Читать книгу Спасательные шлюпки «Глен Карига» - - Страница 6

Я лежал, лишь временами проваливаясь в сон, также спали и другие наши ребята, по крайней мере, большинство из них. Однако на самом деле получалось так, что я пребывал не то в полусне, не то в полузабытьи, будучи не в состоянии заснуть по-настоящему, и всё из-за этого непрекращающегося рыка, в который мы погружались, окутанные ночной тьмой, причем от этого мне становилась всё страшней и страшней. Вдруг, где-то сразу после полуночи, я услышал звук в кают-компании, сразу за нашей дверью, лишь только я это услышал – в одно мгновение весь сон у меня как рукой сняло. Я сел на своей постели, прислушался и понял, точно, кто-то копошится возле двери в кают-компанию. Поняв что происходит, я тут же встал со своей постели и пошел, осторожно на цыпочках, туда, где спал наш боцман, собираясь его разбудить, если он, конечно, спит. Лишь только я к нему подкрался, он тут же схватил меня за лодыжку и приказал шепотом молчать, потому что он тоже слышал этот странный звук за дверью, похожий на то, будто кто-то чем-то возит по стенам и по полу.

После этого мы вдвоем тихонько подкрались к двери настолько близко, насколько это позволяли рундуки, которыми мы её прижали, и здесь, согнувшись в три погибели, мы стали прислушиваться; правда, ничего не могли понять, что это было, что издавало такие странные звуки. Они не были похожи ни на шарканье ног, ни на топанье, не походили они ни на трепет крыльев летучей мыши, а о них я подумал первым делом, так как слышал слухи о вампирах, появляющихся по ночам в таких зловещих и мрачных местах, не похоже это было и на едва различимый шорох ползущей змеи. Можно сказать, что больше всего это напоминало елозание половой тряпки, когда ей драят палубу, пол в каютах или межпалубные переборки. Нам очень хотелось открыть дверь и посмотреть, что там происходит, чтобы убедиться в правильности своих догадок, но вдруг, совсем неожиданно, хлюпающим мазком что-то волоком прошло снаружи по нашей двери, за которой мы притаились и слушали. От этого звука мы испугавшись отпрянули назад, хотя между нами и тем, что терло по двери и по стенам стояли рундуки, прижатые к толстой двери.

Неожиданно всё стихло, и сколько бы мы не прислушивались, больше мы ничего не слышали. Не смотря на это, до самых первых утренних часов мы все равно не могли спать, всё ломали голову над тем, что бы это могло быть, что шарило в потемках по полу и стенам в кают-компании.

Затем, в свой положенный час наступил новый день и рычание прекратилось, и снова это бесконечное скорбное стенание наполнило наши уши, а потом, наконец, на нас свалилась мертвая тишина, которая здесь обычна в дневные часы, и словно камнем придавила нас.

В наступившей тишине, невероятно измученные и утомленные, мы все-таки заснули. Около семи часов утра боцман разбудил меня, смотрю, а наши ребята открыли дверь кают-компании и уже ходят везде, однако, сколько бы мы с боцманом не искали того, что могло напустить на нас такого страху среди ночи, найти хоть какой-нибудь след нам так и не удалось. В тоже время я сомневаюсь, будет ли правильным сказать, что мы ничего не обнаружили, поскольку в нескольких местах кормовые переборки имели довольно потертый вид, правда, мы точно не знали, были они такими раньше или стали такими после этой ночи.

Боцман велел мне не говорить никому о том, что мы слышали этой ночью, поскольку не было никакой нужды пугать ребят, они и без того были сильно напуганы. Я решил – это мудрое решение и поэтому держал язык за зубами. К тому же я хотел понять, что это было, чего мы так сильно испугались, более того, мне очень хотелось узнать, проявит ли оно себя как-нибудь образом днем. Куда бы я ни пошел, чем бы я не занимался, – я постоянно думал об этом. Почему-то мне казалось, что оно может напасть и уничтожить нас всех.

После завтрака, на который каждый из нас получил свою порцию свиной солонины, стопку рома и галету (к этому времени огонь на камбузе мы уже развели), под чутким руководством боцмана нас ожидали трудовые свершения. Джош и двое матросов проверили бочонки для пресной воды, а остальные занялись люковыми чехлами, так как нужно было узнать, какой груз везут на этом судне. Но увы, к нашему великому разочарованию, мы не нашли ничего! Да и, баки с водой были, считай, пустые, вода стояла в них где-то фута на три от дна.

К этому времени Джош уже открыл одну из бочек, но к великому нашему сожалению вода в ней оказалась, считай, непригодной для питья, потому как запах у неё был затхлый и вкус отвратительный. Тем не менее боцман приказал ему вылить всю воду в ведра, надеясь на то, что постояв на воздухе она станет лучше. Сделать то это он сделал, да только вот, даже простояв всё утро вода от этого особенно лучше не стала.

В сложившейся ситуации, как того и следовало ожидать, мы стали думать о том, где нам найти годную в употребление воду, поскольку с водой у нас начиналась напряженка. При всем при этом, хотя один говорил одно, а другой другое, – никто не смог предложить ничего путного. Лишь только мы закончили с обедом, боцман сразу послал Джоша с двумя матросами вверх по течению, в надежде на то, что на милю выше им попадется более свежая, пригодная для питья вода. Они вернулись незадолго до заката, да еще и без воды, потому что везде она была соленой.

Тогда боцман предвидя то, что, вероятно, нам не удастся найти воду, дал задание матросу, которого он поставил у нас коком, кипятить воду в больших чайниках. Это он приказал, когда почти закончилась вся вода, что у нас была с собой на шлюпках. Над носиком каждого чайника он велел повесить по железному котелку, наполненному холодной водой из бочек, потому что какой бы она теплой и противной не была, она все равно была холодней той, что мы набрали в заливе. Теперь струя пара из каждого чайника натыкалась на охлажденную поверхность железных котелков и посредством этого конденсировалась и стекала в три ведра, стоявшие под ними, на полу в камбузе. При помощи такого способа нам удалось собрать достаточно воды на вечер и до следующего утра. Впрочем, процесс этот был медленным, а нам нужен был более быстрый метод или, в противном случае, мы вынуждены были покинуть это судно в скорости, чего лично я очень даже желал.

Мы приготовили себе ужин еще до заката солнца, чтобы нормально поесть еще до того, как начнется заунывный стон, который мы по определенным причинам имели все основания ожидать. После этого боцман задраил люк и мы все пошли в капитанскую каюту, затем мы плотно закрыли на засов дверь и приперли её рундуками, как и в прошлую ночь; и хорошо что мы оказались осмотрительны и повели себя настолько разумно.

К тому времени, когда мы уже были в капитанской каюте и закрыли за собой дверь, солнце приближалось к закату, а с наступлением сумерек опять этот печальный вой разлился по всей округе. Уже понемногу привыкнув к таким особенностям этого места, мы закурили наши трубки, хотя я обратил внимание на то, что никто не говорил, причем это и без душераздирающих воплей производило очень сильное впечатление.

Как я и говорил, мы все сидели молча, только длилось это недолго, а причиной того, почему молчание было нарушено, послужила находка, которую сделал Джордж, наш самый младший юнга. Не смотря на то, что этот парень не курил, он всегда был готов небедокурить или, по крайней мере, засунуть куда-нибудь свой нос, вот и сейчас, подстрекаемый своей натурой, он нашел на палубе возле носовой переборки какую-то маленькую коробочку и решил порыться в её содержимом.

Оказалось, что коробочка была полна всякого хлама, частью которого являлась дюжина, или что-то вроде того, серых бумажных листков, вырванных из пакетиков, используемых, насколько мне известно, для транспортировки образцов зерна; хотя я знаю, что их используют и для других целей, но сейчас был именно тот случай. Поначалу Джордж, не глядя, высыпал содержимое этой коробки туда, где в каюте валялся всякий мусор, но становилось всё темней, и поэтому боцман зажег одну из свечей, из тех, что мы нашли в кладовой. Затем Джордж, которому заняться было нечем, решил покопаться в мусоре, занимавшем много места в каюте, и там он нашел то, что заставило его вскрикнуть от удивления.

Лишь только боцман услышал, что Дордж нас всех зовет, он прицыкнул на него, видимо решив, что это его очередное ребячество. Но вместо того, чтобы успокоиться, неугомонный Джордж схватил его за руку и, потянув зажжённую свечу к себе, всё-таки заставил нас всех обратить на себя внимание, а точнее на то, что было написано на лоскутках, покрытых мелким почерком похожим на женский.

Не успел Джордж сообщить нам о своей находке, как вдруг мы увидели, что наступила черная ночь. Внезапно жалобный стон прекратился и сразу вслед за ним, из того же самого места как и прежде, послышался раскатистый рык, который изводил нас не давая покоя и отдыха на протяжении двух ночей. На какое-то время мы даже перестали курить и молча сидели прислушиваясь, поскольку всем опять стало очень страшно. Совсем скоро мы его уже слышали совсем рядом, казалось, будто он везде вокруг корабля, также было и в предыдущую ночь, но, постепенно привыкнув к такой экзотике, мы снова закурили, и сказали Джоджу читать нам вслух то, что было написано на этих клочках.

После этого Джордж с некоторой дрожью в голосе начал читать, с трудом разбирая слова, написанные на изрядно потрепанной бумаге, вот тогда-то мы и поняли с какой жутью мы столкнулись, впрочем, это только подтвердило наши предчувствия:

«Когда они нашли ручей между деревьев, которыми был покрыт весь берег, радости не было предела; поскольку вода нам была очень нужна. К тому же некоторые из наших ребят боялись оставаться на корабле (они говорили, что причина всех наших злоключений и странного исчезновения их товарищей, а также брата моего возлюбленного заключается в том, что корабль наш преследует сам Дьявол), они сразу сказали о своем намерении поселиться поближе к ручью и там разбить лагерь. Это им удалось сделать всего за один вечер, не смотря на то, что наш капитан, очень хороший и порядочный человек, говорил им остаться в хорошо известном укрытии, если только они дорожат своей жизнью. Я обратила внимание на то, что раз старший помощник и боцман решили уйти к ручью, то никто из них не стал слушать его увещеваний…».

Дойдя до этих слов Джордж остановился и начал шуршать другими обрывками пакетов, в поисках продолжения истории.

Немного в них покопавшись, он начал возмущаться из-за того, что не может его найти и от этого на лице его появилось глубокое разочарование.

Боцман на него посмотрел и сказал, не терять время даром, читать с первого попавшегося листка или, здесь он попал в самую точку, мы никогда не узнаем о том, что там написано, а нам во что бы то ни стало нужно было найти этот ручей, который, это мы уже поняли, должен был находиться где-то на берегу, недалеко от корабля.

Подчинившись приказу, Джордж схватил тот, что лежал сверху; так как они, я слышал он говорил об этом боцману, все были перепутаны и лежали как попало. А вдобавок ко всему, мы уже сгорали от нетерпения и хотели знать то, что скрывали эти разрозненные клочки. Поэтому Джордж сразу принялся читать с первого попавшегося ему обрывка, и вот что там было написано:

«Вдруг я услышала капитана, он кричал, что здесь кто-то есть в кают-компании, и в тот же самый момент я услышала голос своего любимого, который мне велел закрыть дверь в свою каюту и ни в коем случае её не открывать. Потом я услышала, как захлопнулась дверь в каюту капитана, а затем наступила тишина, которую нарушил какой-то очень странный звук. В первый раз в своей жизни я слышала, как это чудовище рыскало в кают-компании, правда, мой любимый мне говорил, что оно делало это и раньше, только больше он ничего мне об этом не рассказывал, наверное, чтобы лишний раз меня не пугать. Хотя теперь я прекрасно понимаю, почему мой любимый строго-настрого приказывал мне в ночное время никогда не оставлять дверь своей каюты открытой. Также я помню, как две ночи накануне ломала голову над тем, не является ли звон разбитого стекла следствием визита этого омерзительного чудовища, а утром я увидела в кают-компании разбитый иллюминатор. После того, как я такое увидела в мою голову начали лезть всякие дурные мысли, а душа от страха готова была выскочить из груди.

Постепенно привыкнув, я приобрела способность спать не обращая внимание на зловещее рычание; поскольку я сумела себе внушить, что это голоса ночных духов, и поэтому не позволяю себе без видимой причины поддаваться страху и впадать в депрессию; так как мой любимый убедил меня в том, что мы надежно защищены и непременно уедем домой. А теперь, прямо сейчас, за своей дверью я слышу эти жуткие, леденящие душу, звуки – это Оно опять что-то ищет в каюте…

Неожиданно Джордж замолчал, потому что боцман встал со своего места и положил свою огромную руку на его плечо. Парень хотел что-то сказать, но боцман сделал ему знак рукой, приказав сидеть тише воды, ниже травы; и тогда все мы, кто уже начал сопереживать событиям этой истории, все превратились в слух. Вдруг, до наших ушей донесся странный звук, который отвлек нас от зычного рычания, громыхавшего за бортом корабля, и начисто отвлек внимание от чтения.

Некоторое время мы сидели очень тихо, прислушиваясь, лишь только по едва уловимому дыханию можно было понять насколько мы напряжены и сосредоточены. Все уже поняли, что там за дверью кают-компании кто-то есть. Через какое-то мгновение мы почувствовали, как что-то прикоснулось к нашей двери, это было похоже, о чем я уже говорил раньше, на прикосновение большой мокрой тряпки, как будто ей мыли поверхность деревянных частей корабля. Причем те ребята, что сидели рядом с дверью, испугавшись, внезапно отпрянули назад, когда почувствовали присутствие огромного существа совсем рядом. В этот момент боцман властно поднял руку и шепотом приказал им не шуметь. Сразу вслед за этим, словно услышав шорохи за дверью, оно с такой силой дернуло дверь, что всем нам показалось её вот-вот сорвет с петель. Тем не менее дверь выдержала, и мы поспешили как можно быстрей подпереть её закладными досками, снятыми с коек, которые мы поставили между дверью и двумя огромными сундуками, а сверху на эти сундуки мы поставили еще и третий, так что забаррикадировали мы всё накрепко.

Сейчас я не помню рассказывал ли я о том, что когда мы только поднялись на этот корабль, то на левом борту увидели в дребезги разбитый кормовой иллюминатор, во всяком случае, еще раз сказать об этом, я думаю, стоит. Кстати, боцман сразу поспешил задраить его наглухо с помощью специальной крышки из тикового дерева, которая была приделана там специально на случай шторма; укрепленная надежными брусками, прибитыми накрест, она плотно прижималась при помощи клиновых затворов. Это он сделал в самую первую ночь, чтобы преградить путь любому морскому чудищу, проникнуть через разбитый иллюминатор и, как оказалось впоследствии это было очень предусмотрительным шагом. Вдруг Джордж закричал, что за крышкой кормового иллюминатора что-то есть, мы все сразу попятились назад, опасаясь злобной твари, решившей таким образом добраться до нас. В это время наш боцман, а был он человеком далеко не робкого десятка, тихонько подкрался к задраенному окошку и еще раз убедился в надежности затворов. Так как он точно знал, что если всё закрыть как полагается, то ни одно чудовище, при том условии, что оно не обладает силою равной киту, не сможет его сломать, поэтому, в случае нападения, сама конструкция иллюминатора должна была служить для нас достаточной защитой от вражеских посяганий.

Не успел он проверить этот иллюминатор, как от страха закричал один из матросов. Мы кинулись ко второму, неразбитому иллюминатору, смотрим, за стеклом какая-то красноватая головка взметнулась стремительно вверх и в одно мгновение присосалась к нему, распластавшись по всей поверхности. Джош, который оказался ближе всех к столу, схватил с него свечу и поднес её к тому месту, где присоска прилипла к иллюминатору с наружной стороны. Благодаря свече мне удалось разглядеть, что распластавшаяся по стеклу масса напоминала собой волокнистую ткань в разрезе, больше всего похожую на ломтик разделанной сырой говядины, – при всем при том, что она сокращалась, то есть, была живой.

Мы все, как один, в ошеломлении уставились на шевелящийся красный кусок мяса; парализованные от страха, в тот момент мы точно были не в состоянии защитить себя, даже если бы у нас было оружие. И пока мы так стояли, словно глупые овцы в ожидании мясника, а длилось это всего одно мгновение, раздался скрежет, раму покорежило и по стеклу побежали многочисленные трещины. Через секунду пульсирующая живая ткань с прослойками, присосавшаяся к иллюминатору, с силой вырвала его, оставив каюту без всякой защиты, но наш боцман не растерялся, ругая нас на чем свет стоит, как последних салаг и недотеп, он схватился за крышку иллюминатора и захлопнул её, закрыв зияющую дыру, образовавшуюся на том месте, где раньше стояло стекло. На самом деле от этого оказалось больше прока, чем если бы стекло там и оставалось, тут же были поставлены на свои места и зажаты крепко-накрепко все крепления и затворы. В том, что всё было сделано именно когда это нужно было сделать, мы убедились незамедлительно, потому что буквально сразу раздался треск расщепляемого дерева и звон разбитого стекла, а после этого в кромешной тьме мы услышали странный вой, он становился всё сильней и сильней, заглушая собой непрерывное рычание, наполнявшее собой ночь. Через некоторое время завывание словно умерло, и скоро опять воцарилась тишина, которая казалась неизбежным продолжением жуткого кошмара. Мы слышали неловкие тычки, как будто кто-то неуклюже пытался открыть тиковую крышку, но у него не получалось, закрыта она была хорошо, и в тот момент нам нечего было бояться.