Читать книгу Пепел крестьянской Души - - Страница 16

Вначале Василий в жалобе хотел описать поведение продтройки только в отношении его семьи. Но подумав, решил расширить примеры жестокого обращения комиссарских слуг с жителями всего села. И первым делом пошёл к жёнам красноармейцев, которые, как считал он, имеют больше всех прав в защите от этих самоуправцев. Побывав в основном у тех сельчанок, кого видел на площади у казённой избы, он перешёл по льду на правый берег реки Ик и оказался в Малом Сорокине. Вспомнив, как Колмакова Анна обошлась с комиссаром, Василий вначале зашёл к Егору Суздальцеву, и уже вместе они направились к храброй женщине. Встретила молодых мужчин она приветливо, а когда Василий рассказал ей о цели своего прихода, Анна по-бабьи всплеснула руками и произнесла: «Да разве вы найдёте управу на этих упырей! Для сохранения своей шкуры они с большим удовольствием с другого её снимут и на пяльцы натянут. Но, уж раз надумали донести до высокого начальства все упрёки жителей на бесчинства продразвёрсточников, то садитесь за стол и слушайте». Пока Анна рассказывала, как у неё выгребали из сусеков последнее зерно, и как защищая его, она набросилась на волпродкомиссара Горшкова с кулаками, вокруг неё собрались четыре дочки и трёхлетний сынишка. «Вот скажите, люди добрые, чо теперь мне с ними делать? Чем кормить, если до последнего зёрнышка вымели? Хоть руки на себя накладывай!» – закончила она рассказ и прижала к себе детей. Василий с Егором собрались было уже уходить, как посмотрев на Василия, Анна улыбнулась и сказала: «Ты, Василий Иванович, по тому случаю сильно на меня не удивляйся. Довели меня до этого куманьки. Как только Прокопий служит этим гадам!».

Собрав дополнительную информацию от односельчан, над жалобой Василий работал добросовестно и долго. Изложив на листе её содержание, он прочитывал и не удовлетворившись её качеством, несколько раз рвал на мелкие кусочки. И только уже за полночь, когда от керосинного смрада стало щипать глаза, Василий прочитал последний вариант и остался им доволен. «Завтра утром перепишу в трёх экземплярах и подпишу у всех, кто захочет поставить свою подпись», – подумал он, затушил лампу и полез на печку.

Завершив до обеда следующего дня перепись документа в трёх экземплярах и собрав более двадцати подписей грамотных жителей села, а также расписавшись за такое же количество безграмотных, после обеда Василий направился домой к Аверину Степану. В их избе он уже давно не был. Поэтому его поразила необычная тишина в огромном пятистенке, где раньше повсюду слышался задорный смех Варвары и крик её братьев. «Жалобу принёс показать?» – спросил Степан, выходя из горницы. «На, почитай. Может, чо упустил, так добавлю». Степан взял из его рук один экземпляр и углубился в чтение. «Здравствуй, Вася», – послышался тихий девичий голос. «Здравствуй, Варвара Мефодьевна. Нынче в вашей просторной избе чо-то тихо стало». «А кому сейчас в ней шибко шуметь? Из братьев-то Степан да Семён остались. Степан у нас никогда шумливым не был, а сейчас и вовсе замкнулся в себе. Семён с отцом на деляну уехали. Боятся, что и туда комиссары могут свои носы сунуть. А там у нас припрятано пудов двести необмолоченного хлеба», – ответила девушка. «Ты всё хорошеешь. Вон, какая справная стала», – улыбнулся молодой мужчина. «Может и похорошела, а что толку. Всё равно ведь ты меня не полюбишь», – парировала Варвара и ласковыми глазами посмотрела на Василия. «Зачем тебе такой непутёвый, как я? Ты вон лучше к Зайчикову присмотрись. Очень серьёзный жених», – пошутил Василий. «Зря, Василий Иванович, обижаешь. Такой жених, как этот боров, мне и на дух не нужен. Уж лучше в девках буду вековать, но только не с ним», – ответила девушка. «Разве такой красавице дадут наши парни девкой умереть? Обязательно полюбит тебя самый достойный из них», – серьёзным голосом произнёс Василий. «И тебе я желаю найти хорошую невесту и быть с ней счастливым», – пожелала Варвара бывшему жениху и пошла в куть. «Ты указал здесь три учреждения, в которые мы должны будем эти жалобы сдать, а почему в уездную милицию не написал экземпляр? Зайчиков-то её кадр», – послышался голос Степана. «Если считаешь, что надо, то до отъезда напишу и туда», – согласился Василий и спросил: «А само содержание устраивает тебя?». «Нормально написал. Лучше не придумаешь», – ответил Степан и предложил: «Выедем завтра на рассвете, чтобы до темноты в Ишиме быть».

Вернувшись домой, Василий напоил Воронко, подсыпал ему в корыто больше овса, чем обычно, и потрепав гриву, произнёс: «Отдыхай, верный мой товарищ. Завтра семьдесят вёрст без отдыха тебе меня вести». Словно поняв, о чём сказал молодой хозяин, жеребец повернул в его сторону голову и тихо заржал, оскалив крупные зубы.

Когда Василий проснулся, то услышал осторожные, почти бесшумные шаги матери. «Уже не спит. Хлеб с загнетки вытаскивает. Боится, что голодным могу уехать», – с нежностью подумал он. Спустившись с печи и натянув на себя тёплые шаровары, рубаху и мягкую, из овечьей шерсти, толстовку, он направился к матери. «Проснулся? А я думала, что поспишь ещё. Ну да ладно, раз собрались пораньше выехать. Дорога-то дальняя. Умывайся и садись за стол. У меня уже и хлеб выпекся, и каша набухла», – сказала Евдокия Матвеевна и продолжила хлопотать в кути.

Друзья встретились у дома Степана, стоявшего на правом берегу Ика, в самом начале Ишимского тракта. Отдохнувшие за ночь и охочие до хорошего бега, Воронко и пегой масти кобыла Степана – Звёздочка – почти сразу же перешли на крупную рысь. Изредка перекидываясь словами, друзья ехали туда, где их никто не ждал, и к тем, для которых они никогда ни существовали, как равноправные граждане большой страны. Этим «тем», чтобы сохранить и упрочить свою власть над бородатым быдлом, нужен был его хлеб, мясо, молоко, масло, шерсть, яйца и даже рога, но только не он сам.

Добравшись до чайной в селе Прокуткино, друзья спешились, привязали лошадей и зашли перекусить. Людей в ней было много и половина из них были уже пьяные. Слышались отборный мат, крики, оскорбления и в чей-то адрес угрозы. Не обращая на всё это внимания, добровольные парламентарии перекусили, чем была богата придорожная едальня и поехали дальше. «Вот так и живёт русский человек. Если не работает, то пьёт и скандалит. Наверное, в мире нет другой жизни, которая была бы горше, чем у русского мужика. Всем-то его хочется обидеть, оскорбить, будто он не человек, а зверь лесной», – задумчиво произнёс Степан, когда они отъехали от чайной вёрсты три. «И меня такие же раздумья стали часто посещать в последнее время. Жили же наши предки при царе спокойно. Детей рожали, строились, свадьбы весёлые играли. А сейчас словно в аду каком оказались. Приходят в наш дом чужие люди-безбожни-ки, забирают добро, которое годами накапливалось, бьют кнутами женщин и стариков, пугают револьверами и всё им сходит с рук. Какое право имеют эти люди на нашу жизнь, и кто им его дал?» – спросил Василий. «Коммунисты им это право дали. Тем не жалко нас, так как все они родом не из здешних мест, а москали или питерцы и в основном жидовской национальности. Есть, конечно, и среди русских коммунисты, но они из-за своей безграмотности и жадности в рот заглядывают этим большакам и все команды их исправно исполняют. Вон и в нашем селе таких уже человек десять появилось», – ответил Степан. «Но ведь нас, кого эти коммунисты грабят, больше, чем их. Поднять бы мужиков во всём уезде и повылавливать этих безбожников. Пусть в свою Европу убираются», – помечтал Василий. «Наших-то коммуняк можно выловить, но вот только на их выручку столичные комиссары армию сюда направят. А что мы ей противопоставим? Вилы, топоры да косы? Нет, друг, с таким оружием мы против армии не выстоим и погибнем все до одного», – сделал вывод Степан. «По мне, так лучше быть убитым, чем выпрашивать у этих большаков милостыню!» – зло произнёс Василий и до самого Ишима они больше не разговаривали.

В город друзья въехали, когда на улице стало смеркаться. Добравшись до постоялого двора, расположенного недалеко от железнодорожного вокзала, они расседлали уставших коней, насыпали им в торбы овса и пошли устраиваться на постой. Определившись на ночлег, друзья вышли попоить лошадей, а заодно и прогуляться по ночному городу. «И чего в нём люди находят хорошего? Живут как в муравейнике. Да и пользы от этих людей ни какой. Одни расходы на содержание. Корми их, пои, а они только и смотрят, как посильнее обмануть крестьянина», – завёл разговор Василий, осторожно ступая по деревянному тротуару и заглядывая в окна домов, где горел тусклый свет. «Может, кому-то и нравится такая жизнь. Не все же любят копаться в земле, как мы с тобой и наши сёстры. А здесь культура, базар, клубы по настроению. Даже дома прелюбодеяния есть», – ответил Степан. «Ты-то ещё не посетил такое заведение?» – улыбнулся в темноту Василий. «Вот выгонят нас из деревни коммуняки, тогда вместе с тобой туда сходим», – ответил Аверин. «Для того, чтобы в такое заведение пойти, напиться сильно надо», – съязвил Василий и вдруг вспомнил Полину: «Где она сейчас? Помнит ли ещё нашу встречу? Может, завтра удастся её найти?». Вернувшись после часовой прогулки в большую комнату постоялого двора, где стояло с десяток коек, друзья легли отдыхать. Впереди их ждал тяжёлый и непредсказуемый день.

По привычке проснувшись задолго до рассвета, они умылись в общей туалетной комнате, привели себя в порядок, перекусили продуктами, которые захватили из дома и вышли на улицу. «С какого учреждения начнём?» – спросил Степан. «Не знаю. Наверное, начать нужно с уездного исполкома советов. Я там был и знаю, где он находится», – ответил Василий и оставив коней на коновязи у постоялого двора, бодро зашагали по центральной улице.

У здания уездного исполкома они оказались почти за час до его открытия. Особо не надеясь на успех своей миссии и памятуя свой первый неудачный опыт в составе сельской делегации, Василий предложил: «Давай попробуем попасть во внутрь здания до начала рабочего дня». Немногословный Степан с удивлением посмотрел на друга и спросил: «Зачем?». «А чтобы узнать, кто здесь главный начальник и прямо в коридоре вручить ему письмо». «Ну, пойдём, постучимся. Может, кто-то и откроет нам», – согласился Степан.

В массивную деревянную дверь стучал Василий. В проёме показалась заспанная физиономия охранника. «Чо стучишь? Видишь, поди, что рабочий день начинается с восьми часов», – незлобно пробурчал он. «Слушай, земляк, мы с товарищем по поручению сельчан доставили в уездный исполком совета письмо с жалобой на действия продотряда, а как и кому вручить его не знаем. Может, ты нам поможешь разобраться с этим? Мы бы тебя самогоночкой нашей, сорокинской отблагодарили», – вкрадчиво произнёс Василий. «Не знаю даже, робяты, чем смогу вам помочь. Я здесь человек маленький. За порядком поставлен следить, а не советы давать. Но уж враз вы из Большого Сорокине, то подумаю, что могу для вас сделать. Сам-то я из Кротовской волости. Там тоже много беспорядков продразвёрсточники творят. Надысь ко мне приезжал брат оттуда и обо всём поведал», – пространно объяснил охранник. «Ну, так что ты посоветуешь нам?» – настойчиво спросил Степан. «Я вам скажу так. К самому большому начальнику Кузьмину рваться не надо. Вас к нему не допустят. А вот к его помощнику товарищу Горностаеву попытаться можете. Он хоть парень и молодой, но не чванистый. Его кабинет № 21 первый слева по коридору», – ответил охранник. «Тебя как звать?» – спросил Василий. «Алексей Карпов». «Спасибо тебе, Алексей, за подсказку. Может, в помещение пустишь? А то уж дюже холодно на улице целый час ждать», – попросил Василий. Охранник некоторое время думал, затем сказал: «Ладно, заходите. Но чтобы вас никто не заметил, сидеть будете в кладовке уборщицы, под замком».

Алексей открыл кладовку только тогда, когда по коридорам закончилось движение служащих. «Пришёл уже Дмитрий Иосифович. Вроде в хорошем здравии. Даже со мной поздоровался», – сообщил он посланцам. «Ещё раз благодарим тебя за помощь. А когда побываем у Горностаева, сходим на постоялый двор и вручим тебе обещанную награду», – улыбнулся Василий. «Рано пока о награде говорить. Вы идите быстрее к Дмитрию Иосифовичу, а то вызовет его начальник к себе и часа два продержит. А я через час меняюсь», – предупредил охранник.

В скромный кабинет большого советского начальника друзья попали без препятствий. За столом они застали худощавого, болезненного вида тридцатилетнего мужчину, с чёрной аккуратно подстриженной бородой и длинным тонким носом. Он с любопытством посмотрел на молодых, крепко сбитых парней, и строго спросил: «Вы, по какому делу ко мне, товарищи?». От прямого вопроса начальника друзья даже на время растерялись. Опомнившись первым, Василий произнёс: «Жители Большого Сорокине поручили нам донести до вашего сведения о творящихся в селе и волости беззакониях со стороны продотряда, тройки и милиционера Зайчикова. Часть случаев описаны вот в этом письме, которое велено передать вам». «Оставьте его у секретаря канцелярии, а она передаст мне официально. Я с ним обязательно ознакомлюсь и пришлю в вашу волость ответ. А сейчас мне некогда им заниматься, так как должен срочно выезжать в Петуховскую волость», – заявил Дмитрий Иосифович и уткнулся взором в бумаги, лежащие на его столе. Поняв, что разговор с ними закончен, друзья молча вышли в коридор и направились в канцелярию. Секретарь приняла письмо только после того, как Василий сказал, что к ней их послал товарищ Горностаев. Сдав секретарю документ, они направились на выход, где их с нетерпением поджидал Алексей. «Ну, что? Как сходили?» – поинтересовался он. «У товарища Горностаева побывали, письмо передали в канцелярию, а что будет дальше не знаем», – ответил Василий и спросил: «Смена твоя закончилась?». «Только что сдал дежурство. Теперь я свободный почти на сутки», – весело произнёс Алексей. «Тогда пойдём с нами до постоялого двора. Должны же мы рассчитаться с тобой за твою благосклонность», – предложил Василий.

Вручив Карпову две чекушки первача и булку хлеба, друзья продолжили выполнение своей миссии. В течении дня им удалось оставить письма ещё в двух организациях советской службы. Но ни в одной из них к большому руководству они больше не попали. В уездном комитете РКП(б) письмо пришлось вручить помощнику секретаря, а в уездном отделении рабоче-крестьянской инспекции – оставить на столе вахтёра. Самым неудачным оказался поход с последним письмом в уездную милицию. Там с ними даже разговаривать не стали и в грубой форме выпроводили из помещения. Оказавшись на улице, друзья отошли от здания блюстителей порядка и остановились прямо на тротуаре. «Ну, что дальше будем делать? Может, чёрт с ней, с этой милицией?» – спросил Степан. Василий немного подумал и вдруг предложил: «Давай попробуем передать жалобу в уездную милиции через Пироженко Федьку. Он сейчас красный командир и служит здесь в городе в артиллерийском полку. Благодаря ему нас выпустили в прошлый раз из тюрьмы». «А ты откуда знаешь?» – удивился Степан. «Он мне сам рассказал, когда однажды я с ним и его сестрой Полиной в Большом Сорокине у волсовета встретился, а во время пребывания с делегацией в Ишиме, я в полк к нему ездил. Важный такой», – ответил Василий. «И ты мне не сказал об этом», – обиделся Степан. «Извини, друг. Закрутился в последнее время. Не до рассказов было», – признался Василий, хотя основная причина была в Полине, о которой он не хотел рассказывать Степану. «А где его полк стоит?» – спросил Степан. «На окраине города, по Петропавловскому тракту», – ответил Василий, довольный тем, что друг не стал задавать дополнительных вопросов о встречах с Пироженко. «Ладно, поедем. Не может же он отказать товарищу, которого чуть не пристрелил в Усть-Ишиме. Ну, а если не поможет, так хоть повидаемся», – принял решение Степан и они направились в сторону постоялого двора, чтобы рассчитаться за ночёвку и забрать своих коней.

На этот раз со встречей с бывшим однополчанином им не повезло. Выслушав просьбу пригласить товарища Пироженко к ним, дежурный по КПП ответил: «Товарищ командир в настоящий момент встретиться с вами не сможет по причине отбытия на военные учения». «А когда он вернётся?» – разочаровано спросил Василий. «На это я не могу ответить», – отчеканил красноармеец. «Очень плохо. А мы ему от родных из Покровки гостинцы разные привезли. Просили обязательно передать, так как у него очень сильно болеет мать и ей необходимо хорошо питаться. Может, подскажешь, где живёт его семья?» – пошёл на хитрость Василий. «Я незнаю, где живёт семья командира. Это может сказать только начальник штаба», – ответил служивый. «А как с начальником штаба поговорить?» – не отступал Губин-младший. «Не знаю. Попробую связаться с ним по внутренней связи, но он вряд ли придёт сюда», – неуверенно ответил красноармеец и пошёл в дежурное помещение. Вопреки сомнению дежурного, молодой и подтянутый красноармеец лет двадцати пяти, в яловых сапогах, с шашкой и портупеей на боку, уже через пять минут прибыл на КПП. Вежливо поздоровавшись, он спросил: «Вы ктоварищу Пироженко приехали?». «Так точно!» – вырвалось у Василия. «Вы что, тоже из военных будете?» – с удивлением спросил начальник штаба. «Нет, мы крестьяне из Большесорокинской волости. А в армии служили в Петропавловске ещё в царские времена и вместе с Пироженко», – ответил Степан. «Понятно. Так о чём вы хотели поговорить со мной?»-спросил начальник штаба. «Мы по делам волости приезжали к уездному начальству и по просьбе родственников Фёдора захватили с собой гостинцы для его семьи. Прибыли сюда, но дежурный сказал, что его нет, и неизвестно когда будет. А продукты испортиться могу. Сметана, сыр, масло коровье, мясо и даже рыба мороженая в мешке уже сутки находятся. Что с ними теперь делать, даже ума не приложим. Может, вы скажете адрес, где живёт его семья? Мы бы прямо сейчас и отвезли туда всё это. А то сами-то только завтра возвращаться домой будем», – пояснил своё беспокойство Василий. Степан стоял рядом и искренне удивлялся убедительному красноречию друга. Начальник штаба пытливым взглядом посмотрел на земляков Пироженко, подумал и ответил: «Его мама и сестра живут на северной окраине города, по направлению вашей волости. Пятая изба с краю, по правую сторону». «Спасибо за помощь. Иначе пришлось бы гостинцы обратно везти», – обрадовался Василий, но виду не подал.