Читать книгу Скелеты в шкафу Розенбергов - Карина Сенн - Страница 7

ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Оглавление

Майкл Ландергуд, его младший брат Хайден и пугливый мальчишка по имени Луис. На рукавах их чёрных пиджаков были вышиты маленькие логотипы в виде Белладонны, что значило их причастность к одной крупной местной фармацевтической компании, промышляющей незаконными веществами. Большое серое здание, похожее на бетонный блок, стояло на краю города в окружении тонких деревьев. Высокую серую фигуру Майкла было сложно не заметить даже среди таких же каменных лиц, как у него. Это был первый день за несколько лет, что она села за руль своей машины болотного цвета и могла отдать себе должное, ведь водила она так же хорошо, как и раньше. Чёрный Rolls-Royce Phantom ехал впереди неё, обгоняя медленные машины. И остановился он лишь около тёмного дома с большими витражными окнами. Запасные ключи от дверей он хранил в низкой вазе на крыльце.

На пороге дома поцелуем его встретила молодая горничная в белом фартуке и чёрном платье. А за ужином (на столе стояло лишь две тарелки – Майкла и Маргарет, именно так звали ту блондинку с радужным пипидастром в руках) они выпили по бокалу белого вина, затем их заигрывающий разговор прервал телефонный звонок.

– Хайден! – радостно воскликнул он. – Скажи, что может быть лучше Каберне Совиньон Screaming Eagle 1992-го? Подожди, я сам отвечу… – секундное молчание: – лишь запечённая курица Маргарет! – он повернул голову в сторону большой столовой, где горничная скучающе подпёрла голову рукой. – Спасибо за прекрасный ужин! – крикнул он, и девушка слегка улыбнулась, вставая из-за стола, дабы убрать пустые тарелки.

– Я надеялся, что ты придёшь, Хайден, – говорил Майкл, накручивая белый провод на палец. – Мне очень жаль, что наша последняя встреча вышла такой… несуразной и глупой. Я напугал Лу? – спросил он, покачивая головой. – Ох, мне так жаль. Но ты же понимаешь, что у нас не было другого выхода? Мы не могли убрать его самого, потому что за ним стоит этот подонок. Но…

Хайден перебил его, и лицо Майкла стало серым, как и его костюм.

– Да… – лишь отрывки. – Я хотел, но… – он нервно закусывал тонкую губу. – Прости, прости меня… Можно задать ещё один вопрос, прежде чем ты повесишь трубку? Может, вы придёте с Луисом на мой юбилей завтра? Вспомним детство, споём нашу песню, Луис наверняка никогда не слышал её раньше, да, братец? – бессмысленная попытка усмехнуться. – Маргарет испечёт тот шоколадный пирог, помнишь? Ты каждое Рождество умолял Санту, чтобы он оставил тебе под ёлкой его самый большой кусочек. Ну как? – волнительное ожидание и горький отказ. – Очень жаль. Но я буду ждать вас к семи, если вдруг твои планы отменяться. И я не убийца, Хайден. Я лишь хотел вернуть то, что принадлежало нашей семье, а всё, что произошло вчера, было ужасной случайностью, потому что после того, как ты ушёл, а ты никогда не отворачивался от меня, я хотел отпустить её… да, – с грустью ответил он на один из вопросов младшего брата. – Ещё увидимся, – долгие гудки. Он повесил телефонную трубку обратно.

В доме Майкла Ландергуда был настоящий склад старинных вещей. Например, он коллекционировал шпаги, а в его зале были даже рыцарские доспехи. Также он любил поэзию, и в некоторых книгах можно было найти вложенные белые листочки с набросками его стихов. Не такой холодный, как в первый раз. Над камином висели семейные фотографии, на одной из которых ещё совсем маленький Лу играл с мандариновой кожурой на руках Хайдена возле большой ёлки. На другой фотографии Майкл крепко держал руку уже своей жены в белом длинном платье. Такие юные, думающие, что впереди их ждёт вся жизнь, что их глаза никогда не потеряют этот яркий блеск! Они стояли под зелёной аркой в окружении гостей. Другая фотография была сделана в белых больничных стенах, где Майкл, сидя со своей возлюбленной, смотрел на её губы с той же страстью, как и при их первой встрече, пока по её рукам змейкой ползли инфузионные проводники. Его жену звали не Мари, её звали Глория, и она покинула этот мир почти тридцать лет назад, после чего безутешный Майкл Ландергуд искал утешения в работе и в семье своего брата Хайдена Ландергуда, который жил в небольшом деревянном доме за высокий белым забором. Был примерным семьянином, немного трусливым и впечатлительным, а также был любителем обвинять своего брата в любых неприятностях и недовольно фыркать после разговора с ним.

Но кем же была Мари? Элизабет задавалась этим вопросом всю ночь после насыщенного дня. Она лежала, обняв руками подушку, и смотрела в потолок, на котором отражались тени костлявых веток. Периодически она слышала тот крик, когда выходила из дома или когда садилась за стол, наливая себе в кружку апельсиновый сок. Даже когда стояла в ванной под горячими струями воды, стекающими по её телу. Она собиралась вернуться на кладбище следующим вечером, в семь часов, когда Майкл будет ожидать гостей, которые не придут к нему. Она была расстроена незнанием того, чем закончился тот крик, потому что Элизабет трусливо сбежала. Как и в детстве сбегала от своего отца.

– Я хороший человек? – спросила она тишину.

– Да, – короткий ответ, его голос был совсем рядом.

– Тогда, почему я оставила её?

– Даже хорошие люди могут испытывать страх.

– Я хочу вернуться туда, – сообщила она, продолжая наблюдать за тенями, похожими на длинные пальцы.

– Ради неё? – вопрос заставший её врасплох.

– Я… я не знаю. Быть может, да.

– Быть может, – повторил он за ней, – нет?

– Ладно, довольно, – она взмахнула рукой в воздухе, отгоняя его голос как можно дальше. – Я хочу спать, Джозеф. Если хочешь поговорить, приходи ко мне во сне.

Запах сырости и гнили спускался с полотка, смешиваясь с запахом гари. Она закрыла большие глаза, и под её веками вспыхнул огонь.


***


По шумным дорогам, вдоль узких улочек, проникая в большие окна каменных домов, взбираясь по одинокому дубу на пустой поляне, звонок из таксофона тревожно звал на помощь, а на другом конце провода Элизабет ждала, пока кто-нибудь поднимет трубку.

Она тонула в темноте, она была в её плену. Она хотела, чтобы он ответил. Протяжные, мучительные гудки отдавались эхом издалека. Она сидела на стуле посреди пустой тесной комнаты, и её руки были туго связаны за спиной. Она пробыла здесь несколько дней. Крошки печенья, что были съедены ещё вчера, до сих пор оставались на её подбородке. Её горло пересохло, и ужасно замёрзли босые ноги, с которых осыпалась засохшая земля. Она сорвала голос, но никто не приходил. Она вспоминала своего любимого мишку, что остался на дороге, рядом с чёрной машиной. Наверное, он обижался. Она плакала, когда вспоминала его глаза-бусинки и большой красный бант в белый горошек. Он выпал из её рук и, брошенный, одинокий, ждал, когда она вернётся и заберёт его домой. Тихие шаги сверху. Она знала его. Видела пару раз рядом со своим домом. И сейчас он стоял за дверью без ручки и думал, что делать дальше. Гудки прекратились.

– Прошу, – крикнула она, и дверь отворилась.

Его силуэт был высоким. Он погладил её по щеке своими длинными пальцами, и его лицо вспыхнуло во тьме.

– Отец? – спросила она. – Что я делаю здесь?

Он молчал, смотрел на неё, а по его щеке стекала одинокая слеза.

– Почему он сделал это со мной?

– Прости, Элизабет, – сказал он уставшим голосом Майкла, и стены вокруг неё закружились в водовороте ярких цветов, спустя пару хлопков длинными ресницами, превращаясь в её старую комнату с розовыми стенами и куклами, сидящими на полу в белых платьях и больших цветных шляпках. – Я должен сделать это. Твой отец уничтожит всё, что дорого для меня, – его глаза стекали по лицу, словно воск горящей свечи, они затекали в открытый рот, превращаясь в одну большую чёрную дыру. Он пожирал себя, а его голос дрожал. – Он уничтожит мою семью. А я лишь хочу спасти её…

– Поэтому ты убил меня?! – закричала она, выбираясь из плена тугой верёвки, снимая кожу с рук. – Кого ты спас, убив меня?!

В порыве эмоций Элизабет распахнула глаза. Она лежала в своей постели, а над её головой был белый потолок спальни. Её руки были в порядке, и никаких стекающих восковых лиц рядом. Девушка посмотрела на часы, а за окном уже мистер Гистон терроризировал полупустую таверну.


***


«Не лезь в мою голову, дьявол!» – кричала старушка в белом длинном одеянии с экрана чёрно-белого телевизора на кухне.

Элизабет сидела за столом, укутавшись в тёплый плед, а перед ней стояла тарелка, полная молока и разноцветных хлопьев. За окном стоял густой туман, а дождь не переставал стучать в стекло. Ночные кошмары не давали уснуть, из-за чего ей снова пришлось принимать на ночь снотворное.


«В тёмную комнату к старушке зашла высокая тень в сопровождении маленьких чертят с длинными хвостиками:

– Не вини меня в том, что совершила своими руками, Шелли. Я лишь хочу вынести тебе приговор.

– Нет, – глухо причитала она, пятясь к стене. – Ты говорил, а я лишь выполняла твои приказы.

– Ты не можешь подчиняться мне. Выбор всегда был за тобой, – она в истерике скатилась по стене, хватаясь руками за воздух. – Прими же то, что заслужила.

– Я заслужила смерть? – она в ужасе прикрыла рот рукой. В комнате была только она и её судья.

– Смерть – это не наказание, Шелли. Это конец. Это начало. Твоё наказание, – он вытянул костлявую руку вперёд – и на его ладони появилось высокое пламя, – одно из самых сложных испытаний, прописанных в «книге жизни». Ты потеряешь всё, что дорого для тебя.

– Моя дочь! – взмолила она.

– Она не захочет оставаться с таким монстром, как ты, Шелли, – женщина рыдала, держась за своё лицо. – Своими руками ты обрекла себя на несчастья. Своими руками ты причинила любимым людям боль. Ты никогда не получишь прощения, и осознание этого будет твоим наказанием. Самым страшным наказанием, – высокая тень растворилась в воздухе, а пламя, что тянулось ввысь, сначала превратилось в небольшой огонёк, а затем стало едва заметной искрой, вылетевшей в открытую дверь».


Телефонный звонок. Элизабет, с трудом отрываясь от экрана, вышла из за стола.

– Да? – спросила она, пытаясь подглядеть концовку.

– Элизабет! – Рой Олсен. Крупье в казино. Её друг. Парень с дымчатыми волосами и бледными невыразительными глазами. – Ты не представляешь, что я хочу тебе сказать! – говорил он быстро, не скрывая переполняющего его энтузиазма.

– Что случилось?

– Помнишь парня, что сорвал джек-пот в ночь с четверга на пятницу?

– Конечно. Он же кричал об этом на каждом углу! Как его звали? – Элизабет оперлась спиной о стену, вспоминая ту ночь.

– Джордж Гримм.

– Точно, так что с ним?

– Он так и не вернулся домой, – Рой словно поставил точку в своём рассказе.

– Хочешь сказать…

– Сегодня к нам нагрянула полиция.

– Чёрт, – выругалась она. – Опять я пропустила самое интересное.

– Но я могу рассказать тебе всё в подробностях за ужином? «Брюм» приостановил свой рабочий день. Я полностью свободен до ночи, как и ты.

Майкл Ландергуд. Кладбище.

– Рой, прости.

– Только не говори, что не можешь! Ты уже давно обещаешь, что мы сходим куда-нибудь. Это мой долг – вытащить тебя из дома, а ты постоянно находишь причины, чтобы увильнуть от меня.

– Я правда не могу, – наверное, он сильно расстроился. – Прости.

– Что на этот раз, Элизабет, м-м?

– На этот раз я иду смотреть новый дом, – отговорка буквально сорвалась с её губ. – Я долго думала о том, чтобы переехать…

– Это правильное решение, – он никогда не дослушивал её до конца. – Тебе давно нужно было об этом задуматься: страшно возвращаться домой… постоянный шум… – Лиза была уверена, что в этот момент он загибает пальцы, – драки под окнами…

– У меня никогда не было драк под окнами, – она глупо улыбалась, всматриваясь в тёмный экран телевизора.

– Поверь, это ненадолго. В таких заведениях всегда происходит какая-то чертовщина.

– Ты говоришь так, потому что, впервые придя в таверну, ты оставил на столе кошелёк, а тебе его никто не вернул, – она вспомнила, как в тот вечер у него была жуткая истерика.

– Потому что его украли. А в приличном заведении такого бы просто не произошло. Ещё один минус вспомнил, – он прокашлялся, – твой сосед.

– Мистер Гистон? – удивлённо спросила она. Как этот безобидный старик с большим плакатом в руках мог находиться в списке «минусов» района?

– Именно. Твой мистер Гистон. Он меня пугает. Как-то пытался убедить меня в том, что ты работаешь в службе поддержки и что по ночам возле твоего дома ходят высокие человеческие тени и заглядывают в окна. Ну, бред?

Элизабет звонко рассмеялась, скидывая плед с плеч.

– Ты просто драматизируешь… – она сделала небольшую паузу. – Рой, у меня чайник вскипел.

– Ты ещё не завтракала?

– Нет, поэтому мне пора заглянуть в холодильник. Умираю с голоду.

– Подожди секунду.

– Да?

– Когда я спустился в подвал сегодня, чтобы поменять там лампочку, у дверей твоей гримёрной стоял большой букет цветов в плетёной корзине.

– Букет? – она заинтригованно приподняла брови, но затем одно воспоминание убрало улыбку с её лица. – Надеюсь это не мистер Филтч?

– Тот старик в салатовом кожаном костюме? – Рой засмеялся.

– Да, он всегда пролазит ближе к сцене и пару раз пытался купить у меня один из нарядов для выступлений.

– Зато, говорят, у него приличный счёт в банке.

– А ещё говорят, что он похож на лепрекона.

– Значит, он сможет выполнить любые три твоих желания!

– Боже, Рой! Хватит смеяться. Пока.

– Увидимся на работе, Элизабет-обломщица-Розенберг.


***


Она сидела в машине, проверяя, взяла ли камеру. Туман за окном продолжал нагнетать обстановку, а в её голове стоял тихий гул: невнятный шёпот, чужие голоса… – она никогда не могла разобрать их и спустя столько лет перестала стараться сделать это. Любопытство мурашками бежало по её коже, проникало под одежду, она вдыхала его вместе с морозным воздухом. Любопытство управляло ею. Когда она в первый раз зашла в те стены, ступила на сырой каменный пол, то почувствовала приятную дрожь, пронизывающую до костей.

Машина тронулась с места. Она, как обычно, помахала рукой мистеру Гистону и свернула с родной улицы. У неё была превосходная память. Снова эти деревья, кланяющиеся ей по пути. Она всё сильнее давила на педаль газа. Майкл наверняка ждал своего брата, сидя за столом, на котором громоздился шикарный ужин и любимый шоколадный пирог Хайдена. Спустя два часа она должна была находиться в гримёрной «Брюм» и наносить себе макияж на ночь, смотря в большое зеркало.

– Быстрее, – она молила время ускориться, а гул вокруг её головы сгущался, превращаясь в тяжёлый железный шлем.

– Что ты будешь делать, если она всё ещё там? – голос с соседнего сиденья.

Она вцепилась пальцами в руль, и пара машин со свистом пронеслись рядом.

– Джозеф… – она затаила дыхание, потому что не любила, когда он заставал её врасплох. Элизабет сбавила скорость. – Я не знала, что ты здесь, – искренняя улыбка.

– Я всегда был рядом, Лиза, – тихий голос, немного более реальный, чем обычно. – Почему ты не смотришь на меня? – спросил он удивлённо. – Ты не веришь, что я здесь?

– Я верю, я правда верю, – она смотрела вперёд. – Мне нужно следить за дорогой.

– Поверни голову, Элизабет, – жжение в глазах, нечем дышать.

Что она увидит, когда повернёт голову? Пустоту, но точно не его. И тогда его голос раствориться, будто его тут и не бывало, но она не была готова прощаться с ним.

– Посмотри на меня, – первая слеза скатилась по её щеке, и она с горечью мотала головой – нет, нет, нет.

– Посмотри на меня! – крикнул он, и она вжалась в сиденье, останавливаясь на обочине.

Тяжёлое дыхание. Она с жадностью втягивала в себя холодный воздух.

– Ты боишься меня? – спросил он, и краем глаза Элизабет увидела, как его рука, его тонкие длинные пальцы коснулись её колена. Ледяное прикосновение. Она повернула голову – и с соседнего сиденья своими большими голубыми глазами на неё смотрел её Джозеф. Такой юный, такой настоящий. Такой, каким она видела его в последний раз. Ему тогда было восемнадцать, а на улице стояла холодная и дождливая осень. Её губы дрожали, не в силах произнести ни слова, она лишь взяла его руку, и их пальцы переплелись.

– Зачем ты едешь туда?

– Я хочу знать ответы, – сквозь слёзы говорила она, сжимая его руку, на ощупь похожую на глыбу льда. Его глаза были такими же стеклянными. Он не моргал, она не видела, как вздымаются его грудь и плечи, когда он дышал. На нём был серый пуловер, в таком он ушёл из дома, поцеловав её на крыльце на прощание, обещая через пару дней вернуться. Обещая, что пойдёт на всё, ради того, чтобы сделать её самой счастливой. – И если не поздно, я хочу помочь этой девочке, чей крик засел в моей голове.

– Ты обманываешь меня? – он вытянул шею и заглянул в её глаза.

– Нет, – она избегала его мёртвого взгляда, от которого её охватывал ужас.

– Ты не хочешь помогать ей, Элизабет. Ты боишься, что она может быть там, – она видела, как шевелятся его губы, но тихий, глубокий голос звучал в её голове, он не выходил из его рта, – Быть может, отец ошибался, и ты похожа на нас.

– Я не похожа на отца, – возразила она. Разве её Джозеф, мог сказать такое? Он был готов убить того, кто сказал бы ему, что он или Элизабет похожи на остальных Розенбергов. Но это не её брат. Настоящего Джозефа уже давно сожрали черви, не оставив ничего от его красоты или от его глубоких голубых глаз.

– Прекрати обманывать себя, Лиза. Скажи правду. Ты возвращаешься туда, чтобы спасти незнакомую тебе девчонку и восстановить справедливость, или же из-за того, что эти стены напоминают тебе твой дом?

– Однажды ты причинил мне много боли, Джозеф, – она медленно отпустила его руку, вытирая слёзы с глаз. – Когда оставил меня совсем одну в этом чёртовом мире. И прошу, не нужно делать это дважды. Не заставляй меня чувствовать себя виноватой. Иначе я никогда не прощу тебя, – она смотрела на свои ладони, которые были испачканы в чёрной потёкшей туши. – Почему ты молчишь?

Элизабет повернула голову. Она была одна.

– Нет… – прошептала девушка, выглядывая из окон в поисках родного лица. – Джозеф! – закричала она, выбегая из машины, слыша хруст веток под ногами. Ветер дул в лицо, машины неслись перед её глазами в диком потоке. Среди деревьев извивался низкий туман и проносился её крик. – Джозеф, вернись! – несколько раз она обошла машину, вглядываясь вдаль, заглядывая в окна. Несколько раз она ударила по капоту. Несколько раз возвращалась на место, закрывала дверь, смотрела в зеркало, а затем на часы. Руки дрожали, но она наконец-то решилась вернуть машину в длинную очередь, состоящую из других таких же машин, в которых сидели другие люди, со своими проблемами и своими тяжёлыми судьбами. Все они лишь двигались в бессмысленном круговороте жизни.


***


Элизабет остановила машину за высокими кустами, ветки которых полностью поглотили металл. Она увидела первого высокого серого ангела, увидела первую разрытую могилу, первую разрушенную плиту, рядом с которой лежала пара пустых бутылок. Теперь это место казалось ей более знакомым, чем раньше. Шприцы на рыхлой земле вперемешку с жёлтыми листьями. Чёрный пустой вход склепа приветствовал её, манил внутрь. Она включила небольшой фонарик и посветила на каменные плиты с мокрыми разводами. По стенам полз надоедливый мох, а в тёмных углах летали мухи.

Неторопливыми шагами она ступала вперёд, вспоминая свой последний ночной кошмар. Свет хищно крался по полу, освещая небольшие трещинки, землю и прорастающую сквозь камни траву. Невысокая статуя склонившегося к земле ребёнка с накинутой на его спину мантией. А за ней тёмная дыра в полу. Элизабет осветила её. Серые, тонкие ступени вели в чёрную, зловонную преисподнюю. Не раздумывая, она спускалась в эту бездну, сравниваясь с землёй. Её встретил небольшой узкий коридор. Потолок был слишком низким, ей пришлось хорошо пригнуться, чтобы пройти вперёд. Она слышала тихое протяжное пение, но уже знала, что этот звук был всего лишь в её голове. Тупик. Она касалась руками холодной стены, чувствуя, как какая-то слизь остаётся на её пальцах. Вдруг её рука нащупала небольшой выступ, за который она ухватилась мёртвой хваткой. Навалившись всем телом, она сдвигала неподвластную ей плиту вперёд, пока её не ослепил яркий луч света.

Отражение разбитого зеркала. Она отвела от него фонарь, заходя внутрь небольшой комнаты, пропуская через себя уже знакомые запахи сырости и гнили, а также сильный запах уксуса. Она уже была здесь. Этой ночью. Её руки были связаны тугой верёвкой, а через эту тяжёлую дверь в комнату заходил не Майкл Ландергуд. Это был её отец. Суровый, печальный и жестокий.

Эти стены, в отличие от тех, что были наверху, оставались сухими. Никакой паутины, никакого мха. На полу стояло зеркало, осколков от которого нигде не было. Небольшой столик с одной тарелкой, подсвечником и маленькой блестящей детской заколкой с тремя большими белыми бусинами, тот самый стул, и больше ничего. Он хорошо прибрал за собой. Лиза достала камеру, и несколько вспышек осветили темноту. Сев на землю, она прикоснулась пальцами к ножке стула, которая привлекла её внимание на одной из получившихся фотографий. Тонкая струйка впитавшейся в дерево крови. «Он убил её» —эта мысль громом прозвучала в её мыслях. Она резко отпряла назад. Он убил её здесь. В этой комнате. В этой темноте, что окружала. Здесь она испустила последнее дыхание, здесь её душа металась меж холодных стен.

Здесь пахло страхом. Разве такой запах стоял в поместье Розенбергов? Да, это был он. Каждый дом наделён личным ароматом: где-то пахло пряностями, где-то цветами или новыми вещами. Но в доме, в котором она выросла, витало что-то иное, там пахло дорогими сигарами, чужими духами, гарью и диким страхом. Она дрожала, сидя на полу, хватаясь за ноющий шрам на правом виске, и ей казалось, что отец стоял за её плечами.

– Я не такая, как ты… – сказала она, цепляясь взглядом за пролетающую в слабом свете фонаря пыль.

– Ты уверена, дорогая? – она не оборачивалась, но знала, что это его голос. Наверняка он хмурился.

– Да, ты был прав насчёт меня, – она нервно потирала голову. – Ты бы сказал, что Майкл прав, что он сделал верный выбор. Но он чудовище! – воскликнула она. – Таким чудовищем был ты.

– Что ты хочешь сказать, Элизабет?

– Что он, как и ты, заслуживает смерти, – она резко встала на ноги, взяв фонарь и камеру, что лежала на полу, и вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

«Маленькая мисс Справедливость» – так называл её в детстве Джозеф. Она всегда говорила, что отец заслуживал наказания за то, как поступал с ними, как поступал с другими людьми. Бывало, её голову посещали мысли, пугающие её до чёртиков, но затем она вспоминала, что они семья. А семья – это единственная драгоценность, которую нужно было бережно охранять.

К сожалению, спустя столько лет её дом стал похож на этот склеп. Такой же опустошённый, холодный, пахнущий неминуемой смертью.

Скелеты в шкафу Розенбергов

Подняться наверх