Читать книгу Запретные дали. Том 1 - - Страница 7

– Это просто возмутительно!.. – бурчал себе под нос Мартин, старательно убирая мокрые разводы на полу, – И в таких вот невыносимых условиях мне приходится работать!.. За что я только плачу своему арендодателю такие большие деньги?! Хоть бы Жанет пришла что ли…

В своей потрепанной фрачной классике, в начищенных до зеркального блеска лаковых туфлях, Мартин остервенело ерошил остроконечные пряди темных волос и все ползал на четвереньках по мокрому полу с грязной тряпкой в руках, позоря на корню свою почтенную профессию.

Стоя в сторонке, Себастьян, внимательно наблюдал за действиями «падшей врачебной интеллигенцией» и вскоре пришел к неожиданному выводу, что Мартин совсем не тот, за кого себя выдает. На самом деле он простой, как пять копеек, да к тому же с явными деревенскими замашками. Скорее всего, это выходец из какой-то глубинки, еще пущей глубинки, нежели Крайние Плакли, который, получив медицинское образование, поспешно переехал в лучшую жизнь, и жизнь эта его изрядно потрепала.

Тут-то Себастьян понял, что нашел своего соплеменника и незамедлительно приступил к самым решительным действиям.

– Мартин, – осторожно начал он, – а у нас больница пустует без доктора…

– Соболезную! – огрызнулся Мартин, принимаясь выжимать тряпку.

– Не хочешь поработать в наших Плаклях? – предложил Себастьян.

– Мне совершенно нет никакого дела до ваших злополучных Плаклей, – пробурчал Мартин, – и без того плакать хочется…

– В городской больнице нас не принимают, – продолжал говорить Себастьян, – тем более это очень далеко…

– Вот и возрадуйтесь, – съехидничал Мартин, вновь опускаясь на четвереньки, – нечего вам делать в том треклятом морильнике!..

– Есть правда у нас одна девушка, – продолжал Себастьян, – она травками лечит, но не всегда и не всех…

– И правильно делает, – категорично заявил Мартин, – что толку вас лечить?.. У вас то посевная, то маревая!.. Все одно подохнете, сколько здоровья в вас не вкладывай!..

– А Староста Фрэнк хорошо докторам платит, – продолжал Себастьян, – что-что, а деньгами он тебя не обидит…

– Деньги меня совершенно не интересуют… – перебил Мартин, – Главное, чтобы живы-здоровы были, а на пожить миленькому Мартину завсегда хватить!..

Заслышав это, Себастьян сперва удивился, а потом несказанно обрадовался, поняв, что встретил именно того.

– Мартин, – радостно скомандовал он, – пошли к нам в Плакли!

«Строгая врачебная интеллигенция» вздрогнула, озадаченно захлопала длинными изогнутыми ресницами и принялась по новой отжимать тряпку.

– Мне совершенно нет никакого дела до ваших злополучных Плаклей!.. – сухо парировал Мартин и добавил с нескрываемым трагизмом, – У меня тут катастрофа мирового масштаба!..

– Это просто протекающий потолок, – пожал плечами Себастьян.

– А это просто мальчишка, – заявил Мартин, одаривая темно-синим взором, – который завтра же отправится в свои злополучные Плакли!.. А нукась немедля пошли в мой кабинет!.. Швы тебе снимать будем, и только попробуй мне истерить начать!.. К кровати привяжу до вечера, усек?.. Бестолочь истерическая!.. За Плакли свои он мне тут плачется!.. За миленького Мартина кто б поплакался!..

– В Плаклях за тебя обязательно поплачутся, – выпалил Себастьян, – у нас люди душевные!

– Martinus non asinus stultissimus (лат. Мартин не тупой осел)!.. – заверезжал Мартин, пребольно хватая Себастьяна за запястья и резко затаскивая в «кабинет».

– Конечно-конечно, – зашептал тот и громко вскрикнул от невыносимой боли.

Снятие швов оказалось весьма неприятной и крайне болезненной процедурой. Себастьян то и дело ойкал и вздрагивал, однако ни на минуту не переставал думать о скорой расправе безжалостного отца.

Меж тем «строгая врачебная интеллигенция» с невозмутимым видом продолжала что-то выдергивать из изнывающего левого бока.

– Мне нельзя возвращаться домой, – умоляюще заголосил Себастьян, – понимаешь, нельзя!

Мартин замер, похлопал длинными изогнутыми ресницами и криво усмехнулся.

– Это что еще за истерический бред малолетнего создания?.. – раздался ехидный тон, – Себастьян, ты меня уже откровенно пугаешь…

Тут Себастьян понял, что настало время самых решительных действий.

Как на духу он поведал о конфликте, который разгорелся в тот злополучный вечер между ним и отцом, выставляя при этом собственного отца беспощадным деспотом, а себя беспомощной жертвой случайных обстоятельств.

– Eruditio aspera optima est (лат. Строгое обучение самое лучшее)!.. – прогромогласил Мартин, вытягивая очередную болючую нитку, – Хотя, лично я считаю, что в воспитании детей категорически не допустимы телесные наказания… Безусловно, толк будет, но тут палка о двух концах…

Он принялся рьяно глагольствовать о правильности того самого воспитания, с жаром размахивая пинцетом с вытянутой ниткой, затем принялся расхаживать взад-вперед, звонко чеканя каждый шаг, подкрепляя свои речи артистичной жестикуляцией, временами накручивая на палец непослушный завиток темных кудрей и, в конечном итоге, вновь переключился на бесовское громогласие.

Наблюдая за всем этим, Себастьян понял, что ни в коем случае не должен упустить такое чудо.

Выговорившись до конца, Мартин резко приобрел прежний холодно-надменный вид «строгой врачебной интеллигенции» и как ни в чем не, бывало, принялся было прибирать свои «страшные орудья», но вдруг резко остановился.

– И чегось это мы так полюбовно на меня теперича смотрим, – спросил он, подозрительно косясь на Себастьяна, и истерично заверезжал, – Martinus non asinus stultissimus (лат. Мартин не тупой осел), слышишь? Шли бы да ехали мне твои Плакли, бестолочь истерическая! Шли бы да ехали! Не пойду, не пойду туда!

– Хорошо-хорошо, – встрепенулся Себастьян, – я не настаиваю.

– А в чем тогда дело? – спросил Мартин, сурово подбоченясь, и нервно застучал мыском туфли, а получив в ответ смущенное пожимание плеч на пару в виноватой улыбкой, произнес осторожным тоном, – Чегось-чегось, а завтра, как никак, мне тебя домой отправлять, и не надобно мне проблем с твоими горячо любимыми родителями, а посему, если у тебя имеются претензии по поводу проделанной мною работы, то потрудись их немедля озвучить… Кстати, к критике я отношусь совершенно спокойненько и, при весьма убедительных аргументиках, могу запросто принести свои глубочайшие извинения…

Он премило заулыбался, кокетливо помахивая длинными изогнутыми ресницами.

Чего-чего, а такого поворота событий Себастьян никак не ожидал и потому сильно растерялся, не зная, что и ответить.

– Себастьян, – нахмурился Мартин, – я настоятельно требую, чтобы ты в словесной форме озвучил мне цель своих возмутительных гляделок!.. Чегось ты смотришь на меня как на светлое будущее?.. Ежели есть какие претензии, то давай озвучивай!.. Однако ж поимей в виду, что свою работу я выполнил более чем добросовестно…

Далее пошла речь, про какую-то «идеально сделанную спленэктомию», которая благодаря, «преотличнейшему» послеоперационному уходу, обошлась без «дурных последствий», затем последовал бредовый рассказ о какой-то «Третьей городской», где во время все той же сплэнектомии умирает каждый третий, причем, даже не дождавшись той самой сплэнектомии.

Слушая все это, Себастьян пришел к выводу, что, во-первых, Мартин набивает себе цену, а во-вторых, скорее всего, держит большое зло на ту самую загадочную «Третью городскую».

Взяв себе на вооружение все вышеизложенное, Себастьян тотчас же решил воспользоваться этим для собственной выгоды.

– Мартин, – заявил он, – у меня нет к тебе никаких претензий, наоборот, я считаю тебя великим мастером своего дела.

– Ну разумеется!.. расплылся тот в самодовольной улыбке, по-кошачьи сощуривая синие глаза, – У меня ведь за плечами колоссальный опыт!.. Я этих спленэктомий столько делал-переделал!.. Больше, конечно, шил… Шил-шил-шил, но!.. Это тоже имеет колоссальную значимость!.. Заметь, при всем твоем неугомонном рвении ни одна лигатура не лопнула, ни один шов ни разъехался!.. Это уже дорогого стоит…

Себастьян улыбнулся этой завидной скромности и вновь попытался направить разговор в нужное русло.

– Мартин, – восхищенно сказал он, – наша больница отчаянно нуждается в таком вот гениальном специалисте, как ты!

– Мне совершенно нет никакого дела до вашей отчаянно нуждающейся больницы… – продолжал упрямиться Мартин, – Мне, и так, пациентиков с лихвой хватает!.. Я, знаешь ли, пользуюсь большой популярностью!..

Эти слова разом разбили все надежды Себастьяна. Готовый вот-вот расплакаться с досады, он решил оставить все дальнейшие попытки.

– Эй! – вдруг озабоченно склонился над ним Мартин, – Ну чего ты раскис-то?..

Взял Себастьяна за подбородок, он настойчиво заглянул в изумрудно-зеленые глаза, в которых уже блестели слезы.

– Ego te intus et in cute novi (лат. Я тебя знаю изнутри и в коже)… – вкрадчиво прошептал лукавый голосок, – Честно признайся мне, Себастьян, отчаянно нуждающаяся больница тебя ведь совершенно не волнует… У тебя тут личная выгода… Давай-ка, выкладывай все начистоту миленькому Мартину…

Поняв, что «синеглазый черт», обладает большей проницательностью чем Падре Френсис, Себастьян, принялся исповедоваться. Слезно поведал он о том, этой зимой умер его старший брат Артур, а отец очень тяжело переживает эту невосполнимую утрату.

– Первое время отец практически жил возле могилы Артура, – молвил Себастьян, тяжко всхлипывая, – а потом… потом ушел в сильный запой. Он и сейчас не прочь пропустить стаканчик-другой, а после выместить свой гнев и отчего на мне, а я-то чем виноват?!

В порыве полного отчаяния, Себастьян пал на колени, крепко обняв «строгую врачебную интеллигенцию» за ноги, невольно поразившись их худобе.

– Тише-тише, – боязливым тоном заявил Мартин, – не надобно меня хватать!.. Если я ненароком упаду и раскрою себе голову, то от этого вашему Артуру мало чем полегчает, а строгому родителю тем более…

Он попытался вновь поднять Себастьяна за подбородок и заглянуть в глаза, да только тот брезгливо увернулся и рассказал, что помимо всего этого, после смерти Артура, отцу стало тяжело управляться с обширными полями, тогда-то он и определил Себастьяна на место Артура. Однако столь тяжелая работа оказалась Себастьяну совершенно не по силам, поэтому и работает он весьма плохо. Естественно, отец приходил в ярость, не жалея ни сквернословия, ни кулаков.

– Отец говорит, что лучше бы я умер вместо Артура… – говорил Себастьян, горько вздыхая, – Нам очень нужен второй работник…

– Я что-то не понял… – парировал Мартин, недоуменно трясся взъерошенной головой, – Кому я нужен-то?.. Вашей отчаянно нуждающейся больнице или как?..

Тут Себастьян понял, что чересчур разболтался и виновато пожал плеч.

– И ты взаправду считаешь, – заслышался лукавый голосок, – что твой строгий родитель до такой степени обрадуется моему долгожданному появлению в вашей отчаянно нуждающейся больнице, что к нему разом вернется прежнее душевное равновесие, и он свято начнет беречь твое здоровье?!

Криво усмехнувшись, «синеглазый черт» заливисто загрохотал, то и дело, громоглася: «Egregie (лат. Гениально)!» и «О, sancta simplicitas (лат. О, святая простота)!», и все обзывал Себастьяна несмышлёным ребенком.

Себастьяну стало нестерпимо стыдно, стыдно за свою детскую наивность, за свой эгоизм и вообще за все на свете. Да и кого он только что просил? Кому только что слезно исповедовался? Ехидной нечисти?

Понуро опустив пристыженную голову, Себастьян вызвал еще больший прилив смеха с язвительными комментариями со стороны «ехидной нечисти».

Насмеявшись вдоволь, Мартин, махнул рукой и принялся с серьезным видом убирать свои рабочие инструменты, обращаясь с ними так трепетно и нежно, словно то были бесценные сокровища, а Себастьян сидел и с тихой грустью наблюдал за стремительным лучиком ускользающей надежды.

Закончив со своей щепетильной уборкой, «синеглазый черт» сел за стол и отрешенно закурил, мечтательно смотря на табачные струйки дыма, но вдруг резко повернул взъерошенную голову, устремив пронзительно-синий взгляд, до краев преисполненный сиреневого блеска.

– И какова цена?.. – раздался лукавый голосок.

– Ну, – тотчас замялся Себастьян, – ты сможешь работать в нормальных условиях…

– И только лишь?! – брезгливо скривился Мартин.

– А еще ты будешь в почете у жителей Плаклей, – начал придумывать Себастьян.

Как назло, в дверь постучали, что значило лишь одно, а именно, начало «врачебного приема».

Заслышав стремительное: «Войдите!», Себастьян поплелся в комнату, где долго и упорно пребывал в самых расстроенных чувствах, продолжая думать о своем теперь уже точно плачевном положении. Вскоре от тяжелых мыслей его внезапно отвлек Мартин, который влетел стремительным вихрем, но, как ни странно, не для посещения туалета.

Окинув Себастьяна с ног до головы сверкающим сапфировым взором, он властно схватил того за руку и потащил в «кабинет».

Под двумя керосиновыми лампами висело огромное зеркало в округлой раме замысловатой ковки. Однако далеко не кованная рама поразила Себастьяна, а то, что по всей диагонали зеркала простиралась тонкая трещина.

– Знаешь что, – сказал Мартин, по-кошачьи сощурившись, и лукаво улыбнулся собственному отражению, – а я согласен на эту авантюрку!..

С этими словами он в услужливой манере протянул Себастьяну руку. Не раздумывая, Себастьян ответил на это «дружеское рукопожатие», бесстрашно глядя с нечеловеческие глаза, которые моментально темнея, наполнились сиреневым блеском до такой степени, что отчетливо выделяли неимоверно расширенные зрачки, в которых точно в зеркальной глади можно было рассмотреть собственное отражение.

Испугавшись подобного новшества нечеловеческого взгляда, Себастьян отвернулся и ненароком посмотрел в треснутое зеркало. Отражаемый высокий черный силуэт с заостренными чертами мертвецки-бледного лица кровожадно ухмыльнулся. Вне себя от ужаса, Себастьян поспешил, от греха подальше, поскорее зажмуриться.