Читать книгу Приключения Китайца - Китайца Мать - Страница 13

Жизнь в Сибири – счастливый промежуток времени, каких выпало слишком мало на долю Володи. Неразлучные с братом, резвились, как положено детям, радовались сообществу, пока мне приходилось разъезжать в поисках работы, уверяя себя, что семья в безопасности. Володе четырнадцать, а брату Дмитрию ещё не исполнилось тринадцати. К этому времени подростки меньше времени хотят проводить с родителями, в данном случае с мамами, при условии, что они счастливы и любимы. Таковое условие как раз и имелось, благодаря семье. Начиналась новая жизнь с новыми приключениями.

Первым делом оформили Володю в школу. Правда, школа находилась далековато, контроль посещаемости был ослаблен, на что требовалось дополнительное время, которого как всегда не было. Сестра моя, мать Дмитрия, инвалид детства, как уже говорилось, не могла взять на себя хлопоты контроля посещения, к тайной радости братьев. В знак солидарности Дмитрий потребовал перевода в школу, где устраивали Володю. По причине перенасыщенности учениками нам отказали в ближней школе. Теперь братья не расставались и по дороге в школу, и в школе, разве что учились в разных классах. Утро для меня начиналось рано. С половины шестого курсировали служебные автобусы, развозившие народ на шахты или, точнее, на геологические разрезы, куда я пыталась устроиться работать со своим дипломом. Просторы сибирские, в сравнении со Львовом, поражали размахом удалённости объектов, поездки выматывали силы, вроде бы ни на что не расходуемые. Шахтёрский маленький городок жил своей особенной жизнью, в которую мы пытались влиться. Для этого приходилось выходить из дому ещё до пробуждения детей. Сестра отправляла учеников в школу, а после уроков приключения подкрадывались к детям, отвлекая от приготовления домашних заданий.

Маленький сибирский городок, молодой по возрасту, не выделялся никакими архитектурными строениями. Особенно после Львова выглядел скромно, чтоб не сказать бедно. Сестра уже привыкла к этой скромности, а нам всё в диковинку. Муж сестры, отец Дмитрия, год как умер, с его криминальной роднёй сестра не очень ладила, но Дмитрий ладил, да и куда ему было деваться. Ментальность городка, так уж сложилось исторически, была довольно насыщена людьми бывалыми и их детьми, внуками. Схема самообразования подростковых сообществ примерно та же, что и во Львове, и, по-видимому, во всем мире. Дети, которыми родители не имеют возможности заниматься, проводят время на улице. Бросалось в глаза, что в этом городке концентрация таких детей была больше, да и конопля росла по пояс прямо в огородах. И похоже, что особенно никто не переживал по этому поводу.

Очень скоро выяснилось, что во дворах царит криминальная пирамида, куда более налаженная, чем у нас. Старшие подростки попросту требуют от меньших и беззащитных собирать коноплю, скатывать в шарики и сдавать им. Пожаловаться кому-либо на свою участь – значит испортить репутацию «пацана», а если дело дойдёт до милиции, то «стукач» становится изгоем и будет искать общества только с себе подобными.

Сейчас уже в России принимается закон о легализации стукачей и выдачи им зарплат и пенсий за их неблагодарный и неблагородный труд. Общество, похоже, нуждается в таких людях, и государство идёт навстречу, опираясь на пользу «стукачества». Как и всё остальное, это явление имеет две стороны. Гибель души человека определяет в итоге мотив. Димка считал себя «пацаном» и претерпевал, как все, возрастную иерархию.

Нашим вымогателем был Пятак. Парнишка лет пятнадцати, крепкого телосложения, с короткой шеей и распущенным языком. Внешность и манеры «Пятака» говорили о царствовании физической силы в животном мире.

В общем, упитанный, хорошо одетый, хамоватый Пятак приходил частенько в наш двор с товарищами, садился напротив наших окон на бревно и громко себя вёл. Это означало, что он пришёл за конопляными шариками. Димка весь сжимался, затихал и хотел спрятаться, чтобы его не было видно из окна. Жили мы на первом этаже. Сестра прокомментировала, что, дескать, Димка его боится, так как он, Пятак, бандит с большой дороги и всех малых гоняет и помыкает ими. Димка доверился нам под большим секретом, шёпотом, ища защиты. При этом говорить о своей жалобе строго запретил, сославшись, что будет только хуже и на улицу не дадут выйти. Я самонадеянно подошла к бревну и строго попросила компанию не галдеть возле наших окон. Спросила у Пятака, где он живёт, и, не получив ответа, посоветовала пройти к себе во двор. Распущенный подросток нахамил по полной, с бревна не слез и со двора не ушёл. Выяснив у сестры адрес Пятака, пригрозила родителями, Пятак не сдвинулся с места, даже когда направилась исполнять угрозу. Вышла мать Пятака, ухоженная молодая женщина с яркими синими глазами. Рассказать о истинном злодействе её сына я не имела права, дав слово Димке, изъяснялась как могла, похоже было на неуравновешенность от усталости. Мать Пятака, упиваясь самодовольством от причинённого её сыночком дискомфорта, ответила, что это свободная страна и сын её где хочет, там и сидит. Добавила, чтобы он не хамил, не надо его трогать. На этом разговор был закончен, спрашивать не с кого и пожаловаться некому, вот и вся защита. Всё же визит возымел своё, и Пятак во дворе больше не показывался.

Как-то сосед попросил наших мальчиков помочь выкопать картошку на огороде и наградил их за помощь целым мешком этой самой картошки, что было очень кстати. После труда в огороде территориальные владения для поиска приключений расширились, огороды тоже стали маршрутом изучения пространства новой жизни. В новую жизнь иногда входили проведывания родни по отцу Дмитрия, а это не близко от дома, через небольшую реку. Купаться было холодно, но посидеть у реки было неплохим занятием. Расстояния давали возможность выплеснуть энергию и обрести умиротворённость. Домой мальчики приходили пыльные, уставшие, иногда затемно, но не часто. Обычно вечерами мы с сестрой возились на кухне, дети щебетали, уроки учить отлынивали, больше им нравилось возиться вдвоём. Обманывали, что ничего не задавали, и как всегда не хватало времени проверить, всё ли в порядке в школе. В один из таких вечеров мальчики выбежали из комнаты и восторженно сообщили, что в окно стучит синица. Через неделю умер отец Володи во Львове, но об этом мы узнаем нескоро, так как связи с ним не поддерживали и о таких приметах ничего не знали.

Тем временем мы вживаемся в новых условиях и вроде всё как надо, да что-то пошло не так после смерти отца Володи. Поселилось во мне чувство страха и вины. Тогда не знала об этом и не могла все эти чувства понимать и разделять, только впала в смятение и неуверенность. Теперь знаю, что чувства эти передались моему сыну, и мой мальчик, как умел, активно противостоял этой лавине, чтобы не быть раздавленным. Похоже, именно борьба с чувством страха и толкала его на всякие подвиги. Хотя это и не полная картина.

Осень подходила к середине, погода, как по заказу, стояла теплая и сухая, удивляя сторожилов. Дети после школы наматывали километры в сибирских просторах, теперь в поисках металлолома. Чтобы не выклянчивать мелочь на карманные расходы, выпросили для дела у Димкиного дяди «кравчучку», только не обычную, а стальную, специально сваренную, крепкую, и отправились на шахту к ближайшему разрезу в поисках этого металлолома. Удачно подобрав там всё, что плохо лежало, сдали добро в пункт приёма и неожиданно разбогатели. Принесли домой палку варёной колбасы, уселись на кухне и умяли, пребывая в эгоизме своей банды. В процессе поедания на вопрос: «Откуда деньги?» был дан расплывчатый ответ, что деньги ещё те, что сосед за работу вместе с картошкой им выдал. Когда колбаса закончилась, мальчишки не стали слушать упрёки сестры и, сытые, радостно убежали на улицу, наверное, обговаривая успешное предприятие. На следующий день, едва досидели до конца занятий, выдвинулись к тропе заработков. В этот раз повезло меньше. Проникнув на территорию шахты, братья бросили тачку, выпрошенную у родственника, спасаясь от охранников. Чтобы не быть замеченными, Вовке и Димке пришлось быстро соображать, где укрыться. Ко входу в заброшенную шахту, где промышляли братья, под наклоном спускалась бетонная панель, по которой движется лента с добытым углём. Края этой панели загнуты по типу скобы с нижней стороны, и мальчишки решили спастись в этой скобе. Опираясь руками и ногами в бетонные загибы, мальчишки продвинулись на довольно большую высоту и теперь разглядывали охранников сверху в мучительном напряжении тел, в надежде, авось пронесёт. В этот раз авось не пронесло, охранники склонились над тачкой, обсудили, предположили, и один из них всё же поднял голову вверх, где неуютно располагались герои. Конец неуюту: героям надавали тумаков, тачку не отдали, выпроводили с территории и пригрозили милицией в случае повторного посещения. Об этом «подвиге» я узнаю нескоро.

Тем временем криминальная пирамида улицы продолжала требовать своё. Появился ещё один, видимо, посредник или из другой компании – Лебедь. Худой, бледный, нервный мальчишка, на вид лет четырнадцати, с красивым прозвищем от фамилии Лебедев. Гроза района, терроризирующий младших, в том числе и моего племяша, напоминал всем о своих родственниках, которые в данный момент мотали срок. И сестра со страхом увещевала, что с ним лучше не связываться, и там чуть не вся семья сидела и бандиты они отпетые. Теперь Лебедь стал приходить на бревно и нервно выкрикивал Димку, чтобы тот вышел. Я выкрикивала из окна, что Дима делает уроки и не выйдет и что тебе, Вася, тоже надо заняться уроками. Лебедев Вася не мог долго сторожить Димку в силу неугомонного характера и, немного покричав, убегал по более важным делам. Надо полагать, что Димка пропускал сдачу конопляных шариков по случаю приезда Вовки и старался гулять там, где дороги с ущемляющими не пересекались. Но так вечно продолжаться не могло. И таки во время гулянья в огородах Лебедь с товарищами наскочил на братьев и стал задираться и угрожать Димке. Затем, распоясавшись, начал задираться и к Вовке. Дурная слава Лебедя, да и присутствие двух товарищей – всё это ввело Вовку-Китайца в оцепенение, и он терпел какое-то время, пытаясь мирно выйти из конфликта, чем ещё больше придавал уверенности задиристым злым мальчишкам. Крикуна Лебедя распирало, он перегнул палку, натянув Вовке капюшон от толстовки на лицо, за что Вовка хорошенько поколотил Лебедя, разбив при этом ему нос. Товарищи Лебедя опешили и не ввязались в такой неожиданный поворот событий. Сработал фактор загадочности, и братья ушли с огородов победителями. Вернулись домой и, вдохновленные, обсуждали случившийся подвиг. Лебедя долго не было, а когда зажило лицо, он последний раз пришёл во двор и с довольно большого расстояния прокричал угрозы про расправу, упомянув при этом родственников, которые скоро выйдут.

Через пару дней, придя со школы, Вовка поделился происшествием. Оказалось, что в одном классе с ним учится небезызвестный Пятак. Пятак часто прогуливал, и для него самого была неожиданностью такая встреча. Вовке он выказал подобие дружелюбия или, скорее, осторожность. Можно сказать, смотрел на него как на равного. Похоже, огласку получил конфликт с Лебедем. Таким образом, Вовка-Китаец начал набирать баллы в мире сибирских «пацанов», в своей родной стихии.

Подходил к концу третий месяц нашего пребывания на новом месте. Поиски работы приводили в отчаяние. Отсутствие стабильности и денег омрачалось нехваткой времени для общения с ребёнком. Страх вытеснял уверенность в завтрашнем дне, уверенность в себе, и, как следствие, хотелось посидеть в кругу семьи, но у всех наладилась своя бурная жизнь. Силы иссякали. Тем временем мой сынок, движимый энергией любви к жизни и потребностью самореализации, увлекал тихого Димку в неведомые опасности, и вскоре нас с сестрой попросили прийти за своими детьми в отделение милиции. Дети задержаны за угон машины.

За окном стемнело, работники милиции не спешили с нашим делом. И мы с сестрой в напряжённом ожидании сидели в обшарпанном помещёнии, ждали, когда появятся наши драгоценные мальчики из комнаты следователя. Стеклянная перегородка, отделяющая каморку с дежурным, была открыта. Мимо нас то и дело сновали туда-сюда опера, переговариваясь, абсолютно не обращая на нас внимания. В глазах сотрудников милиции родственники задержанных почему-то находятся в категории провинившихся. Опера без стеснения просили друг у друга оставить косяк. Во Львове такого безобразия не наблюдалось, правда львовская милиция позволяет матерщину, надо полагать из-за близости к Европе или близости Карпатских гор. А здесь глушь сибирская, где матами кроют все от мала до велика, но в участке при нас народным лексиконом не пользовались, не дошла, видать, слава Богу, европейская культура. Выпустили наших, следом пригласили и нас. Завели дело. После отпустили домой и мы, опечаленные, поплелись, вздыхая, что же теперь будет и что делать, если будет. У Димки приводов в милицию ещё не было, и мы, как просвещённые, успокаивали сестру, да и Димку. Мы с Володей скрыли истинную причину нашего внезапного появления и переживали в тайне кто о чём, скорее всего, оба не об ошибках, а о расплате за эти самые ошибки.

Вовка глубоко задумался, сидел в тишине, даже с Димкой не делился и, наконец, выдал:

– Может, поедем к родственникам в Краснодар? Я же их никогда не видел, вот мы бы и познакомились.

Я ответила, что ещё в Краснодаре нас не знают, и, печальные, каждый в своих тревогах, улеглись спать.

Спасительным утром позвонили родители со Львова, объявили, что дача продана и чтобы мы возвращались домой. С тех пор, как мы уехали, дедуля места себе не находил. Разлука с внучком его опустошала, что привело к решению продать драгоценную дачу для решения возникших проблем. Продешевили, как всегда, но появились деньги на адвоката и на дорогу. Вот и выход, но радости не было. Было грустно Вовке, ему хотелось к родственникам в Краснодар, продолжить наше бегство от самих себя. Было грустно Димке, теперь он останется опять один на один с улицей. Было грустно и нам с сестрой из-за разлуки, из-за наших мальчиков. Через несколько дней поздно вечером мы с Вовкой и Димкой вышли на трассу, чтобы перехватить последний автобус на вокзал. Димка, будучи серьёзным мужичком, настоял на провожании, несмотря на позднее время и темноту на улице. Братья обнялись на прощание, и автобус тронулся. Димка, маленький, худенький, в больших резиновых сапогах, в которых он казался ещё меньше и беззащитнее, с печальными глазами, одиноко стоял на дороге, пока мы не скрылись из виду. Больше Диман не увидит своего брата. И после его смерти будет вспоминать, как вдвоём гуляли в огородах или садах, обнаружили кувалду и притащили её к гаражам. Как поздним вечером пробили стену у одного из гаражей и, награбив там металлических кастрюлек и других предметов из металла, вынесли и припрятали. Вернулись, и из этого гаража кувалдой продырявили стену следующего гаража, имеющего общую стену. Вынесли и из этого гаража металлическую утварь, ещё раз вернулись и таким образом обчистили целый ряд гаражей, а в последнем обнаружили ключи в машине. Аккуратно открыли этот последний гараж изнутри, завели машину и поехали прокатиться до соседнего посёлка, где машина заглохла. И на следующий день вместо посещения школы они направились к угнанной машине, пробовали завести её, но безрезультатно. Тогда братья бросили свою затею, вернулись к награбленному и потащили это награбленное в пункт приёма, где их уже ждала милиция, чтобы препроводить под конвоем в отделение, где мы с сестрой и ждали наших мальчиков.