Читать книгу Всего лишь я - - Страница 5

– Лучше нам попытаться убежать, – прильнув к самому уху Трафо, прошептала незнакомка, и в дополнение к словам своим потянула того за руку. Прочь, прочь с темной улицы. Куда глаза глядят!

Трафо лишь отступил к стене так, чтобы девушку прикрывал и мертвый камень, и его спина. Удивительно, но он не боялся. Чувствовал, что грабители ничего не смогут поделать с ним. С таким, каким он стал.

И вновь не к месту мысли его понеслись вдаль, оставляя тело один на один с миром. А каким он стал? Что такого изменилось в Трафо, что он смело выступил один против пяти? Разве обучался он воинскому искусству десяток лет? Нет. Еще месяц назад он забился бы в самый темный угол и молил Богов о том, чтобы стать как можно незаметнее. Так что же? Что такого вложила в него мудрая Гезиль? Толком-то еще и не познал ничего. Нет ответа.

Пятеро разбойников полукругом обступили Трафо и девушку, наполняя ночь сиплым после бега дыханием. Вырваться из такого кольца без боя было невозможно. Вступить с ними в схватку? Нет, не годится. Не хватит сил и сноровки одолеть лихих людей, промышлявших силой всю свою жизнь. И уж точно знавших, куда и как следует бить одинокого путника, чтобы тот только и мечтал о том, как бы живота не лишили. Это в лучшем случае. Грубой силе грабителей Трафо мог противопоставить только силу Божественную. Он мысленно призвал свою карту, и та охотно отозвалась, наполняя разум еще большей уверенностью, а тело —приятным теплом.

"Ого!" – удивился Трафо, как только глянул на лихих людей "скрытым" оком.

Все пятеро светились оранжевым цветом. Уже угасающим, что наводило на мысль о том, что страх их постепенно улетучивается и уступает место необузданной животной ярости. Но что-то же их испугало, и совсем недавно.

"Да они же боятся больше, чем эта бедная девушка. Отчего так, интересно?"

– Отдай нам девку и все, что имеешь сам, и проваливай! – не сказал, а словно пролаял тот из разбойников, что стоял напротив Трафо.

*****

Куна по прозвищу Седло всегда знали как человека бесстрашного и удалого. По эту сторону базара не сыскать лихих людей более страшных и отчаянных, чем те, что ходили под его началом. Коль набрался отваги и вышел в ночной город – не ропщи, повстречав на пути его самого или людей, называвших себя его людьми. Предложат купить пыль с дороги – бери, какую бы цену ни назначили. А воспротивишься, пугнешь стражей городской, так и отступят, объяснив подоспевшим воинам, что сделка не состоялась. И то правда – за что хватать? Силой никто ничего не отбирал. Да только взглядом таким проводят "смельчака" крикливого, что тот и сам уж не рад будет крикам своим. Спалят дом, семью напугают, а резон один – брать все, что осталось, и на поклон к Куну идти. Бес попутал, мол, прими дары скромные да дозволь и дальше в Набакисе жить. Так-то…

Вольно жить разбойнику в свободном городе. Вольно, да за волю ту головой расплатиться можно. Потому Кун и не пачкал рук своих кровью, той, за которой смерть. Нос своротить или глаз "прикрыть" кому – запросто! А вот от смертоубийства не отвертишься. Кончишь дни свои на плахе, а как голову снимут с плеч, так не успокоятся. За ногу подвесят тело, на шест вздернут воронам на потеху, лихим людям в назидание – не шали в Набакисе.

И не задумывался Кун об убийстве до сегодняшнего дня. Вернее, до этой ночи.Мог ли подумать он, вставая из-за щедро накрытого стола в харчевне, собираясь на промысел, чем обернется для него сегодняшняя ночь.

Сильно толкнув могучим плечом своим зазевавшегося хмельного гуляку, свалив того на пол, Кун подошел к хозяину харчевни, стоявшему за низеньким прилавком, уставленным кружками. Упавший принялся было лаять своего обидчика, но шедшие позади своего вожака и кормильца люди быстро его утихомирили. Кто-то не глядя пнул хмельную голову крепким сапогом так, что только чуб взметнулся, а затылок звонко впечатался в стену. Затих несостоявшийся мститель, обмяк.

– У тебя есть для меня товар? – отсчитывая из кошеля монетки, спросил Кун хозяина.

Лоснящаяся от жары довольная физиономия хозяина расплылась в улыбке. На стол упала связка старых ржавых ключей. Где он их взял? Специально слуг посылал по городу, что ли…

– Как тебе такой товар? – приподняв бровь, обратился к Куну.

– Знатно! – засмеялся разбойник, отсчитывая столько же монет, сколько отдал за щедрый ужин. – Долю твою после торга занесу.

Сказал, сгреб связку огромной пятерней и, твердо печатая каждый шаг, направился к выходу.

Выйдя на улицу, вдохнув уже успевший остыть после дневной жары воздух, Кун направился к излюбленному месту. Три дороги сливались в одну, вынося днем толпу ко входу на базар, а ночью редких путников, терявших стыд свой только тогда, когда ноги их ступали на освещенную торговую площадь. Коль хочешь, то можно и минуть тот путь, только нет гарантий, что на подходе с другой стороны базара тебя не встретят такие, как Кун и его ватажка. Чуть не доходя до базара, есть укромный заулок, где и поджидали своих жертв разбойники. Встретят олуха, выйдут грозно, загородят путь. Смахнет из-под ног щепоть пыли один из ближников Куна, протянет несчастному – купи! И купит. А есть еще один выход: купить ключик ржавый, и целый год ходить на ночной базар свободно, не опасаясь сменять все деньги, что на удовольствия копил, на щепоть пыли. Так-то. Именно к этому заулку и пришли Кун и его люди. Не успели толком дух перевести, как один из них, самый верткий и пронырливый, вдруг дернул Куна за рукав:

– Смотри, Кун. Никак первый сегодня припожаловал.

Разбойник выглянул за угол. Брезгливо сморщился:

– Это монах. Ничего, кроме проповеди, мы с него не получим.

– Не скажи. Он с базара идет. Может, носил Воду Монаха на торг, теперь возвращается.

– Может быть, – почесав бороду, ответил Кун.

Вода Монаха ценилась очень высоко. Настой из пустынных трав мог излечить и убить одинаково легко. Многие вельможи покупают эту настойку, дабы избавиться от мешающих им людей. Неверные жены опаивают начавших подозревать мужей. Взявшие в долг и не сумевшие вовремя отдать. Подольют в вино – и все. Сожгут труп, пепел развеют. Поди узнай, от чего помер.

– Иди, узнай, – вытолкнул Кун навстречу монаху того, кто его первым и заметил.

– Но… – уперся тот.

– Иди, Крыса,– сквозь зубы шипел Кун. – Ноги вырву!

Крыса. Действительно, было нечто неуловимо крысиное в этом человеке. Бегающий взгляд, семенящая походка. Резкие, нервные движения – все это делало его похожим на грызуна.

Одному не совсем весело идти на разбой. До сего времени Крыса и не думал, что такое может случиться. Невезуха! А что, если этот монах выслушает, головой кивнет и достанет из-за пояса нож булатный? Мало – ткнет в пузо, и поминай как звали. Да и не вспомнит никто, эх. Но идти надо. Монах неизвестно, убьет аль нет. А Кун точно зашибет. Треснет пудовым кулачищем по маковке, только глазья повыскакивают, да в спине хрустнет, силу из ног вышибет. Видел Крыса, как было такое. Уж лучше нож в пузо…А еще лучше, если монах разбойника больше испугается, чем сам Крыса —монаха.

– Эй, прохожий! – напуская в голос строгости, прикрикнул Крыса, перегораживая путь монаху. Согнулся, смахнул пыль с дороги в щепоть, протянул прохожему. – Купи! Не пожалеешь.

Любого исхода ожидал Крыса, да и все те, кто затаился в заулке – но только не такого. Монах медленно стянул с головы капюшон, давая возможность рассмотреть себя. Молодой, в плечах не узок. Не таков, как Кун, далеко не таков, но видно – крепок. И руки. Крыса заметил на костяшках мозоли, какие бывают у людей, привыкших к постоянным дракам. Нет, если он и похож на монаха, то только одежкой. Монахи хлипкие все, силу свою лишь через палачей являющие. Сами и прута не переломят, изнеженные, в каменных кельях учебой в малолетстве заморенные. Этот не таков. Крыса понял – пропал. Понял – и вздрогнул. Парень, высоко задрав подбородок к небу, хохотал, не сдерживаясь, громко. Крыса даже вознадеялся— вдруг лопнет жила в голове?

Немного утихнув, утерев набежавшие веселые слезы, монах вдруг предложил:

– Давай так, – он брезгливо, кончиками пальцев взял Крысу за ворот рубахи, – ты сам, и те, что прячутся в засаде, купите у меня свои носы и уши. И я вас отпущу. Согласны?

Крыса с облегчением услышал сзади топот ног,возмущенные предложением монаха возгласы. Его друганы шли на помощь. Они ему покажут. Ух, как они его впятером отделают. Такое отношение жертвы не потерпит ни одна шайка. В лучшем случае – покалечат, чтобы другим неповадно было. Если же все оставить как есть, отпустить наглеца, то слух о немощности Куна и его людей разлетится со скоростью пущенной с тугого лука стрелы. И никто уж не воспримет Куна всерьез.

Кун рванул первым, но был слишком большим и не таким прытким, как остальные. Он отстал, и благодаря этому увидел все, что его ватажники не успели рассмотреть, или успели, но не поняли. Монах оказался не так прост…

"Собиратель",– липким холодным страхом окутала голову мысль. Многое Кун слышал про них, и вот же беда – повстречал лично.

Монах не стал убегать. Он вздернул руки над головой, сомкнул замком, а когда стал разводить их в стороны, то между ладонями образовался сгусток молний. Иначе не назовешь. Воздух запах грозой, слышался сухой треск, искры летели во все стороны. Жгут толщиной в человеческую руку отделился от сгустка и ударил Крысу в голову. Тот отлетел под ноги Куна, вереща, словно с него живого сдирали кожу. Мимолетный взгляд на него остудил прыть Куна. На лице Крысы отсутствовали волосы. Совсем: ни бровей, ни ресниц, ни реденькой бородки. Свет, падающий на землю от луны, в достаточной мере позволил все это рассмотреть. Более того —придал зрелищу некой жути.

Монах взмахнул рукой так, как будто в ней вложен меч. Ярко-синяя полоса, как хвост кометы, последовала за этим движением, и вот еще трое из ватажки лежат на земле и воют, не в силах заставить себя прикрыть обожженные лица. Кун прикрыл лицо руками, но бег навстречу к монаху не остановил. Он боялся! Но страх прослыть трусом был сильнее. Тут еще не факт, что умрешь. А вот охотники занять его место быстро расправятся и с ним, и с его людьми.

Прикрывшись локтем, Кун потянул огромный тесак из ножен, притороченных к поясу. Надо убить наглеца. Пусть бьет своим огнем, пусть. Рука заживет.

– Вот же дурак! – услышал Кун возглас монаха.

Тело скрутила судорога, как если бы ударили оглоблей между ног. Нет, не так. Не оглоблей. Это был раскаленный металлический прут, такой, каким пользуются палачи, когда ворочают угли в жаровне. Нутро подпрыгнуло к горлу. Не то защищал Кун, ой не то.

Расправы не получилось. Вернее, жертва и охотники поменялись местами. Кун и его люди скулили, валяясь на дороге, а монах сплюнул на ближайшего к нему разбойника:

– Мир идиотов. Как вы мне все надоели!

Сказал и скрылся в том заулке, в котором совсем еще недавно скрывался разбойник и его подручные.

******

Звезды гасли. Нет, не те, что на небе, а те, что плясали перед глазами. Тянущая, казалось, во все стороны одновременно боль в паху отступала. Кун рано поверил в ее отступление, попытался перевернуться, если не на спину, то хотя бы набок. Отчего-то думалось, что, повернись набок, подтяни колени к подбородку, и дышать станет легче. Нет! Как только Кун пошевелил ногой, боль в отбитом напрочь мужском достоинстве вспыхнула с новой силой, зажигая перед глазами новые звезды. Лучше еще обождать.

– Кун, а Кун…

Какой противный голос все-таки у Крысы. Надо же, очухался быстрее всех. И впрямь Крыса. Живучий, ничего его не берет. Подполз на брюхе, за лицо Куна лапает.

– Чего тебе, – сквозь зубы прошипел Кун.

– Уходить надо, – прильнув к уху влажным ртом, прошептал Крыса. – Этот огонь, ну… которым нас шарахнуло – его же с базара столбовые увидеть могли. Столбовой —это тебе не стражник. От него не откупимся.

Кун застонал, собрав волю в кулак, принялся подниматься на ноги. Крыса дело говорил. Так оно и случится. Столбовой придет. И уже не синим пламенем, а честным железом поснимает их головы с плеч. Без суда.

Подъем дался с трудом. Кун, превозмогая вспыхнувшую с новой силой боль, подвывая, все-таки принял вертикальное положение. Опираясь на хлипкое плечо Крысы, подошел по очереди к каждому из ватажников и лично помог подняться на ноги. Так-то; о себе надо в последнюю очередь думать. Тогда и люди, водимые тобой, за тебя умереть не испугаются. Отошли в знакомый заулок. Осмотрели раны. Ничего страшного не было, так, пустяки. Подумаешь, волосы подпалило. Вырастут новые. Только кожа на лице саднила и натянулась, моргать страшно. Казалось, может лопнуть от моргания кожа над глазами. Больше всех досталось, как выяснилось, именно Куну. По такому месту да магическим пламенем. Все молчали, лишь кивали сочувственно лысыми головами. Кто знает, не отнял ли магический огонь мужскую силу?

Как бы там ни было, а жалеть себя Кун не привык, и людей своих держал в строгости. Повздыхали – и будет. Ночь еще не кончена, дело не ждет.

– Давайте-ка, ребятушки, выйдем мы к югу, там удачу испытаем. Не резон нам в харчевню возвращаться с отбитым хозяйством да с рожами подпаленными. Нужна добыча. Когда люди деньги видят, то синяков да шишек не замечают.

На том и порешили. Знакомыми кривыми проулками да переулочками продвигалась ватажка к югу. Не встретив никого на своем пути, дошли до условного места, принялись ждать путника одинокого и по возможности богатого. По очереди выглядывали из-за угла, в нетерпении притопывали ногами. Распаляли себя, заводили. Каждый уже придумал, как подойдет и куда именно ударит путника. Как сорвет с пояса тугой кошель. Ни о каком мнимом торге уже не думалось. Хотелось добычи и отыграться за недавнее унижение, избив хоть кого-нибудь.

– Бежит кто-то, – вновь первым, кто заметил приближение путника, оказался Крыса. – Девка какая-то.

Кун скривился. Что за невезение? Что с девки взять?

– Отойди, сам гляну.

Высунув из-за угла голову, Кун присмотрелся к девушке. Ага, появилась надежда на наживу. Девка-то не простая. То ли танцовщица с ночного базара сбежала от перепившего посетителя веселого шатра, то ли жрица любви, вдруг взбрыкнувшая, не пожелавшая ложиться под очередного урода.Плевать, главное, что заметил Кун, так это то, что девка одета в шелк, что сам по себе немалых денег стоит, да мониста на ней до пупа. Опыт подсказывал, что для девушек с ночного базара монист из меди не делают. Серебро, много серебра. Кун выскочил ей навстречу сам.

Девушка отпрыгнула на другую сторону улицы, собралась кричать, но вдруг передумала. Знала, чертовка, что ничего путного из ее шума не выйдет.

– Что за пташка, что за цветок! – растягивая слова и мило улыбаясь, воскликнул Кун, подходя к девушке. – Не жарко ли тебе, девица? Не тяжело?

Пока Кун заговаривал зубы своей жертве, его люди незаметно обступили ее со всех сторон.

– Давай сама, – предложил снисходительно Кун. – Скидывай серебро, а то шея переломится. Да шаровары не забудь. Нечего в духоте держать "кувшин сладострастия", протухнуть может.

Ватажники отозвались дружным гоготом. Ай да шутка, ай да Кун!

Девушка безропотно, лишь горько вздохнув, расстегнула хитрый замочек на шее и бросила в руки вездесущему Крысе тяжелую монисту. Взялась за тесемку шаровар и замерла в нерешительности.

– Ну, – грозно рыкнул Кун и, устав ожидать, шагнул к жертве.

Во второй раз за эту ночь главарь разбойников увидел, как из глаз его посыпались звезды. Маленькая, но очень крепкая ступня девушки впечаталась в многострадальный пах Куна. Взвыв раненым туром, он завалился на бок. Оторопевшие разбойники уставились на упавшего вожака. Воспользовавшись их замешательством, девушка пустилась наутек. Только голые пяточки сверкали.

То ли досада от очередного пинка по сокровенному, то ли жалость к самому себе родила в Куне такую ярость, что она затмила собой боль. Вскочив на ноги, разбойник в бешенстве махал руками и орал о том, что убьет нерадивую шлюху. Кто-то из ватажников попал под очередной взмах и отлетел в сторону.

– Встать! – кричал Кун. – Догнать и убить, Эши ее задери!

Погоня не продлилась долго. Да и не могла. Кун справедливо полагал, что ему лучше известны все эти улочки и переулки, но даже он не мог мечтать, что, пробежав всего пару сотен шагов, девка попытается укрыться за спиной какого-то доходяги. Тем лучше!

– Отдай нам девку и все, что имеешь сам, и проваливай! – переводя дух, прорычал Кун.

То, что стало происходить в следующий миг, его не обрадовало. Не может такого быть. Просто не может.

*****

Трафо лихорадочно думал, перебирал в уме различные варианты событий, и не мог найти выход. Оставалось только одно – умереть с честью. Он хладнокровно смотрел на самого большого из пятерых. Борода торчком, глаза вращаются как у бешенного быка, бочкообразная грудь тяжело вздымается после бега. И еще— внушительных размеров тесак в руке красноречиво говорил о самых серьезных намерениях своего владельца. Живым они ни Трафо, ни девушку не отпустят. Надо тянуть время. Внимательно присмотревшись к преследователям, Трафо удивленно приподнял бровь. В облике главаря ничего не вызывало удивления, чего не скажешь об остальных. Голые лица четверых бандитов казались в лунном свете багровыми. Трафо не сразу понял, что так удивило его в их облике, и лишь позже сообразил – лица были лишены растительности.

– Вы что же, из жаровни мясо зубами вытаскивали? – искренне сочувствуя, спросил Трафо.

Казалось бы – невинный вопрос, но именно эти слова привели разбойников в неистовую ярость. Подняв над головой ножи, они, не дожидаясь команды главаря, ринулись в атаку.

Трафо напрягся, плотнее прижавшись к стене, совсем забыв о девушке за спиной, и приготовился встретить противника. В голове вспыхнул свет, ослепив Трафо. "Всё! Вот и всё",– подумал он и встряхнул головой. Что-то изменилось. Разбойники застыли на месте с открытыми от удивления ртами. Один из них даже нож выронил и прикрыл лицо руками, явно ожидая чего-то, чего он никак не хотел видеть.

– Не может быть… – с досадой, как показалось Трафо, едва слышно пробормотал главарь. – Второй раз за ночь? Не может быть.

– Тайке, – голос девушки за спиной вывел Трафо из оцепенения, вызванногореакцией бандитовнепонятно на что.

–Что? – обернулся он.

Настало время удивиться самому Трафо. Он уже было подумал, что девчушка перепугалась настолько сильно, что упала на колени, ибо смотрел он на нее сверху вниз, хотя помнил, что был выше ее не так уж и на много. Оказалось, все проще —Трафо парил над землей на высоте нескольких локтей. Мало того – он еще и светился ровным бирюзовым сиянием. Именно этот полет и остановил атаку бандитов. И, судя по удивленным глазам и словам их главаря, они уже встречали сегодня Собирателя. Вот это да…

– Что встали? – первым в себя пришел именно главарь бандитов. – Убейте его, пес вас ети!

Решительности у лиходеев хоть и поубавилось, но призыв главаря к действию возымел свое. Заглушая страх дикими криками, ватажники ринулись в атаку, беспорядочно размахивая ножами.Не успел Трафо толком понять, что произошло, да и не надо понимать. Между ним и нападавшими появилась мерцающая стена, и как только первый из грабителей коснулся ее – тут же отлетел назад, словно его в грудь ударили тяжелым тараном.

"Ничего себе!" – подумал Трафо. Но времени на размышления больше не было. Как незаметно для себя он воспарил над землей, также незаметно он и опустился. Как только ноги его коснулись земли, мерцающая стена пропала, а на смену ей появился кокон, накрывший и его, и девушку.

– Как вы это делаете?– изумленно вскрикнула девушка.

– Эши его знает.

Разговор пришлось прервать. Главарь банды дико закричал и метнул в их сторону свой тяжелый тесак. Стальной клинок неумолимо приближался к кокону, и Трафоразмышлял – выдержит или нет? Нож не заметил преграды и, закончив свое вращение, впился острием в предплечье Трафо.

– Ох…

Кокон мигнул и пропал.

– Вперед! – погнал своих людей громила. Он одним звериным прыжком преодолел расстояние, отделяющее его от добычи.– Его фокусы больше не работают.

Да, Трафо и девушка больше не могли рассчитывать на помощь Божественных осколков. Как ни пытался Трафо мысленно призвать силы, заключенные в его карты, ничего не получалось.

– Все, – прошептала девушка и крепко обняла Трафо за плечи, лишая его возможности защищаться хотя бы руками. Вернее, одной рукой. Вторая, пронзенная ножом, не слушалась и повисла плетью. Кровь капала с кончиков пальцев.

– Глаза! – громкий крик слева.

Трафо поверил, как верят в отчаянии всему, даже бреду, и бросил через плечо:

– Закрой глаза!

Девушка тут же повиновалась, и как только Трафо убедился, что она закрыла глаза, прикрыл и свои.

Вспышка была настолько яркой, что даже через закрытые веки больно резанула глаза. В голове заплясали солнечные зайчики, к горлу подкатила тошнота. И тишина… Оглох? Нет, не похоже. Слышны шаги. Глаза открывать было страшно.

– Ничего себе… да я страшен, когда в гневе! – удивился кто-то молодым голосом, присвистнул.

Трафо рискнул приоткрыть глаз. Пока один – рисковать напрасно не хотелось. Окинув вороватым взглядом место действия, он согласился с незнакомцем, одетым как монах.

– Да, ты страшен в гневе.

Вся пятерка разбойников застыла там, где их застала вспышка. Словно скульптуры, сделанные так реалистично, что ничем не отличались от живых. И были они прозрачными. Жутко – неподходящее слово для такой картины. Это было чудовищно жутко.

Монах тем временем по-деловому прохаживался среди статуй. Подошел к самой большой, той, что совсем недавно была главарем банды, и щелкнул ее по носу. Изумительным звоном отозвалась статуя.

– Чистый хрусталь, – подвел итог своей "работы" монах.

– Нас казнят, – обреченно сказала девушка.

Из-за угла послышался топот десятка ног, неяркий свет факелов обгонял тех, кто двигался к месту схватки. Еще чуть-чуть, и в проулке уже было не протолкнуться.

– Черт, – сетовал монах.– Почему не стражи? Почему именно Столбовые?

Ему никто не ответил. Люди в сверкающих доспехах деловито заламывали ему руки и вязали их за спиной. То же самое проделали с Трафо и с девушкой.