Читать книгу Толстушка в самолете - Келли ДеВос - Страница 12

Худая
739-й день программы NutriNation

Оглавление

В девять часов утра в воскресенье водитель лимузина подвозит меня к студии. Сотрудники Гарета снова и снова повторяют мне, что он уделит мне целый час. Шепчут это, словно собираются сказать, что он станет моим донором костного мозга или типа того. Это странно.

Узкие Джинсы больше не работает в G Studios, но за стойкой стоит парень, скорее всего, клонированный в том же месте. Поскольку ламберсексуал10 – новый шаг в эволюции хипстера, у нового охранника длинная борода, джинсы с манжетами и рабочие ботинки.

– Я…

– Куки Вонн, – улыбается парень. – Гарет внутри. Ждет вас.

– Милый свитер, – замечаю я, когда дверь открывается.

– Спасибо, – дружелюбно отвечает он на мой сарказм и стряхивает пушинку с мохнатой красной шерсти.

Учитывая, что я два года представляла, каково будет пройти через кленовые двери, реальность слегка разочаровывает. Здесь небольшая передняя, которая оставляет примерно три фута пространства между конференц-залом и главным входом. Справа находится узкий коридор, заставленный коробками с тканями, грудами подарочных пакетов и пачками журналов, исчезающими в темноте.

Из конференц-зала появляется эльфоподобное лицо.

– Вау. Ты красивая.

Я борюсь с желанием бросить взгляд через плечо и убедиться, что она обращается ко мне. Наверное, приятно получать комплименты, но из-за них мне кажется, что меня воспринимают всерьез.

Женщина держит дверь приоткрытой и показывает мне присесть за стол цвета грецкого ореха. Он выглядит дорогим. Скорее всего, это дизайн Herman Miller.

– Меня зовут Риз.

Я пожимаю ее руку. Риз – моя связь с офисом Гарета. Последние несколько недель мы пересылались электронными письмами.

Она опускается в кресло напротив меня:

– Ладно, я знаю, что время мистера Миллера ограничено. У меня есть список вопросов, которые, как я думаю, можно осветить меньше чем за час. И я распечатала свои параметры, если это поможет не опаздывать по графику. – Я пытаюсь передать ей маленькую карточку, но Риз просто улыбается. – Это поможет мистеру Миллеру подобрать для меня платье правильного размера.

Гарет заходит в комнату и коротко кивает Риз. Она встает и уходит, с тихим щелчком закрывая за собой дверь.

– Мое время не настолько ограничено. Предпочитаю сам снимать мерки. И пожалуйста, не называйте меня мистером Миллером.

На его лице снова та очаровательная улыбка, а одет он в потертые джинсы и ковбойские ботинки. Его взлохмаченные темные волосы торчат во все стороны, создавая небрежный силуэт. Пряди парят в воздухе и, кажется, вот-вот упадут.

– Дайте угадаю. Мистер Миллер – ваш отец.

– Да, – соглашается он. – Встаньте прямо и вытяните руки.

Бабушка тысячу раз снимала с меня мерки, и я знаю цифры наизусть, но кажется, я сэкономлю время, потакая ему. Как ни удивительно, мне неловко, когда он измеряет талию, а не бюст. Его рука на мгновение задерживается на моем животе. Это легкое прикосновение. Человек, не наблюдавший за каждым движением Гарета Миллера, скорее всего, и не заметил бы.

Чем краснее я становлюсь, тем комфортнее, как кажется, ему. Я бросаю взгляд на его бицепсы и быстро отворачиваюсь.

Гарет ходит вокруг меня, делая пометки в крошечном блокнотике.

– Вы блондинка. Но не совсем зима. Все дело в ваших глазах, – решает он. – Они голубые.

– Вау. Правду говорят, что вы очень наблюдательный.

Гарет смеется:

– Золотистые вкрапления. Они все и меняют. Вам подойдут теплые тона. Скорее всего, ваши глаза кажутся зелеными, когда вы в зеленом.

Он прав. И мне это не нравится.

– Ладно, – продолжает он, захлопывая блокнот. – Я знаю, что делать.

Он присаживается обратно за стол и достает список вопросов, которые я напечатала на своем новом ноутбуке.

– Хм… Да. Нет. Моя бабушка. В основном на моем ранчо. Ненавижу город. Он меня не вдохновляет. Нет такого понятия, как философия цвета. Цвет – это настроение. Сезон. Темперамент. Без чего не может жить дизайнер? Правильная швея, и это факт. Никогда особо об этом не задумывался, а это, скорее всего, означает, что в данный момент это не актуально.

Я лихорадочно пишу в блокноте.

– Обычно во время интервью я читаю вопросы. Слушаю ответы. Задаю сопутствующие вопросы…

Он не отвечает на вопрос из списка о том, почему самый большой размер созданных им моделей 10-й, в то время как среднестатистическая американская женщина носит размер 12–14-й.

– А вы считаете, что интервью со мной – это что-то обычное в вашей карьере? – Он умудряется оскорблять меня и в то же время оставаться очаровательным.

Знаю, что я попала в неприятности, потому что при каждом вдохе ледяного воздуха кажется, словно я проглотила тысячу мятных «Тик-так».

– Вы очень скромны. – Я пытаюсь заставить себя почувствовать раздражение, которое на самом деле я только имитирую.

– Скромный? Нет. Голодный? Да. Я думал, мы можем устроить поздний завтрак. Должно быть, вы голодны, поскольку я специально попросил их не кормить вас в отеле.

Честно говоря, я не стала никого спрашивать о завтраке. Я всегда обхожусь без этого приема пищи.

– Приятно, что вы обращаетесь со мной, будто я медведь в парке Джеллистоун. Разве вам не нужно готовиться к шоу? – спрашиваю я.

Он снова смеется:

– Это не «Проект Подиум». Мы тут не бегаем, как курицы с отрубленными головами, создавая одежду в тот же день. Мы провели полную репетицию на прошлой неделе. Я в хорошей форме.

Теперь я действительно зла. Может, я многое и не знаю, но разбираюсь в моде. Знаю, как делают одежду и как дизайнеры готовятся к показу.

– Я лишь хотела сказать, что в день показа вы, должно быть, загружены. Не одна же я собиралась взять у вас сегодня интервью.

– Не одна. – Гарет притворяется застенчивым, но безуспешно. – А теперь я вас оскорбил, хотя надеялся на прямо противоположный эффект. Потому что сейчас я мог бы разговаривать с кем угодно. Но хочу говорить с вами. – Мои щеки краснеют, а он продолжает: – Ах, Куки Вонн, какие бы отношения у нас ни были, давайте будем честны друг с другом, ладно? Мы оба знаем, что в этом списке стоит лишь один вопрос, который вы действительно хотите задать. И только его вам и нужно задать, поскольку мне кажется, что вы хорошо понимаете меня. Стану ли я делать капсульную коллекцию для размера плюс? Ну давайте, попробуйте убедить меня.

Мои колени начинают дрожать при намеке, что мы можем стать кем-то больше, чем просто знаменитым дизайнером и фанаткой, повсюду следующей за ним. Но он предоставляет мне возможность. Он явно знает, почему меня сюда отправил NutriMin Water и что они надеются получить от него с помощью меня.

Гарет встает, и мне ничего другого не остается, как выйти за ним из студии. Риз бегает вокруг него кругами, словно полный энтузиазма щенок рядом с хозяином. Гарет идет, не останавливаясь, пока она громко и быстро сообщает ему о том, что «Митчи хочет сидеть в первом ряду, и других вариантов нет» и «они разобрались с проблемой громкоговорителей».

Он реагирует только на один ее вопрос. О платье, которое я надену.

– Криста-Голли. Зеленое. Размера шесть. Отошли его в Refinery для Куки.

У обочины ждет машина. Темный, идеально отполированный «таун кар», который, как я потом узнаю, является нью-йоркским знаком идеального личного водителя. Гарет Миллер даже не раздумывает над тем, что, возможно, я не захочу с ним завтракать. Он открывает перед мной дверь таким привычным движением, что даже не отрывает взгляда от телефона.

Я перебираюсь на сторону водителя и прижимаю ногу к двери, испытывая клаустрофобию при мысли, что снова окажусь рядом с мужчиной, которого можно было бы назвать дьявольски красивым, человеком, чье место в романе издательства Harlequin. Я едва пережила полет на самолете.

Гарет тоже садится в машину, скептически оценивая расстояние между нами. Я замечаю щетину на его щеке, незастегнутые две верхние пуговицы черной рубашки, джинсы, потрепанные в правильных местах. Но больше всего мое внимание привлекает запах.

Никто не пахнет так, как Гарет Миллер.

Как корица и дикий мед, кедровое дерево и огонь.

– Что это за запах? – вырывается у меня.

Гарет впервые за весь день поступает по-джентльменски. Притворяется, что не слышит:

– Простите?

Я тянусь за блокнотом, пользуясь возможностью сделать глубокий вздох, спрятавшись в глубинах массивной сумки.

– Аромат. Это ваш парфюм?

– Это такой способ сказать, что вам нравится, как я пахну? – И вот джентльмен снова исчезает. Дьявол согнал ангела с его плеча.

Щелкнув ручкой, я демонстративно притворяюсь, что делаю записи:

– Я должна писать о нашей встрече. Так что даю вам возможность поговорить о предлагаемых вами продуктах.

Его улыбка становится шире.

– Ну спасибо. И раз вы такой усердный репортер, я бы хотел рассказать вам, что рад возможности сотрудничать с корпорацией Keels Fragrance, которая помогла мне с продвижением моего личного аромата на рынке парфюма. Я считаю, что Gareth Miller Home необходим современному мужчине.

Мы едем по Пятой авеню, и я вспоминаю прошлый визит в Нью-Йорк. Кажется, эта поездка одновременно легче и сложнее. Из личной машины вид намного лучше. Но впервые я чувствую, что мне есть что терять.

Миллер забирает мой блокнот, так что моя ручка повисает в воздухе.

– Не для записи – на самом деле я его не ношу. – Он пододвигается, наклоняясь ко мне, словно приглашая присоединиться к его тайному миру. – Между нами говоря, около моего ранчо есть парфюмерия, и там работает пожилая дама, ей сто или типа того. В деревне говорят, что она готовит любовные зелья. Именно она делает для меня эти духи.

– Почему тогда не сделать ваш брендовый парфюм… таким… как этот?

– Некоторые вещи не продаются, Куки.

То, как он это произносит, с потухшей улыбкой и с морщинками вокруг глаз, заставляет предположить, что он думает обо всем, что выставил на рынок.

Но это быстро проходит, и Гарет снова улыбается:

– К тому же, если бы я стал продавать этот парфюм всем, как бы я смог заставить вас посмотреть на меня вот так, как сейчас?

Я поворачиваюсь к окну, чтобы он не видел, что у меня отвисла челюсть. Мы проезжаем модный район, где через несколько часов он проведет показ для боготворящей его толпы.

Когда мы приезжаем обратно в Refinery, я чувствую одновременно и облегчение, и разочарование. Понимаю, что перегнула палку и Миллер решил позавтракать с кем-то другим, человеком поприятнее. По крайней мере, у меня больше не будет возможности выставить себя дурой.

Когда он выходит из машины, я снова начинаю паниковать. Сижу целую минуту как идиотка, пока Гарет стоит, придерживая мне дверь. Я так долго не шевелюсь, что он наклоняется вперед и двигает бровями.

Я вылезаю из машины, держа перед собой синюю сумку Goyard St. Louis. Я выиграла ее на мероприятии NutriMin, и это моя драгоценность, мой любимый аксессуар, который я использую, когда хочу выглядеть шикарно. Пытаясь красиво выйти из машины, я слишком сильно взмахивая сумкой. Лишь быстрая реакция Гарета не позволяет мне ударить в живот женщину, как две капли похожую на Бетти Уайт11. Но я все равно пугаю ее, и она роняет сумочку. По тротуару разлетаются соломинки, пакетики от сахара и несколько рулонов туалетной бумаги.

Я кидаюсь на тротуар и пытаюсь собрать все вещи обратно в сумку. На секунду меня отвлекает тот факт, что сумка женщины в действительности намного лучше моей. Это винтажная сумка-мешок от Luois Vuitton Noé. Наверное, 1960-х годов, судя по потемневшей монограмме. Швы в идеальной форме, но кожаные шнурки потрепались, отчего сумка не закрывается.

Пока я раздумываю над тем, что подобного больше не создают, и гадаю, почему человек с сумкой за 2000 долларов ходит по городу и собирает предметы первой необходимости, я понимаю, что женщина что-то говорит мне. Вообще-то весьма взбудораженно.

– Девушка! Девушка! Говорю же, что вы такое творите?

Вот это, судя по всему, и кричит дама.

Что я творю, так это держу один конец рулона туалетной бумаги и пытаюсь с помощью его подкатить к себе все остальное, вот только происходит всё наоборот. Рулон убегает прочь по тротуару, и он уже в нескольких футах от нас. Пересекая улицу и направляясь в отель, какой-то бизнесмен наступает на эту бумагу.

Гарет становится на колени, отчаянно пытаясь поймать все соломинки, прежде чем они упадут в канализацию. Он также держит пакетики с сахаром, но кажется неправильным отдавать их даме.

Мы занимаем много места на тротуаре, и люди нетерпеливо ворчат и фыркают, проходя мимо нас. Женщина тоже несколько раз пытается присесть и присоединиться к нам, но у нее ничего не получается.

Я осознаю, что, скорее всего, у нее артрит коленного сустава, как у моей бабушки, и кажется, она вот-вот расплачется, отчего я сама готова зарыдать.

– Ну вот. Ну, – говорит она. – Пожалуйста, отдайте мне сумку.

Я встаю на колени и протягиваю ей сумку, но Гарет перехватывает ее.

Он одаривает женщину своей самой очаровательной улыбкой:

– Я сожалею, что так получилось.

– Я тоже. Намного сильнее, чем он, – добавляю я, вставая с земли.

Гарет кивает мне, но женщина не может отвести от него взгляда. Он хлопает своего водителя по плечу:

– Я несколько часов буду очень занят, и мой друг Джо умрет со скуки. Позволите ему отвезти вас домой? А по пути он может заехать на рынок и заменить испорченные вещи.

– О нет, нет, я не могу… – говорит дама, но она уже садится в роскошный салон машины Гарета.

Прежде чем водитель закрывает дверь, женщина прикусывает нижнюю губу и смотрит на меня.

– Ну, милая, должна сказать, что никогда не встречала кого-то настолько неуклюжего. К счастью для тебя, ты хорошо выглядишь. – Она улыбается при виде Гарета. – И у тебя отличный парень. Не упусти его.

У меня отваливается челюсть. Ну вот, еще раз «впервые». Меня приняли за чью-то девушку. Я подавляю желание ответить. Ну я же и правда чуть не сбила ее с ног.

Гарет показывает машине уезжать, и когда она исчезает из виду, на его лице появляется скептическая гримаса. Этот мужчина явно не мечтает, чтобы его берегли.

– Это было… м-м… – Я пытаюсь закончить предложение. Странно? Удивительно? У меня сложилось впечатление, что пожилые женщины стоят в списке людей, вдобавок к толстым девушкам и младенцам, которых Гарет не прочь бы посадить на айсберг и отправить в море. – М-м… мило.

На его лицо возвращается дьявольская ухмылка.

– Меня оскорбляет твое удивление, Куки Вонн. Я решил, что это меньшее из того, что я мог сделать, раз ты намеревалась выкинуть всю туалетную бумагу это бедной дамы на улицу и позаботиться о том, чтобы у нее не осталось сахара для кофе.

Мои щеки вспыхивают.

– Откуда мне было знать, что она будет идти по центру города, собирая в сумку разные бумажные продукты.

Гарет смеется:

– Ну, это Нью-Йорк. Мне вот только интересно, что бы сказал Жорж Виттон, если бы знал, что сумку Noé можно использовать для хранения двенадцати рулонов туалетной бумаги, а не пяти бутылок шампанского.

Я отряхиваю гофрированную юбку цвета морской волны и смеюсь в ответ:

– Ну, он всегда был практичным. Думаю, он бы это одобрил. Ведь он ставил логотип LV на все подряд, чтобы избежать подделок.

Гарет зовет меня следовать за ним.

– Забавно, да? Они добавили логотип, чтобы избежать подделок, а теперь именно это делает их такими желанными. Иногда все идет не по плану.

Ага. Забавно.

Он поворачивается и идет со скоростью примерно сотни миль в час, а я чуть ли не бегу, чтобы не отстать от него. Гарет направляется в главный ресторан отеля «Паркер&Квинн». Хотя здесь и много людей, метрдотель встречает нас у двери с двумя меню в руках и отводит за гигантский столик в самом конце зала.

На столе стоит ведро со льдом, а в нем бутылка шампанского, которую официант открывает, прежде чем уйти. Миллер приглашает меня присесть первой и потом пододвигается так близко, что наши колени слегка соприкасаются.

– Давайте попробуем посидеть рядом в этот раз, ладно? Чтобы слышать друг друга.

Он наливает мне бокал шампанского, на который я пристально смотрю, потому что мне девятнадцать и я еще не достигла возраста, разрешенного законом, и потому что я не трачу суточные калории на алкоголь.

– Давай сразу разберемся с неприятным, – говорит Гарет, тоже не притрагиваясь к бокалу. – Почему у меня нет коллекции размера плюс? Потому что я владею модным бизнесом. Бизнесом. Я никогда его не романтизировал. Никогда не лгал себе и не говорил, что делаю это по какой-то другой причине, кроме денег. Если бы мне просто нравилось делать красивые платьица, я бы остался в Уайтфиш и одевал Мисс Монтана и королев ковбоев.

– Но…

Он прерывает меня:

– Но посмотри, сколько людей с лишним весом ходит по улице. Посмотри, сколько там женщин размера плюс. Кто-то должен одевать их. На этом можно заработать, да? Ну, возможно. Но дело в том, что нельзя просто одеть женщин с размером плюс, нужно также сотворить нечто вроде волшебства. Нужно постараться, чтобы они казались худыми. Иначе они не откроют свои кошельки. Особенно ради дорогой одежды.

Я начинаю ненавидеть слово «лишний вес». Что такое лишний вес и почему люди вроде Гарета решают, у кого «перевес»? В любом случае, это старые аргументы и в его устах они ужасно раздражают. Во мне закипает гнев.

– Когда вы стали таким ленивым? Уж вы-то… Вы же знаете, как правильно подбирать одежду. И я ни за что не поверю, что вам будет сложнее работать с размером плюс. Одежда, которую вы продавали, не налазила на вашу собственную бабушку. Что она вам говорит?

Он пожимает плечами:

– Спасибо за оплату ипотеки, Баби.

Его цинизм застает меня врасплох. Мое воображение не подготовило меня к миру, в котором Гарет Миллер не любит делать одежду. Но потом я говорю:

– Подождите. Она зовет вас Баби? Почему?

– Вам придется спросить ее саму. – И он поднимает бокал искристого золота: – Перемирие, ладно? Обещаю, что подумаю об этом. Можем это обсудить после показа.

Вот теперь мы сдвинулись с мертвой точки.

– Можно мне выставить твит об этом? – спрашиваю я, подавляя улыбку.

– Да.

Я тянусь в сумку за телефоном, но он еще не закончил. Интересно, он всегда такой? Он ничего не делает просто так. Услуга за услугу.

– При условии, что сначала мы позавтракаем. У нас тост.

– Ладно. За что вы хотите выпить?

Я узнала, что Гарет Миллер любит проверять людей.

– Выбор дамы.

Я держу бокал за ножку, как мама на съемках часов Movado, и раздумываю над вариантами. «За ваше здоровье», «За показ», «За Нью-Йорк».

Но я выбираю нечто получше:

– За любовные зелья. Те, что делают в Монтане.

Он не поднимает бокал, растерянно глядя на меня:

– А что за любовные зелья они там делают в Монтане? Многого не нужно, чтобы бык и корова отправились на танцы и сделали до-си-до12, если вы понимаете, о чем я.

Мое лицо снова вспыхивает, ладони потеют.

– Разве вы сейчас всю поездку в машине не рассказывали мне историю о парфюмерии рядом с вашим ранчо?

В этот раз он смеется. Не обрывистым смехом, а настоящим хохотом.

– Мое ранчо находится рядом с дорогой в Секлантас. – Видя, что я не понимаю, о чем он говорит, Гарет добавляет: – Помнишь мистера Миллера? Ранчо моего отца в Уайтфиш. Мое в Сальта, Аргентина.

– Ладно. Тогда за аргентинские любовные зелья.

Уайтфиш очень далеко от Аргентины. Еще одно напоминание о расстоянии между миром Гарета и моим.

Наши бокалы звякают, и он говорит:

– За это я выпью.

Я опускаю бокал и перехожу на воду перед мной:

– Мне придется попросить вас записать название, чтобы я могла заехать в следующий раз, когда буду в том месте.

К нашему столу подходит официант, видит, что мы так и не открыли меню, и молча уходит.

– Не волнуйтесь, – говорит Гарет. – Я отвезу вас туда после показа. И это, моя милая, не пустое обещание.

– Конечно. А я отведу вас в «Тако Белл» в студенческом союзе Университета Аризоны, когда в следующий раз приедете в Финикс, – фыркнув, отвечаю я.

Он делает последний глоток шампанского и наклоняет бокал в мою сторону:

– Добро пожаловать в мир успеха, Куки Вонн.

10

Мужчина-горожанин, придерживающийся, в противоположность метросексуалу, нарочито грубого стиля в одежде и причёске.

11

Американская актриса, комедиантка и телеведущая.

12

Особый шаг в танце.

Толстушка в самолете

Подняться наверх