Читать книгу Девочка-лёд - - Страница 9
Глава 8
ОглавлениеАЛЁНА
В Москву на электричке мы вернулись к семи вечера. К счастью, Паровозов в тот день больше не появился. Однако даже несмотря на это, его слова всё ещё висели надо мной будто дамоклов меч.
«Со мной будешь, поняла?»
От его колючего взгляда до сих пор кровь стынет в жилах. Почему-то мне кажется, что Илья так просто не отстанет. Он с детства такой: если уж вбил себе что-то в голову, то не переубедить. И нет, он меня никогда не обижал, но эта его уверенность в том, что я должна быть с ним, меня изрядно пугает.
Признаться, я и раньше замечала его интерес ко мне, но Женька, мой погибший двоюродный брат, всегда просил его попридержать коней, мол мелкая, чего тебе от неё сейчас надо. Тот и не перечил до поры до времени. Я надеялась, что после службы в армии эти его «чувства» ко мне поугаснут, но… вышло как-то совсем наоборот. Помню явился пьяным в дым под утро и заявил, что ждал нашей встречи. Целоваться полез, благо бабушка Маша пыл его тогда остудила. Веником жёстким отлупила так, что мало не показалось точно. Но, увы, этим же летом он активизировался ни на шутку. Заявлялся к нам как к себе домой. Разговоры неудобные заводил, звал гулять и даже с гитарой приходил песни исполнять. После этого по всей округе слухи распустили мол к Лисе не подступись, она – девчонка Паровоза.
Не так это. Илья – мне дорог как друг детства. Он, безусловно, парень очень видный, но нет у меня к нему того притяжения, о котором наперебой трубят все любовные романы. Паровозов для меня как брат. Да только вот он понять этого никак не может.
Дверь в квартиру не заперта. Я ещё с улицы услышала шум, доносящийся из распахнутого настежь окна, и по лицу соседки, той самой, что собирает окурки на клумбе, поняла: мать устроила очередной сабантуй. Видимо, до сих пор отмечают день рождения драгоценного Валеры.
На пороге в нос ударяет запах дешёвого табака и алкоголя. На кухне играет шансон, кто-то очень громко смеётся. Стучат стаканами и выкрикивают пожелания.
– Идём, котёнок, – тяну мелкую за собой, даже не раздевая.
Уже почти дохожу до нашей комнаты, как из кухни появляется какой-то мужик.
– О, Шалом, красавица, – захмелевшим голосом обращается ко мне. – Кааать, тут гости, да какие!
Из-за его спины выглядывает наша не совсем трезвая мать. На ней новое платье. Красное, нарядное. На лице макияж не первой свежести, а на скуле уже красуется синяк.
– Доччки мои вернулись от бабки, – заплетающимся языком говорит она.
– Так че давай старшую к нам! – предлагает он ей.
Меня аж передёргивает от его сального взгляда.
– Ты чёй-то вообще. Марш к себе, Ляля! – приказным тоном орёт она мне.
Дважды повторять не приходится. Пару секунд спустя мы уже за дверью. Проворачиваю ключ, толкаю шпингалет и только тогда выпускаю воздух из лёгких. Этих постоянных новых знакомых матери я боюсь до ужаса. Ведь человек, находясь в состоянии алкогольного опьянения, себя совершенно не контролирует, а значит жди большой беды…
Стягиваю шапку с Ульяны, расстёгиваю курточку.
– Они не придут к нам, Ляль? – шепчет она испуганно, когда я развязываю шнурки на ботиночках.
– Снимай. Нет, не придут, не бойся, – уверяю её я, поглаживая по светленькой макушке.
– Ты мне почитаешь? – спрашивает тихо, скидывая обувь. Поднимает и несёт в уголок. Как я и учила.
– Да, Ульян, но сначала мне надо сделать уроки, а ты пока порисуй, хорошо?
Она послушно садится за стол и придвигает к себе альбом. Я достаю из портфеля учебники и на пару часов погружаюсь в мир ненавистной математики. Логарифмы ещё куда ни шло. Но потом я зависаю с геометрией. Задача со звёздочкой никак не даётся мне, да и что скрывать, предыдущие задания я тоже решаю с трудом. Ответы сходятся не везде.
За стеной всё громче, а стрелка старых часов тем временем подбирается к одиннадцати. Слышу, как Валера громко ругается с соседкой, которая пришла высказать своё возмущение. Он в выражениях не стесняется совершенно. Кроет отборным матом пожилую женщину и угрожает расправой.
Ульянка лезет ко мне на кровать с книжкой в руках. Вертит её, пальчиком водит по обложке и смиренно ждёт, когда я разберусь с неподдающейся задачей.
– Ляяяль.
– Мм? – пялюсь в десятый раз на два треугольника.
– А нас заберут?
– Куда? – отрываюсь от рисунка и пытаюсь понять, что она имеет ввиду.
– В школу волшебников.
Я хмыкаю.
– Уж я-то не против, малыш. Не отказалась бы от волшебной палочки.
– Но мы не в сказке, да? – огорчается она, обиженно выпячивая нижнюю губу. Моя привычка. Я в детстве делала вот точно так же.
По ту сторону двери шум и гам усиливается. Раздаётся грохот, крик, ругательства.
– Не в сказке точно, – соглашаюсь я, убирая учебники.
Выключаю большой свет, оставляя гореть только ночник, который купила летом на распродаже.
– И принца у тебя тоже не будет? – тяжело и совсем по-взрослому вздыхает она, широко зевая. Я по цепной реакции тоже.
– Не нужен мне принц, обойдусь, – забираюсь к ней под одеяло.
– Всем нужен, – спорит сестра. – И тебе. Как золушке.
– Зачем? – смеюсь и устраиваюсь поудобнее, открывая книгу в том месте, где лежит цветная закладка.
– Ну как, – выворачивает голову и смотрит на меня своими глазищами так, словно я чушь какую-то спросила. – Защищать!
Молча киваю. Почему-то на ум приходит Паровозов. Не принц ни разу, но желание «дать мне лучшую жизнь» в его мыслях определённо присутствует. Это его предложение уйти от матери звучит весьма заманчиво, но разве можно думать о таком сейчас? Да я скорее сбегу куда-нибудь, чем стану жить с ним. Нет. Совершенно точно нет. К подобным резким переменам обстоятельств я точно не готова.
*********
Праздник в стенах квартиры под номером шестнадцать продолжался до четырёх утра. Ульянка постоянно ворочалась, то и дело хныкая. Но она в отличие от меня хотя бы была в берушах, которые не так давно я приобрела в аптеке по совету бабушки. Сама я ими не пользуюсь. Боюсь. Боюсь не услышать и пропустить что-то важное, например, момент, когда кто-то начнёт ломиться в нашу дверь. Живя здесь, можно ожидать чего угодно…
Утреннюю пробежку я пропускаю. Чувствую себя просто отвратительно: разбитой донельзя, слабой. В голове пульсирует адская мигрень, и как назло таблетки закончились. Ульяну тоже удаётся разбудить с большим трудом. Она плачет, жалуется на недосып и отказывается вставать с постели. Я проявляю недюжинное терпение, и мы, наконец, выходим из своей крепости. Осторожно обходим осколки от разбитой бутылки и направляемся в ванную комнату. Сестру я туда запускаю только убедившись в том, что там никого нет.
На пару с ней умываемся и чистим зубы. Измазавшись зубной пастой как поросёнок, Ульянка заливисто смеётся, рискуя разбудить пьяных «гостей». Ей для забавы много повода не надо, она у меня та ещё хохотушка. Покончив с водными процедурами, возвращаемся в комнату. Собираю её в сад, одеваюсь сама и закидываю на плечо тяжёлый рюкзак.
– В саду позавтракаешь, хорошо? – говорю я ей, закрывая хлипкую входную дверь на ключ. Вспоминаю, что посреди кухни прямо на полу лежит тот самый мужик, что застал нас в коридоре, и качаю головой, содрогнувшись. Слава богу не встречаю никого из соседей. Мне всегда жутко стыдно перед ними. Да и нечего сказать в ответ на их гневные речи.
До садика, а потом и до школы добираюсь без приключений, но позже обычного. Наверное поэтому мне приходится лицезреть мчащийся к школьной парковке мотоцикл Беркутова, издающий адский рёв. Я даже сквозь наушники дёрнулась от испуга в сторону так, что едва не рухнула, споткнувшись о бордюр.
Явился…
Пока иду, недовольно смотрю на парня, стаскивающего с головы шлем. Грановская, которая, к слову, восседает позади него, тут же лезет обниматься, прижимаясь к его широкой спине щекой. Разглядываю девчонку. Её короткая юбка для езды на мотоцикле явно не предназначена. Того и гляди лопнет по швам на самом интересном месте. Вот ведь была бы потеха!
Она слезает с мотоцикла и встаёт напротив него. Кладёт руки ему на плечи, что-то говорит, склоняясь ближе, и лезет целоваться, запуская когтистые пальцы в тёмные волосы.
Я краснею. От вида этой картины подкатывает рвотный рефлекс. Прямо перед центральным входом в школу, совсем уже стыд потеряли! Да ещё так бессовестно… Их не смущает даже завуч, Венера Львовна, проходящая в эту минуту мимо. А она тоже хороша! Могла бы и замечание сделать. Педагог…
Да. Осенью и весной этот полудурок носится по Москве на мотоцикле. И он вроде у него не один. Прошлой весной это был железный конь марки хонда, а теперь вот на новенькой ямахе подкатил.
Семеню к зданию, цепляя краем глаза его модный мотоциклетный костюм: штаны, куртка, перчатки и тяжёлые на вид ботинки. Выпендрёжник, что с него взять! И не лень переодеваться каждое утро?! Ведь в подобной одежде по гимназии расхаживать нельзя. Даже такому наглому и наплевавшему на правила павлину как он. Игнорировать форму не позволено никому.
Захожу в холл. У гардеробной, низко склонившись к самому полу, ползает Харитонова.
– Саш, ты чего? – интересуюсь, наблюдая за тем, как она что-то ищет с маниакальным выражением лица.
– Серёжку где-то потеряла, Алён! – сокрушается рыжая.
– А чего ты без очков? – удивляюсь я. – Ты ж без них дальше собственного носа ничего не видишь!
Она отвечает не сразу. Встаёт и отряхивает коленки от несуществующей пыли.
– Ну после шутки Бондаренко про пуленепробиваемое стекло у меня как-то отпало желание их носить, – отзывается нехотя.
– Тебе же всегда было плевать на то, что говорят другие…
– Я на линзы хочу перейти. Алёша прав, очки ужасные. – Харитонова вдруг заливается краской.
Алёша… Что-то тут нечисто, но с вопросами я не лезу.
– Хочешь сказать, это не так? – поднимая с пола портфель, спрашивает она.
– Ну, если честно… то да. Они странноватые, – сконфуженно пожимаю плечами. Врать я не люблю, да и не умею.
Мы несём куртки гардеробщице. Занимаем очередь за шепчущимися десятиклассницами и ждём.
– Саш, – робко зову её я. – Ты решила ту задачу по геометрии? Со звёздочкой которая.
– Не-а, – чешет лоб рыжеволосая. – Не смогла. Намудрили там в условиях выше крыши, мозг сломаешь…
Пока она возмущается и проклинает на чём свет стоит того, кто составлял эту задачку, в холле появляется хохочущая Грановская с подругами. Они громко переговариваются и складывают на Сивову свои курки. Она несёт их в сторону гардероба, в то время как эти курицы остаются покрасоваться у зеркала.
– Дай пройти, коротышка, – басит Марина, толкая Харитонову плечом.
– Халк недоделанный, – зло шипит Сашка.
– Чё ты там провякала, конопля? – поворачивается Сивова, которая, к слову весит в два раза больше Сашки и занимается толканием ядра.
– Говорю сила есть, ума не надо, – совсем не тушуется Сашка, упирая руки в бока.
– Я не тупая! – ревёт та в ответ, делая шаг в нашу сторону.
– Но отсутствие культуры налицо! – заявляет Харитонова.
Сивову окликает гардеробщица. Интересуется, собирается ли та сдавать вещи. Получив номерки, Марина снова подходит к Сашке, давая понять, что разговор не окончен.
– Ты чё смелая чересчур, конопля? – грозно нависает над ней.
– Марина, успокойся, – вмешиваюсь я.
– Тебе слова не давали, убогая! – переключается на меня, окинув презрительным взглядом.
Как же мне осточертели эти их обращения! Убогая. Нищебродка. Мышь. Моль.
– Уж лучше быть убогой, чем чьим-то прихвостнем, – задираю подбородок.
– Эт чё ваще за намёки? – наезжает она, толкая меня.
– Тебе надо искоренить из своей речи слово-паразит «чё», – совсем ни к месту информирует Сивову Саша.
– Это не намёки, а прямой текст, – отзываюсь сквозь зубы я.
– Марин, ну что ты там зависла? – недовольно кричит Грановская, но в ту же секунду отвлекается, заприметив на входе своего парня.
Сивова сверлит меня тяжёлым взглядом.
– Иди, заждались тебя. Некому исполнять поручения! – несёт меня отчаянно.
Поворачиваюсь к гардербощице и отдаю свою куртку. Только забираю номерок, как чувствую острую боль. Это Маринка вцепилась мне в волосы.
– Я тебе ща шею сверну! – шипит она, дёргая к себе сильнее. – Извинилась быстро!
– Отпусти, дура, – пытаюсь отбиться от неё я. В глазах аж слёзы встали, такой резкой оказалась боль.
– Алёёён, Мариииин, кто-нибудь, помогите! – полицейской сиреной верещит паникующая Харитонова. На язык она остра и сильна, а вот в том, что касается физической расправы – вряд ли.
– Ну-ка хватит! – возмущается престарелая гардеробщица.
– Мышь поганая! – начинает душить меня Сивова, зажав своими ручищами. – Я те язык ща вырву!
Кашляю. Тоже успеваю схватить её за выбеленные волосы. Как говорится, действую её же методами. Марина вопит, но отпускать меня явно не собирается.
– Эээ, Сивова, ты совсем ополоумела? – слышу знакомый голос справа. – Отпусти её.
Замерла. В Даню Марина Сивова влюблена давно. Может, именно поэтому она почти сразу же исполняет его просьбу.
– Пусть ток вякнет чё-нить ещё, Дань! – угрожает, поправляя причёску.
– Уймись, Марин.
Я в этот момент пытаюсь отдышаться. Толпа вокруг нас собралась приличная. Глазеют, улыбаются. Бесплатное шоу пришли посмотреть.
– Ты как? – пищит рядом Харитонова, обеспокоено заглядывая мне в лицо округлившимися глазами.
– Нормально я, – отмахиваюсь.
Князев осматривает меня и убирает с лица волосы, которым удалось каким-то образом уцелеть и остаться на моей голове.
– Пойдёмте, до кабинета вас провожу, – толкает нас в сторону лестницы он. – Чего сцепились-то?
– Неважно, – отвечаю мрачно. Говорить о продолжающейся травле мне не хочется.
Прощаемся с Даней до большой перемены и заходим с Харитоновой в класс. В кабинете литературы творится что-то неимоверное. Под потолком гелиевые чёрно-белые шары, перемешанные с розовыми, в руках у девочек какой-то огромный глянцевый альбом с фотографиями, а на учительском столе торт, на котором сидит съедобная хищная птица – беркут.
– Чего только не выдумают, – комментирует Саша, читая надписи на шариках.
Среди них явно те, которые от парней:
«Капец ты старик»
«С Днюхой тебя, говнюк»
«Я здесь только из-за торта»
«Все индейцы как индейцы, а ты вождь»
«Ни стыда, ни совести – ничего лишнего»
Похабные пожелания вроде: «Чтобы всегда на двенадцать» и стишки с матами, я даже читать не стала.
Были там и ванильные розовые шары. Явно от женской половины.
«Стильному»
«Великолепному»
«Сильному»
«Лучшему»
От некоторых фразочек прям лицо моё перекосило.
«Ты – космос»
«Ходячий секс»
«Все трусики твои»
Н-да уж…
– Чего встала там, Лисицына, исчезни! – недовольно машет мне рукой Абрамов. – Твой звёздный час состоится попозже!
Не успеваю предположить, что он имеет ввиду. Когда раздаётся звонок, в класс неспешно входит именинник. В белоснежной рубашке, красиво контрастирующей с его загаром и с повисшей на плече подружкой.
– Сюрприз! – орут пресмыкающиеся, взрывая хлопушки. Грановская при этом снова зацеловывает своего ненаглядного.
– С днюхой, Рома!
Ах да, ну точно. Одиннадцатое октября. Как я могла забыть, что в этот день на свет появился один мерзкий гоблин, чьё призвание – отравлять моё существование. Конкретно в эту минуту его поздравляют друзья и одноклассники. Ну надо же, как они дружны…
– Чуешь, – кончик носа Харитоновой подёргивается.
– Что?
– Так пахнет лицемерие, – ухмыляется она.
– Где жаба? – спрашивает Грановская, имея ввиду учительницу литературы.
– Мы её временно закрыли в подсобке, – гогочет Пилюгин, кивая на дверь. – Да ща откроем.
Какой кошмар!
Возмущённая Ирина Михайловна, оказавшись на свободе, пытается угомонить класс, но ничего толком не выходит. Они издеваются над ней как могут. Апогеем становится предложение прочитать вслух похабные стишки, написанные на шариках и как литератору их оценить.
Круто развернувшись на каблуках, Ирина Михайловна уходит. Видимо для того, чтобы пригласить классного руководителя или завуча. Тем временем Беркутов сгребает все ленты от шаров и открывает окно. Ловко взбирается на подоконник, спрыгивает, оказывается на улице и тянет воздушные украшения за собой. Ребята смеются и вылезают следом за ним во двор.
– Идиоты, – мы наблюдаем, как Беркутов под всеобщий ор и свист запускает в небо шары.
– Чихать он хотел на то, что урок идёт.
– Зато им весело, – жмёт плечом Витя Цыбин. Ещё один мой собрат «нищеброд», не вписавшийся в золотую компанию.
Весь день одноклассники обсуждают грядущий праздник, который состоится вечером у Беркута дома. Они галдят в предвкушении, обсуждая предстоящую вечеринку, а ещё рассуждают на тему, что подарить человеку «у которого есть всё». Мне бы их проблемы.
По закону подлости на геометрии Элеонора вызывает меня к доске, и, конечно же, мне достаётся та самая задача, с чёрт бы её побрал звёздочкой. Решить её не представляется возможным. Я долго ломаю голову и получаю двойку. Испепеляя спину Беркутова вынужденно смотрю на доску, где шаг за шагом из-под его лёгкой руки появляется решение, которое вот уже второй день не даёт мне покоя.
Замечательно. Сегодня ему даже рот не пришлось открывать, чтобы меня унизить. Пифагор фигов. Настроение падает до нулевой отметки, когда после урока нас с ним оставляют в классе. Ясно почему… мы до сих пор игнорируем наказ директора.
********
Ненавижу понедельники. Уроки тянутся медленно, а после смены на работе хочется лечь пластом. Такое ощущение, что после выходных все и сразу вспомнили о своих четвероногих друзьях. Не присесть ни на минуту…
Забираю Ульяну из садика поздно. Дома мы оказываемся в девять, но на наше счастье матери дома нет. Загуляла опять, видимо. Одно радует: тихо, а значит будет возможность поспать. Я уже собираюсь взяться за жарку картошки, но внезапно пищит трель моего допотопного телефона.
– Алло, – после некоторых раздумий принимаю вызов от неизвестного мне абонента.
– Ааалён, добрый вечер.
– Витя? Цыбин? – удивляюсь я.
– Тыыы.. прости, что я так поздно. Можешь мне… мне помочь? – как-то нервно спрашивает он.
Смотрю на часы. Десять почти.
– Да, конечно, – соглашаюсь, всё ещё удивлённая его звонком.
– Дай мне свои конспекты по обществознанию. Я болел, а завтра контрольная оказывается.
Цыбин. Просит конспекты. Он же никому кроме себя и энциклопедии не доверяет.
– Прямо сейчас? – вскидываю бровь.
Шелестение в трубке.
– Ну дааа....
– Ладно.
– Я в подъезде, – обескураживает окончательно. – Спустишься?
– Откуда ты знаешь, где я живу? – хмурю лоб, выглядывая в окно.
– У Циркуля адрес взял…
– Ну хорошо, подожди минуту.
Мою руки. Достаю из портфеля тетрадь по обществознанию. Улыбаюсь, глядя на сопящую во сне Ульянку. Спит уже маленький котёнок. Целую розовую щёчку. Свет не трогаю. Она, как я. Боится темноты до коликов под рёбрами. Закрываю на ключ входную дверь и спускаюсь по лестнице вниз.
Тихо, и Цыбина не видно. Может, на улицу вышел… Достаю телефон и нажимаю на вызов. Кто-то резко хватает меня сзади, зажимая рот. Я начинаю мычать и в панике мотылять ногами. Носа касается платок и, к моему ужасу, я проваливаюсь в пустоту. Чёрную и непроглядную…