Читать книгу Приключения Китайца - Китайца Мать - Страница 16

Вечером, накануне Володиного дня рождения в двери позвонил сосед, хороший семьянин, Миша, окна которого выходили на дорогу, сообщил, что моего сына бьют, практически под домом, надо бежать на помощь. Мы выскочили в тёмный двор, быстрее к дороге, где рядом на тротуаре лежал избитый мой Вовчик, корчась от боли.

Сосед помог завести моего сына домой, рассказывая по пути, как он слышал, что кто-то кричит: «Мама, мама!», но не сразу подошёл к окну. Избиение довольно долго продолжалось, и Миша всё же выглянул в окно, узнал моего сына и одного из избивающих его. Два подвыпивших мужика сорока лет, служивших в военной части за нашим мостом, били ногами моего мальчика, звавшего на помощь маму. Мама в этот момент находилась в дальней комнате у компьютера и ничего не слышала. Зато слышали все соседи, окна которых выходили во двор и наблюдали эту картину.

Проводить дознание, что же произошло и почему так случилось, показалось мне такой же жестокостью в момент, когда мой сын нуждался в помощи. Болели почки и живот, мы попали в больницу. Володя пролежал там четыре дня без внимания врачей, встретив в больнице своё семнадцатилетие. Дольше выдерживать бессмысленное лежание показалось очередной пыткой, и ещё нездорового я забрала его домой. Взяли справку, может, в суде пригодится. В справке были описаны забой поперечной части спины, лица, левой почки и тупая травма живота, и также было зафиксировано алкогольное опьянение. По всей видимости, справку в суд нести не надо. Других справок нет.

Случившееся явно не добавило настроения в нашу жизнь. Малейший намёк на маленькие радости убивало затягивание проволочек судебной системы, как и сама неотвратимость суда над Володей. Лето закончилось незаметно, как и началось. Школа тускло напоминала о возможностях самореализации в дальнейшем. Но дальнейшее это растворялось до невидимости в наших душевных переживаниях.

Суд был назначен на конец ноября. Было холодно. Мы с Володей ждали перед зданием суда. Подошла бодрая Татьяна Владимировна, провела последний инструктаж, уверив, что для Володи будет лучше, если он признает свою вину и покается. Сказала, что я хоть что-то должна дать для судьи, взяла с меня сто долларов, которые я чудом отложила за весь год, доверительно, как старой знакомой, рассказала, что дочка её поступила и сейчас ужасно дорого стоит обучение. Потом переметнулась к другому подзащитному, несовершеннолетнему брату, тому самому, к которому попал год назад Володя на злополучный день рождения. Татьяна Владимировна была защитником сразу у всей компании, кроме одного, того самого, когда-то «собиравшего на тюрьму». Мать «собиравшего на тюрьму» наняла дорогого адвоката. Из надёжного источника, если не врала сама мать, взятка обошлась ей в пять тысяч долларов. Подъехала специальная машина, в которой перевозят заключённых. Из машины в наручниках были выведены конвоирами оставшиеся двое из компании. Тускло оглянув всех присутствующих и кивнув в знак приветствия Вовке и другому брату, находящемуся, как и мой сын, на свободе, процессия прошла в здание к залу суда. Остальные вместе с нами потянулись следом с опущенными головами. Конвоируемых завели в клетку с толстенными прутьями, которая находилась тут же, в зале. После чего сняли наручники с протянутых уже из клетки рук. В зал вошёл судья в чёрной мантии, все встали, и секретарь объявила о начале процесса.

Когда пришла повестка, в ней были пропечатаны все Володины приятели и статьи, по которым они обвинялись. Я знала, что мой сын не хотел быть презираемым воришкой и отказался от участия в краже и последующей делёжки, и знала об этом Татьяна Владимировна, наш государственный адвокат. Но когда прокурор начал зачитывать длинный список деяний всего коллектива, то слышалось другое. В коллективе были пятеро, у каждого из них было несколько преступлений, даже десять у одного из них. Это были наглые ограбления, в основном, вырывания сумок у бедных женщин. Каждому обвиняемому был зачитан весь список, который начинался с эпизода участия моего сына. И, хотя Володя фигурировал в единственном эпизоде по ограблению гаража как стоящий на страже, из-за мелькания его имени с каждым преступником в самом начале длительного списка всех преступлений создавалось нехорошее впечатление. Впечатление о преступлениях одной банды.

Татьяна Владимировна за год бумажной волокиты не нашла времени уделить внимание написанному следователем или не обратила внимания, или просто-напросто забыла о важности момента, да и должна ли волновать её чья-то судьба кроме собственной? И вот наш адвокат, Татьяна Владимировна, произносит защитную речь, зачитывает принесённую мной характеристику из школы, характеристику из ЖЭКа, которую ей пришлось запросить самой, и в заключение произносит что-то типа: «Мой подсудимый хороший мальчик, исправляется, попал в дурную компанию, прошу не судить его строго».

Было похоже на выступление малограмотной тётки с улицы. Я вспомнила нашего адвоката-однофамильца, слушая с сожалением выступление теперь государственного адвоката, которая отсиживает рабочие часы и получает зарплату из налогов трудящихся и вдобавок вырывает, по возможности, премии, как в нашем случае. Ну, надо же как-то оплачивать обучение своего ребёнка, пускай даже ценой гибели чужого. Всё это и называется цивилизацией, а не борьбой за выживание звериного царства.

Судья объявил перерыв до вынесения приговора.

Мы с Володей вышли грустные на холодную улицу. Татьяна Владимировна за нами, извинилась, что не дождётся конца, так как ей пора на следующее заседание, и застучала каблучками, удаляясь по холодной улице. Володя молчал, не загадывал, молчала и я. В этом молчании мы оба чувствовали неотвратимость судьбы, и не было сил говорить о чём-либо. Тлела иллюзия надежды в наших доверчивых головах, и после перерыва мы вошли в зал.

Приговор зачитывали долго. Володе дали три года и добавили неотбытый срок по нарушению условного, получилось четыре года и три месяца. Взяли под стражу из зала суда. Мы обнялись на прощание, Володя успел сказать:

– Я чувствовал, что так будет.

И увели моего Володю в наручниках в новую жизнь начавшейся юности.

Сейчас, думая о работе судей, про житие этой загадочной касты хирургов общества, приходит в голову мысль: может, стоит пред допуском к работе помещать судей в сизо и в тюрьмы, под прикрытием, в качестве заключённого, хотя бы на полгода, а лучше на год?