшими на удивление для Петра, регулярных встреч, он не представлял себе, что к себе в постель сможет в будущем допустить, как ранее флегматичных, холодных или, вообще, фригидных. Он удивлялся своей прошлой неразборчивости и был зол на себя за то, что до своих полных двадцати шести лет еще не знал всего того, что может дать настоящая женщина. Такая, как его Лариска Крупская.

Особенно ему нравилось брать ее с собой в дальние командировки. Вот тогда Крупская действительно становилась, как говорила она сама, настоящей гетерой! [2] И ничуть не обижалась, когда он, упрекая ее в порыве невесть откуда нахлынувшей ревности, твердил, что те гречанки были далеко не только служительницами культа. Казалось, в тех сумасшедших командировках их беспрерывным и продолжительным остановкам на обочинах не будет конца!

Петр тогда не успевал благодарить Создателя за их встречу и еще за Ларискины задор и выдумку, от которых, то их ноги были в волдырях от ожогов крапивы, то все тело, и даже больше, зудело от комариных визитов.

Еще Петру нравилось подолгу гладить свободной от работы рукой ее волосы, когда она укладывалась и засыпала у него на коленях, положив голову под руль. Он тогда, продолжая управлять автомобилем, очень осторожно прикасался и к рулевому колесу, и к кулисе переключения скоростей, чтобы, не дай Бог, не зацепить своим неосторожным движением ее распущенные, чуть вьющиеся локоны…

Размышляя о превратностях судьбы, Петр был твердо уверен в том, что если бы не его очередная встреча с Ольгой, тоже со всей силой и всевозможным разнообразием продемонстрировавшей свои женские чары, он бы навсегда прирос к Крупской. Только за одно то, что эта женщина научила любить и ласкать все свое женское тело без остатка. И еще за то, что Петр именно рядом с ней узнал о том секретном месте, целуя которое, от женщины становилось возможным добиться всего, что угодно!

Да… Петр точно бы связал с Крупской свою жизнь. И даже, не смотря на их разницу в возрасте. Но, как говорится, так, уж, бывает…

Сейчас, большая часть из приобретенных тогда, остававшейся до сих пор ему подругой, Крупской и недоиспользованных им лекарств, перевезенных в новое место обитания, начинала напоминать Петру о том, что ему все-таки придется в эту зиму носить на своей, всегда коротко стриженой головенке хоть что-нибудь из предлагаемого бесчисленными городскими магазинами, рынками и бутиками длинного ряда модных и не очень головных уборов.

Петр вел, как он сам считал, нормальный и совершенно не вызывающий образ жизни. Не бросающийся своей экстравагантностью никому в глаза. Спокойный для ближайшего физического окружения. Не напрягающий нервы у его многочисленных соседей по этажу. И считал, что, продолжая своим поведением радовать хозяйку квартиры, которой, вот уже, чуть более полугода, пользовался на правах квартиранта с подобающими для такого случая прилежностью и домовитостью, он продлевает годы жизни не только у окружающих его людей, но, в первую очередь, и у себя самого.

Иногда ему казалось, что он даже перебарщивает в проявлениях своей правильности! Последние его свидания с Тамарой Григорьевной, исправно приходившей для получения платы за жилье, демонстрировали ее крайнее раздражение сохраняющимся идеальным порядком в остающейся ее собственностью квартире. Более всего ее волновали туфли, вот уже несколько месяцев стоящие своими носками в одну и туже сторону на расстоянии ладони от тумбочки в прихожей и шизофренический, по ее мнению, порядок на кухне, включая внутренность холодильника. А Петру совсем было не трудно все это поддерживать и лишь слегка подправлять перед такими, легко прогнозируемыми ежемесячными встречами.

Вначале их знакомства такой порядок нравился всем без исключения. Часто, когда он не спеша, закрывал входную дверь за хозяйкой, осчастливленной очередной сто долларовой купюрой, было слышно, как она делится с сопровождающими ее всегда в таких случаях родственниками своим впечатлением о «таком примерном квартиранте».

Петр всегда улыбался подслушанному и продолжал старательно радовать Тамару Григорьевну, отлично понимая, что у нее остаются ключи от квартиры и что она всегда может заявиться к нему без предупреждения «за случайно забытыми вещичками».

Но по прошествию шести месяцев это уже продолжало радовать только одного его. Хозяйку квартиры это все сильнее раздражало, отчего она все, более не стесняясь, старалась заглянуть при встрече своему постояльцу в глаза, чтобы увидеть там подтверждение своих самых ужасных догадок о состоянии его психического здоровья.

Петр Хохряков был иногородним. По настоящему. И даже, остающейся по прежнему на своем месте, соответствующей записью в штампе о прописке в своем гражданском паспорте. Хотя это обстоятельство его не волновало, например, так, как многих с кем он был знаком и кого во множестве видел за окном своего рабочего места, он тоже был безмерно рад, когда по радио услышал об изменениях в Административном Кодексе [3] на этот счет.

Своей пунктуальности Петр иногда удивлялся сам. Как и сегодня, когда его отдохнувший за спокойную ночь взгляд уткнулся в циферблат будильника. Сейчас он подумал об этих «умных» часах как о совершенно ненужной вещи в его очередном временном доме. Он, как не старался, не мог вспомнить момент последнего их звучания рядом со своей постелью. Он всегда просыпался еще до их сигнала.

Еще раздражало и то, что он спокойно мог сейчас продолжать спать. Теперь, когда он не в состоянии, наверняка, уже был уснуть, ему предстояло найти занятие на этот появившийся сегодня лишний, подаренный бессонницей, час.

Не долго думая, Петр решил мысленно перебрать свои обязанности по своему основному месту работы. Для того чтобы убедиться в том, что его начальник должен им гордиться, Петру хватило и десяти минут. Это у него, кстати, не в первый раз получалось, благодаря заведенной им системе учета, когда он регулярно, после каждого сервисного обслуживания или ремонта старательно заполнял придуманные им же графы в специально заведенной тетрадке. По прошествию некоторого времени ему, как ответственному за техническое состояние автомобиля, никакого труда не составляло отвечать на любые вопросы а, главное, поддерживать, причем очень экономно, свое рабочее место в исправном и безопасном состоянии. Убедившись, что с управляемым им автомобилем все в порядке и следующее его заглядывание под капот и глубже должно состояться не ранее, чем через семь с половиной тысяч километров пробега, Петр переключился на другое.

Следующие полчаса Хохряков раздумывал о своей второй, тщательно скрываемой от шефа, работе. Точнее, о том, как именно он сможет увеличить свой доход. Раздумывать на эту тему ему тоже понадобилось всего несколько минут, поскольку об этом он думал уже не раз и кроме старого решения в голову сейчас ничего не приходило. Как и ранее, этим утром Петр считал, что успех в этом деле для него не регулируем извне, в том числе, и им самим, а все зависит от воли случая.

Еще в оставшееся время он вскользь подумал о своей последней пассии. Если честно, он не знал даже имени девушки, а ему была известна только фамилия. И то, которую узнал совершенно случайно, подслушав, когда повстречал эту девушку у места ее работы.

Он стоял тогда по поручению Сергея Сергеевича у крыльца банка в ожидании выноса, как он догадывался, криминально обналиченных денег и случайно услышал, как расстающиеся подруги прощались: «Пока, Трофимова! Пока Кольцова!». Что-то шевельнулось у него в груди при виде незнакомки. Пренебрегая исполнением поручения и скорым свиданием с Ольгой, он тогда умудрился узнать ее номер домашнего телефона!

Сейчас, в этот утренний час, он был в нерешительности и не знал, выполнять ли обещанное этой девушке с красивой фамилий Кольцова еще на прошлой неделе или нет. Точнее, ему было необходимо только перезвонить и договориться о месте и времени их свидания. Нерешительность усиливалась оттого, что время его звонка затягивалось, и он уже начинал думать, что звонить стало вообще поздно.

Так или иначе, время раздумий закончилось, и все начиналось сначала. Подъем, легкая зарядка, завершающаяся пробежкой в лес, водные процедуры, завтрак и дорога пешком в гараж, где стоял его, точнее чужой, но тот, которым он управлял и за которым следил по доверенности, автомобиль.

По точно такому расписанию Петр Хохряков жил последние год с небольшим. С одной небольшой разницей: ранее первая его квартира находилась от гаража намного дальше, что вносило свои, определенные временем пути на работу и домой, неудобства.

Почти год именно с того момента, когда в Богом забытом его городишке случайно не оказался его теперешний шеф – Сергей Сергеевич Колиушко. Видимо, пытаясь расширить спектр своего бизнеса, Сергей Сергеевич заехал по совету своего друга в городок Коростышев и задержался в нем на несколько часов по причине поломки своего автомобиля. Тогда у него была «Субару» [4] в которой отказало сцепление. Для такого нового автомобиля это была, на удивление, редкая поломка.

Сразу после обращения за помощью начальник единственной в том городке станции технического обслуживания только развел от беспомощности руками. Но затем на сцену случайно вышел он – Петр Хохряков.

От нечего делать в этом захолустье, Петр регулярно почитывал новости автомобилестроения и автосервиса в Интернете, одновременно вызывая неописуемые радость и трепет от своей инициативности «подежурить в очередной раз» со стороны директора автостанции.

Именно во время этих дежурств он и постигал тонкости устройства современных автомобилей, эксплуатируя неизвестно для каких целей подключенную его директором, линию «глобальной электронной сети». Компьютер стоял в досягаемом для дежурных месте и все ночи напролет Петр, обложившись английскими и немецкими словарями, зависал на сайтах ведущих автомобилестроительных компаний.

Об этом своем увлечении Петр умалчивал и когда его, уставшего и с покрасневшими глазищами, утром заставали за раскалившимся монитором, только скромно улыбался и отшучивался тем, что действительно «так и не смог за всю прошедшую ночь подсмотреть порнушку».

Дела на автостанции, располагающейся у самой трассы, в прошлом союзного значения, шли неплохо и поэтому мелочными расходами пользования Интернетом, Петр никого не ущемлял.

Еще он несколько раз, совершенно безуспешно, направлял свое краткое резюме с предложением устроиться на работу в республиканские журналы и газеты. Но никогда еще его «знание английского со словарем» так никого и не привлекло…

В тот звездный для Петра день он случайно услышал завершающую фразу своего директора:

– …Извините, но в связи с новизной для нас вашего автомобиля, мы вам ничем помочь не можем. Подобающая база ремонтная у нас отсутствует. Попытайтесь добраться до столицы…

Петру стало интересно, что именно его директор так величает, и решил взглянуть на уже опускаемое автоподъемником детище японских конструкторов.

То, что он увидел вовсе не было никакой особенной «новизной». Это была позапрошлогодняя модель, внутреннее устройство которой являлось в точности повторением базовой. Ничего сложного в устройстве этого автомобиля он не видел и потому, от нечего делать, решился подойти поближе к директору и напроситься на работу.

Сдержанное «добро» его старого руководителя ничего приятного в последующем ему не сулило и было высказано лишь потому, что их разговор был хорошо слышен потенциальным клиентам. Продолжая улыбаться в их сторону, директор с фальшивой улыбкой на лице лишь промямлил:

– Наш молодой специалист попробует вам помочь, за что мы постараемся не нести ответственности…

Такое поведение Петиного руководителя было адекватно оценено Сергеем Сергеевичем. Так назвал себя этот мощного вида мужчина с одной, не поддающейся описанию в своем внешнем облике деталью. Внимание окружающих не так привлекали его бугрообразные мышцы, выпирающие даже из-под отлично скроенного костюма, как обезображенное сильным ожогом лицо. Полное отсутствие ресниц и бровей над растянутым в стороны остатком носа и, еще ниже, нереально широкие, но не закрывающие до конца зубы, губы, делало это багрово-красное лицо ужасной маской. До такой степени отталкивающей, что Петру в первые минуты знакомства с этим человеком, показалось, что это и на самом деле, временная накладка из папье-маше или гуттаперчи…

После того, как водитель «Субару» доложил об отличных результатах ремонта, Колиушко отозвал Петра в сторонку и на самое ухо сказал:

– Молодой человек, а не хотели бы вы оторваться от своего места и перейти работать ко мне?

Прозвучавший на самое ухо голос лишь на короткое одно-единственное мгновение показался Хохрякову уже когда-то слышанным…

Еще этот человек с обезображенным лицом как-то необычно нежно и тщательно обхлопал туловище, грудь, живот и всю спину у Петра. Хохряков внутренне вздрогнул от этих почти не мужских прикосновений. Но от радости, вызванной предложением, не подал и виду своему вспыхнувшему отвращению:

– А что вы предлагаете?

– Вполне сытую жизнь, молодой человек! И не пыльную, как говорят до сих пор на лесоповале…

– А точнее? – брал быка за рога Хохряков, не испугавшись легкого намека на «феню» [5] в словарном запасе хозяина отремонтированного им только что автомобиля.

– Ваша прямота тоже засчитана в ваш позитив… Если быть точнее, то я вам пока, подчеркиваю, пока, предлагаю семьсот пятьдесят зеленых, плюс отдельно квартирные. В месяц, конечно! Но при условии, что у вас открыты в водительских правах категории…

– У меня открыты все! – не без гордости ответил тогда Хохряков, о чем позже ему не раз пришлось пожалеть…

– Вот, и ладушки! Ну, так как? – завершал вербовку ценного кадра Сергей.

Сергеевич.

– А что я должен буду делать?

– Работать на работе за деньги. На меня. Не подумай ничего плохого, только по своей профессии! Я так понимаю, что у тебя кроме навыков вождения и ремонта в руках более ничего нет? – плавно перешел Колиушко на «ты» подчеркивая свою уверенность в том, что Петр не посмеет не согласиться с его предложением.

– Есть… Еще я немного могу пользоваться компьютером и немного знаю немецкий и английский! – вновь хвастливо вырвалось тогда у Петра, считавшего, что обязательно должен продать себя подороже.

– Это пока меня не интересует… Если ты меня будешь устраивать, максимум, на что ты сможешь рассчитывать через один год, считай, испытательного срока, будет одна «тонна» [6]. Ну, как, согласен?

Петр был ошарашен таким предложением. Все еще скрывая свое возбуждение, он тогда только спросил, сколько у него есть времени на переезд и еще, как его новый работодатель догадался о том, что он действительно свободен в этом мире.

В ответ на его последний вопрос Сергей Сергеевич только что-то хмыкнул се предложив свою визитку уже через, бесшумно открывшееся, окно.

– Даю одну неделю! – вслед за куском раззолоченного картона вылетело из салона.

Эта фраза и, главное, тон с которым она была сказана из уже тронувшегося с места «японца», Петр вспомнил по прошествию года работы на новом месте. И, иногда, очень жалел, что не понял тогда до конца таящиеся под этим одним коротким словом «даю» острый камень, о который ему пришлось спотыкнуться и причем очень больно…

Сорваться с насиженного места для Петра не составило большого труда. Тем более что это для него было не в первой. Сразу после службы в армии он впервые изменил своим родным местам и переехал, поддавшись уговорам своего сослуживца-напарника, считавшемся настоящим другом, в этот городок с трудно выговариваемым названием.

Армейская дружба, скрепленная только, как оказалось позже, объемом и содержимым посылок Петиных родителей, на «гражданке» очень быстро растворилась без остатка в рутине будней. Лишь изредка встречаясь в толпе на городском рынке, армейские «друзья» только кивали головами друг другу в молчаливом приветствии.

Но, тем не менее, Хохряков, еще долгие пять лет перебивался на ближней к его родному дому чужбине и не желал возвращаться в родительский дом. К тому же, он знал о том, как после его непредсказуемого поступка на него обижен отец.

Изредка он писал домой и обязательно поздравлял родителей с днями их рождений. Они у него были не в том возрасте, чтобы вызывать постоянные мысли о его, сыновней помощи. Поэтому Петр считал, что спрашивать разрешения у отца с матерью на свой очередной переезд, на этот раз, намного дальше от родного порога, тоже, как и в первый, совсем не стоило.

Главного «сдерживающего фактора» для такого резкого изменения в своей жизни Хохряков тоже не имел. Точнее, у него была девушка, которую он иногда называл не иначе, как «моя невеста». Но значительно чаще Людмила от него слышала о себе только, как о «подружке».

Почему так выходило, что он до сих пор оставался без постоянного женского контроля, Петр серьезно не задумывался, а только отмахивался от подобных мыслей, словно, от назойливого насекомого.

Своего жилья в этом городке у него так и не появилось. Все его имущество умещалось в двух дорожных сумках. Денежными суммами Петр тоже не был обременен. Эту неделю перед отъездом на новое место Хохряков был занят только тем, что зарабатывал деньги на дорогу и на первое время проживания в новом городе, в котором у него не было не единого родственника или, хотя бы, знакомого. Ведь, вопрос о выплате аванса он с Сергеем Сергеевичем так и не обсудил…

Работа на новом месте была действительно не тяжелая. Кроме того, что Петр «рулил» по указанию Сергея Сергеевича его тяжелый «Мерседес – кубик» [7] по всей стране и, даже, в ближнее зарубежье, Хохрякову приходилось, правда, очень редко, устранять серьезные и не очень неполадки в новых автомобилях, пригнанных из-за океана и, реже, из Европы.

Все это оплачивалось по барски. Без одной четверти тысяча долларов дополнялась, так называемыми, «квартирными» в размере трех сотен, из которых Петр реально за жилье тратил только треть. В сравнении с пятидесятью условных единиц, получаемых в Коростышеве, эта, без полтинника тысяча, была, по его мнению, фантастической суммой, ради которой он был готов делать все, и не только то, что делал до сих пор. А, ведь, он еще и хорошо помнил, что в перспективе его ждет еще большая хозяйская денежная благодарность.

В силу своего природного ума Хохряков догадывался о том, что ему не стоит фиксировать в своей памяти лица всех тех, с кем в великом множестве во время поездок встречался его шеф. Еще он не хотел фокусировать свое внимание на хозяйских проблемах, которых, судя по всему, у Сергея Сергеевича тоже хватало с лихвой.

Чего только стоит их отрыв в мае месяце от братвы из Брянска! Кто кого именно тогда «кинул», Хохрякову не было понятным до сих пор. Только тогда Сергей Сергеевич чуть не вырвал в своем последнем прыжке дверную ручку, садясь в автомобиль, в котором, в течение всех трехчасовых переговоров, по его же приказу не выключался двигатель. И правильное было решение!

Тогда они ушли по лесной просеке только благодаря повышенной проходимости их «Мерседеса» G – класса и еще, если быть не совсем скромным, его, Петиному водительскому мастерству…

Их тогда, просто, загоняли как диких зверей. Методично и без единого шанса на спасение. Как волков. С помощью флажков, в виде купленных ментов на дорогах а, главное, катившем сзади них и периодически постреливавшем поверх крыши их автомобиля из крупнокалиберного пулемета, настоящего, воинского, в разноцветных пятнах камуфляжа БТэРа! [8]

Загоняли вначале по основной в этом месте трассе «Москва – Симферополь», затем по второстепенной и, в конце концов, по проселочной в обыкновенном, хвойном лесу.

Все это можно было бы закончить значительно раньше, если бы не огромное желание Сергея Сергеевича не сдаваться любой ценой. И чем более возрастали ожесточение и озлобленность догонявших, тем более возрастала любовь к жизни у сидящего в эти критические минуты на заднем сидении, Колиушко:

– Давай, Петечка! Придумай что-нибудь! Ну!!! Отбатрачу, родненький!!! Если вырвемся, я твои руки целовать буду!!! Давай!!! – орал в истерике Сергей Сергеевич и прижимал все свое тело почти до пола при очередном раскате пулемета.

На этом бездорожье, укорачивающем и без того призрачные их шансы перед четырех мостовым броневиком преследователей, Хохрякова тоже стали посещать нерадостные мысли. Но, часто вспоминая тот случай, Петр в который раз ощущал, что он спасал в те минуты не только самого себя. Но еще и ставшего в те минуты очень своим, правда, сильно изменившегося, и даже до полной неузнаваемости, Сергея Сергеевича. И старался выбраться из передряги не за услышанные от него очередные обещания всевозможных, земных благ, а за свои жизненные правила, по своему содержанию очень схожие с библейскими заповедями.

От бесчисленных толстых и тонких сосновых стволов под колесами казалось, что оба моста их внедорожника должны уже давно оторваться с мясом! Вдобавок, что-то случилось с гидроусилителем руля и теперь, последний десяток километров по этой лесной просеке Петру приходилось удерживать рулевое колесо на пределе физических сил всего его тела, и не только рук и плечей! Выискивая еле различимые, на бешеной скорости, лазейки в этом буреломе, Хохрякову приходилось упираться и обеими ногами в пол, чтобы удержать передние, с заблокированным дифференциалом, колеса этого, становившегося с каждым пройденным десятком метров, развалюхой четырехтонного «немца», в нужном направлении.

Мысли о том, как выбираться из этого, уже становившемся настоящим капканом, лабиринта у него не было. Точнее, в его голове в те минуты вообще не было никаких мыслей! Он тогда только рулил.

До того момента, когда в конце открывшегося коридора он не увидел высоко над землей зависший на своих ветвях ствол. Хохряков удивился сам, как четко и контрастно он сумел рассмотреть каждую хвоинку на тех, стремительно приближающихся ветвях! Перегородившая единственный путь к их отступлению толстенная сосна росла с каждой секундой, и Петр был занят только одним: попыткой угадать, пройдет ли под ней их машина. Пытаться уйти в сторону, было невозможно. Густой лес подпирал просеку плотной и непроходимой, даже для тяжелого танка, сплошной стеной частокола стволов. Но так, как иного пути для бегства от очень серьезных, как по технической поддержке, так и по намерениям, подтверждаемым периодическим постреливанием, в последние минуты уже очень короткими, очередями, преследователей у них не было, на всякий случай, он спросил у Колиушко:

– Вы не против?

Услышав вместо ответа позади себя одно тяжелое сопение, он закончил свой вопрос:

– Тогда пригните, пожалуйста, свою голову, Сергей Сергеевич!

И сам, продолжая давить ногой на правую крайнюю педаль, только прикинул приблизительный вектор их движения на оставшиеся до кажущейся непреодолимой преграды полсотни метров. Еще тогда Петр сполз со своего кресла почти на самый пол, оставив свои руки, без преувеличения, как расправленные крылья, на рулевом колесе и, прося у Господа Бога, если он есть на самом деле, силы удержать, этот мокрый от его пота обшитый кожей круг, в нужном направлении.

Грохот отдираемой от кузова автомобиля на скорости всей, без остатка, крыши был ужасен! Когда раздался этот треск, Петр даже не обратил внимания на боль, обжегшую обе кисти его рук. Уже спустя несколько мгновений, когда в салон, точнее то, что от него осталось, ворвался свежий весенний ветер, перенасыщенный запахом хвои, Петр, все еще остающийся на полу, ощутил, как сверху на его лицо упало несколько теплых и липких капель, вслед за чем он ощутил, наконец, то, что с его руками что-то случилось.

Одновременно понимая своим подсознанием об удачном проезде под тем стволом, Хохряков стал медленно выбираться наверх, к ветру. Сразу после того, как он определил степень тяжести повреждений своих рук шершавым стволом злополучного дерева или отскочившего, как гильотина, лобового стекла, оглянулся назад. Там, под сидением он увидел того, ради которого почти не остался инвалидом, ведь все его пальцы были стесаны в один миг, словно рашпилем до самих костей!

И только потом он стал смотреть еще дальше назад, туда, где по его предположениям должны были быть их преследователи.

Вначале Петру показалось, что он ошибся. Еще через несколько минут он впервые за несколько часов бешеной гонки, ослабил давление на педаль акселератора. А еще через мгновение, чтобы убедиться в увиденном окончательно, и не считать открывшуюся перед его взором картину наваждением или миражом, выставил кулису переключения скоростей в нейтральное положение.

Только тогда, когда автомобиль остановился, из-под заднего сидения стал выбираться Колиушко. Бледность его перекошенного от грозящего ужаса лица отливалась синевой. Долго заикаясь пересохшим ртом, он, наконец, прошамкал:

– Бензин коншился, Петешка?

– Не-а! Не угадали, Сергей Сергеевич! Оглянитесь лучше назад!

Вместе со своим шефом Хохряков продолжил любоваться тем, как им помогло дерево-убийца их крыши.

Преследовавший их бронетранспортер был остановлен и, по всей видимости, навсегда! Ствол, расшатавшегося на ветвях после удара по легковому автомобилю, дерева попал, прямехонько, между его колес и вырвал одну (или несколько, с места остановки «Мерседеса» этого не было возможности рассмотреть), ведущую точку!

Сейчас этот кусок металла с огромным зубастым колесом валялся далеко в стороне, демонстрируя полное поражение их преследователей. Сам вездеход, потерявший ход и управление, беспомощно уткнулся носом в ствол толстого дерева на обочине. От того удара, видимо, пострадала не только техника, но и, по всей видимости, люди в ней, спасать которых Петру тогда совсем не хотелось…

Новое мясо на его руках наросло очень быстро. Может, благодаря целительной силе водам Адриатического моря, на котором ему пришлось побывать по настоянию и за счет Сергея Сергеевича?

Подобных, освеженных памятью Хохрякова, случаев за почти год его работы у Колиушко было несколько. И почти всегда Петру казалось, что выбраться из передряг ему помогает Всевышний. Ничем более счастливый исход безнадежных по исходу случаев, в которые, раз за разом попадал, следуя без оглядки за шефом, он объяснить, не мог.

Одним словом, Петр изо дня в день демонстрировал свою преданность чужому делу, контуры и масштабы которого стали для него проявляться только теперь…

Дорога к гаражу пролегала по, довольно, живописному месту. Несмотря на то, что Петр, как минимум, дважды в день проходил здесь, ему не удавалось досконально изучить свой маршрут. Каждый день он открывал все новые и новые детали, продолжающие украшать и без того приятные его взору окрестности, прилегающие к новому месту его жительства.

Сегодня этой эстетической изюминкой для него стали желтые расплывы на кленовых листьях. Как же он этого никогда не замечал ранее и, пожалуй, во всей своей жизни! До этого, считая, что клен отдается во власть осени сразу, а не по частям, Петр был удивлен своим новым открытием, для чего, даже, поднял с земли два самых красивых, по его мнению, многоконечных листика. На удивление, сейчас у него в руках были не чисто зеленые или полностью желтые листья! Они, эти первые предвестники скорых холодов, в этот день оказались, словно в камуфляже, раскрашенными всеми оттенками зеленого и желтого цветов, но небольшими по площади пятнышками, почти округлой формы и по всей своей листовой поверхности. Эти два безвременно слетевшие с кроны листа Хохряков донес до самого гаража, который тоже снимал на свое имя по поручению Сергея Сергеевича. И оставил их воткнутыми в щель гаражных ворот, за которыми его ждал любимец – «Мерседес»-внедорожник с пятисот сильным дизель-мотором, каким-то чудом возродившийся после той, грозящей смертью его хозяину, погони в Брянских лесах.

Ставший полностью понятным за почти полмиллиона пройденных вместе километров автомобиль, заурчал своим запредельно мощным двигателем. Согнав с его черно-лакированного капота несколько пылинок, Петр привычно уселся на свое кожаное кресло, и мягко выкатил это чудо техники на Большую окружную дорогу.

Настроение было превосходным! Таким же солнечным, как и это, одно из первых этой осенью, утро. До встречи с шефом у подъезда его дома оставалось целых сорок минут, течение которых Петр продолжал держать под строжайшим контролем, не позволяющим ему никогда опаздывать к четко обозначенному уговором месту. Поэтому он медленно катился во втором ряду под удивленные взгляды обгоняющих его водителей многочисленных автомобилей, среди которых особенной радостью на лицах выделялись экипажи «Таврий» и «Запорожцев». Хохряков отвечал каждому посмотревшему в его сторону вполне искренней, по теплоте, не уступающей предстоящему этому, может быть последнему, осеннему, жаркому дню, улыбкой.

Тот автопоезд Петя заприметил задолго до дорожной развязки, на которой он выруливал на финишную прямую к дому своего шефа. Изъявив желание непременно «познакомиться» с остатками перевозимого автомобиля, он правильно рассчитал место встречи и поравнялся с обгоняющим его эвакуатором точно в намеченной точке трассы – в самом начале расплывшейся в четыре ряда дороге, где ему никто не мог помешать переговорить на ходу. Он опустил стекло и повернул голову к «Форду» – тягачу, за стеклами которого долго делали вид, что не замечают его откровенного маневра. Это непонимание продолжалось бы еще неизвестно сколько, если бы Хохряков не приблизился к интересующему его автомобилю на расстояние вытянутой руки, и не постучал костяшками пальцев прямо в окно.

Сидящий на пассажирском сидении парень был явно напуган такой близостью стремного авто на дороге. Но, все-таки, приспустил и свою форточку:

– Ну? – в полголоса спросил он у Петра.

– Не «нукай»! Продаешь? – кивнул Хохряков на прицеп, где корчился на стыках дороги, исковерканный где-то в кювете, серебристый перевертыш «Мицубиси-Паджеро».

– Да! – однозначно ответил уже с некоторым интересом пассажир «Форда», Вполне осмелевший после того, как рассмотрел в салоне полное одиночество Хохрякова.

– Сколько?

– Двадцать пять!

– Семь! – сказал свою цену Петр, одновременно откровенно покрутив своим указательным пальцем правой руки у виска. Этот жест означал, что большей цены за это изломанное, совсем в недавнем прошлом чудо-техники, им никто более не предложит. И совсем скоро, после нескольких месяцев мытарств в поисках подходящего для восстановления автомобиля мастера их «двадцать пять» сами собой превратятся в Хохряковские «семь»…

Увидев полное непонимание своего, вполне конкретного и реального, предложения в глазах своего случайного собеседника и, уже, будучи уверенным, в не достижении консенсуса, Хохряков в сердцах вдавил педаль и стал стремительно, но только в полсилы своего силового агрегата, наверстывать упущенное время.

Это и было второй, не основной, работой Петра. Точнее, то, что он только что пытался сделать под видом предложения приобретения битого автомобиля, было лишь малой ее составляющей. Для того чтобы полнее представить себе масштабы осуществляемого Хохряковым дела необходимо отдельное и подробное повествование.

Год тому назад, в самом начале своего нового жизненного этапа, связанного переездом по приглашению Сергея Сергеевича и по инициативе последнего, Петр стал знаком с множеством рукодельников, промышлявших в тайне от налоговой администрации восстановлением поврежденных автомобилей. Эти люди, как и он, сам, но значительно чаще, доводили до ума в «предпродажной подготовке» машины, принадлежащие Колиушко.

Окончательно план своего дела вызрел в голове у Петра, когда он убедился в том, что эти умельцы-кустари, разбросанные по всему городу и не знающие ничего друг о друге, сумели восстановить его «Мерседес» после уже известных «лесных» событий. Уровень осуществленного ремонта мог превзойти самые смелые ожидания кого угодно, но только не съевшего на этом все зубы Хохрякова!

То, что он увидел, поразило до мозга костей! Восстановленный кузов сиял не только многослойным заводским лаком, но и полным отсутствием каких-либо, даже малейших знаков сварки, рихтовки и выведения неровностей, полученных в том, давнем столкновении с сосной вмятин и рваных, пулевых отверстий. Такой же девственностью отличалась и воскрешенная ходовая. Любуясь филигранной работой неизвестных ему еще по именам мастеров, Петр подумал о главном: а почему не объединить этих разобщенных корифеев в достижении поставленной им одним цели?

Первая же его попытка принесла ошеломляющие результаты. Приобретя за бесценок почти на свалке разбитый в драбадан «Фольксваген-Гольф» и вложив в его восстановление сущий пустяк на приобретение бывших в употреблении, вместо не подлежащих восстановлению, «родных» комплектующих, Петр продал этот восстановленный автомобиль за цену, лишь на две тысячи долларов уступающую той, за которую продавались на авторынке подобного года выпуска, только что пригнанные из-за рубежа автомобили!

Более низкая отпускная цена гарантировала его от нежелательных встреч с его покупателями в случае скорого обнаружения скрытых недоделок.

Первый успех не вскружил Хохрякову голову. Перед тем, как повторить попытку, он решил еще раз проанализировать не только этот, первый урок, но и весь опыт, приобретенный им за годы работы на станции сервиса в славном Коростышеве а также за два года срочной службы в автобате [9] спецназа внутренних войск.