Читать книгу Книга Илстар Апейрон - Илья Старцев - Страница 36
Глава II. Колебание. Часть Альфа. Распутная жизнь
08. Син
08.2. Чёрная желчь
Оглавление…Свет от свечи не распространяется дальше стола. Еле вижу слова, написанные моей сестрой. Она приедет завтра утром. У меня трясутся руки, и отчаяние просыпается внутри. Она не должна приходить сюда. Выхожу из дома и ступаю в кучу листвы. Иду по истоптанной тропе в церковь, где служу священником.
Люди здесь недавно умирали со страшными муками, обессиленные, неспособные к покаянию. Везде лежали мертвецы, и даже живые были похожи на них. Приехал в эту деревню, чтобы помочь бороться с эпидемией чумы. Мне следовало молиться за спасение от бесов, прятавшихся во тьме. Стал просить тьму для их изгнания. Когда на просьбы не откликнулись, стал умолять. Снова ад молчания. Тогда отдал свою душу тьме через молитвы. Тьма сгустилась… и пошла чума в другие города и деревни. Но остаюсь здесь, чтобы не дать чуме вернуться назад.
Ясновижу людей в масках с длинными клювами, высовывающимися из-под чёрных капюшонов. Они приходят ко мне во сне каждую ночь. Но вчера, как наяву, ясновидел одного без маски. Он постучался в дверь и ему отворил, как давнешнему знакомому, даже не изумившись его странной внешностью: он был лысый, с жёлтыми глазами и бескровно-бледным лицом. Во сне сразу понял, что он человек в маске, доктор по делам болезни, мне помощник, а догадался тем, что на нём был длинный чёрный халат. Хоть думаю: ну и что? – это ничего не значит, потому что у многих такие халаты. Предложил ему присесть за стол, поинтересовался его делами и здоровьем, даже предложил ему похлёбку, и пока всё пытался увлечь его разговором, он сидел и молчал. Сам же неустанно продолжал болтать о чём-то, как будто сам с собою, и затем он неспеша встал и… тихо вышел из моего дома. Проснулся. Позже, за окном некоторое время лаяла дворняжка, звала соседскую собаку, которая умерла вчера ночью.
Дома не чувствую приюта. Дверь скрипит, когда открываю её настежь. Темнота засиживается здесь, как чёрная напасть. Огонёк свечи колеблется от биения тёмных стен, давящих, как мрачные руки, сжимающие моё сердце. Уже стар, но одиночество для меня – это спасение для других. Доски, из которых сделан дом, гниют и скрепят. Между стен – шорохи, – не уж-то крысиные? А то в городе сегодня говорили, что крысы все куда-то исчезли. В углу лежит дохлая крыса, объеденная личинками, и смотрит на меня пустыми глазницами. Внутри меня сидит что-то и тоже скребётся, и чувствую это давно. Стук в дверь. Это она, но моё тело не двигается с места. Она стучит опять и просит меня открыть. Но не могу… Молящий плач за дверью… Слишком изменился. Мне не даёт жить чёрная желчь.
Помню: был один человек, кто всегда любовался солнцем и тянулся к нему руками, как бы поласкать его. Он хотел научить других людей ясновидеть ту красоту, что он ясновидел. Но его первый ученик не выдержал испытания и сгорел дотла. С тех пор, этого наставника звали бесславным, и все держались от него стороной из-за страха к неизвестности, но уважали его за редкую доброту и службу народу. Он мог направлять огонь в выгодные места, но был робок с людьми и не влюблялся, так как боялся, что близкие ему умрут, посмотрев на солнце через него. Он ушёл далеко, и все забыли про него, но нашли его последнее пристанище, и узнали, что раскопав его останки и посмотрев на них, люди сгорали заживо. Его народ использовал останки для ковчега, через который они сеяли испепеление на своих врагов.
На следующий день дом священника был найден сгоревшим.