Читать книгу Скелеты в шкафу Розенбергов - Карина Сенн - Страница 8

«Её щека касалась мягкой белой подушки. Девочка медленно провела рукой по лицу, смахивая надоедливые пряди тёмных волос, лезущие в её глаза. Солнечный луч бегал по кровати, падал на стену, мешал смотреть перед собой. Она лениво зевнула и отползла туда, где начиналась тень. Было раннее утро, и она не могла понять, что же разбудило её.

– Джо, – сонно пролепетала Элизабет, медленно моргая полузакрытыми глазами. Он молчал. – Ты ещё спишь? – наверняка он спал, иначе бы ответил.

Девочка поправила своё одеяло, собираясь отправиться в удивительный мир снов, но голоса, доносившиеся снизу, заставили сердце забиться чаще.

Она поставила ноги на деревянный пол и сквозь яркое солнце посмотрела на его кровать, стоящую у противоположной серой стены. Она была пуста и идеально заправлена. Мурашки пробежали по её телу, а сонливость сняло как рукой.

В одном лишь белом ночном платье она сбежала вниз по лестницам, пытаясь различить голоса. Громкий, звонкий сердитый голос принадлежал её отцу. Так он говорил всегда, независимо от того, был он зол или нет. Второй голос, до боли знакомый, юный, протестующий, принадлежал Джозефу. Половицы скрипели под её ногами, она не могла разобрать слов. Одно она знала точно – они ругались, а её сердце щемило от страха за брата. Спустившись на первый этаж, пробегая мимо большой столовой, её перехватили нежные женские руки.

– Мама? – удивлённо прошептала она, видя, как женщина прикладывает указательный палец к тонким губам. Она отвела Элизабет за стол и попросила сесть, взяв тем временем полупустой стакан воды в руки. – Что происходит?

– Твой отец учит твоего брата хорошим манерам, – спокойно ответила она, делая глоток.

– Почему папа кричит на него?

– Потому что Джозеф был плохим мальчиком, Элизабет. А такое поведение нужно наказывать.

– Кто же накажет отца за такое поведение? – возмущённо спросила она, стараясь вслушаться в крики, из закрытого кабинета.

– Лиза, – женщина поставила стакан на стол и встала на колени, взяв девочку за руки. – Ты не понимаешь, что говоришь…

– Я… – она замотала головой.

– Не перебивай меня и послушай. Никогда, слышишь меня, никогда не вмешивайся в их отношения. То, что говорит ему отец, то, как он с ним говорит, – это вещи правильные, не требующие твоего вмешательства. Джозеф взрослый мальчик, и твоя «помощь» сделает только хуже, она только усугубит ситуацию. То, что сейчас происходит между ними в кабинете, называется воспитанием и заботой, Элизабет. Твой отец занимается воспитанием своего сына, поэтому, прошу, не делай глупостей и не вмешивайся. Ты меня поняла? – Лиза снова замотала головой.

– Нет. Воспитание – это советы или напутствия. А он просто делает ему больно, он всегда делает ему больно, а ты боишься заступиться.

– Боже, – женщина сердито встала на ноги. – Ты ещё слишком мала, чтобы понять. Порой нужно делать плохие вещи, чтобы добиться желаемого. Один раз отец накричит на него – и Джозеф больше никогда не совершит прежнюю ошибку. Понимаешь?

– Значит, – сказала Элизабет, смотря в пустые глаза матери, которая наверняка запивала успокоительные водой, – когда в наш дом приходят разные женщины в красивых платьях, отец наказывает тебя? Воспитывает, чтобы ты не допускала прежних ошибок? Это ведь тоже делает тебе больно?

– Это разные вещи, глупая, – она растерянно расхаживала по большой столовой. – А знаешь что? Мне всё равно, что ты сделаешь. Иди, – она махнула рукой в сторону коридора. – Иди, глупая девчонка, если не понимаешь, что я лишь хотела, чтобы ты держалась от этого жестокого человека как можно дальше.

– Куда ты собираешься?

Женщина застегнула верхние пуговицы длинного платья, взяла свою сумку.

– У меня дела.

– С доктором Шеррором?

– И знать не желаю, откуда тебе известно.

Хлопнула входная дверь, и Элизабет осталась единственной свидетельницей утренней ссоры, спрятавшись за слегка приоткрытой дверью отцовского кабинета. Их голоса стихли.

Они стояли друг напротив друга словно чужие люди, словно враги. Джозефу было всего четырнадцать, но он уже был выше отца. Белая рубашка, чёрные брюки, тёмные, слегка вьющиеся волосы чуть ниже ушей. Он был довольно худощав, лицо вытянутое, с острыми выпирающими скулами. Глаза – полные обиды. Она впервые увидела его таким. Он опёрся спиной о стену, скрестив руки на груди, но она видела, как его длинные пальцы со злостью сжимают белую ткань на рукавах, а на его лице играют желваки. Отец стоял к ней спиной, убрав руки в широкие карманы брюк.

– Твои друзья отвратительны. Посмотри на них! – кричал отец. – Посмотри, во что они одеты, посмотри, кто их родители и в каких сараях они живут! Они недостойны тебя. Никакой Розенберг не будет крутиться среди каких-то голодранцев и хулиганов.

– И что же ты предлагаешь?

– Я хочу, чтобы их близко не было рядом с тобой. Откажись от них.

– А если я ослушаюсь?

– Это была не просьба, Джозеф, – он подошёл к мальчику и грозно взглянул в его глаза. – Это был приказ, сын мой.

– Это жестоко – заставлять отказываться меня от тех, с кем я вырос.

– Это не жестокость, это необходимость. Конечно, это моя вина, что я не остановил вашу дружбу в зародыше. Но где же были твои мозги, когда ты связывался с теми, чьи дома меньше нашей гостиной? – отец засмеялся.

– Хочешь, чтобы я остался один?

– В твоей гимназии полным полно учеников, подходящих тебе по статусу, – он медленно расхаживал по комнате.

– А что если они избегают меня? – спросил Джозеф, поднимая тёмные изогнутые брови. Конечно, никто не избегал его, но он часто ловил презрительные взгляды на себе. «Очередной избалованный богатенький Розенберг» – так про него думали все.

– Так сделай так, чтобы они ноги тебе целовали! – крикнул отец, разводя руками. – Не жди от меня сочувствия, Джозеф. Эти эмоции присущи лишь слабым людям. Прояви свою хитрость, заставь их полюбить тебя, заставь нуждаться в тебе, заставь их преклонить пред тобой колено, чёрт возьми! Как мою фамилию может носить человек, не способный приструнить шайку избалованных мальчишек? Ты ничтожен, – Джозеф недовольно фыркнул, опуская руки. Он хотел уйти, бросил быстрый взгляд на дверь.

– Меня тошнит от твоей фамилии, – буркнул он, и отец грубо схватил его руку.

– Что ты сказал, паршивец? – Джозеф остановился, и Элизабет замерла.

– Дурак, – тихо проговорила она, прикрывая рот маленькой ладошкой.

– Я сказал, – мальчик наклонился к его лицу, и шёпот, перемешанный с ненавистью, сорвался с его губ, – что меня тошнит от твоей фамилии, которой ты вечно попрекаешь меня! – он яростно отдёрнул руку. – Она отвратительна мне так же, как и ты сам.

– Договаривай же, давай, – просил отец с наслаждением.

– Ты животное. Мерзкое, испуганное… Прикрываешься своей фамилией, детей завёл только для того, чтобы они продолжали твоё дело. Я ненавижу себя за то, что родился в этом доме. И я ненавижу тебя, – Джозеф развёл руками. – Кажется, стало легче, – ядовитая улыбка появилась на его бледном лице.

– О, нет, – рассмеялся отец. – Это не твои слова. Опять ты защищаешь эту девку?

– Это твоя дочь, невежа! И ты совсем не понимаешь, что я говорю тебе? – возмутился он.

– Не бывает беспочвенной ненависти, Джозеф. Ты слишком возишься с ней, это неправильно, – они вновь разошлись по разным сторонам комнаты.

– Хоть кто-то должен заботиться о ней, если этим не занимаются родители, – она видела, как он пытался сдержаться, как вздрагивала его губа, как ладони непроизвольно превращались в кулаки.

– Джозеф, она не твоё бремя. С этого дня я займусь ею, и тебе не придётся, как верный пёс, сидеть у её кровати, – но он не удержался.

– Ещё хоть раз пальцем её тронешь… – Джозеф сорвался с места и подбежал к отцу.

– И что же ты сделаешь, сынок? – он похлопал его по плечу. – Наконец, я увидел в тебе качества, которым учу тебя. Только ты слегка неправильно меня понял, Джозеф. Ты должен идти не против меня. Ты должен идти рядом со мной. А твоя сестра настраивает тебя против меня.

– Чушь!

– Не позволяй ей пользоваться тобой. К тому же не для себя ведь ты воровал все эти книги… – отец взглянул на длинную полку. – Думал, что я не узнаю? – он взял в руки книгу в лиловом переплёте, самую первую. Они прочитали её за три дня. Даже ночью: она клала голову ему на колени, и он тихо шептал ей, нежно проводя рукой по её волосам.

– Ты читаешь? – Джозеф старался удержать свою улыбку. – Я думал, ты используешь их как подставку под шкаф.

– Не язви, Джозеф. Это лишнее, – отец медленно прошёлся по комнате, проводя пальцами по толстому корешку. – Она интересная?

– Она бы не понравилась тебе. Главные герои – слабые люди, они испытывают человеческие чувства. Тебе это чуждо.

– Может, спросим твою сестру, понравилась ли ей книга? – предложил отец.

– Оставь же её в покое, – вздохнул Джозеф. – Я её брал, я виновен. Слышишь?

– В этом доме есть правила. Вам нельзя спускаться на первый этаж, нельзя трогать мои вещи, подслушивать мои разговоры…

– Перейдём сразу к сути, мне становиться скучно, отец, – мальчик сделал ударение на последнем слове.

– Я согласен с тобой, – напряжение сковало Джозефа. Он смотрел на отца, вертящего лиловую книгу в руках.

Элизабет услышала лишь свой крик, когда разъярённый мужчина взмахнул рукой. Острый угол деревянного переплёта коснулся лица Джозефа, царапая его белоснежную кожу. Мальчик всем телом навалился на край стола, держась за окровавленную щеку. Небольшие красные капли упали на белую бумагу под ним. Джозеф тихо рассмеялся, а когда обернулся к отцу, чтобы наброситься на него в ответ, между ними стояла дрожащая Элизабет, прикрывая брата руками.

– Вот и та, из-за чего всё началось, – его дыхание было сбито, он бросил тяжёлую книгу на пол. – Твой брат понёс наказание за тебя. Видишь, что ты сделала с ним? – он ткнул пальцем вперёд, указывая на мальчишку.

– Мы уходим, – сказал Джозеф, заводя девочку за спину, пряча свою злость глубоко внутри.

– Не так быстро, – отец захлопнул дверь, и сердце Элизабет остановилось. Она крепко держала Джозефа за руку, выглядывая из-за его плеча. – С тобой мы договорили, – отец бросил эти слова Джозефу в лицо. – А эта маленькая заноза, видимо, ещё не усвоила, что нельзя нарушать мои правила.

– Не трогай её.

– За каждой провинностью следует наказание, Джозеф. Уж ты-то знаешь точно. Отойди, будь добр.

Она молила всех богов, чтобы они помогли им уйти живыми из этого страшного места. Никогда раньше она не бывала в этом кабинете. Большой письменный стол с разбросанными бумагами на нём, окна с тёмными шторами. Высокие деревянные панели. Овальный тёмно-бордовый ковёр между двумя креслами, стоящими друг напротив друга. Часы над дверью. Портрет отца в полный рост над его чёрным стулом.

– Называешь ничтожеством меня, а сам хочешь поднять руку на свою же дочь.

– Вот именно, она моя дочь! – крикнул он в истерике, хватая мальчишку за плечи. – Не смей стоять у меня на пути!

Выплеснув всю ярость, что копилась в нём годами, Джозеф оттолкнул его, смотря в удивлённые круглые глаза отца.

– Как ты смеешь, щенок? – он засучил рукава.

И они слились воедино. Джозеф не уступал отцу. Они были похожи на двух диких зверей, борющихся насмерть. Звук рвущейся ткани… Ей было страшно. Она не могла помочь ему, когда отец одержал победу. Когда её брат лежал на полу, прикрывая голову руками. Когда его веки медленно закрылись, не в силах смотреть на этот мир. Отец в синей широкой рубахе с разорванным рукавом подошёл к девочке, цепляясь пальцами за её длинные волосы. На коленях она проскользнула к обмякшему телу.

– Видишь, что бывает, когда не соблюдаешь мои правила? – он с язвительной улыбкой, показывающей его ровные зубы, наклонился к её лицу. Его дыхание касалось её шеи. – Одна провинность – и ты следующая, девочка.

Мужчина встал на ноги и, снимая рубашку, подошёл к шкафу, доставая новую. Она сидела тихо, не шевелясь, не дыша. Лишь крепко сжимала руку брата и ждала, когда отец, позади неё, уйдёт. И он ушёл. Входная дверь закрылась, и они остались одни.

– Джозеф, – сквозь слёзы, шмыгая носом, она шептала, гладя тёмные волосы, пробегающие за уши, ложащиеся на его холодный лоб.

У него было прекрасное белое лицо, совсем исхудавшее. Тонкий нос, слегка приоткрытые губы, по которым маленьким ручейком струилась кровь, окрашивая белые зубы. Красная дорожка проходила по исцарапанной щеке, пачкала белую рубашку. На остром подбородке появилось тёмное пятно. Она чувствовала, как тяжело вздымается его грудь. И она обняла этого прекрасного мальчишку, красивей которого было не сыскать на свете.

– Элизабет? – его губы медленно зашевелились, произнося её имя.

– Боже, что он сделал с тобой, – она смотрела на него самыми любящими глазами.

– Сильно испугалась? – он сел на пол, стараясь прийти в себя, продолжая держать её руку.

– Нет, – маленькая ложь. – Будет синяк, – она смотрела на его темнеющий подбородок.

– Думаешь? А по мне, так пустяки, – отмахнулся он свободной рукой, проводя языком по нижней губе, чувствуя металлический вкус, стекающий по горлу. – Ты чего? – он стёр руками слёзы с её щёк. Попытка улыбнуться вызывала сильную боль, которую он готов был стерпеть ради неё. – Только не говори, что тебе не понравилось, как я дерусь. Иначе я очень сильно расстроюсь.

– Я уже говорила, что ты дурак? – спросила она, бросаясь на его плечи, пачкая белое ночное платье его алой кровью.

– Да, пару раз. А ещё ты говорила, что я хорошо готовлю. Ты ведь сегодня не завтракала? – она помотала головой, уткнувшись носом в его плечо. – Тогда я лишь быстро приму душ и спущусь, чтобы что-нибудь приготовить тебе. Идёт? – он с трудом оторвал её от своего ноющего тела.

– Идёт, – она помогла ему подняться. – И… Джозеф?

– Да? – кровь продолжала стекать на его одежду, бежать по длинной шее.

– Пообещай, что не сделаешь так больше. Что никогда не будешь драться с отцом. Я не хочу, чтобы ты страдал из-за меня.

– Из-за тебя? – неуклюжая попытка засмеяться.

– Я не шучу. Если с тобой что-то случиться… – она снова расплакалась, стыдливо пряча глаза. – Я просто не смогу жить без тебя, Джозеф. Я не смогу…

– Разве я могу бросить тебя? – он провёл руками по её испачканному платью. – Тебе стоит переодеться, умыться и выбросить глупые мысли из головы, Лиза. Со мной ничего не может случиться. Не придавай всяким глупостям значение».