Читать книгу Скелеты в шкафу Розенбергов - Карина Сенн - Страница 4

Элизабет Джоззет Розенберг… Если бы вы смогли увидеть её прямо сейчас, то этот образ никогда не исчез бы из вашей головы. Она снилась бы вам по ночам, она смотрела бы на вас из темноты. Вы бы слышали её голос, и вам непременно казались бы её прикосновения. Элизабет была высока, стройна, имела осиную талию и длинные волосы цвета тёмного шоколада, которые волнами ложились на её плечи и скользили вдоль позвоночника. Её кожа была болезненно-белой, она никогда не имела румянца, но цвет её губ был всегда сравним с красной бегонией. Тонкий нос, римский профиль, вздёрнутые чёрные брови, острый подбородок. Большие глаза, которые собрали в себе все цвета утреннего неба, глубокого океана, которые имели алмазный блеск. Синий циркон. Вот на что был похож цвет её глаз.

Проходя по полупустым улицам, она притягивала к окнам людей. Они смотрели ей вслед, смотрели на её летящую походку, на то, как ветер развевал густые волосы. И лишь храбрец мог решиться крикнуть ей, насколько она красива.

Элизабет была юна, всего двадцать два года исполнилось ей последним жарким летом. Она была наивной, растерянной и напуганной. Была одинокой. И была оптическим обманом зрения в глазах окружающих её людей. Никто и никогда не смог бы отгадать её настоящее прошлое и предугадать настоящее будущее, даже она сама.

Город, в котором она жила, не был её родным. Она не росла здесь, не мечтала о доме, в котором живёт, она просто появилась в нём. Одним днём много лет назад. Никто не знал её имени, не знал её истории. И Элизабет стала очередной загадкой провинциального городка, которую никто не захотел решить и которую все позабыли спустя несколько дней после её появления.

***

Элизабет любила свою гримёрку. Это была небольшая тесная комната в подвальном помещении, за дверью которой находился узкий серый коридор, освещённый одной лампой, что постоянно перегорала. В гримёрной было слабое жёлтое освещение, зелёные обои в стиле дамаск и тёмный пол. Будуарный столик с зеркалом из тёмного дерева, заставленный её косметикой. Разные тени: блестящие чёрные, зелёные, золотые… Пудры, помады. Её любимой помадой была красная, цвета запёкшейся крови, цвета огня. Разные флаконы духов стояли вдоль зеркала, освещённые яркими лампочками. В выдвижных ящиках она хранила украшения: серьги, кольца, браслеты, ожерелья, бусы, заколки. Им не было счёта.

Была глубокая ночь. Она слышала громкую музыку, доносящуюся сверху, топот ног, живые весёлые голоса. Её гримёрная находилась прямо под чьими-то столиками, накрытыми красными скатертями. Смотря в своё холодное отражение, она собрала волосы, заколов их сбоку длинной заколкой с жемчугом. Из её рта шёл пар, она обхватила руками свои голые плечи. До выступления ещё была уйма времени, а может, и не так много, как казалось, просто сегодня оно тянулось невероятно медленно, но ей хватало на то, чтобы подготовиться к своей «роли». Она любила примерять роли, любила надевать маски. Она считала притворство самой увлекательной игрой – якобы найди меня настоящую, если сможешь. Это не давало ей заскучать в этом сером мире. Сегодня на ней был надет золотистый корсет с глубоким декольте, открывающий её хрупкие плечи и тонкую шею. А длинная юбка из чёрной прозрачной ткани, разрезанная с двух сторон, была похожа на клуб тёмного дыма, окутывающий ноги. Позади её плеч стояла стойка для одежды, на которой висели разные костюмы. Она любила внимание. Любила, когда кто-то начинал смотреть на неё такими же глазами, которыми смотрел на неё он.

Ещё в её гримёрной стоял небольшой старый диван, для которого она принесла белый мягкий плед, а посреди комнаты был установлен шест. Ведь ей нужно было где-то тренироваться и обдумывать новые выступления. Элизабет любила танцевать. Она воспринимала это как терапию. Впервые она пришла в этот ресторан в роли обычной танцовщицы, которую искали, но затем что-то явно пошло не так. И ей это нравилось. Нравилась эта атмосфера. Ночью в большом зале полном народу, над нарядными женщинами в вечерних платьях, галантными мужчинами в костюмах всегда витал пьянящий аромат, а свет становился таким красным, таким тёмным, словно она опускалась в глубокий бокал вина. Музыка заглушала лишние голоса, и она могла отправиться в новый ночной мир.

Тихий скрип где-то за деревянной чёрной дверью, она повернула голову. Чей-то шаг донёсся до её острого слуха. Второй шаг. Кто-то остановился посреди тёмного коридора, в котором опять не было света. Она затаила дыхание, затем, накинув на себя бежевый атласный халат, Элизабет прильнула к двери, вслушиваясь в тишину нулевого этажа. Кажется, никого, но её сердце по-прежнему было взволнованно, поэтому она медленно повернула ручку двери, дабы убедить себя, что это лишь плод её воображения, порождённый стрессом перед выходом на сцену, ведь обычно никто не спускался вниз, особенно в разгар всеобщего веселья. Но она была неправа. Свет из комнаты проскользнул по старым деревянным доскам в коридор, остановившись на мужских лакированных туфлях. Она замерла, а он сделал пару шагов назад, дабы оставаться в тени.

– Мисс Розенберг? – у него был бархатный голос, но она совершенно не видела его лица и даже очертаний его фигуры. Элизабет лишь крепко держала ручку двери, пытаясь понять, почему его голос кажется ей знакомым.

– Кто вы? – спросила она осторожно, вглядываясь в темноту. – И что вы делаете в помещении для персонала? Я не думаю, что вы работаете здесь.

– Я, должно быть, напугал Вас, – она улыбнулась, кивая головой. И всё же ей не нравилось, что в данном диалоге она не видела своего собеседника. – Прошу прощения, если это так, я неспециально.

– Так что Вы хотели? – она взглянула на часы. – Через пару минут будет мой выход, мне нужно готовиться. Не тяните время, – она слегка кашлянула, на секунду ей показалось, что последняя её фраза прозвучала как грубость, но затем она выбросила эту мысль из головы.

– Я лишь хотел сказать, что Вы прекрасно танцуете, – Элизабет замешкалась, а облегчение тёплой волной нахлынуло на неё. Она отпустила ручку двери.

– Мне… мне очень приятно, спасибо. Но вы могли бы зайти после выступления, сейчас не самое подходящее время, я могла даже не открыть вам дверь.

– После Вашего выступления будут подавать десерт, и мне крайне сложно отказаться от него. Вы наверняка пробовали пирог «Баноффи»? Он просто великолепен, особенно хорошо его готовят на этой кухне.

– Вы абсолютно правы. У нас превосходная кухня, – она вновь взглянула на часы. – Я должна идти, а Вам пора бы занять своё место.

– Конечно. Хорошего Вам выступления, мисс Розенберг, – пусть она не видела его, но по голосу могла сказать точно, что он улыбался. Поэтому, кивнув ему в ответ, Элизабет закрыла перед ним дверь.

Он не ушёл. Когда темнота узкого коридора поглотила его полностью, не оставив и частички света, улыбка испарилась с его лица. Он поправил галстук, пригладил светлые волосы и большими глазами уставился в верхний правый угол над её дверью, где была одна из камер видеонаблюдения.

***

Зал аплодировал, когда она высокими чёрными каблуками ступала на сцену, и аплодировал ещё больше, с некой грустью, когда она покидала её. Лиза осмотрелась вокруг, пока яркий прожектор освещал высокую женскую фигуру. Ни единого свободного места. Кто-то сидел за барной стойкой, кто-то стоял, склонившись над чужими столами, и дикими глазами наблюдал за происходящим. Кто-то свистел, а кто-то равнодушно пил бурбон в конце зала, опираясь спиной о стену. Это было большое помещение, разделённое на два зала. В первом был ресторан. Именно там стояла большая сцена, на которой она выступала, на которой выступали бездарные певицы и под которой сидели музыканты и играли классическую музыку. Иногда джаз или рок-н-ролл, но чаще это был Франц Шуберт или Антонио Вивальди. А второй зал был слегка поменьше, огорожен тонкой стенкой и содержал в себе несколько покерных столов и игровых автоматов.

Пару лет назад несколько пуль были вогнаны в эти стены. Когда здесь правил стиль барокко и, куда ни глянь, на глаза попадалось золото, например большие картины в золочёных рамах, или стулья и столы, украшенные резьбой и инкрустацией. Хрустальные люстры и ковры. В тот день ничего из этого не стало. Люстры были разбиты, картины злобно затоптаны ногами, а стулья летали по воздуху, разбивая окна. Эти молодые люди проиграли много денег в тот день и, слегка перебрав в баре, устроили здесь погром. Они ушли победителями, потому что тот старик, которому достались все лавры, был ими застрелен, и его выигрышные деньги они забрали с собой, как и деньги всех остальных посетителей и персонала. В тот день Элизабет заперлась в своей гримёрной и с диким страхом слушала чужие крики, боясь подняться наверх. Свист пуль, громкие выстрелы. Это долго снилось в её кошмарах.

Ресторан понёс большие потери, кто-то даже уволился, не в силах вернуться туда, где уже был готов попрощаться с жизнью, кто-то больше не видел перспективы, чтобы работать здесь. Мол, кто будет ходить в место с подорванной репутацией? Но Лиза не оставила свою сцену, потому что танцы значили для неё всё. Это единственное тёплое воспоминание о нём, которое даже спустя столько лет хранилось в памяти. И именно после этого ужасного инцидента владелец ресторана сменил стиль барокко на ренессанс. Но мало кто из посетителей заметил разницу.

Элизабет уходила домой, когда из-за гор всходило солнце и освещало весь горизонт и крыши высоких домов, местами увитые девичьим виноградом. Улица выглядела живой, настоящей и красочной лишь утром, когда отдохнувшие посетители выходили из высоких дверей ресторана. Они были пьяны и разговорчивы. На головах некоторых дам красовались большие шляпки, а мужчины смеялись и дымили дорогими сигарами. Люди, не обладающие достаточными средствами, не могли позволить себе такую роскошь, как отдых в «Брюм».

Вдоль улицы шли небольшие антикварные магазины, напротив стояла старая библиотека. Элизабет никогда не могла взглянуть на неё без подступающих к глазам слёз. Она всей душой любила книги. И видеть, как загнивает это здание, было превыше её сил. С тех пор, как оно закрылось, прошёл год. Раньше она проводила там всё своё время. Бродила меж высоких книжных полок, касаясь пальцами книжных переплётов. Вдыхала запах пыли, типографской краски, бумаги и слушала шелест страниц и завывание ветра в щелях деревянных окон. Особенно ей нравилось сидеть там в рождественские вечера, когда, читая какой-нибудь роман, краем уха она слышала звонкий хор детей, переодетых в эльфов.

Элизабет натягивала чёрные бархатные перчатки на свои тонкие пальцы и смотрела в эти старые окна, пока юный аристократ Джордж Гримм, не веря своему счастью, постоянно заглядывал в свой портфель, любуясь на аккуратно сложенные зелёные стопки денег. Он выиграл и, кажется, рассказал об этом всей округе, даже похвастался своему личному водителю, а затем с улыбкой Чеширского Кота распрощался со своим соперником, пожав ему руку. Он уехал, но его силуэт ещё долго стоял перед глазами раздосадованного мужчины.

Элизабет просочилась сквозь толпу, сливаясь с женщинами в леопардовых пальто. На улице стоял утренний туман, а солнце скрывалось за тяжёлыми дождевыми тучами, оставляя небо таким белым, как первый выпавший снег. Деревья на бледных газонах начинали терять свои листья, окрашивающиеся в яркие краски. И если бы не они и не красная вывеска «Брюм», то Элизабет могла бы вполне предположить, что живёт в чёрно-белом кино.

Она обошла дамочек в пальто, остановившись на светофоре. По дороге проехала пара-тройка машин. Девушка затянула свой пояс, чувствуя, как прохлада сочится по её коже, начало осени выдалось холодным. Что может быть лучше, чем прийти домой, приготовить завтрак, принять пенную ванну и лечь спать, закутавшись в пуховое одеяло кассетного пошива? Правильно, лишь пирог «Баноффи». Чёрт, она так и не попробовала ни кусочка… В голове Элизабет играла последняя мелодия, под которую она танцевала этой ночью, и под чувством временной лёгкости девушка перебирала пальцами в воздухе в такт скрипке, пока её плеча не коснулась чья-то рука.

Женщина лет сорока, на голову ниже Элизабет. На ней был тёмно-синий плащ, а волосы, кажется, с проседью, прикрывала чёрная узорчатая косынка. Большая потёртая сумка, купленная около семи… нет… Лиза пригляделась – около восьми лет назад. Неухоженная, грязная обувь и пустой, глупый взгляд. Элизабет точно не видела её раньше и уж тем более не была с ней знакома.

– Я видела Ваше выступление, – начала она разговор, а девушка молилась лишь о том, чтобы на светофоре скорее загорелся зелёный свет.

– Надеюсь, оно оставило хорошее впечатление.

– Ещё бы. Элизабет Розенберг? – спросила она, словно зная ответ, и зелёный свет загорелся. Машины остановились, а Лиза быстро пошла вперёд, оставляя свою «спутницу» позади.

– Вы правы, – равнодушно сказала она, надеясь, что когда повернёт голову, то не увидит никого, но «чёрная косынка» бежала за ней следом, запыхиваясь, стуча невысокими каблуками. – Вы, что-то хотели? – она резко остановилась, заставляя женщину чуть ли не уткнуться длинным острым носом в её спину. – Не хочу показаться грубой, но я очень спешу, – она повернулась к ней лицом, ожидая скорейшего ответа, а в голове мечтая лишь о том, как кусочек мягкого пирога на серебряной узорчатой ложечке приближается к её рту. Всё ближе и ближе… Последний раз она обедала вчера в первой половине дня. Подобные мысли были вполне объяснимы.

– Меня зовут Мари, – представилась женщина, протягивая руку, но Лиза лишь недоумённо взглянула на неё, – и мне нужна Ваша помощь. Вы же знаете Дакоту?

– Ох! – воскликнула Элизабет – всё встало на свои места. – Так Вам обо мне рассказала Дакота? Как же её фамилия…

Лиза помнила её фамилию.

– Вайсс. Дакота Вайсс, – Мари дала правильный ответ.

– Конечно. Дакота Вайсс, – она прикусила губу, пока их разделяла стена молчания. – Но я не думаю, что смогу помочь Вам.

Элизабет сделала пару шагов назад.

– Хотя бы выслушайте меня! Пожалуйста!

Она недовольно закатила глаза и тихо ответила:

– Если Вы не займёте слишком много моего времени.

Элизабет тяжело вздохнула и направилась в сторону своего дома сквозь дебри городского парка, огороженного высоким чёрным забором с тонкими прутьями.

***

Две чашки кофе опустились на деревянный журнальный столик, на котором уже стояла невысокая ваза с цветами и одинокая свечка на белом блюдце.

Дом Элизабет не отличался роскошью, не был вычурным или обставленным всякими безделушками. Просторный полупустой зал, маленькая кухня, небольшая ванная комната и спальня. Спокойная цветовая гамма, старая мебель, пара картин. В этом зале у неё был большой письменный стол с резными ящиками, диван, на спинку которого был накинут серый плед в крупную клетку, два больших кресла – и все эти вещи остались от прежних хозяев. До неё здесь жили люди, умершие, как в сказке, в один день. Они были стары, и оба отравились цианидом. Новости маленького городка разлетаются со скоростью света, поэтому уже спустя пару часов после их смерти об этом знал весь город. Люди жестоки, кто-то выстраивал теории о том, что жена хотела отравить своего супруга в приступах ревности, ведь, даже будучи стариками, внутри их семьи всегда кипели страсти, но ввиду старческого склероза она добавила цианид в обе кружки. Ибо как можно было положить его в свой кофе?

Этот дом был нейтральным. Он не выглядел так, словно здесь кто-то жил, но и не был заброшенным. Элизабет хранила свои вещи в одном большом чёрном чемодане, который также не принадлежал ей. Когда она приехала сюда, у неё не было ни единой вещи, сумки в поезде ей были ни к чему. Единственное, что она привезла с собой из прошлого, был один большой белый конверт, который она не выпускала из своих рук всю поездку. Сейчас он хранился на одной из длинных полок в гостиной. Его не от кого было прятать, потому что у неё никогда не было гостей. Порог этого дома переступало лишь пять человек, не считая Мари, одной из которых, была она сама, ещё изредка к ней заглядывал её знакомый Рой, и однажды – Дакота Вайсс, с бутылкой дорогого рома, сидела на диване, закинув ногу на ногу.

Элизабет ходила по серой кухне, накладывая в вазу все печенья и конфеты, что нашла на полупустых полках. Барная стойка из натурального гранита держала на себе прозрачный графин с водой, тарелку с гнилыми фруктами и небольшую стопку книг, которые она читала по утрам, когда завтракала яичницей, хрустящим беконом или подрумяненными тостами. Элизабет не любила готовить, в отличие от него…

Мари бродила по её гостиной, притягивая к себе напряжённый взгляд из кухни.

– Вы нечасто бываете дома? – спросила женщина, проводя пальцами по пыльным полкам.

– Я смотрю, Вы очень внимательны, – съязвила Элизабет, ставя готовую вазу на журнальный столик, рядом с двумя чашками горячего кофе. На самом деле она практически не выходила на улицу.

– Что есть, то есть, – женщина натянуто улыбнулась. – А ещё я заметила в углу чемодан, украшенный всякими записками и газетными вырезками. Собираетесь куда-то переезжать? – спросила Мари, усаживаясь на диван.

– Нет, это просто… инсталляция, – девушка села на диван, положив на свои колени мягкую подушку. – Так как там Дакота?

– Ох, у неё всё прекрасно.

– Кто Вы для неё? – кипяток ошпарил язык.

– Подруга.

– Вот что… Кажется, сейчас она в Испании?

– В Италии, – и вновь Мари знала ответ.

Неужели они и вправду, были знакомы?

Воспоминание о Дакоте Вайсс нахлынули на неё. Это была обычная рабочая ночь после выступления. Дакота была не совсем трезва, когда проскреблась в дверь её гримёрной.

– Вы такая красивая, – простонала высокая блондинка в позолоченном коротком платье и на высоких бархатных шпильках, вваливаясь в дверь.

Элизабет попридержала её за плечи, не давая упасть, а затем проводила до дивана.

– Мне очень приятно, но с кем Вы пришли? – обеспокоенная внешним видом девушки, спросила Лиза.

– Дакота, – представилась она, удобно устраиваясь на диване, натягивая на себя плед.

– Хорошо, Элизабет, – представилась она в ответ. – Но Вам нельзя здесь находиться. Я собираюсь домой. Вызвать Вам такси?

– А если я тебе заплачу, ты составишь мне компанию на сегодняшний вечер?

– Сейчас уже ночь….

– Неважно, – Дакота достала толстый кошелёк из своей кашемировой сумочки.

– Сколько ты хочешь, Элизабет? – она перебирала пальцами зелёные бумажки. – Столько хватит? Или, может быть, столько? – она протянула руку вперёд, и Лиза, будучи непринципиальным человеком, взяла деньги и убрала их в свою сумку.

Деньги были для неё проблемой. Их всегда не хватало. Привычная с детства роскошь, поместье Розенбергов, ей лишь могли сниться те богатства. Она часто думала о доме, но это было так давно, и плохие воспоминания всегда перевешивали хорошие.

– Неудачный день? – спросила Лиза, возвращаясь к будуарному столику.

– Сейчас уже ночь… – повторила она её слова, и Элизабет усмехнулась. – Но да. Был плохой день.

Дакота Вайсс была молода и очень богата. У неё было мало знакомых, она считала, что не нуждается в чужой болтовне. Она была скрытной и умела хранить секреты. Ещё она имела свою яхту и была замужем за одним плохим человеком.

Когда Мари сказала, что сама мисс Вайсс была её подругой, Элизабет слабо почувствовала запах лжи. Дакота тщательно выбирала себе узкий круг знакомых, а Мари была просто и недорого одета, ещё и слишком стара для неё. Имела дрожащий голос и сильно сутулилась. А Дакота ненавидела это в людях больше всего.

– Если тебе некуда пойти, можешь остаться здесь или…

– Я не останусь здесь, – она с отвращением обвела взглядом гримёрную комнату. – У моей Милли будка больше, чем это. Милли – моя собака, – объясняла она, хотя голова Элизабет была забита совсем другими вещами и она совершенно не слушала возмущающуюся за своей спиной блондинку, – пудели – моя страсть. А вот мой муж совершенно не переносит собак. Представляешь? Раньше я жила в Нью-Йорке… – тараторила она. – Эти вечные переезды… и вот я здесь. Это, видите ли, его родной город, у него, видите ли, ностальгия, а я должна терпеть это захолустье. Ты меня слушаешь? – она оторвала голову от дивана и посмотрела на Лизу, и та лишь послушно кивнула, продолжая стирать яркий макияж. – Но это не самое плохое, что могло случиться в моей жизни.

– Послушай, – перебила её Элизабет, – у меня дома есть отличный ром. Если ты хочешь поговорить, чтобы я побыла твоей жилеткой за пару фунтов, тогда…

– К тебе?

– Ко мне.

Они вызвали такси, и спустя несколько минут порог дома Элизабет переступило два человека.

– Я думала, что ничего хуже твоей гримёрной быть не может, но, признаюсь, я ошибалась.

Дакота прошлась по гостиной, осматривая фотографии в рамках, и книжные полки, пока Лиза занималась поиском бокалов и штопора. На секунду она даже задумалась, каким образом блондинка оказалась в её доме и зачем она её пригласила. Но было слишком поздно.

– Нарушаешь закон? – с хитрой ухмылкой спросила девушка, взяв с одной из полок небольшой мешочек с белыми маленькими таблетками.

– Это помогает мне уснуть.

– Успокоительные? Снотворное? – раздосадовано спросила она.

– Кое-что лучше. Успокоительные не добываются с таким трудом.

– Храни их в другом месте. Как совет.

– Просто ты моя первая незваная гостья за пару лет.

– Однажды моя сестра нашла кокаин в моей спальне. Столько упрёков я не слышала за всю свою жизнь. Это ты? – спросила она, взяв одну рамку в руки.

– Да, – ответила Лиза, и звук льющегося рома заполнил кухню.

– Ты здесь такая… маленькая, – с грустью сказала она, продолжая водить пальцем по стеклу. – Время так быстро идёт. А кто это с тобой? – указала она на мальчишку рядом.

– Это мой брат, – она несла два бокала в руках к столу, на котором их верно ждал шоколадный пудинг. – Его звали Джозеф.

– Почему «звали»? С ним что-то случилось? – Элизабет поставила фотографию обратно на полку. Дакота была первым человеком, с кем она упомянула своего брата.

– Несчастный случай.

– Ох, – Дакота вздрогнула от услышанного. – Прости…

– Всё в порядке, – она села на диван и похлопала по пустому месту рядом с собой. – Ты присоединишься ко мне? Я в нетерпении услышать твою ужасную историю.

Всю ночь напролёт они провели за разговорами. Пудинг с неимоверной скоростью испарился с подноса, а бутылка рома предательски быстро опустошалась.

– …и он отправляет меня назад в Нью-Йорк, – грустно сказала Дакота.

– Зачем? – искренне удивилась Элизабет. Перед её глазами медленно проплывали волнами чужие черты лица.

– Он говорит, чтобы я разобралась с некоторыми его проблемами там, а потом лишь возвращалась. Но мне кажется, что он явно не будет по мне скучать здесь.

– Почему?

– Потому что у него кто-то есть… Идея! – воскликнула она, вставая ногами на мягкий диван. – Ты проследишь за ним, пока я буду в Нью-Йорке! Я не задержусь там надолго.

– Я даже не знаю… – Элизабет откинулась на спинку дивана, закрывая глаза.

– Ничего сложного, я заплачу тебе большую сумму! Просто сфотографируешь его с любовницей – и всё. Одного раза будет достаточно.

– Ты сейчас пьяна, а к обеду и не вспомнишь об этой идее.

Но она вспомнила, и Элизабет получила обещанные деньги за пару фотографий. После горького разочарования в замужестве Дакота уехала покорять Италию и, кажется, начала встречаться с одним знаменитым итальянским модельером.

На прощание она позвонила Элизабет и поблагодарила за то, что та смогла раскрыть ей глаза. А также она сказала, что не любит поддерживать отношения на расстоянии, поэтому, скорее всего, они больше никогда не услышат друг о друге.

Мари смотрела на неё с соседнего кресла.

– Где Вы познакомились с Дакотой? – хоть раз, но та была обязана ошибиться.

– Я была соседкой её мужа. Когда она пребывала здесь, мы сдружились, и перед своим отъездом она рассказала такую историю. О том, как вы вывели на чистую воду этого ужасного человека.

– Вы поддерживаете с ней связь?

– К сожалению, нет. Да и мы немного разные для того, чтобы продолжать общение.

– Но Вы сказали, что вы подруги, – подметила она.

– Думала, это может повлиять на Ваше решение, Элизабет.

Это больше походило на правду.

– Ну, тогда рассказывайте свою историю.

– Моя история похожа на историю Дакоты, – она достала платок из кармана синего плаща и пару секунд помяла его в руках. – Мой муж каждую пятницу в девять вечера с кем-то договаривается о встрече на протяжении нескольких месяцев. Он очень пунктуален, поэтому выезжает ровно без пятнадцати девять, чтобы прибыть вовремя. Недавно я узнала адрес.

– И я должна съездить туда и проверить, – та глупо кивнула, а Элизабет приложила ладонь к лицу. – Мари, я хочу попросить прощения, но я не смогу помочь Вам. Это было лишь единожды и никогда больше не повториться.

– Я с ума схожу от этого незнания. Поймите меня, – она умоляла, но её лицо было странным. Словно она играла свою роль. Словно специально пустила горькую слезу и специально смахнула её платком.

– Существуют частные детективы. В любом случае мне это неинтересно, – девушка отмахнулась рукой, уставившись в пустоту.

Элизабет была по уши сыта семейными интригами и семейными проблемами. Она не испытывала жалости к Мари, дабы лишённая подобных чувств, но толстый конверт, который выскользнул из её старой сумки, помог изменить решение. Она ненавязчиво проследила взглядом за её движениями.

– Я не поскуплюсь на деньгах.

– Сколько? – спокойно спросила она, не отводя глаз от конверта, медленно попивая крепкий кофе.

– Достаточно для того, чтобы согласиться, – Мари приоткрыла конверт, и Элизабет ослепил яркий свет пары денежных стопок. Девушка взглянула на собеседницу, оглядела её старую одежду и неряшливый вид. Она явно не купалась в роскоши, но для чего тогда было тратить такие суммы на выявление измены? На то, чтобы почувствовать себя ненужной… Любовь заставляет делать такие безрассудства!

– Как выглядит Ваш муж? Напишите мне адрес, – Мари улыбнулась.

– У меня всё готово. Вот, – женщина явно оживилась и передала Элизабет небольшую фотографию, на обратной стороне которой аккуратным размашистым почерком был прописан незнакомый адрес. – Я зайду к Вам в понедельник. Сфотографируйте это место, с кем он там был, может, даже о чём говорил. Его имя…

– Мне не нужны его данные, – Лиза перебила её, провожая к двери.

– Спасибо.

– Ещё рано меня благодарить.

Элизабет закрыла дверь, не дав Мари попрощаться. Толстый конверт лежал на её столе, фотография преследуемого мужчины была у неё в руках. В холодильнике её ждала лазанья, а за окном пошёл сильный дождь, барабанящий в стекло. «Может, это неправильно – вмешиваться в чужую жизнь?» – подумала она, облокотившись о дверь. Пачка недорогих сигарет вынырнула из кармана её длинного халата. Неприятный запах пропитывал её пальцы, оседал на одежде.

– Ты знаешь, что я не люблю, когда ты делаешь это? – тихий мужской голос прошептал из пустоты. Она знала, что услышит его в этот момент, поэтому улыбка моментально появилась на её лице.

– Знаю, Джозеф, я знаю. Поэтому и делаю, – проверив замки, она, медленно кружась, прошла на кухню. – Я буду завтракать лазаньей, – сказала она в воздух, чувствуя лёгкие мурашки, пробегающие по её телу. – Это, конечно, не твоя еда, но я буду рада, если ты присоединишься. Мне есть что тебе рассказать.

Завтрак. Две тарелки. Два стакана. Один человек. И тихая виниловая пластинка, ласкающая слух.