Читать книгу Офицеры и джентльмены - Ивлин Во, Ивлин Во - Страница 10

Офицеры из центра подготовки оказались вполне адекватными. Вновь прибывшим алебардщикам абсолютно не с чего было задирать нос. С толку сбивало другое – группа из центра подготовки являла собой точную копию Гаевой группы. Имелась там своя паршивая овца, только звали ее не Триммер, а Хэмп. Имелся свой Сарум-Смит – вечно недовольный Коленсо. Имелись даже дядюшки, и тоже двое – добродушный полноватый учитель Блейк по кличке Пузан и владелец малайских каучуковых плантаций Родерик. Словно алебардщики из военного городка шли себе маршем, повернули за угол – и оказались перед зеркалом. Вражды между ними и центром подготовки не было, но не было и дружбы. Они, как и в первый день, ели за разными столами и не смешивались в комнатах. Гаю казалось, что число младших офицеров в Кут-эль-Имаре просто удвоилось. Скоплением такого количества молодых военных одного звания подрывалась иерархическая структура армейской жизни; каждый офицер терял при дублировании, умалялся, становился карикатурным. Кадровые офицеры, ответственные за обучение, жили на квартирах, появлялись с разной степенью пунктуальности, во время занятий фланировали из класса в класс и исчезали строго по звонку. Нередко при приближении кадрового сержант-инструктор командовал: «Подтянись! Офицер идет!», забывая о званиях в своей группе. Денщики и сержанты-инструкторы подчинялись интенданту. Прапорщики за них не отвечали и власти над ними не имели.

Бытовые условия стали чуть терпимее. Появилась элементарная мебель, был сформирован клубный комитет в составе коменданта, Гая и Пузана Блейка; питание улучшилось, открылся бар. Предложение взять напрокат радиоприемник подверглось горячим дебатам – и не прошло благодаря альянсу пожилых с бережливыми. С полкового склада выдали мишень для игры в дартс и стол для пинг-понга. Впрочем, эти широкие жесты ничуть не способствовали удержанию офицеров в стенах Кут-эль-Имары. Саутсенд располагал дансингом, кинотеатром и несколькими гостиницами; вдобавок и офицерское благосостояние выросло. Из отпуска каждого офицера ждало уведомление о возможности получить задолженные деньги, заодно с целым рядом надбавок, на которые вообще никто не рассчитывал. С Гаем расплатились все должники, за исключением Сарум-Смита.

– Кстати, дядя, если тебе та пятерка не к спеху, я попозже отдам, ладно?

Слово «дядя», казалось Гаю, стали произносить с новым оттенком. Прежде в «дяде» звучала сердечность, «почтение юноши к старцу»; теперь – почти нескрываемая ирония. В Саутсенде младшие офицеры пользовались большей свободой – могли подцепить девушку, пили в гостиных и кабинетах, где их встречали с распростертыми объятиями, считали, что с пяти до полуночи им сам черт не брат. В казарменном городке алебардщиков Гай был как бы недостающим звеном между младшими офицерами и старшим командным составом. Здесь он сам себя чувствовал старым занудой, вдобавок хромым, который и на занятиях не блещет, и в развлечениях участия не принимает. В представлении молодых Гай и так балансировал на грани гротеска. Теперь колено не гнулось – после ряда неуклюжих па Гай рухнул, запутавшись в трости. Смеха уже никто не сдерживал.

От строевой и физической подготовки Гая освободили. Вслед за общим строем, в одиночестве, ковылял он в спортивный зал, там ждал конца занятий и снова пристраивался в хвост. Алебардщикам выдали полевую форму, ее требовалось носить на занятия. Вечером желающие переодевались в парадную форму. Синие мундиры были не в ходу. На занятиях, как утренних, так и дневных, изучали исключительно легкое огнестрельное оружие. Учились по своду инструкций, разработанному с расчетом на самых бестолковых курсантов.

– Джентльмены, просто представьте, что играете в футбол. Наверняка многие из вас не отказались бы мяч погонять, а? Итак, вы – правый крайний нападающий. Ветер дует непосредственно в ворота противника. Представили? Вы подаете угловой. Представили? Как вы будете целиться – прямо в ворота? Ну, кто мне скажет? Вот вы, мистер Триммер, – вы будете целиться прямо в ворота?

– Да, сержант.

– Неужели? Кто думает по-другому?

– Нет, не прямо в ворота.

– Не прямо.

– Нет.

– Очень интересно. Так куда же все-таки вы будете целиться?

– Я дам пас.

– Ответ не принимается. Представьте, что хотите лично забить гол. Так прямо в ворота вы будете целиться или не прямо?

– Да.

– Нет.

– Не прямо, сержант.

– Ну, ну, точнее. Неужели никто в футбол не играет? Вы ведь будете целиться левее ворот, правда?

– Да, сержант.

– А почему? Ну-ка, отвечайте – почему левее? Наверно, потому, что примете в расчет направление ветра, не так ли?..

Гай в порядке очереди занял место у прицельного станка и принял в расчет направление ветра. Позднее, в спортивном зале, скрипя зубами от боли, он лег на пол и нацелился в глаз Сарум-Смиту. Сарум-Смит щурился на Гая в ортоскоп, а потом заявил, что Гай ни разу не попал в цель.

Все знали, что однажды Гай убил льва. Сержантам нравилось развивать тему:

– Что, мистер Краучбек, грезите о крупной дичи? – вопрошал какой-нибудь сержант, заметив, что Гай отвлекся. В ходу также была следующая форма приказа: «Огонь!»

– Перед вами – развесистый баобаб. На сто двадцать градусов справа – край желтого поля. На поле – лев. Два залпа по льву. Огонь!

Официальное участие Гая в решении организационных вопросов отнюдь не способствовало росту его авторитета. Напротив, авторитет с каждым днем скукоживался под градом жалоб, звучавших скорее как угрозы:

– Эй, дядя, а что это нам второсортные маринады доставляют?

– Дядя, почему у нас и в «Гранде» виски в одной цене?

– Дядя, а не твоя ли была светлая мысль «Таймс» выписать? Ты один ее читаешь.

Вероятно, за размеренностью жизни в казарменном городке Гай не заметил, как между шестеренками постепенно набились песчинки зависти; теперь механизм нагрелся сверх установленных норм.

Всю неделю Гай ходил как в воду опущенный. На восьмой день, когда одиночество сделалось почти нестерпимым, он узнал, что едет Эпторп. Радостная весть застала Гая на скучнейшем занятии. Инструктор вдавался в подробности определения дистанции на глаз.

– Для чего, джентльмены, необходимо умение определять дистанцию на глаз? Для того, джентльмены, чтобы верно оценить расстояние до цели. Понятно? Правильная оценка расстояния до цели гарантирует эффективность залпов и сводит к минимуму расход боеприпасов. Понятно? На расстоянии в двести ярдов отчетливо видны все части тела. На расстоянии в триста ярдов лицо смазывается. В четыреста – лица вовсе не видно. В шестьсот – вместо головы точка, вместо туловища спичка. Вопросы есть?

Ковыляя из спортзала в казарму, Гай повторял: «Шестьсот ярдов – не голова, а точка; четыреста ярдов – не лицо, а пятно» – повторял не для того, чтоб лучше запомнить, а так, как повторяют считалки. У дверей Гай выдал: «Четыреста ярдов – не голова, а лицо; шестьсот ярдов – никаких точек». Хуже дня за все время пребывания в армии еще не выпадало.

И тут Гай увидел Эпторпа.

– Вот здорово, что ты снова с нами, – от души воскликнул Гай. – Выздоровел?

– Какое там «выздоровел»! Правда, доктор сказал, что Отечеству я еще могу послужить.

– Так тебя опять подкосила бечуанская лихорадка?

– Старина, мне не до шуток. Речь идет о травме. Самое обидное, что попал по-глупому. Мылся в ванне, голый, естественно…

– Ну-ну, давай рассказывай.

– А ты не перебивай. И нечего хихикать. Я гостил у тетки в Питерборо. Делать было нечего, форму терять не хотелось, вот и вздумал тренироваться самостоятельно. И в первое же утро поскользнулся в ванне и упал, да так неудачно. Аж искры из глаз посыпались.

– Так что конкретно ты ушиб?

– Колено. Думал, умру от боли. А еще чего-то стоило найти военврача. Тетка говорит, пускай тебя мой доктор осмотрит, но я ни в какую. Ничего, нашел. И знаешь, военврач, он сразу так серьезно к делу отнесся. Отправил меня в госпиталь. Кстати, презанятные заведения эти госпитали. Вот ты, Краучбек, небось ни разу в военном госпитале не лежал.

– Пока не сподобился.

– Оно того стоит, доложу я тебе. В конце концов, надо же все грани военной службы изведать. Рядом со мной лежал сапер с язвой…

– Эпторп, я вот что хотел спросить…

– И рождественскую ночь в госпитале провел. Девчонки из ДВО[16] пели гимны…

– Эпторп, так ты хромаешь?

– Конечно, хромаю, старина, а ты что думал? Колено – оно такое. За один день не пройдет, как ни лечи.

– И я хромаю.

– Бедняга Краучбек. Так я дорасскажу. Начальник отделения приготовил пунш…

– Эпторп, неужели ты не понимаешь – мы с тобой теперь будем как идиоты. Представь – двое дядюшек, и оба хромые.

– Ну и что?

– Ладно, не как идиоты, а как близнецы-братья.

– Старина, сдается мне, ты преувеличиваешь.

Но Гай не преувеличивал. Когда они с Эпторпом вошли в столовую, каждый при трости, все головы как по команде повернулись к ним. Секундою позже раздался смех, а там и аплодисменты.

– Краучбек, признайся – долго репетировали?

– Совсем не репетировали. Это экспромт.

– С душком ваш экспромт, чтоб вы знали.

Гай с Эпторпом налили себе чаю и уселись.

– А ведь не первый раз я тут чай пью, – заметил Эпторп.

– Вот как?

– Видишь ли, я учился в Степлхерсте, и мы частенько играли с ребятами из Кут-эль-Имары. Никогда в футболе не отличался, но два последних сезона был вратарем.

С некоторых пор Гаю нравилось узнавать подробности Эпторповой частной жизни. Тем более что подробностями Эпторп не баловал. К примеру, тетка из Питерборо – совершенно новый персонаж. А теперь еще и Степлхерст.

– Значит, Степлхерст – твоя подготовительная школа?

– Ну да. Она на другом конце города. Внушительное такое здание, сразу в глаза бросается. Не может быть, чтоб ты о Степлхерсте не слышал. Школа очень известная. Тетка принадлежит к ортодоксальной англиканской церкви, – добавил Эпторп, теткиными убеждениями как бы подчеркивая высокий статус школы.

– Ты о тетке, которая из Питерборо?

– Нет, конечно, – рассердился Эпторп. – Я о тетке, которая из Танбридж-Уэллс. Тетка, которая из Питерборо, в религиозные тонкости не вдается.

– А это хорошая школа?

– Степлхерст? Да одна из лучших! Особняком, можно сказать, стоит. По крайней мере, в мое время стояла.

– Я имел в виду Кут-эль-Имару.

– Ну, мы, как водится, здешних ребят мелочью пузатой считали. Правда, в крикет они обычно выигрывали, но оно и понятно – у них вообще основной упор был на спорт. У себя в Степлхерсте мы их легко делали.

– Дядя, мы для тебя койку держим, – поспешил обрадовать Леонард.

– Премного благодарен, только у меня, знаете ли, пропасть багажа. Пока вы на занятиях были, я тут осмотрелся и нашел свободную комнату. Один поселюсь. Придется допоздна над книжками корпеть – упущенное наверстывать. Сапер, ну, тот, который из госпиталя, дал мне пару-тройку интереснейших книженций. Подозреваю, что как минимум одна из них секретная. Такие нельзя брать на передовую – вдруг противнику в руки попадут?

– Уж не директива ли по подготовке сухопутных войск?

– Она и есть.

– Нам всем такие выдали.

– Такие, да не такие. Мне-то дал майор инженерно-саперных войск. У него язва, вот он и нашел преемника в моем лице.

– Смотри, дядя – это она? – Леонард достал из кармана форменных брюк январскую «Директиву». Такими снабдили всех офицеров.

– С кондачка определить не могу, – отвечал Эпторп. – Кроме того, считаю себя не вправе языком трепать.

В общем, Эпторпов багаж – термитонедосягаемые коробки, водонепроницаемые свертки, прихотливые жестяные сундучки и кожаные чемоданы с обильными заплатками непроизносимых адресов (все стянуто бечевками и ремнями о бронзовых пряжках) – был успешно и надежно скрыт от посторонних глаз.

У Гая, впрочем, была возможность поспрашивать Эпторпа о содержимом багажа – тогда, в казармах, в период задушевности, предшествовавший злополучному обеду у капитан-коменданта, – но Гай эту возможность упустил. Теперь он знал только, что среди коробок, свертков и сундучков имеется нечто редкое и загадочное, некий «буш-бокс»; об этом предмете Эпторп раньше говорил с придыханием, теперь не говорил вовсе.

Тем вечером Гай впервые выбрался в город. Они с Эпторпом взяли авто с водителем и ездили из гостиницы в гостиницу, всюду нарываясь на алебардщиков – те либо пили, либо пребывали в поисках отдельного кабинета.

– Я смотрю, эти юнцы совсем разболтались, – заметил Эпторп. – Вот что значит не было твердой руки, меня то есть.

В частности, они искали гостиницу под названием «Королевский двор» – именно в «Королевском дворе» останавливались Эпторповы тетки, когда навещали племянника.

– Там, конечно, роскошь в глаза не бьет, зато и пижоны толпами не ходят. А все почему? Потому что про эту гостиницу вообще мало кто знает, – уверял Эпторп.

Эпторп не преувеличивал. В тот вечер им не встретилась ни одна живая душа, знавшая о «Королевском дворе». Когда все бары закрылись, Гай предложил:

– А давай съездим в Степлхерст?

– Старина, там же нет никого – все на каникулах. И вообще, поздно уже.

– Я хотел сказать, давай доедем до Степлхерста и просто посмотрим. Издали. Снаружи.

– Другой разговор. Шеф, в Степлхерст.

– В Степлхерстскую рощу или на Степлхерстское шоссе, сэр?

– В Степлхерстский дом.

– Знаю только рощу и шоссе. Поедем? Она частная?

– Кто?

– Степлхерстская гостиница.

– Частная. Только не гостиница, а школа.

Светила луна, дул береговой ветер. Они проехали по бульвару и вскоре оказались на окраине города.

– Э, да здесь теперь все по-другому, – протянул Эпторп. – Ничего не узнаю.

– Сэр, мы сейчас возле Степлхерстской рощи. А Степлхерстское шоссе начинается за поворотом.

– Школа была вот прямо тут, – упирался Эпторп. – Наверно, с ней что-то случилось.

Они вышли из автомобиля. Их сразу обдало лунным сиянием и ледяным северным ветром. Вокруг теснились коттеджики с глухими ставнями. Вероятно, сразу за аккуратненькими живыми изгородями некогда простирались крикетные поля, где чумазый Эпторп стоял на воротах. А в котором-нибудь из садиков или гаражей, пожалуй, крошилась себе кирпичная кладка от святилища, где Эпторп, умытый и расчесанный на пробор, при стихаре, зажигал восковые свечи.

– Вандалы, – процедил хромой Эпторп.

Приятели доковыляли до авто и, окутанные алкогольными парами, поехали в Кут-эль-Имару.