Читать книгу Судьбы 100-летия (сборник) - Коллектив авторов - Страница 23

«Здравствуй, мама! Твой сын из Афгана

Шлёт тебе свой горячий привет…

Жив, здоров… пустяковая рана…

От жары лишь спасения нет…»

Мать – в слезах. Головою качает.

Губы шепчут: «Сыночек, сынок…»

Всё нормально – ей сын сообщает,

Но читает она между строк:

«Мама, мамочка! Снова светает,

Я тебя вижу часто во сне…

Как заботы твоей не хватает,

Как вернуться хочу по весне!

Я за слёзы себя ненавижу!

Вспоминая, как вишни цвели,

Всё боюсь, что тебя не увижу,

Затеряюсь в афганской пыли…»

Мать к груди письмецо прижимает –

Лютый страх душу рвёт на куски!

Как ей больно – никто не узнает,

И никто не спасёт от тоски…

Пришлось однажды в электричке

Осенней ехать мне порой.

Корзина с горкою лисичек

Возникла вдруг передо мной.

Вслед за корзиной опустился

Напротив ветхий старичок.

Дух перевёл. Разговорился,

Больное кутая плечо:

«Свербит, как только непогода –

Осколок в нём ещё с войны.

Да… жить труднее год от года

Таким вот немощным как мы.

То здесь болит, то там ломота…

Уйти бы с миром на покой,

Да видно не доделал что-то

На свете этом. А какой

Я был по молодости вёрткий!

Теперь без «ох!» ни встать, ни сесть.

Контужен был в сорок четвёртом,

А до того – изранен весь.

Потом работал на заводе:

С доски почёта не сходил!

И комсомолом верховодил,

И партбюро руководил…

Здоровье тратил я нещадно

На благо Родины своей

И верил, скоро будет ладно

Пусть не у нас, так у детей…»

Вздохнув, старик взглянул в окошко,

Задумался под стук колёс.

Затем, нахмурившись немножко,

Так отвечал на мой вопрос:

«Семья? Была семья когда-то.

Жена уж умерла давно,

Есть где-то сын родной, внучата,

Как я и что – им всё равно.

Кому нужно теперь больное

Без сил, без денег старичьё?

Для власть имущих мы – помои

Иль в этом роде что ещё.

А заработал эту долю

Я, засучивши рукава.

Не думал, что за труд со мною

Расплата будет такова.

И вот сижу почти в лохмотьях

Перед тобою, дочка, я –

Перебиваюсь на грибочках…

Купи грибочки у меня!»

Грибы скупили, не торгуясь,

Соседи – дёшево отдал.

Старик же, всё сильней волнуясь,

Рассказ свой грустный продолжал:

«Друзья? Друзья, конечно, были.

Лихой народ – фронтовики.

Почти уж все лежат в могиле,

Где тишь вокруг да сорняки.

За них и выпью в одиночку

Сегодня на исходе дня.

Я тут подумал, знаешь, дочка,

Они – счастливее меня.

Их честь по чести хоронили,

Друзья за их гробами шли…

Тогда ещё мы кем – то были,

Совсем до ручки не дошли!

А у меня одна надёга –

В больничной койке умереть.

О том просить я буду Бога

И только Богу верить впредь!..»

Старик махнул рукой с досадой

И больше не заговорил.

Вокруг, казалось, всё как надо –

Народ дремал, жевал, шутил…

Когда ж дед вышел из вагона,

Мужаясь из последних сил,

Ему вдогонку, вдоль перрона,

Лишь грустно дождь заморосил…

Стоит больной, голодный, грязный,

С рукой, протянутой ко мне

Мальчонка – в кофте несуразной,

С рисунком странным на спине…

Глаза огромные – пустые!

В них нет теней добра и зла,

А только – истины скупые

Его простого ремесла.

В них – лишь усталость от скитаний,

От безысходности и бед.

Мой мальчик, сколько испытаний

Познал ты в свой десяток лет?!

Вздохнув, потёртую бумажку

Сую в мальчишечью ладонь.

Хочу погладить замарашку,

Но он противится: не тронь!

Так жить, как он живёт – обидно.

Живёт днём мирным, не в войну!!!

Мне стало горько, больно, стыдно

За нас – людей… и за страну…