Читать книгу Записки последних Антикваров - - Страница 5

Примерно с месяц я провела в уютных льняных простынях. Местный врач не знал явных причин столь серьёзной потери памяти. Ведь ничего предельно катастрофического не случилось. Кто ж не падал, спускаясь по лестнице? Сама я падения не помню, напротив, мой разум заполнен другими, предположительно ложными воспоминания. И все же, ушиб мой был неслабым, раз я позабыла не только свое имя и титул, да и вообще всякое представление о себе и обо всем, что меня окружало. Впрочем, я все ещё рассматривала другие варианты таких своих сомнительных изменений. Ведь когда месяц назад я очнулась в этой же постели, я была твёрдо убеждена, что зовут меня вовсе не Софи, а все, что происходило вокруг, казалось мне сном или же достаточно дорогой, хорошо подготовленной шуткой. Но прошёл месяц, может больше, для сна это казалось слишком много, для шутки – слишком идеально. Одним словом, я начала думать, что немного сошла с ума. Возможно, я так сильно ударилась головой, что вместо своей жизни придумала совершенно другую. Но что если… Что если я все же не была никакой Софи? Что если я действительно была той девчонкой, что споткнулась о собственную ногу в темном подвале? А все это… Нет, это был не сон… Но что если это была кома или, что казалось мне вполне вероятным и логичным, это была смерть?

Чтобы проверить всякие свои догадки, я то и дело совершала попытки к «самопожертвованию», если это можно было так назвать. Я не могла позволить наложить на себя руки какими-то отчаянными методами. Я просто не была на это способна. Единственное, на что у меня действительно хватило сил, – это жалкая попытка самостоятельного удушения. В конечном итоге, мне пришлось поверить в то, что я действительно была Софи Волконской, двадцатиоднолетней русской аристократкой, прибывшей в Англию по приказу своего деда, князя Репнина, желавшего выдать непутевую внучку за хорошенького сдержанного британского барона, а если повезёт, то и графа.

В письме своей старой знакомой, дальней родственнице, 89-летней вдовствующей герцогине Дорсет, князь Репнин писал:

«…Софи чрезмерно прихотлива. В штыки воспринимала каждого одобренного лично мною жениха. Все они ей казались «распутными глупцами, способными позабавить даму лишь разговорами о своих военных подвигах». При всем, при том, что она была яро убеждена в отсутствии всякой правдивости их речей. Одним словом, ей не был по душе ни один кавалер с русской патриотичной душой. А поскольку Софи отвергает избранников уже три лета к ряду, очередь из женихов становится все меньше и меньше. Я же не хочу, чтобы моя вполне не дурная собой, хоть и непутевая внучка закончила свои дни в амплуа старой девы. Посему от чистого сердца прошу Вас, дорогая вдовствующая герцогиня, примите мою внучку у себя на один Сезон, окажите мне услугу и подыщите ей подходящую партию. Я верю, что Вы со своей врождённой чопорностью и упорством сможете повлиять на Софи. Я вверяю Вам судьбу своей единственной горячо любимой внучки и остаюсь у Вас в несоизмеримом долгу.

Искренне Ваш, князь Николай Репнин»

Это письмо почтенная вдовствующая герцогиня получила полгода назад, в августе 1844 года. Она незамедлительно отправила ответное письмо, в котором пообещала с огромной радостью принять внучку товарища, с которым связана сомнительными родственными связями. Стоит пояснить, каким же образом князь Репнин связан с герцогиней Дорсет. Дело вот в чем. Когда-то не в таком уж и далеком 1771 году, родной брат деда Софи женился на кузине мужа вдовствующей герцогини, что, в принципе, нынешних потомков Репниных и Дорсетов по крови никак не связывает, но семейный долг они выполняют перед друг другом отменно.

И вот, 6 месяцев после письма, поздним вечером особенно холодным вечером января Софи Волконская, то есть я, опять же предположительно, уверено выглянула из окна своего экипажа, который подъезжал к Дрейтон Хаусу – главной резиденции Дорсетов. По словам герцогини Сибилл, хозяйки дома, матери нынешнего герцога Дорсета, с лестницы я скатилась в ночи, благо дворецкий обходил Дрейтон Хаус в последний раз перед сном и заметил меня лежащую в подножья ступени. Как итог – потеря всякой памяти и строгий постельный режим на целый месяц. Впрочем, из-за абсолютно скучных однообразных дней у меня было достаточно времени, чтобы обдумать все как следует. И я пришла к одному ужасному, абсолютно невозможному и невероятному выводу, что я никакая не Софи Волконская, впрочем, мы действительно ужасно схожи внешне (в сундуке Софи я отыскала несколько фотографий). Я же – Диана Рубцова, 21 год, 2000 года рождения (никак не 1824!!!). А все, что происходило сейчас со мной, что ж, видимо какая-то несусветная мистика, которая перенесла меня в 19 век.

В конечном итоге, приходилось мириться с положением дел и постараться вписаться в будни обычной княжны, гостившей в Великобритании в доме, который, если продать, то можно было бы в легкую поднять прожиточный минимум всей страны в несколько раз. Хотя я часто размышляла на тему того, какую злую шутку сыграла со мной судьба. Ведь кто в детстве не мечтал стать принцессой? И даже тут, как и в каждой безвыходной ситуации, я прошла все стадии:

1. Шок.

2. Попытки что-то предпринять.

3. Гнев.

4. Печаль.

5. И, безусловно, смирение.

Хотя с моим дрянным переменчивым настроем, я проходила через последние три стадии по несколько раз на дню, но, опираясь на свое позитивное мышление, стала искать плюсы во всем. На доску я выставляла три самых очевидных варианта происходящих событий. Конечно же, как и прежде, я предполагала, что жизнь моя подошла к концу и это мой личный Рай, а может и наоборот, а может и ничего из этого. По крайней мере, мне не придётся за 300$ в месяц спать по 8 часа в неделю суммарно. Второй вариант – кома или сон. И если это было действительно что-то из этого, то я совсем не возражала.

«По крайней мере», – рассуждала я, – «мама не будет так сильно опечалена».

Ну и последний вариант, в который я верила больше всего по непонятной мне причине, – я попала в одну из серий Доктора Кто. На самом деле я с ужасом предположила, что меня действительно занесло в Викторианскую Англию. Как? Я была без понятия. По началу я предположила, что нахожусь в чужом теле. Но мое тело выдавало черное каре со скрытым окрашиванием в блондинку и родимое пятно в виде, как мне казалось, циферблата часов, только стрелок там было четыре, а не три (две толстые короткие часовые стрелки, одна толстая длинная минутная и одна тонкая длинная секундная), по крайней мере так свое родимое пятно видела я, мама всегда говорила, что это просто странное солнце.

Забавно, что я готова была поверить в магию, но не собиралась верить в то, что умерла, хотя всегда в тайне желала этого.

Ах да, магия. Как бы преподнести это? Здесь есть магия. Вот. Пожалуйста, возьмите и распишитесь. Впервые я это заметила, когда Саммер, младшая сестра герцога Дорсета, притащила мне целую стопку любовных романов, но не приложила никаких усилий для этого, ведь книги просто плыли за ней по воздуху. Тогда я решила, что я не отошла ото сна, но я ведь все еще не уверена, реальный ли это мир или моя выдумка, поэтому я, откровенно говоря, была без понятия как реагировать на все, что происходило и происходит вокруг меня.

И все же на кону стоял достаточно очевидный вопрос. Если я заняла место Софи, то где же сама Софи? То, что Софи Волконская являлась какой-то моей дальней родственницей, было очевидно на все 100%, по моим личным уверениям. А может я и была княжной, но мой мозг решил сыграть со мной дурную шутку и придумал себе другую личность. Или может я все же была Дианой Рубцовой, с которой играется ее сознание, пока она, то есть опять же я, лежит на больничной койке.

Я пообещала себе еще вернуться к этому вопросу, но сегодня был первый день, когда я была свободна от постели. Очнулась я достаточно рано, но служанку звать не стала – мне хотелось немного отдохнуть от постоянной опеки. На часах было… Ох, как же я ненавидела циферблаты, по таким часам я разучилась понимать время с лет 6, когда мне купили мой первый Sony Ericsson. Когда я вспоминала что-то подобное, я тут же мысленно добавляла плюсик в колонку «Диана». Хотя колонка «Софи» была вообще пуста, учитывая гипотетическую потерю памяти.

– Сколько же это? – вслух размышляла я, смотря на часы. – Большая стрелка на тройке, а малая… на семерке? Значит сейчас… 6:15…? Нет, нет, там вроде другие правила… 7:15? Должно быть 7:15…

И рано же я вскочила! Но, видимо, не могла я дождаться, когда смогу выйти из спальни.

На улице уже светало, и совсем незаметные первые лучи солнца пробивались через тяжёлые шёлковые шторы. Я подошла к окну и отдернула штору с одной стороны, затем закрыла створку окна, которое открывалось на ночь (даже несмотря на то, что на улице был конец февраля), чтобы освежить комнату, и уселась в кресло, уставившись на слова в книге. Мне понадобилось с минуту бездумно попялиться в книгу, чтобы понять, что настроение читать не было абсолютно никакого. Я покорно смирилась с неожиданным приступом лени и отложила книгу прочь. Ещё с мгновение ютилась в кресле, размышляя о дальнейших своих действиях, но в голову пришла лишь идея прогулки в саду. К великому моему сожалению, это значило, что мне придётся звать служанку, чтобы та помогла собраться. Несколько раз я предприняла попытки собраться самой, просто чтобы проверить, мол, смогу ли, но попытки были тщетны. Угрюмо вздохнув, я направилась к колокольчику у кровати и дёрнула его несколько раз. Я старалась не быть настойчивой, если вдруг слуги ещё не проснулись.

С распорядком дня слуг я знакома не была. Я провела в кровати около месяца, служанку видела в комнате раз 5 на дню. Первый раз она приходила утром, часов в 8 и начинала обтирать меня, хотя я не раз настаивала, что и сама могу с этим справиться, но Мэри, служанка, уверяла, что если хозяева прознают, что она позволяет мне, княжне, самостоятельно заниматься подобными делами «в моем-то состояние», то будет ей дурно. Я не стала пререкаться. Когда обтирание было закончено, я переодевалась в свежую рубашку, а Мэри меняла постельное белье. Мне его меняли каждый день, потому что я постоянно находилась в постели.

К тому же, недели полторы назад я очнулась в постели «укутанной» красной пеленой. Это чрезмерно смутило меня, а затем испугало. Нет, не подумайте, с месячными у меня в моем прежнем теле, если такое выражение имело место быть, разговор был короткий. Они у меня были совсем не болезненные и длились всего дня 3 или 4. Тут же я вовсе потеряла мысль о подобном исходе во всей этой суматохе. Когда же утром я обнаружила кровавый след на свежей простыне, я тут же почувствовала себя какой-то, хм, виноватой что ли. Что уж действительно повергло меня в шок, так то, как женщины справлялись с этим безобразие в те дни. Ведь они делали ровным счётом ничего.

Я тогда действовала решительно. Я пыталась попросить у Мэри что-то похожее на вату, но я не знала, как будет вата на английском (вот вам и лингвист, ха), что загнало меня в очевидный тупик, поэтому я попросила принести обычную старую простынь, которую я могла бы без зазрений совести разрезать. Когда я получила простынь, я тут же смастерила из нее многослойную повязку. Одна полоса проходила между ног, вторая полоса закреплялась на поясе, чтобы удерживать первую полосу. Из остатков ткани я смогла даже соорудить подобие современного нижнего белья с завязками по бокам. В этом имитированном подгузнике, никак иначе, я проходила всего день, а затем попросила у Мэри ещё одну простынь. Так я соорудила 3 комплекта сменного белья для менструации. И, впрочем, была собой вполне довольна.

Обычно, когда время утреннего обтирания подходило к концу, Мэри удалялась, а я укладывалась обратно в кровать и дожидалась очередного прихода служанки – она должна была принести завтрак. И, действительно, Мэри приходила с подносом примерно через час. Следующий раз я могла увидеть служанку только ближе к обеду, а затем во время ужина. Последний визит Мэри был перед самым сном. Она снова проводила обтирания и открывала окно для проветривания. Я не знала, занималась ли Мэри чем-то еще, помимо ухаживаний за мной, но даже эта часть ее работы казалась ужасно утомительной.

Намеревавшаяся снова плюхнуться в кровать я все же была потревожена стуком в дверь.

– Ах, как славно! – воскликнула я и добавила: – Входи!

Да, это несомненно была Мэри. Она, казалось, немного запыхалась, но пыталась держаться молодцом и не показывать виду.

– Прошу прощения за задержку, миледи! Что-нибудь случилось?

– О нет, что ты! Я разбудила тебя?

– Нет, нет, – из-за того, что Мэри тараторила, словно пыталась оправдаться, проблемы с ровным дыханием были заметны еще более явно, но я решила сделать вид, что просто не замечаю этого (кажется, одним из правил этикета было что-то наподобие «не обращайте внимание, если заметили что-то, что может поставить в неловкое положение другого человека», хотя в 19 веке все было намного проще «леди не должна проявлять никаких эмоций»). – Мы давно уже проснулись все, миледи. Я протирала пыль в китайской гостиной.

– Вот как, тогда прошу прощения, что прервала твою работу. Я просто довольно рано проснулась сегодня, никак не хотела больше лежать в кровати, вот и решила прогуляться по саду. Хотела поинтересоваться, могу ли я так рано собраться или мне стоит подождать, пока проснутся другие обыватели дома? – этот вопрос действительно интересовал меня.

Я не знала, как поступить в такой ситуации. Будь я хозяйкой дома, наверное, все было бы гораздо проще, но я была гостьей, к тому же, очевидно, доставляла неимоверное количество хлопот, поэтому я побаивалась сделать любой неверный шаг, который мог бы выдать мое совсем не аристократичное происхождение. Но спрашивать у кого-то из хозяев о правилах поведения было как-то неправильно, они бы сразу разгадали лукавство в моих словах, а я почему-то боялась быть пойманной, служанку же легко одурачить, стоило лишь сказать одну простую фразу:

– У нас в России просто другие традиции, не хочу никого смущать отсутствием подобающих манер, – пояснила я.

– О, полагаю, – Мэри задумалась, должно быть, решение должна была принимать не она, как подумалось мне, но служанка вскоре огласила вердикт, – я могу помочь вам собраться. Мне только надо сходить за водой.

– Ох, прекрасно! – воскликнула я в очередной раз, не скрывая своего восторга. Прогуляться на рассвете в саду все же было превосходной идеей, я никак не хотела от нее отказываться.

– Если позволите, миледи, я вернусь через 5 минут.

– Конечно.

Мэри поклонилась и вышла из комнаты. Тем временем я решила хоть что-нибудь поделать, потому что было достаточно нелепо, что я осталась стоять по середине комнаты в гордом одиночестве. Еще более несуразно мне казалось то, что, вернувшись, Мэри застанет меня в том же месте и в том же виде. Поэтому я спокойно подошла к постели и расстелила ее так, как это каждое утро делала Мэри. Я предположила, что это проделывалась для того, чтобы постель освежилась.

Служанка вернулась раньше, чем обещала. И с порога она тут же перепугалась. Страх на ее лице был непонятен мне, но я опять же решила не предавать этому значения, однако в этот раз Мэри объяснилась сама:

– Вы расправили постель, миледи?

– Да, – ответ был очевиден и все же я его озвучила. – Что-то не так?

– Нет, полагаю, миледи. Эм, – на секунду, одну короткую секунду, Мэри растерялась и забыла, видимо, зачем пришла, но вскоре рассудок к ней вернулся. – давайте я вас оботру.

– Я ведь уже не больна, Мэри…

«Хотя я и до этого не была», – добавила я про себя.

– … Я могу и сама с этим справиться.

– Неужели у Вас в России и на этот счет другие традиции?

Тон Мэри удивил меня и в этот раз я не справилась со сдерживанием эмоций. Для меня и прежде это было испытанием не из легких, потому что я достаточно экспрессивный человек, и мимика меня выдавала почти сразу. Вот и в этот раз я не сдержалась и глаза мои тут же расширились. Мэри заметила это моментально.

– Прошу прощения, миледи, – служанка поспешила извиниться.

– Нет, что ты, не за что извиняться.

Мне и правда не нравилось, что Мэри так и норовила за все извиниться. Этим она еще больше загоняла меня в тупик. Но мне определено понравился вопрос Мэри. Я решительно сделала вывод, что скоро подружусь с ней.

– Тебе стоит прекратить извиняться по пустякам. Я лишь удивилась, что ты задала вопрос так уверено. Ты раньше так не разговаривала со мной. Этими изменениями я очень довольна. Продолжай в том же духе. И да, в России и по этому поводу есть традиции, – больше я ничего и не сказала, потому попросту не знала, что придумать.

Мэри все же приступила к обтираниям, но я не собиралась сдаваться на этом. Я решительно готова была получить разрешение от служанки заниматься этим самой.

Казалось, ничего хуже обтираний быть уже и не могло, но нежданно-негаданно на смену одному позору пришёл другой – одевание. И вот это оказалось для меня самой настоящей пыткой. Тут меня повергло в лютый ужас нижнее белье – это какие-то несчастные бриджи (возможно они назывались как-то по-другому, но я об этом не знала) с разрезом в не самом подходящем месте для разреза. Я уже готова была завопить, а должно ли оно быть так, но сдержалась, осознавая, что именно это было бы чрезвычайно неловко даже в присутствие служанки. Я могла лишь мысленно раскидываться проклятиями о том, какие тяжёлые юбки и какой до мерзости неудобный корсет. Да-да, именно так, именно до мерзости. Он сдавливал все: бедра, грудь, талию. Дышать было просто невозможно.

– Сделай свободнее, – заявила вдруг я.

– Вы уверены, миледи? Леди Саммер всегда просит затянуть потуже, – сразу же пояснила Мэри свой вопрос.

– Ну а я не хочу задохнуться и умереть под кленом в саду!

Зря я удивлялась тонюсенькой талии Саммер, если она так затягивала корсет. Хотя, думается мне, что и без корсета Саммер была стройнее меня на размера два так точно, если не меньше.

Я решила, что если мне и придётся страдать от своего пребывания здесь, где бы это ни было, то хотя бы я постараюсь делать это с комфортом. К тому же туго затянутый корсет точно разительно мешал бы прогулке особенно под всей этой грудой вещей, что на меня натянула Мэри.

Итак, на мне было надето: ночная рубашка поверх бриджей, которые, как позже окажется, ничто иное, как исподние, затем две или три юбки, которые предавали всему наряду объем, носки выше колена (на улице все же зима!), конечно же корсет, тяжёлая шерстяная юбка темно синего цвета и пиджак такого же цвета с мехом беспощадно убитого животного неопределённого вида, пришитым на воротник. Как потом объяснила Мэри, это платье привезла с собой я, точнее Софи, из России, поэтому оно было достаточно тёплым для зимы Нортгемптоншира.