Читать книгу Присутствие № 6/15 или Корпорация сновидений - Илья Жердяев - Страница 4

Колиушко появился у задней двери автомобиля почти в обычное время – ровно через пять минут после того, как Петр останавливал автомобиль у его дома. По поводу этой трехсотсекундной, повторяющейся, вот уже год, изо дня в день, временной «прокладки» у Хохрякова не было никаких сомнений. Ровно столько времени требовалось его шефу, чтобы спуститься пешком с третьего этажа. Более ничего о жилье Колиушко Петр не знал.

Садиться в машину на заднее сидение Сергей Сергеевич стал после того неудавшегося их пленения под Брянском. Но объяснил он это совсем не прошлым испугом, а тем, что именно там ездит немецкий канцлер. Почему мысль Сергея Сергеевича посетила в своем сравнении Германию, а не весь остальной мир, Петр тоже не знал. И не очень-то хотел, хотя с такой мыслью был вполне согласен только из-за уважения качества всех вместе взятых немецкого производства автомобилей.

Сергей Сергеевич вначале отдышался, вроде из дому он не спускался вниз по ступеням, а долго шел под гору:

– Как дела? – обычно начал он свой рабочий день.

– Хорошо, Сергей Сергеевич! Водичка сегодня то, что надо! А девчата, какие!

А в лесу как красиво! Белочки бегают, птички поют, воздух свежий! И когда вы уже согласитесь, а? – в сотый раз, будучи совершенно уверенным, в том, что его приглашения дальше разговора не пойдут, приглашал Петр посетить вместе с ним утром его лесной «бассейн».

– А. что, и взаправду, они совсем нагие? – в хорошем настроении поинтересовался Колиушко.

– Как в день своего создания! Удовольствие, правда, в какой день попадешь. В иной раз одни бабульки воду рассекают. Перед такими и раздеваться, как-то стеснительно. А сегодня, что вы! Такие фефочки! И не стесняются! И, в основном, на бережку стоят, словно, нудистки…

– Совсем – совсем? – неподдельно заинтересованно продолжал интересоваться.

Сергей Сергеевич, даже пригнувшись поближе к своему водителю. – Вот, ты чертяка, какой развратник у меня! А постоянная подружка есть у тебя?

– А как же! Я же когда-то вам о ней уже рассказывал. Ларисой ее зовут с очень редкой фамилией Крупская! Да, много чести ее вспоминать! – уже жалея о том, что назвал своему шефу имя этой нелюбимой девушки, поведал Петр. – Я и говорю, Сергей Сергеевич, когда вы, наконец, посетите это место? Сами все и увидите!

– Хорошо все это! Уговорил, чертяка-соблазнитель! А плавки брать?…

– Как хотите. Только, в них вы будете чувствовать себя неудобно…

– Что, и ты совсем…

– А вы не верите?

– Верю, почему же… И, что, не возбуждаешься совсем?

– Что, я мальчик, какой-то, Сергей Сергеевич!? Конечно, вы правы, хочется, и еще как! Но виду подавать нельзя! Испугаются и приходить не будут. А так, всем нравится.

– Чем же? Одним созерцанием, что ли?

– А, кто их знает… Лично мне, только этим. Посмотришь – и на весь день зарядка, конца работы никак не дождаться!

– Хорошо, что ты напомнил. А то совсем своими рассказами о блядках с мысли сбил… Сегодня не расслабляйся и на свободный вечер не рассчитывай. Едем в Мариуполь. [10] В порт. Меня в офис завезешь, и сразу езжай за продуктами…

– Надолго?

– Кто его знает… Наш факс говорит о том, что груз придет завтра утром. Но я сомневаюсь… Море оно и есть море. Дня на три рассчитывай, – уже очень серьезно, что замечалось, не так уж и часто, приказал Колиушко.

– А как вы думаете, вода еще в море теплая?

– О чем ты спрашиваешь, Петя!? В том месте только больные и чукчи с.

Дальнего севера купаться могут! Я же говорю: Мариуполь! Что, не знаешь, где это? И, вообще, уже осень…

– Знаю… На Азовском море…, – чуть обиженно ответил Хохряков. – А девятое сентября это разве осень, гляньте, лето продолжается!

Заметив, что Сергей Сергеевич уже не слушает его, а, сдвинув брови, взял в руку мобильный телефон, Петр перестал развлекать своего шефа пустым разговором.

Вообще, Хохряков не любил, вот так, болтать о пустом. Совсем. Когда не о чем было разговаривать, он считал более правильным молчать. И думать. Вспоминать или мечтать. Чем он теперь и занялся…

«Как же я давно там не был! Постой, надо посчитать… Так и есть, ровно одиннадцать лет тому назад ступала моя босая нога по тому песчаному пляжу. Ровно за год до призыва… И тогда уже там не все в порядке с экологией было. Чуть чиркни пальцем ноги, и выдавливается из-под, еще секунду назад казавшегося чистым песка, черная густая муть. Хотя, десять лет тому назад водичка была еще довольно прозрачной. Только мы ее пачкали как! Отторгнутое пустым желудком красное сухое вино в морской воде превращалось по цвету в фиолетовые чернила и еще долго-долго продолжало висеть грозовым облаком в желтоватой воде…

Где же сейчас первая его любовь?… Тогда, в девяностом году, он поехал с ней на море. Вместе с ее мамой, которая докучала им обоим своей заботливостью и не давала, даже малейшего шанса, остаться более чем на минуту наедине! Что за чудо была эта женщина – потенциальная, как тогда казалось Петру за облаком первой оглушающей влюбленности, теща. Кстати, Елену уговаривать ни к чему ему не приходилось. И еще неизвестно было, кому больше из них вредит эта мама Маша!

Договорившись о «настоящем» свидании в последнюю их ночь на море за пределами не только домика, но и всей базы отдыха, они долго ждали, лежа в разных комнатах, пока уснет их надсмотрщица.

И то, что они посчитали тогда за крепкий сон, стало ее наглой уловкой!

Когда Ленка уже лежала на нем, полностью, до почти бессознательного состояния, оглушенная своим желанием, сверху, протягивая вперед руки, чтобы ему было легче сорвать с нее платье, свет Луны на звездном и праздничном для Петра небе заслонило ее, так и не ставшим родным, лицо:

– Ишь, чего вздумал!!! А ты у меня разрешения спросил!? А у папы нашего!?

Я так и знала!!! Ты специально в доверие втирался, наглец!!! Только для этого!!! Я давно тебя раскусила!!! – гремел над чистым полем, заглушая треск то ли сверчков, то ли цикад, голос блюстительницы нравственных устоев в рядах собственной семьи. – Вставай, Леночка! Идем! А ты, ночуй, где хочешь, но чтобы в домике ноги твоей не было!..

Его любовь стояла и молчала рядом со своей мамой, обтягивая вниз узенькое платье и виновато шмыгая носиком.

Домой, точнее, на автобусную станцию, Петр побрел в ту же ночь не попрощавшись ни с кем, докоротав ее на скамейке в ожидании первого рейса и, жалея о том, что так все вышло. Ему тогда казалось, что все могло бы быть как в кино или книгах. Искренне и навсегда…».

– Слышишь меня? – прервал воспоминания голос сзади. – Я говорю, инструмент свой возьми. И не забудь краскомер!

– Мы за новой партией едем?

– Да… Очень крупной. Надо будет на месте проверять толщину лакокрасочного покрытия… В этот раз я не буду платить ничего за сантиметровый слой шпаклевки! Мне тоже будешь помогать!

– Хорошо, Сергей Сергеевич, – привычно отвечал Петр. – За продуктами на рынок?

– Нет, не тот случай… Езжай в «Ананас», там хоть какая-то гарантия насчет срока хранения… Вот деньги!

Засунув, продолжая управлять автомобилем одной правой, деньги в боковой карман курточки, Хохряков осторожно поинтересовался:

– На двоих?

– Нет, Петя, с нами будет дама! Она не язвенница! – как-то зло ответил шеф и сразу отвлекся на телефонный разговор, начавшийся после продолжительного автодозвона:

– Да, это я… Да, буду точно ко времени… Да, постараюсь прямо на причал…

Странно, я считал, что в Мариуполе нет пограничной… Да, да, извини… Понял… До свидания…

Только после этого краткого разговора Сергея Сергеевича с неизвестным по телефону, Петр узнал, что для его шефа на этом свете тоже есть начальники. Это стало для него неожиданным открытием потому, что ранее, при любых ситуациях Колиушко уверенно создавал для окружающих видимость своей исключительности и единоначалия во всех, без исключения, операциях.

Высадив шефа у здания офиса, Петр отправился исполнять поручение. Это было привычным и легким делом. Сергей Сергеевич только однажды, в самом начале его работы объяснил, что именно он желает видеть на своем столе во время командировок. Во всех остальных случаях он полностью полагался на вкусы Петра и более не давил на своего водителя разными уточнениями.

Если быть откровенным, то Хохрякову нравились такие вот моменты в его работе. Больше всего, конечно, он любил далеко ездить. Еще ему отдельно от первого нравилось делать покупки. В такие минуты от срывался с цепи и позволял себе то, чего не смел делать, когда приобретение продуктов касалось лично его. И даже, не смотря, на размеры своей заработной платы. Почему он экономит деньги на своем питании Петр не задумывался. Хотя, накопительством он тоже не страдал, что было всего более заметным в его обращении с многочисленными подружками.

Только в первый раз, закупив продукты в дорогу по устному списку, он отдал сдачу Колиушко.

– Чтобы это было в последний раз! – грубо «поблагодарил» его шеф в тот день. – Если я даю тебе эту сумму, значит, уверен в том, что нам понадобится именно столько продуктов, сколько на них можно купить, понял!?

Хохряков это хорошо понял и больше не повторял своей опрометчивости. Скупался он после этого на радость всему коллективу магазинов, его обслуживающих! И даже зная, что немалая часть продуктов, так и останется невостребованной.

Сегодня для него стало самым трудным попробовать угадать напиток для дамы Сергея Сергеевича. Возраста попутчицы Петр Николаевич-то не знал! Не мудрствуя лукаво, он купил для незнакомки две бутылки «Мартини», по его мнению, самого нейтрального напитка. А если и не подойдет, то ее, наверняка, выручит традиционный набор Колиушко, состоящий всегда из дорогих виски, водки и коньяка.

За необходимым для «качественного» приема груза инструментом надо было заезжать в гараж, делая огромный круг через весь город. Предобеденное время переполнило центр и, даже, окраины города автомобилями. Каждый светофор встречал железный поток без заметного энтузиазма, все, накапливая и накапливая количество не проскочивших на зеленую вспышку машин. Под солнечными лучами в пробке становилось даже жарковато, отчего Петр открыл стекло своего окна. Тем более что фильтр, очищавший воздух для кондиционера, подавал в салон всю ту же выхлопную гадость впередистоящих автомобилей. Выставил, чего не делал очень давно, локоть на улицу и стал с интересом наблюдать за тем, что происходило рядом с ним постоянно, но всегда оставалось незамеченным, за почти непроницаемой пленкой тонирования. Хохряков даже удивился открывшемуся перед ним виду! Прозрачный воздух только усиливал краски, заметно набирающей силы осени. В парке, что красовался своими ухоженными цветочными клумбами, было много детей. Одетых в такие же яркие, как и цветы вокруг, курточки и шапочки.

Петр так засмотрелся на этих резвившихся мальчиков и девочек, что впервые за долгие годы шоферства пропустил зеленый свет светофора и пришел в себя только после того, как сзади, выдержав, подобающую для веса и стоимости его авто, паузу не стал визжать перекрытый им средний ряд. Не поворачивая головы от радующих его с необычайной силой красок и контролируя дорогу впереди себя лишь боковым зрением, он тронулся в надежде встретить на своем пути подобное еще раз.

«Что я в них нашел такого? Может, сердце подсказывает, что уже пора заводить своих и становиться отцом? Вот, ты сказал! Какие дети с такой работой! Да и какая захочет их от меня, такого шалопая? А я сам выдержу? Не-е-ет! Или еще пока нет? Посмотрим, время покажет… Но, стоп: что-то ведь тебя стало привлекать в этой кричащей и разноцветной детской толпе. А что именно? Подумай, подумай! Если тянет к детям, значит, уже пора! Где-то я подобную мысль слышал или читал…Хорошо, вот вернусь из Мариуполя, тогда подумаем! Вон, скольких об этом спросить можно, начиная с Лариски Крупской! Только заикнись или намекни – сразу на шее окажутся, и не сомневайся!», – сам себе улыбнулся Хохряков.

И еще удивился теплу, внезапно разлившемуся от этих мыслей, по всему своему телу и поднимающему и без того неплохое настроение.

Эти раздумья о близком семейном счастье оказались хрупкими. Петр впервые увидел, что за ним подозрительно долго следует один и тот же автомобиль. Как он не старался при появлении за ним на восьмом по счету подряд перекрестке синего «Жигуля» отогнать эту мысль, уже за девятым подряд перекрестком, его подозрения стали обретать вполне реальные очертания. Особенно, когда он уже на красный развернулся на сто восемьдесят градусов и попытался воспользоваться превосходством своего мощного внедорожника перед той «пятеркой». Каково же было удивление, когда эта же самая автомашина поравнялась с его «Мерседесом» спустя двадцать минут, и тогда, когда Петр уже стал ругать себя за излишнюю подозрительность. Так как в «Жигулях» за черной пленкой никого видно не было, Хохряков решил развеять все свои неспокойные мысли одним махом, тем более что он это делать умел хорошо. Он просто притер малолитражку к бордюрному камню и, не обращая внимания на созданную этим пробку на одной из центральных улиц города, без опасений вышел навстречу открывающейся перед ним двери:

– Ты меня ни с кем не спутал, а? – подперев открытую дверь коленом, спросил.

Петр у нерешительно выглядывающего из салона молодого человека. Второй продолжал делать вид, что управляет движущимся автомобилем и смотрел только перед собой. – Если вы из ментовки и меня пасете – учтите, что я знаком со статьей тридцать третьей нашей Конституции! Давай, говори что-нибудь!

Тот, с кем заговорил Петр, был явно напуган и был в растерянности. Он молчал и только смотрел в глаза Хохрякову, по всей видимости, пытаясь хоть как-то проявить внешне свою состоятельность.

– Ну, что ты молчишь? Если нечего сказать, можешь, просто, извиниться за недоразумение! – расплываясь в улыбке, стал уже даже уговаривать Петр.

– …Извините…, – еле слышно прошептал пассажир «пятерки», так и продолжая не сводить с Хохрякова своего преданного взгляда.

– Ладно, пацаны, прощаю! Но если еще раз за собой замечу – останетесь без машины, предупреждаю!

– Как?

– Потом увидите! – рявкнул Петр и так закрыл дверку, что несколько прохожих, находившихся рядом с местом его незапланированной остановки, от неожиданности раздавшегося грохота металла моргнули в оба глаза и пригнули свои головы.

Уже когда Хохряков доехал почти до следующего перекрестка и собирался делать поворот, синие «Жигули» продолжали сиротливо стоять на месте своей последней остановки. Он ухмыльнулся своим несостоявшимся преследователям в зеркало заднего вида и сам себе вслух приказал:

– Странно все это! Надо обязательно об этом доложить шефу… Но тогда, когда он будет один, без своей подруги…

В Мариуполь они выдвинулись на ночь, глядя, чтобы прибыть к месту разгрузки их товара утром. Очень долго ехали молча. Петр чувствовал, что Сергею Сергеевичу неловко. Его редкие в начале пути шутки были не к месту и вскоре совсем прекратились. Их попутчица тоже хранила молчание, создавая и без того полную картину ее отчужденности от присутствующим рядом с ней мужчин.

По просьбе Виктории, как ее представил Петру Колиушко, она с самого начала сидела рядом с водителем на переднем месте.

– Присаживайтесь пожалуйста, если вам так угодно! – с великодушием в голосе предложил ей Колиушко. – Петя, дама желает приобрести солидный автомобиль но, к сожалению, только учится водить. Я думаю, ты не будешь возражать, если она будет сидеть рядом, и подсматривать за твоими действиями?

Петр в ответ промолчал, лишь слегка, соглашаясь, пожав плечами, а Виктория и тогда не сказала даже спасибо…

Ее интерес в изучении мастерства вождения ничем не был выдан за первые триста километров пути. Виктория внимательно смотрела только впереди себя и не единого раза не повернула своей симпатичной головки в сторону водителя. Хохряков и в мыслях не допускал, чтобы своими взглядами понять, в чем причина такого поведения пассажирки. Как Петру не хотелось посмотреть на попутчицу, он не смел этого делать, помня, что сзади за всем наблюдает его шеф.

Впервые Хохряков посмотрел на Викторию, когда с заднего сидения он услышал храп Сергея Сергеевича. Петр увидел, что от этого звука губы Виктории изогнулись в презрительной полуулыбке. Молодая женщина с высокоподнятым подбородком тоже посмотрела на водителя. Прямо в глаза. Испепеляюще долго. Петру стало неловко от этого взгляда и он в ту же минуту пожалел о том, что посмел посмотреть первым на даму своего шефа. Далее женщина приложила указательный палец к своим губкам, давая знак Петру, чтобы тот молчал.

Петя, по его мнению, за свои годы научился разбираться в женщинах. И сейчас, когда все тело вспотело от странного ожидания, понимал, что с такой ранее он никогда не встречался! Этот экземпляр мог впервые за его жизнь повелевать им и, даже, без слов! Одним взглядом и движением одного своего пальца! Как вести себя в присутствии такой женщины Хохряков не знал и оттого стал бояться. Всего сразу! Чтобы не сказать ерунды, чтобы понравиться, чтобы не услышать в свой адрес издевки или насмешки. Он одновременно жалел о своем взгляде и тут же желал еще раз взглянуть незнакомке в заволоченные дымкой глаза еще раз…

Шума работы двигателя в салоне слышно почти не было. Лишь изредка звук дороги врывался в полумрак при измененении размера зернистости гравия покрытия под колесами. Сумрак, усиленный черной кожей обивки салона лишь слегка разбавлялся подсветкой приборной доски.

Первое, что Петр мог видеть рядом с собой, были блестки колготок, обтягивающие, без преувеличения, точеные ножки, всю прелесть которых ему позволяла оценить очень короткая юбка. Эта пара ног, всегда остающихся плотно сжатыми, лишь изредка до этого меняли свое направление в пространстве. За всю дорогу только однажды женщина решилась сесть «нога за ногу» и в тот момент, когда ноги стали раскручиваться, сердце у Петра в груди томно сжалось. Он тогда еще сам себе удивился, отчего это смогло статься! С ним, кого не могли завести даже любые оголенные прелести молоденьких купальщиц во время водных процедур на лесном озере. А тут, и вовсе, одни ноги, да еще в колготках и под такой юбкой, что без нее…

Был третий час ночи. Их автомобиль пронзал на огромной скорости запорожскую степь. Кроме них на дороге не было никого. Ни сзади, ни впереди. Максимально поднятые вверх лучи фар освещения давали возможность бодрствующим видеть впереди себя на пару километров. И все… Кроме освещенного участка дороги, мелькающих ночных бабочек и шелеста асфальта под колесами.

От этого прикосновения Петр вздрогнул всем телом! Он не поверил и отвел взгляд от дороги: ее рука сейчас лежала на его правом бедре и продолжала медленно подниматься вверх. Дыхание у Хохрякова сбилось, сердце заколотилось, но руки продолжали оставаться на рулевом колесе. От полной неожиданности всего происходящего у него пересохло во рту. Петр не знал, как ему быть.

– Остановитесь, молодой человек! – не приближаясь к водителю лицом, властно, не попросила, а потребовала вполголоса Виктория.

То, с какой плавностью остановился автомобиль, было немедленно вознаграждено поглаживанием рукой по ноге водителя. Она даже не оглянулась назад. Сзади был слышен храп уставшего в своих заботах человека-начальника. Покидая салон, женщина чуть заметно кивнула Хохрякову. Двери плавно и почти бесшумно захлопнулись…

Пьянящая неизвестность подтолкнула Петра. Он действовал в полузабытьи. Его состояние можно было сравнить разве что с сильным опьянением. Только тогда он мог, в точности как сейчас, совершать поступки, полагаясь не на здравый смысл, а только на желание «выглядеть нормальным».

По-прежнему теплая, несмотря на начало календарной осени, ночь окутывала его непроницаемой пеленой. Пахло высохшим сеном или половой. Он стоял около автомобиля и чего-то ждал. Через несколько минут тело стала пробирать дрожь. Внизу живота тянуло. Кровь в теле пульсировала крупными толчками. Ладони рук вспотели. Он догадывался, что все это так просто не закончиться. Он не думал ни о какой провокации. А только ждал, сравнивая себя с всякими особями мужского пола из диснеевских мультиков, у которых в подобном ожидании из всех дырок на теле выскакивали красные сердечки, а мокрый язык, под округлившимися от близкого счастья глазами, свисал до самой земли…

– Ты хоть бы на домкрат поставил, что ли…, – прошептала, остающаяся пока для него невидимой Виктория. – Поспеши! Если он проснется, нам обоим не сдобровать!

– Да, вы правы… Сейчас… Минутку…, – голос Петра был похож на блеянье овцы. Непослушный металл больно ударил по пальцам. Петр торопился успеть и не обращал внимания на боль. – Вот… Все… Где вы?

Хохряков стал отходить от автомобиля и, рассмотрев женский силуэт, удивился тому, как был хорошо слышен голос женщины на таком расстоянии. Виктория ожидала его сзади автомобиля за редкой в этих местах лесопосадкой. Роса еще не упала. Высохшая трава повторяла каждый его шаг треском ломаемых стеблей.

Его руки прилипли к ее талии. Кто кого первым встретил в поцелуе было бы не понятным и самому непристрастному арбитру, суди он сейчас правила этой их сумасшедшей ночной встречи! Не отрывая своих губ от его рта, ее руки уверенно стали опускать его руки вниз, туда, где заканчивалась узкая полоска ткани…

Петр удивился тому, как им сейчас командовали, не оставляя никаких шансов на импровизацию с его стороны! Ее действия были рассчитанными и уверенными. Ничто не становилось лишним и не должно было переделываться. Все осуществлялось с первого раза и было нацелено только в одну точку.

Эта молодая женщина отдалась ему страстно. Насколько им позволяли окружающие их условия, стремительно и глубоко! Без оглядки на условности, словно они были старыми любовниками. Ничуть не сомневаясь в его немалом опыте и силе рук. Так долго, сколько того ей хотелось. До тех пор, пока в степи не растворился ее сладострастный стон…

Они, переплетя свои ноги, еще на некоторое время оставались застывшим единым целым. Первым сползать с вершины наслаждения стала она, одним-единственным движением в следующее мгновение, приведя свой наряд в первоначальное положение и только отбросив далеко в сторону на обочину уже ставшие ненужными, колготки. И моментально отрезвив Хохрякова оледеневшим вмиг голосом:

– Не расслабляйся, юноша! Забудь все и быстро к машине! Запомни: ты помогал мне выбраться из темноты…

Более не единого слова Петр не услышал. Ее руки уже жесткие и без малейшего намека на недавнюю нежность, перевернувшую в голове у Петра все его прежние представления о предназначении женщин на этом свете. Но, странное дело, обиды никакой у него не появилось!

Первой в салон забралась Виктория. Обыкновенно, словно минуту назад ничего не случилось.

Сергей Сергеевич проснулся, когда за руль уже садился Петр.

– Показалось, что колесо село…, – пошел на опережение Хохряков.

Поинтересовавшись тем, который сейчас час, Колиушко подвинулся на диване, прислонился к другому окну и вновь заснул…

Виктория, как и в первые километры пути, продолжала смотреть прямо перед собой, даже еще более, задрав вверх свой подбородок. Намека на сонливость не было в ее горделивой осанке. Ее бодрость и, даже, какая-то возбужденность передавалась по невидимым нитям и Петру.

Осенняя ночь продолжала где-то удерживать свою противоположность – утро. А до Мариуполя им оставалось еще полторы сотни километров.

Город металлургов и моряков встречал их предрассветной дымкой, стирающей все огромное количество заводских труб. Как не сомневался в проворности мореплавателей Сергей Сергеевич, по приезду их в порт, первый автомобиль из новой партии уже спускался на причал. Такая непредвиденная ретивость поначалу вызвала некоторую растерянность и, даже, панику. Первым, что ввело в ярость Колиушко, было отсутствие в порту к моменту прихода их судна местных водителей.

– Ничего, Сергей Сергеевич! Я постараюсь отогнать, – сам напросился Петр.

– Хорошо, Петя! Спасибо! Давай аккуратненько, чтобы поменьше места на причале заняли. Придется частить, чтобы все уместились…

Портовые краны расстарались. Сухогруз «Мария К» под хорватским, с геральдическим щитом в мелкую красно-белую клеточку, флагом был пришвартован к торцу причала и поэтому разгружался с обоих бортов. Петр уже через час такой интенсивной разгрузки был весь в мыле. Он не успевал пересаживаться из автомобиля в автомобиль. Причем, садясь в водительскую дверь, а выходя все время помня наставления шефа, через пассажирскую. И, тем более, не успевал запоминать все новые и новые технические «навороты» в изобилии встречающиеся в этих, словно только вчера с конвейера, чудесах американского автомобилестроения. Многолитровые «Бьюики», «Плимуты», «Понтиаки», «Форды», «Шевроле», «Крайслеры» и «Джипы» [11] крутились перед глазами Хохрякова словно в колесе. Портфель с ключами оставался все это время у него под под мышкой. Он очень спешил, но не смотря на это, не удавалось быстро находить в этом ворохе сейчас ему необходимый.

Хохряков с огромным облегчением увидел, как один из двух кранов поднял свой хобот и стал уезжать по причалу от их корабля. Второй в это время медленно, словно тоже в сильной усталости, опускал на бетон причала последний зелено-перламутровый внедорожник – «Додж-Джимми». Рука Петра привычно полезла в опустошенный портфель и, к удивлению, нащупала вместо последней связки еще две. Лишними оставались в портфеле ключи от выгружаемого сейчас на причал автомобиля. Долго не думая, еще совершенно не зная, зачем он это делает, Петр оказавшуюся лишней связку положил в свой карман.

Усаживаясь на шикарное кожаное кресло, Петр с улыбкой отметил еще одно достоинство этого чуда техники: автомобиль разговаривал со своим владельцем, приветствуя его появление! Но, только английской скороговоркой, из которой Петр понял одно приветствие «hello, boss!».

Когда на причале замерли в идеальном строю семьдесят переливающихся краской и хромом автомобилей, Петр отрапортовал, остававшемуся все это время в салоне своего автомобиля Сергею Сергеевичу. Тот сдержанно поблагодарил своего водителя и с некоторым сожалением прекратил общение со своей спутницей:

– Идемте, Виктория, будете выбирать!

– Прямо сейчас и в этом месте? – восторженно засомневалась женщина.

– Да, именно! Через час может быть уже поздно, поверьте мне! Мои покупатели есть очень несговорчивые люди и в случае совпадения интересов даже я не в силах буду вам помочь! Петя, помоги нам, пожалуйста!

Они втроем направились к выгруженному только что автопарку, до самого конца, впрочем, дойти им было не суждено:

– Вот эту, пожалуй! – остановилась и кивнула одной головкой в сторону отогнанного из-под корабля последним «Джимми» Виктория.

Ее лицо оставалось и сейчас полностью равнодушным и даже при виде этого великолепного автомобиля.

– А вас не смущает его мощность и грозный вид? – стал проверять степень уверенности в правильности своего выбора своей клиентки Сергей Сергеевич, в ответ, на что женщина только слегка повернула свою голову.

– Понял! Понял, Виточка! Все понял! Петечка, «заверни» нам, пожалуйста, покупку! – скороговоркой попросил Колиушко Хохрякова.

– Куда? – коротко поинтересовался Петр.

– Да, куда-нибудь, за город… Только, не очень далеко… Вернешься сюда сразу же! Как бы нам вдвоем не пришлось этим всем заниматься до конца! Хотя, вон и наши помощники! – указал взглядом вдаль по причалу Сергей Сергеевич…

В клубах пыли, громко перескакивая на стыках бетонных плит причала, к ним стремительно подъезжало несколько автомобилей, которые, впрочем, Петр уже встречал за рулем отобранного Викторией автомобиля.

…Таким способом продажи товара они пользовались давно. Чтобы не вызывать не нужных вопросов у своих оптовых покупателей, Сергей Сергеевич часто «уводил за занавес» приглянувшиеся ему самому экземпляры. И это, не смотря на то, что в каждом новом случае изменение «списка» вело к многочасовым напряженным переговорам. Сейчас же, уводя на глазах клиентов аппетитный, наверняка забитый в перечне заказа, автомобиль две тысячи первого года модельного ряда, Коли ушко вообще мог накликать на свою голову беду! Но, видимо, его интерес в этот раз был не только в деньгах, о чем без труда догадывался Петя…

Как и было условленно, отобранный автомобиль Петр припарковал во внутреннем дворике кемпинга, расположившегося в двадцати километрах от Мариуполя по трассе в сторону Донецка.

Перед тем как выйти из его шикарного салона, он еще раз попробовал правильность своего предположения и проверил на совместимость, появившиеся необъяснимым способом, лишние ключи. Все совпадало! Странным образом, случайно, без предварительного обсуждения подобранный Викторией автомобиль в дорогу был укомплектован вторым набором ключей, которые, в свою очередь, таким же странным образом перешли в руки Хохрякова. Его об этом никто не спрашивал. А он решил об этом никому не говорить.

Захлопывая дверцу, Петр услышал из спрятанных в нутре автомобиле динамиков вполне человеческий голос на английском. Смысл сказанного сводился уже к прощанию автомобиля со своим владельцем…

Под завистливые взгляды редких посетителей этого места дорожного отдыха, Петр остановил на трассе старенький «Жигуленок» и уже через час вновь был на причале Мариупольского морского порта, где закипали нешуточные страсти.

Там толпа небритых, с сурового вида лицами, мужчин хмуро приближались к черному автомобилю. На Колиушко, прижатого спиной к этому «Мерседесу» наседало сразу четверо:

– Ты что нам обещал!? – брызгал слюной толстенький и прыщавый лицом «главный» покупатель. – Ты же, считай, уже нарвался! За этот металлолом ты мне кровью харкать будешь! Твой «Якорь надежды» с молотка пойдет! Ты мне все документы перепишешь, сечешь!? Ты же меня перед моими клиентами подставляешь! Как я им буду объяснять, за что ушли их такие деньги!? – грозил он очень скорой и вполне реальной расправой вполне понятными, несмотря на сильный кавказский акцент, словами.

– Это все выдумки, Джамиль! У меня отличный товар! Сейчас мой человек все покажет! Твои ребята ошибаются! Они, ведь, по старинке смотрят, на глазок и на ощупь… Эй, Петя, покажи людям наше качество! – взмолился Сергей Сергеевич при виде Хохрякова.

Виктории в эти минуты на причале и в автомобиле не было…

Петр взял из багажника инструмент и стал под недовольное сопение «проверяющих» демонстрировать автомобили. Начал он, конечно, с самых вызывающих подозрение:

– Посмотрите, прибор ведь не обманывает! Здесь в любом месте, куда не ткни, толщина лака и грунтовки ровно ноль три миллиметра! Полная норма! Американский стандарт! И с чего вы взяли, что они битые?…, – твердил одно и тоже Петр, с содроганием представляя, что именно с ним будет, если эти люди догадаются, что прибор в его руках сейчас заблокирован на «нужном» делении и совершенно не измеряет реальное положение вещей, которое было плачевным: все, без исключения, автомобили были восстановлены после аварий.

Страсти не улеглись, пока он не повторил одну и туже операцию дважды и со всеми без исключения автомобилями, стоящими на причале.

– Ладно, прибору я, допустим, верю, – продолжал наступать прыщавый, – с этими разобрались… А зачем ты забрал у нас на глазах себе самый хороший!? Мы разве с тобой так договаривались!?

– Джамиль, дорогой! Поверь, что этот автомобиль я должен отдать людям, которые позволяют нам с тобой в этом месте общаться! Разве это было бы возможным, будь все по другому? Сам подумай, ты же тоже деловой человек!

– Хорошо, подумал! Тогда ты должен мне выплатить компенсацию! Ты даже не догадываешься, кому тот «Джимми» был обещан!

– Я согласен, Джамиль! Любую неустойку, только угомонись! Нам же еще дела предстоит решать! Зачем же нам ссориться? – залебезил Сергей Сергеевич.

– Хорошо… Но с тебя его полная стоимость!

– Что!? – угрожающе рыкнул, на мгновение, забыв реальное положение вещей и расстановку сил на причале, Колиушко. И тут же опомнившись, добавил: – Всего-то, сто сорок тысяч, какая мелочь…

– И эту, как ты говоришь, мелочь, ты мне будешь должен отдать через семь дней! Или этот автомобиль! А если правильно, то ты сейчас не получишь от меня именно эту сумму! Ха, ха, ха! – довольный своей изобретательности рассмеялся толстый.

– Но…

– Через неделю, и не днем позже!!! И ты сам самолично должен будешь.

Отдать мне эти деньги, понял?!

Сергей Сергеевич сразу как-то сник и согласился с последним в свой адрес предложением всего одним кивком головы…

– Хорошо, – сменил гнев на милость прыщавый. – Для расчета едем в гостиницу… – По машинам, мальчики! И не забудьте прихватить с собой нотариуса…

Петр не принимал участия в пересчете денег. Вся эта процедура ему была известна давно. Он, просто не любил смотреть на такое количество чужих денежных знаков.

Хохряков сидел в отдельном номере и под тихий звук телевизора вспоминал минуты своих переживаний прошедшей ночью. То, что он, пусть и униженный, испытал от близости с этой, (он не хотел даже мысленно называть эту женщину грубыми словами)…, вводило его, даже спустя эти часы, в трепет и новое возбуждение. Умалить пережитое им быстротечное наслаждение не могло ничто. Даже, тот нервный срыв на причале в ожидании разоблачения… Он до сих пор ощущал вкус ее губ и запах тела. Представляя их позу в мгновения наивысшего наслаждения, Петр вводил себя сам в дрожь…

Перемены на экране были им замечены не сразу. Привычная картинка беспрерывной на этом российском канале рекламы сменилась в первые минуты трансляции не дублированными выпусками американских новостей. Начиная вникать в происходящее сейчас почти рядом в соседнем государстве, Хохряков испытал внутренний шок. Как же так!? Только что ведь отзвучали фанфары Хасовюрта! То, что он вначале принял за кадры из боевика, медленно стало приобретать в его сознании свою полную реальность самого, что ни на есть прямого эфира. Дым и пыль над дорогами, уходящие к горизонту колонны бронетехники и вертолетные эскадрильи на бреющем полете над взошедшими злаками полями Чечни только спустя несколько минут повторяемой на экране сенсации стали знаменовать собой масштабы происшедшего.

Никогда ранее Петр не интересовался политикой. Ни глобальной, ни, тем более, своего государства внутренней. В газетах он искал только интересующую его информацию о ценах, адресах, спросе и предложении. Его устраивало такое положение вещей, когда никто не мог его упрекнуть в том, что он отстает от политических веяний в его державе и, тем более, не знает, даже фамилий ведущих политиков. Ему это было ни к чему. Для его бизнеса, тем более. До этого самого момента.

Одно становилось для Петра незыблемым и очевидным с этой минуты: в одно мгновение мир изменился. В одну-единственную секунду, казавшиеся ему до этого глобальные проблемы превратились в пыль. Внутренняя уверенность в том, что и он тоже должен, начиная с этого дня, измениться, придавила и расплющила его сознание.

«Это на что же способен человек!? И даже не только своей кажущейся легкой способностью к самопожертвованию! Но и филигранным расчетом. Дерзостью. Целеустремленностью. Жестокостью, умноженной на цинизм и демонстрацию грубой силы… Но остается во всем этом некая недосказанность. Чего именно они желали добиться своим, выходящим за пределы простого человеческого понимания, поступком? Их молчание по этому поводу навевает невеселые раздумья. Помнится, Нострадамус [12] предсказывал третью мировую именно с Ближнего Востока? Все теперь может случиться. Все! Если точно не рассчитают и на ответные меры не поднимется весь мусульманский мир с его неисчислимыми людскими ресурсами, а то и с ядерным, бактериологическим или химическим оружием! Вот это будет жизнь! Только голову успевай пригибать… Летать-то все над нашими головами будет! Надо поспешить, Петя! К чему? К тому, чтобы исправить существующее положение вещей! В свою пользу! А я способен на это? По всей видимости, да…».

Сергей Сергеевич вошел в комнату без стука. Точнее, ворвался:

– Уходим! До места, где оставил «Додж» за рулем поедешь ты! Дальше пересядешь на него, Витка одна не справиться…

– А вы?

– А я поведу нашу! Петечка, уходим быстренько! Потом досмотришь!

– Вы слышали? – поинтересовался Петр, стараясь прогнуться перед шефом приятным, по всей видимости, и для него тоже известием.

– Ерунда все это! Россия справиться, не переживай… Нам надо свои ноги уносить! Спасибо русским за то, что и их карты спутали! Слышал, доллар сразу начал валиться? Они это услышали и сразу, обо всем забыв, пятками засверкали в свою Чечню, пока я не сообразил и не захотел курс менять…

Сборы были быстрыми. Но не стремительными. Сказывался возникший в голове вакуум от всего происшедшего. Некоторая растерянность все не хотела уступать место расчету и уверенности в действиях Хохрякова.

Мариуполь давно остался позади, когда прозвучали первые слова:

– А мы успеем добраться? – совсем не так, как в первые минуты их знакомства, воспрашала Виктория. Тон. С каким был задан ее вопрос уже был совершенно не властным.

– До чего?…, – не понял Сергей Сергеевич.

– Пока не начнется война…

В салоне повисла тягостная пауза. На этот вопрос никто не успел ответить. И даже каждый самому себе.

– Вот здесь… Я сейчас, – открывая дверь еще до полной остановки автомобиля, сообщил всем Петр.

– Хорошо! Иди, мы тебя подождем, – пообещал Колиушко.

Когда Хохряков подъехал к хозяйскому автомобилю, Виктория уже стояла рядом, а на водительском месте гордо восседал Сергей Сергеевич.

Забираясь в салон через заднюю дверь, женщина передала слова Колиушко о том, что бы Петр не спешил.

Поехали.

– Может, пересядешь? – не поворачивая головы, спросил Петр.

– Успею…

– Садись, он не увидит! – продолжал настаивать Хохряков.

– Помолчи, пожалуйста! – как-то отрешенно и грустно, вполне по-женски, попросила его Вита.

– Я весь день вспоминал… Это ты была или не ты? Вначале такая строгая «до нельзя»! Потом, словно, гетера! – вспомнил Петр слова своей подружки Крупской.

– Что, так профессионально? – с легко угадываемой насмешкой в голосе уточнила женщина.

– Да, почти! Я помню, сердце, прямо останавливалось! Да и время, проведенное с тобой, пролетело, как одно мгновение… Зачем ты так?

– Что, задела? Да, понимаю, молод-то ты ведь очень…Хочешь еще?

– А ты нет?

– Не знаю… Я сейчас о другом думаю…

– О чем?

– Домой надо доехать!

– О чем вопрос!? Конечно, доедем! Только медленно будет, Сергей Сергеевич больше ста двадцати не давит…

Еще спустя несколько минут Вита уже сидела на коленях у Хохрякова спиной к налетающей ленте дороги.

Электрический привод регулировки кресла и рулевой колонки а, главное, наличие в автомобиле круиз контроля, позволили им продолжить начатое прошлой ночью прямо во время движения. Благо, Сергей Сергеевич их совсем не торопил…