Читать книгу Офицеры и джентльмены - Ивлин Во, Ивлин Во - Страница 17

Много позже Гай рассматривал последние недели марта исключительно как сагу о химическом клозете. Эпторп вскоре забыл, с какою целью, собственно, устанавливал свой бушбокс.

Перспектива подцепить триппер больше не волновала Эпторпа. Теперь под угрозой оказалось его право собственника. Наутро после первой передислокации клозета, еще до построения, Эпторп отвел Гая в сторонку. Дружба их поднялась на новую ступень, сделала скачок от простой симпатии к соучастию в заговоре.

– Он все еще на месте.

– Хорошо.

– В полной неприкосновенности.

– Великолепно.

– Мне кажется, старина, в сложившихся обстоятельствах будет лучше не светиться вдвоем. И уж тем более не разговаривать, когда рядом посторонние.

Позднее, по дороге в столовую (было время обеда), Гаю показалось, что некто пытается схватить его за руку; весьма неприятное ощущение, особенно когда идешь строем. Гай оглянулся и увидел Эпторпа в непосредственной близости; Эпторп увлеченно беседовал с капитаном Сандерсом. В следующую секунду Гай понял, что в ладонь ему только что была вложена записка.

В столовой Эпторп уселся на максимальном расстоянии от Гая. Гай развернул клочок бумаги и прочел: «С прежнего сарая сорван плакат. Что это – безоговорочная капитуляция?»

Поговорить живьем Эпторп решился не ранее вечернего чая.

– Кажется, волнения наши позади. Бриг уступил.

– Это не в его стиле.

– Нет, я, конечно, знаю: он аморальный тип. Но должны же и у него быть хоть какие-то принципы.

Гай не стал портить Эпторпу настроение, но в душе глубоко усомнился, что эти два антагониста вкладывают в понятие «принципы» одинаковый смысл. Следующий день подтвердил правомерность Гаевых сомнений.

Утром, во время построения (которое при новых порядках составляло тридцать минут усиленной муштры), на Эпторпе лица не было. Эпторп встал в строй рядом с Гаем. Последовало несколько мягких пасов, и Гай снова обнаружил, что держит записку. После первой же команды «Вольно», когда Эпторп нарочито отвернулся, Гай прочел: «Должен поговорить с тобой при первой оказии. Прямая угроза».

Оказия не заставила себя ждать.

– Он сумасшедший. Маньяк, как есть маньяк. Он для общества опасен. Не представляю, какие шаги предпринять.

– Что он на сей раз вытворил?

– Едва не убил меня, вот что. Если бы не стальная каска, я бы сейчас с тобой не разговаривал. Он применил ко мне цветочный горшок, тяжеленный, как сам дьявол, с землей и засохшей геранью. Прямо в темя подладил. Нынче утром. А ты говоришь – вытворил.

– Он что, метнул в тебя цветочный горшок?

– Нет: пристроил горшок на дверь садовничьей кладовки.

– А почему ты был в каске?

– Интуиция, дружище. Инстинкт самосохранения.

– Постой, ты же вчера вечером сказал, что инцидент исчерпан. Эпторп, ты что, всегда напяливаешь каску, прежде чем взгромоздиться на свой бушбокс?

– Краучбек, твои вопросы неуместны и даже, я бы сказал, праздны. Я о чем толкую? О том, что бриг – невменяемый тип. Для человека, занимающего его положение, это принципиально. Кстати, для человека, занимающего наше с тобой положение, – тоже. Может такое время наступить, когда мы будем полностью в его власти. Что мне делать, Краучбек?

– Перенеси бушбокс на прежнее место.

– А может, следует доложить, куда, гм, следует?

– Вспомни про чувство собственного достоинства.

– Ты хочешь сказать, кое-кто сочтет мой случай курьезным?

– И даже очень курьезным.

– Проклятие! – воскликнул Эпторп. – Я совсем упустил из виду этот аспект.

– Давай-ка лучше выкладывай всю правду о каске.

– Ладно, раз ты такой любопытный. Знай же: я действительно последнее время с ней почти не расстаюсь. Полагаю, старина, если в общих чертах, здесь дело в ностальгии. Я воображаю, будто на мне пробковый шлем, и мне легче, если, конечно, ты меня понимаешь. Каска помогает расслабиться, когда я… ну, когда я пользуюсь бушбоксом.

– То есть ты, как только вздумаешь навестить бушбокс, надеваешь каску?

– Нет, несу под мышкой.

– А когда надеваешь – прежде, чем спустить штаны? Это принципиально, старина.

– Обычно на пороге сарайчика. И сегодня утром эта привычка спасла мне жизнь. Только, извини, старина, что-то мне непонятно, зачем тебе такие подробности.

– Затем, старина, чтобы эффективнее визуализировать. Вот состаримся мы с тобой, и что нам останется делать? Только подробности смаковать.

– Знаешь, Краучбек, порой у меня ощущение, что ты попросту издеваешься.

– Ни в коем случае не издеваюсь, Эпторп, дружище. Пожалуйста, не надо думать обо мне так плохо.

И все же Эпторп не мог отделаться от своего ощущения. При других обстоятельствах он бы с удовольствием напустил на себя обиженный вид; при обстоятельствах нынешних – не рискнул. Он имел дело с врагом хитроумным и беспощадным. Ему оставалось держаться за Гая – или обратиться в постыдное бегство.

– Так что же нам делать? – повторил Эпторп.

В тот вечер они прокрались в садовничью кладовку. Эпторп посветил фонариком, и Гай увидел черепки, рассыпанный грунт и засохшую герань – пугающие улики утреннего инцидента. В молчании Гай с Эпторпом взяли бушбокс и передислоцировали, как договорились, в сарай со спортинвентарем.

На следующий день бригадир появился на построении.

– Как вам, конечно же, известно, в главе двадцать четвертой Устава боевой подготовки рекомендуется проводить спортивные игры, помогающие развивать наблюдательность и умение рационально использовать местность. Сегодня утром, джентльмены, вы будете играть в такую игру. Где-то поблизости спрятан походный клозет устаревшей модели – без сомнения, его за ненадобностью оставила предыдущая воинская часть. Выглядит он как обычный ящик. Работать будете поодиночке. Первый из офицеров, который найдет клозет, должен доложить мне. Разойдись!

– Нет, какова наглость, – процедил Эпторп. – Краучбек, стереги сарай, а я направлю брига по ложному следу.

У Эпторпа словно крылья выросли. Он был хозяином положения. С нарочитою целеустремленностью Эпторп направился к угольным бункерам и складам жидкого топлива. Как и следовало ожидать, через некоторое время бригадир последовал за ним. Гай в одиночестве фланировал вокруг сарайчика. Дважды к нему приближались охотники за сокровищами, и дважды Гай говорил:

– Пусто, ребята. Я только что все обшарил.

Наконец затрубил горнист. Бригадир положенное количество раз выслушал «Объект не обнаружен, сэр», сел на мотоцикл, молча обвел курсантов взглядом, ничего хорошего не предвещавшим, укатил и до следующего утра не появлялся.

– Небось переживает. Верно, старина? – радовался Эпторп.

Однако наутро сарайчик снова украшала надпись насчет всех чинов ниже бригадирского.

* * *

Как Гай и рассчитывал, безумные мартовские прятки позволили ему переключиться, однако вскоре детали уловок и контруловок подернула в его сознании патина былой невинности. С тех пор всякий раз, вдыхая аромат отсыревших лавров или бредя по тропе, густо усыпанной сосновыми иглами, Гай вспоминал ночные вылазки с Эпторпом – и утра, либо осиянные триумфом, либо омраченные жесточайшим разочарованием. Но самая последовательность эпизодов и даже их количество поблекли – и затерялись среди скарба, оставляемого опытом.

Кульминация имела место на Страстной неделе. Курс обучения заканчивался. Бригадир три дня пробыл в Лондоне, где определял будущее вверенного ему подразделения. Бушбокс стоял у края игровой площадки, лишенный рукотворного навеса, но надежно укрытый ветвями вяза и подстрахованный огромным катком. Целых три благословенных дня ни одна душа не нарушала Эпторповых прав собственности.

Бригадир вернулся в подозрительно хорошем расположении духа. В Лондоне он приобрел бокалы-шутихи – стоило поднять такой бокал, содержимое расплескивалось на подбородок пьющего. Эти-то бокалы бригадир тайком расставил на столе. После ужина долго забивали козла. Объявив последний номер, бригадир обратился к офицерам:

– Джентльмены, завтра все вы уедете. Останемся только мы с начальником разведштаба. Встретимся же мы с вами уже в палаточном лагере, в долинах Шотландии, где вам будет очень удобно применять на практике полученные здесь знания. Подробности передислокации вы прочитаете, как только наш начальник разведштаба поднатужится и родит их. Прошу учесть, что офицерский багаж ограничивается пределами, установленными Военным министерством, о чем имеется отдельный пункт, условия которого соблюдаются неукоснительно. Вот, кажется, и все. Вроде ничего не упустил. Ах да, последний момент. Вы все одеты не по форме. Сегодня утром каждому из вас присвоен следующий чин. Прежде чем выехать, приколите на погоны по второй звездочке.

В тот вечер в дортуарах слышалось пение.

сочинял на ходу Леонард.

– Я вот что, старина, – начал Гай, – у тебя столько багажа, наверняка он не впишется в рамки дозволенного.

– Знаю, старина, знаю. Сам уже извелся.

– А что же ты станешь делать с бушбоксом?

– Надо найти для него место. Надо спрятать его – в идеале, конечно, в какой-нибудь подвал, а лучше в бомбоубежище. Ну, чтобы я был уверен: он дождется меня с войны, он встретит меня целехонек.

Веселые голоса достигли комнаты с табличкой «Штаб бригады», где трудились бригадир и начальник разведштаба.

– О, кстати, – просиял лицом бригадир. – У меня же остались кое-какие дела во дворе.

* * *

На следующее утро, едва первый солнечный луч проник в лишенное штор окно «Пашендаля», Эпторп вскочил и маникюрными ножничками принялся прокалывать новые дырочки на погонах. Вскоре он предстал лейтенантом. «Он ничего / Не сделал, что могло б его / Унизить»[22]. Последний жест, совершенный Эпторпом уже на пороге комнаты, даже относился к числу великодушных – Эпторп предложил Гаю две звездочки из аккуратной кожаной коробочки для запонок, которая при ближайшем рассмотрении оказалась полнехонька как звездочек, так и коронок. Видимо, Эпторп не сомневался в собственной блестящей карьере. Гай еще не закончил бритье, когда Эпторп, одетый надлежащим образом и с каскою под мышкой, направился к игровой площадке.

До известного Гаю места было примерно семьсот футов. Не прошло и пяти минут, как школу потряс изрядный взрыв. Зазвенели оконные стекла, послышались восторженные голоса:

– Воздушная тревога! Все в укрытие! Газы!

Гай застегнул ремень и поспешил к предполагаемому месту происшествия. Над игровой площадкой клубился дым. Гай не сразу заметил Эпторпа. Эпторп, в каске, стоял, прислонившись к вязу, перебирая пуговицы на штанах и с ужасом озирая масштаб разрушений.

– Эпторп, дружище, ты цел?

– Кто это? А, Краучбек. Не знаю. Пока не понял, старина.

От бушбокса осталась груда дымящихся деревяшек, медные скобы, порошок (он образовал розоватую взвесь в радиусе многих ярдов) и крупные осколки расписного фаянса.

– Что случилось?

– Сам не пойму, старина. Пришел, сел. Вдруг как громыхнет. Очнулся на четвереньках, в траве, вот на этом месте.

– Ты ранен? – снова спросил Гай.

– У меня шок, – отвечал Эпторп. – Кошмарно себя чувствую.

Гай внимательнее осмотрел место происшествия. Вспомнил последнюю бригадирову лекцию, и картина стала ему ясна.

Эпторп снял каску, надел фуражку, оправил форму, ощупал погоны и удостоверился, что звездочки не пострадали. Еще раз взглянул на останки бушбокса.

«Вот тебе и трах-бах, – подумал Гай. – Истинная скорбь придет позднее, на смену шоку».

Гай тщетно искал слова утешения.

– Двинем-ка лучше в столовую, дружище. Завтракать пора.

Они повернули к школе.

Эпторп шел неуверенно, оскальзывался на мокрой траве, смотрел в одну точку.

У дверей он остановился и бросил прощальный взгляд назад.

Эпитафия, сорвавшаяся с Эпторповых губ, отдавала мировою скорбью:

– Повержен. Сражен. Сокрушен.