Читать книгу Офицеры и джентльмены - Ивлин Во, Ивлин Во - Страница 13

Январь выдался невыносимо холодный. Из кут-эль-имарских дортуаров начался массовый исход. Первыми снялись с мест женатые – им разрешалось ночевать в городе. Разрешение обрастало поправками – следом за женатыми ушли холостые, но удачно расквартированные члены командно-преподавательского состава, а там и вообще все, кому было по карману снимать приличное жилье. Гай переехал в гостиницу «Гранд», удачно расположенную между Кут-эль-Имарой и яхт-клубом. Гостиница была из крупных, строилась с расчетом на курортников, теперь же, зимой, да еще в войну, пустовала. Гай недорого снял очень хороший номер. Эпторпа приютил сэр Лайонел Гор. К концу января в Кут-эль-Имаре и половины курсантов не осталось. В обиход вошли выражения «пансионер» и «приходящий курсант». Городские автобусы редко придерживались расписания, уж конечно, никак не учитывавшего времени построений. Многие «приходящие» квартировали далеко от школы и автобусных остановок. Потепления не ожидалось. Путь от автобусной остановки до Кут-эль-Имары по причине гололеда стал сам по себе испытанием. Участились случаи опоздания на плац по уважительным причинам. Спортзал не отапливался – о продолжительных занятиях не могло быть и речи. В результате сократили все занятия вообще. Теперь начинались они в девять, заканчивались в четыре пополудни. Горниста Кут-эль-Имаре не полагалось. Однажды Сарум-Смит шутки ради позвонил в школьный звонок за пять минут до построения. Майор Маккинни счел эксперимент удачным и велел в дальнейшем всегда пользоваться звонком. Занятия проводились строго по учебным пособиям, без отступлений от программы. Словом, в Кут-эль-Имаре ожил дух подготовительной школы. Курсантам предстояло пробыть здесь до Пасхи – как раз семестр.

* * *

В феврале, паче чаяния, не потеплело. Казалось, зима теперь будет всегда. В полдень силилось выглянуть солнце, но обычно рыхлый свод, серый по контрасту с грязно-белым побережьем, сгущался, не пускал, тяжело ворочался над головами, а на горизонте переходил в глухой свинцовый оттенок. Лавровая роща вокруг Кут-эль-Имары стояла вся в инее, на подъездной аллее чуть ли не торосы выросли.

В первый день Великого поста Гай поднялся рано и пошел к мессе.

Все еще с пепельным крестом на челе, он позавтракал и отправился в Кут-эль-Имару, где обнаружил поистине мальчишеское оживление в рядах товарищей.

– Слыхал, дядя? Бригадир приехал.

– Я его еще вчера вечером видел. Захожу в холл, а он там, весь в красном, на доску объявлений пялится.

– Я решил до конца месяца ужинать в школе, но, как бригадира увидел, тут же через боковую дверь смылся. И все так делали.

– Ох, чую – теперь добра не жди.

Прозвенел школьный звонок. Эпторп, уже совершенно поправившийся, теперь занимался в Гаевой группе.

– Бригадир здесь.

– Мне уже сказали.

– По-моему, он вовремя приехал. У нас тут полный бардак, знай успевай разгребать. Начальство бы выстроить в первую очередь.

Курсанты прошли в спортзал и, как обычно, разделились на четыре подгруппы. Сегодня им предстояло приобщиться таинств стрельбы по отметкам, или кинжального огня.

– Материальное обеспечение занятий, – начал прапорщик, – включает пулемет, запасной ствол, учебные патроны, диски, сумку подносчика, пулеметный станок, прицельный колышек и приспособление для ночной стрельбы. Ясно?

– Да, сэр.

– Хорошо. А теперь, джентльмены, скажите, что из перечисленного отсутствует. Не знаете? Ну а где колышек? Где фонарь? Их нет. Мелок видите? Будем считать, что он и есть колышек и фонарь. Ясно?

Через каждые полчаса на десять минут давалась команда «Вольно». Во второй по счету ледниковый период поступило предупреждение:

– Не курить. Офицеры идут. Смир-рно!

– Продолжайте, джентльмены, – скомандовал голос, многими слышимый впервые. – Никогда не прерывайте занятий. На меня не обращайте внимания. Только на пулеметы, джентльмены, смотрим только на пулеметы.

Так им явился Ричи-Хук в бригадирском мундире, сопровождаемый начальником школы и его заместителем. Ричи-Хук ходил от подгруппы к подгруппе. Отдельные его реплики, адресованные другим подгруппам, доносились до Гая. Реплики по большей части были гневные. Наконец Ричи-Хук добрался до Гаевой подгруппы.

– Первый расчет, приготовиться!

Двое молодых офицеров распластались на дощатом полу и доложили:

– Диски и запасной ствол в порядке.

– Огонь.

Бригадир смотрел внимательно и по окончании упражнения заявил:

– Вы двое, вставайте. Всем вольно. Ну-ка, расскажите, в чем смысл стрельбы по отметкам.

– В том, чтобы путем создания перекрывающих друг друга зон обстрела не давать противнику высунуться, – отрапортовал Эпторп.

– Впечатление, будто вы намерены не давать противнику десерта. Не желаю слышать о том, чтобы чего-то врагу не давать; ваша задача – врага повергать, разить, крушить. Зарубите это себе на носу, джентльмены. Всякая боевая операция имеет целью уничтожение врага. Эй, вы, номер первый у пулемета. Вы только что прицеливались в мелок. По-вашему, вы не промажете?

– Никак нет, сэр.

– Уверены?

Сарум-Смит снова улегся и тщательно прицелился.

– Так точно, сэр.

– При том, что прицельная рамка стоит на тысяче восемьсот?

– Нам такую дистанцию задали, сэр.

– Черт вас подери, какой смысл целиться в кусок мела с расстояния в десять ярдов при прицельной рамке в тысячу восемьсот?

– Это стрельба по отметкам, сэр.

– Ну и что здесь отметка?

– Мелок, сэр.

– Кто может помочь?

– Нам не выдали прицельного колышка и приспособления для ночной стрельбы, сэр, – пояснил Эпторп.

– Ну и что?

– Поэтому мы взяли мелок, сэр.

– Вы, молодые офицеры, вот уже почти два месяца изучаете стрелковое оружие. Неужели вы до сих пор не усвоили, для чего нужна стрельба по отметкам?

– Для уничтожения, сэр, – предположил Триммер.

– Для уничтожения чего?

– Прицельного колышка или приспособления для ночной стрельбы, сэр, а если их не выдали – тогда для уничтожения мелка.

– Все, с меня хватит! – И бригадир широким шагом вышел из спортзала. За ним поспешили начальник школы с заместителем.

– Ну спасибо, джентльмены, – съязвил прапорщик. – Хорошую же свинью вы мне подложили.

Через несколько минут было объявлено, что в полдень бригадир ждет всех офицеров в столовой.

– Теперь всем на орехи достанется, – заметил Сарум-Смит. – Наверняка у начальства тоже денек не из самых приятных выдался.

Судя по мрачным начальственным лицам, Сарум-Смит попал в точку. Столы были уже накрыты, из кухни тянуло вареной брюссельской капустой. Офицеры притихли, точно в монастырской трапезной. Поднялся бригадир, грозен ликом; впечатление было, что он вздумал прочесть молитву. Вместо этого бригадир изрек:

– Джентльмены, попрошу не курить.

Никто и не собирался.

– Да расслабьтесь, команды «Смирно» для сидящих не существует, – смилостивился Ричи-Хук, видя, что офицеры сидят будто штыки проглотили. Ослушаться команды «Расслабьтесь» не посмели, но попытка не удалась. Один только Триммер легкомысленно поставил локоть на стол, попал по вилке, вилка звякнула о тарелку, бригадир вскинулся:

– Обедать еще не пора.

Гай невольно подумал о розгах. Он бы ничуть не удивился, достань сейчас бригадир хорошую розгу и призови Триммера к ответу. Бригадир еще не озвучил ни единой претензии, никого, кроме Триммера, не отличил замечанием, но под свирепым взглядом этого одиночного глаза на курсантов уже тяжкою ношею легло чувство вины во всем и вся.

Над головами множились призраки раз навсегда напуганных школяров; стало трудно дышать. Меж потолочных балок густел запах вареной капусты; Гай почти слышал голоса, тонкие и ломающиеся: «Директор совсем озверел», «Кто нынче будет козлом отпущения?», «А почему как что, так Браун?»

В тот день слова литургии долго отдавались в Гаевом мозгу: Memento, homo, quia pulvis es, et inpulverem reverteris[17].

Наконец бригадир заговорил:

– Сдается мне, джентльмены, никому из вас не повредит недельный отпуск. – Серое бригадирово лицо исказила улыбка, от которой аудитория содрогнулась, паче чем давеча – от хмурого взгляда. – Отдельным персонажам не придется даже озаботиться возвращением в полк. Они получат соответствующие уведомления через так называемые соответствующие каналы, простите за скверный каламбур.

Начало было блистательное. Бригадир и не думал брюзжать и метать громы и молнии – он лишь слегка припугнул. Он вообще тяготел к эффекту обманутого ожидания. Потакая своей склонности, он нередко прибегал к жестокости, порой к откровенной несправедливости – но безо всякого удовольствия, а единственно ради конечного результата. Сейчас, обозревая пришибленных офицеров, Ричи-Хук, пожалуй, мысленно торжествовал победу.

– О чем я действительно сожалею, джентльмены, так это о том, что не приехал к вам раньше, – продолжал бригадир. – Сформировать бригаду – дело куда как сложное; многие из вас даже приблизительно не представляют всего объема работ. В этом-то аспекте я ваш полк и рассматриваю. Я давно за вами слежу. Например, мне известно, что в Кут-эль-Имаре вы не обнаружили элементарных удобств. С другой стороны, офицеры-алебардщики должны учиться сами создавать себе условия для комфортной жизни. Я прибыл к вам как друг. Вчера я рассчитывал обнаружить, что вы уже вполне обустроились в Кут-эль-Имаре. Я приехал в семь вечера. И что же? В лагере не было ни единого офицера. Конечно, нигде не написано, что офицеры должны ужинать вместе. Я предположил, что у вас некий праздник, вот вы и покинули эти стены. Спросил поставщика провизии из гражданских и выяснил, что вечер самый обычный. Кстати, этот джентльмен не сумел назвать по фамилии ни одного члена клубного комитета. Короче, я понял, что корабль ваш, фигурально выражаясь, дал течь еще до спуска на воду.

Сегодня утром я наблюдал ваши занятия. Что я могу сказать? Посредственно, джентльмены, – вот моя оценка. Специально для молодых офицеров, которые не в курсе, что значит «посредственно», перевожу: «посредственно» в армии значит «курам на смех». Не стану утверждать, что вина целиком и полностью ваша. По крайней мере, на вашем счету ни одного воинского преступления. Однако хороший офицер хорош не потому, что не совершает воинских преступлений.

Но главное, джентльмены, вы пока не являетесь офицерами. Ваше двусмысленное положение имеет свои преимущества. Как для вас, так и для меня. Ни одному из вас его величество не присвоил офицерского чина. Вы находитесь на стажировке. Я хоть завтра могу отправить вас по домам без дальнейших объяснений.

Как вам известно, сейчас во всех остальных военных подразделениях офицерский чин можно получить, только если пройти все ступени службы, а потом еще проучиться в Офицерском кадетском корпусе. Алебардщикам дана привилегия – набирать и обучать офицеров, минуя эти стадии. Привилегия временная и разовая. Военное министерство пошло на такие меры исключительно потому, что свято верит в традиции полка алебардщиков. Вашему полку разрешено обучить одну-единственную группу офицеров. В министерстве знают: в полк алебардщиков не просочится всякое отребье. Те, что встанут в строй, когда вы сами будете пущены в расход, – Ричи-Хук сверкнул циклопьим глазом, – угодят прямиком на жернова современной военной мельницы, а потом, если выдержат, – в Офицерский кадетский корпус. Вы – последние, кого обучают военному делу по старинке. И я скорее напишу рапорт о полном провале плана, нежели назову офицером человека, в котором сомневаюсь.

И не рассчитывайте пролезть в офицеры по черной лестнице. Если не возьметесь за ум, будете лететь с этой самой лестницы вверх тормашками, а я еще сапогом подсоблю.

Правило атаки гласит: «Никогда не пытайся реанимировать провальную операцию». Для особо одаренных перевожу: если видишь, что у какого-нибудь болвана песенка спета, не вздумай подпевать. Лучшая помощь в таком случае – обнаружить слабое место противника и язвить его, язвить, язвить!

Курс вашей подготовки и есть полный провал. Я не собираюсь штопать да склеивать. В это же время на следующей неделе вы начнете все сначала. Под моим руководством.

Обедать бригадир не стал. Вскочил на свой мотоцикл и помчался по торосам. Майор Маккинни и прочее начальство с комфортом укатили в личных авто. Офицеры-стажеры остались. Как ни странно, их охватило радостное возбуждение, и отнюдь не от перспективы недельного отпуска (с ним-то как раз хлопот не оберешься), но потому, что в последние недели все они, или почти все, испытывали неудовлетворение разной глубины. Все они, или почти все, были храбрые, чуждые романтики, сознательные молодые люди, в армию пошли, ибо рассчитывали прилагать несколько больше усилий во имя родины, нежели прилагали в мирное время. Понятие «честь мундира» сначала вызвало скептические усмешки, потом – жажду подвигов. В Кут-Кошмаре патриотизм скукожился от холода – офицеры стали искать спасения в танцах и азартных играх.

– Очень уж резко он говорил, – посетовал Эпторп. – Всех под одну гребенку постриг. Нет чтобы хоть намекнуть: есть, дескать, ребята, среди вас и исключения.

– Как по-твоему, под «отдельными персонажами» он и тебя имел в виду?

– Вряд ли, старина, – открестился Эпторп и добавил: – Пожалуй, раз такое дело, отужинаю нынче в нашей столовке.

Гай пошел в «Гарибальди» один. Немало труда стоило объяснить мистеру Пелеччи, католику глубоко суеверному, но, подобно своим соотечественникам, не привыкшему ни в чем себе отказывать, чтобы мяса нынче не подавал. Пепельную среду соблюдала только миссис Пелеччи. Мистер Пелеччи в День святого Иосифа[18] объедался – этим гастрономические подтверждения его веры и ограничивались.

В тот вечер Гаю казалось, что он тоже объелся мяса, что он – лев, подоспевший к кровавой Ричи-Хуковой жатве.