Читать книгу Толстушка в самолете - Келли ДеВос - Страница 7

Мама возлежит в гостиной крошечного желтого бабушкиного дома на коричневом клетчатом диване 1980-х. В белом с желтым оттенком платье-рубашке от Valentino она больше походит на фотографию модели из ироничной фотосессии журнала Nylon, чем на маму, проводящую время с дочерью. Она говорит по телефону с Лоис Виринг.

– Дни супермодели закончены. Правда, – стонет Лоис Виринг.

Она редактор Par Donna. Виринг никому не нравится. Я бы поставила пятьдесят баксов на то, что долго она не протянет и это всего лишь вопрос времени, когда ее ассистент займет ее место.

Она звонит маме, потому что все, кто хоть что-то из себя представляет, ненавидят меха.

– И они расхаживают голыми. На моих фотосессиях требуют веганскую пиццу и смузи из ягод годжи, – говорит она. – Ты нужна мне, Лесли. Правда нужна.

Несмотря на все усилия сексуальных знаменитостей и атлетов, покрытых татуировками, меховые компании продолжают зарабатывать деньги – примерно 15 миллиардов долларов в год. Их товар продается повсюду. Восточноевропейские нувориши и жены китайских миллионеров хотят норковые шубы.

– Самая большая угроза мехам – глобальное потепление, – ухмыляется Виринг.

А самая большая угроза журналам моды – вялые продажи рекламы. У Atelier Fur много баксов. Им нужна обложка. Супермодель. Фотограф Брюс Ричардсон.

Мама приехала забрать меня из крошечного желтого домика на spa-выходные в Ла-Холья3. Мне не повезло, потому что бабушка возвращается домой после парикмахерской слишком рано.

– Можно просто в другой раз, мама, – говорю я, – это не так уж и важно.

Приходит бабушка. Бросает один взгляд на маму, держащую в руке телефон.

– Куки, подожди в своей комнате, – говорит она.

– Все хорошо, бабушка. Все хорошо, – говорю я.

– Иди, – приказывает она.

Конечно, я все равно слышу их через тонкие, как бумага, стены.

– У тебя одна дочь, Лесли. Одна, – говорит бабушка. – Это ее прекрасный шестнадцатый день рождения. И я ничего не запланировала, потому что ты обещала приехать за ней.

– Через неделю или две я освобожу свое расписание, – говорит мама. – Куки не против.

– Ага, – отвечает бабушка. – Она прямо прыгает от счастья.

– Ну, наверное, она следует великой семейной традиции разочароваться в матери, – огрызается мама.

– О, понятно, – отвечает бабушка. – Я была ужасной матерью. И значит, у тебя есть особое разрешение быть такой же ужасной для своей дочери? Ну, говори что хочешь обо мне, Лесли. Но я делала платья для всех семи подружек невесты Нины Удалл, чтобы у тебя был торт с шестнадцатью свечами и красивое платье на праздник.

– Мне нужно работать. Лоис Веринг предлагает мне работу. Ты понимаешь, что случается с моделями, которые говорят «нет» Лоис Веринг?

Могу представить себе отвращение на бабушкином лице. Капли пота собираются по линии ее седых волос.

– Чушь, Лесли. У тебя куча денег. Куча красивых вещей. Ты позируешь голая в журнале не потому, что нужно, а потому, что хочешь этого. И я никогда не просила у тебя денег. Я лишь прошу тебя не обижать своего ребенка. Если пообещала что-то, держи свое чертово слово.

Если бы парикмахер не спешила снимать бигуди, мама могла бы уже уехать к тому времени, как бабушка добралась домой. Вместо этого я следующие полчаса гадаю, что мне надеть в Уайтфиш. Температура там не бывает выше трех градусов. А у меня только легкий свитер и ветровка.

– Мы купим что-нибудь по дороге, – говорит мама.

А по дороге означает сувенирный магазин в аэропорту. Мне приходится пойти в мужской отдел. Ничто другое не подходит. Из-за того, что бабушка рано вернулась домой из парикмахерской, я проведу свой шестнадцатый день рождения в ярко-красной толстовке. Она покрыта ужасными изображениями солнца в темных очках, а жуткая синтетическая ткань едва натягивается на мой живот.

Наверное, у Виринг есть что-то на маму. В Монтане холодно, как в аду. Я не имею в виду холод, когда язык липнет к столбу. Холод, когда вы мечтаете, чтобы пальцы на ногах отпали и вам больше не пришлось их чувствовать.

Спустя пару часов я удивляюсь, когда машина тормозит перед гостиницей Travelodge. Мама считает, что отелям, где звезд меньше пяти, место в странах третьего мира.

– Не волнуйся, – говорит она. – Я все продумала. Завтра Лоис закончит с фотосессией к двум. А в отеле есть отличный SPA. Я забронировала для нас сеанс педикюра с горячими камнями.

Она выжидающе смотрит на меня, ждет, пока я не выйду из машины.

– Мы остановимся здесь? – спрашиваю я, пытаясь понять, что происходит.

Мама хлопает меня по руке:

– Не волнуйся. Кэссиди забронировала номер. Все уже оплачено. У них должна быть моя кредитка.

– Ты оставляешь меня здесь? Одну? – спрашиваю я.

Она отворачивается к окну:

– Ну… я упросила журнал оплатить твой перелет, но… м-м… они не дали мне второй номер в отеле, – говорит она. – Урезали бюджет.

Конечно же мама не станет тратить личные деньги на хороший номер для меня.

– Почему я не могу просто остаться с тобой? – Во рту снова чувствуется вкус буррито, который я съела на обед.

Мама замолкает.

– Приезжает Чэд и…

– Отлично.

Я выбираюсь из машины Lincoln Town Car и захлопываю дверь. Водитель спешит ко мне, а потом опускает мой чемодан перед скучным серым офисом мотеля.

Мама опускает окно:

– Отель в пятнадцати минутах отсюда. Я позвоню тебе, когда поеду к тебе утром.

У стойки администрации оказывается, что у них нет на меня брони. Следующие два часа я жду, когда появится мамина измотанная ассистентка Кэссиди и принесет кредитку.

– Прости, Куки… я должна была позвонить… но Брюс попросил меня найти оставшиеся бесплатные билеты для твоей мамы… и… – Она отдает мамину кредитку клону Нормана Бейтса4, продолжая перечислять различные задания, которые ей дали.

Кэссиди хмурится, глядя на меня.

– Мне неприятно бросать тебя здесь, – говорит она, – я бы пригласила тебя к себе, но у меня уже живут девочки-визажисты. – И она исчезает во вспышке угг и легинсов с принтом.

– Здесь где-то можно поесть? – спрашиваю я Нормана.

Он пожимает плечами:

– Дальше по дороге находится «Кэтлмэн». Может, через полмили. А рядом с прачечной стоят автоматы для раздачи еды.

Я рыщу в содержимом моей сумочки. Остались чаевые из «Донатвиля». Семь баксов.

Из-за того, что бабушка вернулась из парикмахерской раньше, я пирую чипсами «Дорито», кексами «Твинкис» и диетической колой. А телевизор в комнате показывает всего четыре канала.

На следующее утро мама мне не звонит. Я выписываюсь и иду в город. Вижу бензоколонку, казино и милую маленькую автомойку. Кэссиди забирает меня у Travelodge около двух.

В Уайтфиш идет снег. Город приятный, улицы завешаны вечнозелеными гирляндами, а с фонарей свисают серебряные колокольчики. Такое место должно быть на открытках со словами: «Жаль, что тебя здесь нет».

Мама сидит в углу в магазине скобяных товаров Ace Hardware.

– Нам позволили устроить здесь студию, где мы можем делать прически и макияж. Трейлеры мы не смогли достать, – объясняет Кэссиди. – Брюс сходил с ума от мысли, что они будут видны на снимках.

Над мамой склонился парикмахер-стилист, закручивая ее светлые волосы на большие бигуди Velcro.

– О, Куки, – говорит мама, не поднимая взгляд от телефона. – Мы опаздываем. Появились проблемы. Из-за снега, света и людей на улицах. Но не волнуйся, Кэссиди перебронировала наш сеанс.

Я замечаю Чэда Тейта, окруженного ковбоями в джинсах и сапогах от Тони Лама. Он притворяется, что кидает невидимый футбольный мяч, и когда завершает свой пас, толпа взрывается смехом и криками счастья.

Ну конечно. Здорово иметь выдохшегося знаменитого квотербека в качестве отчима. Если вас не смущает, что он тупой как пробка и желает, чтобы я уползла в какую-нибудь норку и умерла там.

– Я еду домой, – говорю я.

– Обратно в отель? – поправляет меня мама.

– Я выписалась из мотеля в десять. Я еду домой.

Она впервые смотрит на меня.

– Не принесешь мне бутылку воды? – спрашивает она стилиста. – Куки, – говорит мама, как только стилист больше не может нас слышать. – Я не могу контролировать погоду или местоположение солнца. Но обещаю…

Мой голодный желудок урчит. В углу я замечаю столик с едой, но с него уже все смели толпы завтракающих и обедающих. Там остались только одинокий рогалик и полупустая банка «Снэппл».

– Я устала и хочу домой, – говорю я.

– Уверена, ты ждешь не дождешься, когда сможешь превратить весь этот разговор в референдум по вопросу, насколько ужасна твоя жизнь, – начинает мама, – но…

– Ты занята, и это все было ошибкой.

– Я работаю, – говорит мама. – Кто-то же должен. Как думаешь, на что хватает денег, заработанных благотворительными миссиями твоего отца? Я содержу пять человек.

Я выкидываю мысли о папе из головы и сосредоточиваю гнев на том, что перед мной.

– Ну, возможно, алименты теряются на почте. Бабушка считает, что ты спускаешь все деньги на спортивные бары Чэда. На этой неделе она шьет два наряда, чтобы оплатить счет за воду, – говорю я.

– Рестораны могут работать в убыток в течение первых пяти лет, – отвечает мама, сжимая губы в тонкую белую линию. – И нравится тебе или нет, я все еще здесь родитель. Жаль говорить тебе, но ты не можешь просто заявить, что уезжаешь из штата.

– Пойдем и спросим Чэда, – предлагаю я. – Уверена, он в восторге от моего присутствия здесь.

– Знаешь, мне неприятно, что мои муж и дочь стали врагами, – говорит мама.

– И тебе того же, – говорю я и ухожу.

– Куки, не смей думать, что ты можешь…

Звенит крошечный колокольчик, когда я захлопываю за собой дверь магазина.

За мной выбегает Кэссиди. Под ее глазами появились сине-черные круги.

– За углом есть кофешоп. Твоя мама говорит подождать до… – Она замолкает, пыхтя.

Позади нее жилистый фотограф-гений Брюс Ричардсон склоняется над верхней ступенькой высокой лестницы.

– Кэмми! Свет исчезнет примерно через тридцать минут. Немедленно вытаскивай сюда Лесли. И очисти улицу. Мне в последнюю очередь нужна в кадре эта толстая задница!

Кэссиди смотрит на Ричардсона с безумным выражением человека, находящегося на грани.

– Кэссиди, – бормочет она себе под нос.

Но мы обмениваемся взглядами, и она пожевывает нижнюю губу. Мы обе знаем, что я та толстая задница, упомянутая Ричардсоном.

– Пожалуйста, подожди здесь, Куки, – говорит она мне и исчезает в магазине.

Знаю, что она переживает. За меня. Но мне не нужно ее сочувствие.

И мне не хочется находиться в чертовом Уайтфише, штате Монтана.

– Куки. Идеальное имя для этой девочки. Шутки так и напрашиваются, – говорит Ричардсон, когда я направляюсь к кофешопу.