Читать книгу Любви не названа цена… - Ирина Арсентьевна Коробейникова - Страница 20

Пробудись и разом оборви

долгое молчанье монологом,

о неутолимом и немногом

расскажи, и разум удиви

парадоксом путаной эпохи,

где дела и судьбы наши плохи,

но сердца доверены любви.

Для чего – я не даю ответа

только шелестит едва-едва

Троицы воздушная листва,

солнечными бликами одета,

в золотых небесных куполах

призывая щебетаньем птах

счастье наступающего лета.

Солнца переливчатый янтарь!

Это просто – поцелуй медовый!

Для кого – банально и не ново,

для меня – открытый календарь,

часослова чистая страница,

где любимый образ отразится,

только помоги мне, государь!

Сердца моего лихой наездник,

мая светозарное дитя!

Колокольным серебром летя,

как улыбка, брошенная бездне,

ты освобождаешь из глубин

кровь и пепел, уголь и рубин,

и ликуешь, вдохновенный вестник!

И тюльпанов ласковый огонь

отвечает, на ветру алея —

не ищи, где краше и милее,

только жди, любуйся и не тронь!

Только слушай – пробудилось лето,

и ложится яблоневым цветом

детство мира на твою ладонь!

Терпи и ни о чём не спрашивай,

пока не отворилась рана!

Не скажут ничего хорошего

пробел строки, просвет экрана,

и дело даже не в безумии

словесно-смысловых вериг,

а в том, что, как земля без семени,

безжизненны барханы книг…

Какими модными палитрами

ни полируешь лоск портрета,

за многоцветными полотнами

жизнь остаётся без ответа…

Как часто хвалятся задуманным,

расписывая красоту,

а сами падают за демоном

«в сияющую пустоту»…

Терпение! Почувствуй разницу

меж логикой и вдохновеньем!

Душа, как инок, входит в ризницу,

послушно следуя за тенью

былого, и глядится в зеркало,

ища дороги и мосты,

сокрытые от ока зоркого,

но верные крылу мечты!

И ты, любовь – что мост над водами,

летящими во мрак теснины!

Ты, неисчисленная ведами,

не знающая середины!

Десятилетия, что прожиты,

обращены тобою в день,

и, вижу, на родные пажити

вечерняя ложится тень…

И кружится летучим семечком

прощальная частица лета,

рождённая дыханьем солнечным

любовная росинка света

и синева покоя вышнего

уходит в тучи до поры,

пока томленье ветра вешнего

не смоет снежные ковры…

По медвежьей тропе ты ушла

в талый сумрак ольховой чащобы,

а в росе, ледяной до озноба,

остывала ночная зола

и просветом пронзительно-синим

открывался воздушный простор,

мир незыблемых красок и линий,

снежных гор чёрно-белый узор.

Как вода, утекала беда

из ладоней, немевших от боли,

а вдали задыхались в неволе,

и в разлуке с тобой города,

где, не помня ни роз, ни сирени,

тёмно-пыльный асфальт площадей

провожал полусонные тени

обречённо спешащих людей.

Но текли первородным вином

время ветра, пространство заката,

и река, повечерьем заклята,

догорала в котле ледяном,

отдавая осеннюю негу,

принимая любви наготу,

улыбаясь холодному небу

и распадкам в лилейном цвету.

А тропа уводила назад,

в окаймлённую чащей долину,

и выбеливал мокрую глину

провожавший тебя снегопад…

Осыпались разлуки страницы,

золотые листы в седине,

и во сне задрожали ресницы —

это вспомнила ты обо мне.

На губах синайский мёд,

корка хлеба на ладони,

а под сердцем тает лёд,

да храпят хмельные кони!

Под висками бой копыт,

и набат в грудинной клети,

и душа уже не спит

на рассвете в Назарете.

В полведра глоток судьбы

до звезды на дне колодца,

до петли и до сумы —

на колени, и клянётся

белым платом бересты,

звёздным ковшиком зенита,

да крамолой красоты

громозвучного гранита,

со струны срывая страсть

прямодушием пророка…

Только б сердцу не упасть

с высоты любви и рока!

Окна настежь, дверь с петель,

ослепительные муки,

и позёмкою – постель,

и кольцом – родные руки!

И туманятся глаза,

словно слёзы оросили

вековые образа,

воплощение России…

Это плач сосновых плах,

откровение – в отраде!

Это миро на губах

на закате в Цареграде.