Читать книгу Обсидиан и чёрный диорит. Книга первая. Дестан - - Страница 4

Москва, 12 июня 2002 года

Кто-то умеет читать мысли, кто-то – нет. Лучше, конечно, уметь. Но остальным ужасно неприятно

Туземцы, встреченные в количестве трёх душ, никак не могли определиться с указанием направления. Были они или сильно перегарны, или не сильно трезвы. Хорошо, помогла женщина с лицом вчерашней колхозницы, покупавшая в ларьке химическую дрянь – растворимый сок «Юпи».

Любительница химических растворов охарактеризовала искомый магазинчик мебели, сувениров и всяких мелочей ёмким словом «хламушник». Потому, несмотря на приятный колокольчик на входе, Сэм Олдбрук зашёл внутрь с соответствующим предвкушением.

Обе продавщицы, оценив клиента, изрядно напряглись, лихорадочно отыскивая в памяти скудный запас английских слов. Но Сэм, ныне не скрывающий прекрасное владение русским, моментально отверг предложения самых дорогих и чудовищных «презентов».

Он немного побродил по пятачкам тесно заставленного торгового зала, где разномастная мебель соседствовала с безвкусно оформленными витринами. Столы и диванчики источали смесь ароматов плесени и формальдегида. Вспыхнуло воспоминание, как в последние годы советской власти пришлось зайти разменять десятирублёвку в один сельский магазин.

Там, конечно, было хуже. Прямо-таки хрестоматийный беспорядок, почему-то никого не смущавший. Продавщица же наверняка была уверена, что подобная раскладка товара вполне естественная и единственно верная, как дорога к коммунизму.

Половину прилавка занимали наваленные пачки мерзко пахнущего моршанского «Беломора», из которых обильно сыпалась и разлеталась во все стороны мелкая труха. Сзади, на широкой полке, стояла небрежно вскрытая жестяная банка с олюторской сельдью. По жёлтой жирной рыбине сосредоточенно ползала зелёная муха. Тоже жирная.

Сверху, едва не касаясь кончиками селёдочного сока, рядком висели чешские галстуки фирмы «Цебо». Один красивее другого, каких и в столице практически было не достать.

Мухе надоело ползать. Она подпрыгнула на пару сантиметров и грузно шмякнулась на запасной аэродром небесно-голубого цвета. Прошлась по галстуку туда-сюда, оставляя за собой жирный след, и уселась удовлетворённо потирать лапы.

Сэм передёрнулся от отвращения, возвращаясь в реальность. Он указал на большой подарочный набор инструментов для столярных работ и резьбы по дереву, который выглядел чужеродным среди многочисленных куколок, зайчиков, трубок и зажигалок, и пылился на полке несколько лет. Товар был упакован с завидной поспешностью. Попытку дать сдачу дипломат отогнал небрежным движением руки, как недавно вспомнившуюся муху. Зато пожелал увидеться с хозяином.

Господин Штырёв оказался тучным, с квадратным подбородком и короткой стрижкой «ёжиком». Лисьи глаза выражали сложную смесь настороженности, природной наглости и отсутствия способности сострадать. Толстячок с ходу предложил чем-нибудь угостить – и тут же смутился. Возможно, сообразил, что в кабинете только одна приличная на вид кружка, и та пивная. А в холодильнике неважный коньяк: початая бутылка, захватанная липкими пальцами.

Сэм, окинув быстрым взглядом убогое помещение, в ответ довольно невежливо хмыкнул.

…Многие знакомые ещё недавно именовали господина Штырёва просто «Штырь». Судьба оберегла его от тюрьмы и от нищеты, но крутиться пришлось ох как. Закончив профтехучилище, Штырь долго занимался «фарцой», потом умудрился организовать неплохое мебельное производство, а там и несколько торговых точек открыл. По итогам многочисленных «наездов», бесконечных «разборок» и прочих атрибутов жестокой конкуренции, у него остался только один магазин, зато надолго наступило относительное спокойствие.

Сорокалетний Штырёв смирился, понимая, что выше ему уже не прыгнуть. Оттого не рисковал щеголять малиновыми пиджаками и дорогими чёрными авто. Статус должен быть умеренным. На шее – не самая толстая золотая цепь, а на мясистой руке тикают поддельные часы фирмы Rolex.

У посетителя дорогущий и тяжёлый швейцарский механизм с сапфировым стеклом явно был настоящим, и секундная стрелка двигалась предельно плавно и беззвучно. Штырь мгновенно оценил разницу и непроизвольно вздохнул.

– Можете называть меня Сэмом, – без лишних церемоний заявил иностранец. – А выпить было бы неплохо, но, естественно, не здесь.

– Как угодно, – быстро ответил Штырёв. Чутьё подсказывало ему, что незнакомец – человек, перечить которому не стоит. – Может, хотите договориться об оптовых поставках? Или желаете найти что-то особенное? У меня большие связи…

– Давайте-ка пообедаем в хорошем ресторане, – остановил поток догадок Сэм. – Я угощаю.

…Через полчаса Сэм и господин Штырёв не спеша приступили к дегустации фирменных блюд одного из тех заведений, которые владелец магазинчика обычно, не стесняясь в выражениях, хаял за абсолютно безумные цены. Толстяк в мятых брюках, не гармонировавших с чопорностью обстановки и предполагаемыми тратами (к чему только он упорно пытался хотя бы примерно подсчитать их в уме?), чувствовал себя не в своей тарелке и покорно предоставил выбор блюд своему спутнику. Правда, вместо мартини попросил более привычную, но зато самую дорогую в длинном списке водку.

– Мне нужна небольшая информация, – перешёл к делу Сэм, покончив с холодной закуской. – Плачу от пяти до десяти тысяч долларов в зависимости от того, насколько полезной она окажется.

– Конечно, я готов… – Штырёв чуть не поперхнулся и растерянно вытер руки о скатерть, начисто забыв о салфетках. – Только я сразу должен сказать, что не знаю никаких военных секретов и не знаком с политиками. Я всего лишь мелкий коммерсант, человек маленький. Правда, я как-то ездил на рыбалку вместе с…

– Мой интерес другого рода. Недалеко от вашего магазина есть детский дом. Я хочу знать как можно больше о нём и о том, кто там живёт и работает.

Небольшая пауза была вызвана приближением к столику сразу двух официантов, моментально усовершенствовавших без того сказочной красоты натюрморт. Толстяк напряжённо размышлял, украдкой поглядывая на безмятежного покупателя странной услуги. Когда художники белой скатерти удалились кошачьей походкой, хозяин мебельно-сувенирной лавки расслабился и выразил полную готовность говорить о чём угодно.

– Кажется, я понимаю, в чём дело, – переходя на доверительный тон и непроизвольно понизив голос, начал Штырёв. – Сейчас многие интересуются детишками для заграницы. Хорошее дело, как по мне, нужное. И стране легче, и ребятишкам сладкий пирог вместо чёрствой корки, и подзаработать можно. Короче, намекните, это интерес чисто личный или…

Поскольку жест иностранца подтвердил последний пункт из предложенного выбора, коммерсант слегка вздохнул, но продолжил свой монолог не менее бодро:

– Значит, не сами хотите присмотреть сыночка или дочурку. Между нами говоря, отличные варианты можно отыскать. Ну да ладно, буду всё по порядку выкладывать. Конечно, те курицы, что у меня работают, могли бы тоже помочь. Бабы всё-таки, сплетни всякие собирают, да и за прилавком больше чего увидишь да услышишь, чем в кабинете да по базам. Но и я знаю достаточно: и в самой богадельне не раз по делам был, и начальство тамошнее знаю, да и воспитанников некоторых. Так что обратились вы к нужному человеку.

Сэм слегка кивнул в знак того, что удовлетворён началом.

– Район у нас, значит, не элитный, но всё ж за Москвой числится. Деревянные бараки вокруг посносили, и деловые люди стали к землице присматриваться. Тут новую школу построили, большую, со многими корпусами, старьё школьное сначала тоже хотели убрать, но передумали. В девяностые-то стало совсем много сирот всяких, вот и решили под них отдать. Набрали ребятишек-одногодков, они тогда в первый класс должны были идти. С тех пор там так и живут. Последний год им остался. Поговаривают, что после выпуска всё-таки уберут приют.

– Давайте подробнее про воспитанников.

– Не знаю, по каким понятиям их собирали. Не только по столице и области, но и издалека. Кто-то тёр, что таланты по всей стране отбирали. Гаврики, правда, культурные, вежливые, не хулиганьё. Когда магазин открывал, трухал, что с детдома беспокойство будет. Кражи типа, а то и налёты. Охрану поначалу крепкую нанял, сколько потратился на дармоедов! Напрасно переживал! Так, заходят иногда, поглазеть. Девчонки, значит, побрякушками интересуются, самой дешёвкой. Обычно ничего не покупают, деньги-то откуда. А воровства нету, ни одного случая не могу припомнить.

Толстяк начал нахваливать сирот, как ценный товар, словно сам был готов их продать. Но предупредил, что руководство детдома стоит за воспитанников насмерть, отваживает «благодетелей» и нечистых на руку чинуш. В общем, не подпускает сомнительных опекунов за километр.

– Директриса тамошняя и особо её замша Нина Николаевна – те ещё стервы! Слишком идейные, глупые, несовременные. Значит, хоть заведение на хорошем счету, но средств выделяют им очень даже меньше, чем другим. Они от спонсоров ничего не берут, если хоть чуток неладное почуют. Сам слышал, как они меж собой пиликали, что все предлагаемые деньги от коммерсантов – грязные.

– Наверное, правильно думают? – прищурился старый дипломат.

Штырёв хмыкнул. После третьей рюмки говорить ему стало намного легче. Водка была удивительно приятной, разливала по всему телу живительное тепло. «Чего ещё я на такие бабки могу наболтать?» – назойливо толкалась беспокойная мысль, но иностранца он перестал опасаться и честно старался угодить.

– Нет, ну всяко бывает. От меня под Новый Год приняли несколько костюмов для праздника. Страшное было китайское барахло, никто не брал. Ещё, помню, партию тетрадей туда сплавил. Брак оказался, надо же было куда-то девать. Взяли, ещё и спасибо сказали. В общем, если постараться и подумать хорошо, подходы можно найти.

Здесь толстяк, опасавшийся, как бы от него ненароком не уплыло обещанное минимальное вознаграждение, сделал красноречивую паузу. Пачка, перекочевавшая в карман необъятного пиджака, окончательно разрядила обстановку. Сэм, хотя и дал понять, что переданная сумма не подлежит возврату ни при каких обстоятельствах, всё же намекнул, что ничего особо ценного пока не услышал.

– Скажи мне вот что, – перейдя на «ты», сменил тему англичанин. – Знаком ли тебе такой мощный паренёк по прозвищу Капитан? Он как будто на тебя работает.

– Ах, этот! Зовут парня Володя, ходит постоянно в одной и той же компании. Так-то мне до лампочки, кто там и с кем. Но с полгода назад ввалились они толпой в мой кабинет. Оказалось, что у Капитана руки откуда надо растут, и умеет он мастерить кораблики. Красивые модели получаются.

Хитро ухмыляясь, Штырь долго объяснял, как заключал выгодный контракт. Сначала сувениры от Капитана удавалось перепродавать раз в двадцать дороже, и раскупали кораблики здорово. Потом явилась сама Нина Николаевна с претензиями, что хозяин магазина дурит воспитанников, платит слишком мало. Договорились, что в обмен на поделки детдому будет поставляться какой-нибудь неходовой товар: столы попроще, стулья, табуретки. А модели действительно качественные. Один ценитель сказал, что в жизни ничего подобного не видел, просил достать ему ещё и обещал… много.

– Теперь контракт, значит, будет на всё лето. Им там, в детдоме, разрешают зарабатывать на каникулах. Девчонки из его компании просились в магазин подработать продавщицами, да у меня и так комплект.

– И что, теперь им некуда будет устроиться?

– Да ну… – Штырёв, полупьяно ухмыляясь, подцепил на вилку кусочек сёмги. – Найти всегда можно, если борзую оплату не просить. Девки пойдут, как обычно, на почту. Приятель Володьки, умник, в технике разбирается. Так он хвастал, что его в автосервис обещали взять.

Пиршество длилось ещё целый час. Толстяка окончательно развезло. Он плохо соображал, что говорит. Сэм всё время возвращался к интересующей четвёрке подростков, выспрашивал детали встреч и разговоров. Иногда информатору казалось, что не он сам старательно пытается вспомнить что-то ещё, а просто собеседник бесцеремонно копается у него в голове. От этого радужное настроение улетучилось, стало тоскливо, страшно захотелось пожаловаться на свою нелёгкую долю: на бывшую жену, презрение власть имущих, крутые поборы и конкурентов.

– Вот хотя бы Хусаинов. Прямо со свету сживает! Всю клиентуру переманил, гад! У него магазин неподалёку. Мебель-то вся палёная, делают местные армяне, а он её за элиту сдаёт. Ещё и угрожает мне: мол, либо закрывай свою лавочку, либо переходи на одни сувениры. Да я на них мигом прогорю!

– Так разве кораблики не помогут? Кстати, в магазине что-то я их не заметил.

– Так ведь не с конвейера они идут. Разбирают хорошо, а пацан не может их печь как пирожки. – Штырёв громко рыгнул. – Р… работа штучная. Халтуру брать никто не будет. Вот я и говорю этому паразиту Хусаинову…

Олдбрук перестал вслушиваться в пьяное бормотание соседа по столику. Штырь вдруг представился в виде громадной жирной мухи, поганящей хорошие вещи. Второе «я» охотно согласилось с такой ассоциацией, навеянной недавним воспоминанием. Ещё и добавило, что таким коммерсантам, нагло обманывающим несчастных сирот и сплавляющим в приют откровенно негодный товар, вполне справедливо устраивать «тёмную». Или вообще…

«Кораблики, надо же! – немного взволнованно думал Сэм. – Неужели бывают такие совпадения? Как может всё так удачно складываться? Подозрительно удачно! А предполагаемый подарок? Почему, по какому наитию, я выбрал именно такой набор инструментов и попал в самую точку? Жизненный опыт? Возможно. А вдруг кто-нибудь играет против меня? Кто-то умный и тонкий, изощрённый в плетении интриг. Конкурент. Идиот Штырёв постоянно говорит о конкурентах. Чему удивляться, если соперники встречаются повсюду и в любом деле…»

Созвучная мыслям память услужливо предложила заново пережить один мрачный эпизод, когда случилось так внезапно прозреть…

* * *

Франция, Прованс, 1720 год

Грязная придорожная харчевня в поздний час была пуста. Всаднику, проделавшему за день немыслимый путь, требовались отдых и ночлег, и угрюмый хозяин несказанно обрадовал, буркнув, что одна из двух комнат наверху свободна.

С низкосортным пристанищем, где на стенах в помине не было ковров или гобеленов, а в качестве подсвечников использовались донышки битых глиняных кувшинов, волей-неволей пришлось смириться.

Путник бегло осмотрел номер. Какой мерзкий стол! На грубые козлы ленивый «умелец» взгромоздил обрезок широченной плахи – и так сойдёт! Невдомёк дураку, что такое изделие напоминает эшафот. Стол к тому же усыпан обглоданными рыбьими костями.

Постоялец отцепил ставшую немыслимой обузой шпагу, сложил вещи в угол. Нужно спуститься перекусить, пока хозяйка сменит бельё на чуть более чистое. И хотя бы смахнёт остатки чьего-то пиршества с шершавого, плохо обработанного дерева.

После холодного цыплёнка (за шестнадцать су, грабёж!), запитого бутылкой очень плохого вина, приезжий поднялся по шаткой лестнице, позёвывая и с трудом разлепляя то и дело смыкающиеся от усталости веки. Трактирщик с женой давно удалились к себе, получив плату вперёд и проверив засовы, чтобы застраховаться от ночных воров и разбойников.

Для ориентации на площадке второго этажа хорошо было бы родиться котом. Огарок свечи, поставленный хозяином на стол для ужина, с шипением погас, когда утомлённый путешественник, морщась, допивал последние глотки. Лишь почти прогоревший внизу очаг слегка разгонял мрак безлуния, воцарившегося вокруг.

Полуночный квартирант едва нашарил на двери замок, открывшийся с противным скрежетом. Вдруг боковое зрение уловило, что по площадке метнулась бесшумная и быстрая тень, и в следующее мгновение под рёбра упёрся острый металл.

– Только пикни! – Голос резанул в самое ухо. – Давай, заходи в конуру!

Сопротивляться было опасно. Удерживая жертву под неослабным контролем, грабитель вошёл следом, плотно прикрыв за собой дверь. Помещение оказалось освещено: хозяйка, у которой был второй ключ, оставила высокую свечу. Наверное, сказалась щедрая оплата за ночлег.

– Поворачивайся, медленно! – негромко скомандовал неведомый головорез.

Луи мысленно проклял свою беспечность. Нынешний образ жизни провинциального французского графа немного отучил от всегдашней осторожности.

Разбойник предстал в виде высокого худого старика. Весь вид его поражал болезненностью и крайней измождённостью, никак не вязавшейся со злодейским ремеслом. Самое примечательное зрелище представляли глаза: где-то в их глубине вырисовывались воображаемые песочные часы, наполненные сиреневым сиянием.

– Ну что? – язвительно проскрипел отвратительный старец. – Полюбовался? Я тоже кое-что вижу в твоих изумлённых очах, представь себе! Когда являешься в незнакомое место, надо быть начеку. Я вычислил тебя сразу, как только ты первый раз поднялся по лестнице. Ведь в дверях есть маленькое отверстие, через которое удобно следить, а твои сапоги громко стучат. Мне повезло: ягнёночек сам пришёл к пирушке в качестве лакомого блюда!

– Чего вы хотите? – Луи не испытывал сильного страха. Угнетала неожиданность.

– А ты не догадываешься? – Желтоватое лицо затряслось от беззвучного смеха. – Где он? Где твой порошок, говори! Не валяй дурака – проткну, как лягушку! Руки разведи в стороны так, чтобы я видел твои пустые ладони!

Через минуту мешочек лежал на столе и был развязан. Знакомое сияние хлынуло в комнату. Грабитель засунул кинжал за пояс, продолжая, впрочем, ловко нацеливать шпагу в самые уязвимые места, и проворчал:

– Ты и вправду укокошил их всех? О, я умираю от любопытства! Как это было? – В тоне вопроса, правда, острого интереса не чувствовалось. – Порубал топором, переколол в горячке? Или, как ничтожный трус, действовал исподтишка, а потом на людях состряпал скорбящую физиономию? Вижу, не угадал! Значит, просто бросил их на произвол судьбы. Умирать от страха, боли, голода и жажды, или от мерзких насекомых…

– Я… не понимаю.

– Не понимаешь? – Шпага нанесла лёгкий, но болезненный укол. Казалось, трагическая развязка наступит немедленно.

Но поведение пленника, сохранявшего изумлённое выражение лица, очевидно, позабавило человека с сиреневым блеском глаз. Он слегка опустил оружие и выразительным жестом велел хозяину комнаты сесть на постель, держа руки перед собой, а сам придвинул поближе единственный в комнате потёртый табурет и тяжело опустился на него.

– В кои-то веки представился удивительный шанс, – в своей обычной желчной манере проговорил старик после долгой паузы, внимательно изучая молодое и привлекательное, но посеревшее от усталости и волнения лицо жертвы. – Рассуждать о вещах великих и сокровенных. О самой сути. О сомнительном даре, о вечном проклятии. А то ведь не с кем.

Незваный гость метнул взгляд на источник зелёного сияния, вытащил из-за пазухи порожний на вид кожаный мешочек и положил его рядом.

– Вот они, два кошелька, твой и мой. Волшебные ёмкости для источника нашей силы. Можешь сказать, что ты знаешь о них?

Луи с тоской думал о своей опрометчиво снятой шпаге. Он, конечно, не мастер фехтования, но с дряхлым стариком мог бы справиться.

– Нашёл в укромном месте, вот и пользуюсь…

Грабитель расхохотался:

– Так просто, да? Будто их сшила рука не слишком умелого кожевника без всяких хитростей и секретов! А ведь мешочки совершенно неуязвимы! Неопалимая купина, да и только! Ведь тот куст, в котором Бог явился Моисею, горел, но никак не мог сгореть. И мешочки сгореть не могут. Их нельзя порвать, проколоть или повредить ещё каким-либо способом. Само время над ними не властно. Магия, чистая магия! Кошель не пропускает воду, не разрушается химикатами. Идеальное хранилище, способное в любой ситуации сберечь для хозяина волшебный песок…

Желтолицый доходяга скривился и почмокал губами, словно насмехался над только что сказанным.

– В любой, да? Да или нет? Хе-хе! Смотри!

Жилистая рука старика прошла мимо колеблющегося пламени свечи. Длинный тонкий палец сначала нырнул вглубь в поисках крупиц шевелящейся массы с сиреневым сиянием, потом переместился к той, что отливала зелёновато-жёлтым, и сделал лёгкое вращательное движение. К изумлению молодого человека, его собственность искрящейся струйкой потекла в чужой почти пустой поначалу мешочек, увеличивающийся в объёме прямо на глазах. Не прошло и минуты, как перемещение завершилось, и ни одна крупица чёрного песка не упала на противный стол.

– Это называется «приманить», – удовлетворённо констатировал захватчик. – Чего ты рот раскрыл? Неужели видишь фокус в первый раз?

– В первый, – признался Луи. – Я вообще до сегодняшнего дня не подозревал, что есть ещё другие… такие, как я.

– Странно. Меня трудно обмануть, я угадываю в твоём облике след времён. Твой путь достаточно длинный. Значит, ты много раз менял тела, выбирая, конечно, хорошее телосложение, приятные лица, отменное здоровье. Ты и сейчас неплохо выглядишь, пусть и утомлён с дороги. Если будем болтать дальше, неплохо знать, как ты сейчас себя называешь.

Что с того, если незнакомец узнает имя, которым сейчас представляется людям Дестан? Оно всё равно выдумано, хотя за два последних года стало привычным для уха.

– Граф Луи де Леранж, к вашим услугам.

– Неплохо. Дворянином быть приятно, хотя хлопотно. Всякие гербы, геральдика, родословное древо, ненужная известность и копание в предках. Но я, представь, сам из княжеского рода. Ты можешь звать меня Коршуном. Неужели я первый и единственный, так сказать, столь необычайный персонаж на твоём пути? С порошком за пазухой и цветными звёздами в глазах?

– Не буду ничем клясться, можете не верить.

Коршун, казалось, окончательно расслабился, вытянул длинные ноги. Однако глаза его по-прежнему цепко фиксировали малейшее движение пленника, а рука со шпагой готова была в любую секунду сделать разящий выпад.

У Луи, разумеется, был миниатюрный запасец порошка во флакончике на поясе. Да что толку? Старик – такой же бессмертный, и на него не подействуют попытки подчинения, усыпления или ментальный удар. Бесполезно пытаться складывать пульвию. Кстати, теперь просвещённый Дестан знает, почему так названа фигура из сложенных пальцев. Ведь «pulvis» по-латыни – порошок. Словечком постоянно козыряют обманщики-аптекари, нахваливающие свой товар. Спору нет, порошки у них разнообразные, но совсем не волшебные…

– Я высмотрел сегодня ценную добычу, – продолжал грабитель. – Тебя выдали глаза, горящие в них часы. Так задумано кем-то, чтобы мы могли легко распознать друг друга. Ты – мой ягнёночек. Моё тело требует срочной замены, а свой порошок почти иссяк. Потому решил взять твой – великий, сильный. Ты ведь понимаешь, отчего зависит цвет? Нет? Да неужели?

Старик воодушевился. Похоже, он любил раскладывать свои знания по полочкам, бесконечно анализировать и выкладывать выводы. Если не на бумагу, то, как сейчас, случайному собеседнику.

– Призы получают убийцы самых ближайших родственников, – пустился в разъяснения Коршун, выражаясь так же желчно. – Но наши заслуги строго ранжированы. Возьми, к примеру, меня. Я случайно убил свою мамашу. Если виновен в смерти матери или отца – изволь получить порошок с сиреневым блеском. Довелось бы мне убить брата или сестру – сияние было бы серебристым. У детоубийц оно красное. Таковы правила, не нами придуманные. Зато твой песочек мне очень нравится. Ведь ты – злодей по высшему разряду. Жёлто-зелёное мерцание бывает лишь у тех, кто уничтожил всех ближайших родственников, какие только существовали тогда. А ведь кто-то из них мог кормить тебя грудью, качать на руках, вместе получать удовольствие от детских шалостей…

– Не нужно продолжать. – Луи поморщился, как от недавно выпитого кислого вина.

– Раз убийств было много, ты получил больше порошка, чем бывает обычно. Магические возможности у него шире, чем у слабеньких сиреневых, красных, серебристых. Так что проблема опустошения заветного мешочка пока не вставала. Ни о чём не переживай, наслаждайся сладостно долгой аркадской идиллией!

Старик картинно развёл руки, изображая безоблачное счастье. Луи дёрнулся было, но упустил благоприятный момент.

– А ещё ягнёночек постоянно проявлял осторожность. Экономил, попусту порошок не тратил. Выбирал для жизни самые спокойные места и профессии. Но обязательно выгодные. Какой-нибудь меняла, торгаш, ростовщик, опирающийся куда больше на силу и власть своих капиталов, чем на полученные способности. Минимум ненужных знакомств, никакого безрассудства в виде сражений, погонь, любовных приключений. Вот только нынешняя ситуация не вписывается в нарисованный портрет. Нестись весь день сломя голову в одиночку, без охраны, да ещё решиться на ночлег в сомнительном трактире! Но, кажется, мне известна причина.

Ещё бы! Да она всему Провансу уже известна. В Марселе началась чума. Проклятые купчишки, желающие срочно получить свои шелка для продажи, подкупили власти. Корабль из Леванта по пути заходил в Каир, кишащий крысами и чёрной смертью. Но мздоимцы сняли карантин, пустили судно в Марсельский порт и поставили под разгрузку.

Едва прошёл слух о первых случаях болезни, Луи оседлал коня. Зачем рисковать? Быстрей скакать как можно дальше, пока не выставили санитарные кордоны и не стали без разбору вешать всех, кто пытается вырваться из чумного ада. Забиться в глушь и переждать, пока смерть не соберёт обильную жатву.

– Из города уже бежала вся знатная верхушка, в том числе свита принцессы Орлеанской, что собиралась ехать в Италию, – подхватил старик. – О, им есть чего опасаться. А чего бояться тебе, бессмертному? Неужели ты настолько скуп, что не желаешь тратиться на подстраховку другим телом, живущим где-нибудь за сотни миль… или просто настолько глуп, что ничего не знаешь о такой возможности?

– Я знаю, – ответил Луи. – Я подстрахован. Так что убивать меня бессмысленно. Придётся ведь как-то избавляться от тела, навлекать подозрения…

– Убить тебя всё равно придётся. Иначе ты неизбежно пойдёшь по моим следам в надежде вернуть своё сокровище. Да ты не переживай так, раз подстрахован…

– Клянусь, что не буду преследовать вас, если оставите мне жизнь. Теперь, когда я знаю о других бессмертных, я смогу найти кого-нибудь и наполнить свой мешочек. Мне уже приходилось убивать…

Коршун поколебался, но вынул кинжал.

Свеча разгоняла мрак над столом-эшафотом, бросая причудливые тени на стены и неровный потолок. Мешочки лежали, полный и пустой, как центр визуального притяжения. Но и сами они словно готовы были вращаться вокруг свечи, как Земля и другие планеты вокруг Солнца, согласно безумной и возмутительной теории одного давно умершего поляка, Николая Коперника. Но ведь многие отчего-то говорят, что его отрицаемые церковью басни – не что иное, как истина.

Коршун, похоже, обожает всякого рода научные дебаты. Нужно втянуть краснобая в дискуссию. Отчаяние придало Луи решимости; казалось, он нашёл шанс выпутаться.

– Послушайте, я узнал много нового. Но ведь есть ещё песочные часы. Мне стыдно признаться, но я никогда не мог понять, для чего именно нужен этот, несомненно, ценный предмет.

– Глупец! – сказал старик. – Ты уймищу лет пользуешься часами и даже не подозреваешь, что они – символ твоего Хранителя!

Коршун увлёкся, приготовившись к новому длинному рассказу.

Всё решило мгновение.

Ягнёнок, превратившись в тигра, резким движением выбил у противника шпагу. Достаточно ловкий старик немедленно ударил Луи кинжалом в живот. Но – лезвие неожиданно отскочило! Тогда кинжал выпал сам: рука, сжимавшая его, на поверку оказалась очень слабой.

Молодой человек прыгнул на Коршуна и вцепился ему в шею. Де Леранж был крупнее, тяжелее и взял верх в борьбе. Через пару минут напряжённой схватки сиреневые искры в распахнутых глазах старика перестали падать вниз, суетливо замелькали, а потом разом взлетели кверху. Изображение песочных часов погасло, уступив место пустоте расширившихся зрачков.

Победитель разжал руки на тощей шее, поднялся, утирая пот с усталого лица, обрамлённого небольшой чёрной бородкой и тонкими усиками. Откуда-то из одеяний поверженного противника на щелястый пол выкатился маленький изящный предмет, вещество в котором явно ещё жило, в отличие от распростёртого рядом тела. Часы словно находились в поиске: медленно двигались сами по себе, готовые устремиться в неведомую даль.

Повинуясь внезапному импульсу и проявив недюжинную ловкость, Луи схватил странно пульсирующий, сопротивляющийся объект. Материя продолжала шевелиться, извивалась, ускользала и явственно начала терять очертания, собираясь раствориться и исчезнуть.

Граф выругался, понимая, что ему не справиться с непокорной собственностью старого злодея. Изловчившись вновь, изо всех сил ударил хрупкое стекло о поваленный в драке табурет.

Дестан не знал тогда, что сложные правила существования подобных ему индивидуумов предписывают никогда так не делать. Если бессмертный, не подстрахованный другим телом, уничтожен навсегда, часы сами собой исчезнут, покинут материальный мир. В противном случае через некоторое время хозяин призовёт их к себе, в другое место.

Порезов удалось избежать. Мельчайшие осколки с тихим мелодичным звоном не рассыпались по доскам под ногами, а собрались в крошечную сферу, усеянную светящимися пылинками. Тревожная форма разрослась, образовав призрачного двойника неудавшегося ночного грабителя. Фигура угрожающе покачивалась, пугая оцепеневшего путешественника. Потом раздался звук, напоминающий вспорхнувшую стайку мелких птиц, и тощий силуэт растворился, как утренний туман.

«Ягнёнок», на долю которого выпало сегодня слишком много потрясений, рухнул на кровать и уставился на тело, ожидая дальнейших сюрпризов. Но ничего не происходило. Никого не разбудил учинённый шум; глухая тяжёлая тишина висела над неказистым домом, давшим на время пристанище, чуть было не ставшее последним. Успокаиваясь, Луи глубоко вздохнул несколько раз.

Его задело замечание, что прожитые им жизни нелепы и бесцельны. Компенсируя тяжёлую, насыщенную физическим трудом и угрозой голодной смерти юность, Дестан поначалу проводил века в сытом довольстве и сонном оцепенении. Поджидал покупателей в лавке, торгующей шелками и специями. Насыпал под чудовищные проценты золото и серебро в пустые кошельки проигравшихся вельмож. Ссужал, случалось, и правителей, вечно нуждающихся в средствах на очередную войну. Деньги текли к нему, то тонкой струйкой, то половодьем. Наверное, так продолжалось бы поныне, не встреть он однажды на берегу мальчишку, распевающего во всё горло пиратские песни и рисующего на мокром песке чертежи неведомого корабля…

Коршун хотел прочитать ему приговор, даже, можно сказать, эпитафию. Теперь надгробную речь можно произнести над желтолицым стервятником. Да не стоит он того.

Обыск не пролил свет на личность задушенного злодея. Несколько монет и ключ. Пришлось осторожно прокрасться в соседнюю комнату. И там пусто. Две книги, подтверждающие, что их недавний обладатель обожает чтение. Что-то философское, неинтересное.

Граф вернулся в свою комнату и привычно проверил касанием локтя стеклянный флакончик с порошком для быстрого использования. Нужно вернуть песок в свой кошель. Как там делал недруг? Вот крупинки висят на пальцах – только не для того, чтобы солить пищу. Касаемся своего мешочка, переходим к соседнему. Движение пальца – и всё сработало!

– Вот оно как, – прошептал Луи, с удовлетворением наблюдая обратную эволюцию чёрного песка. – Вещество вернулось ко мне, своему прежнему хозяину, притом прихватило и те крохи, что были у грабителя Коршуна. Надеюсь, мы с ним никогда больше не встретимся.

Луи взял обе шпаги и кинжал, тщательно осмотрел их. Оружие у врага, нужно признаться, было лучше, чем собственное, которым самозваный граф де Леранж владел до сих пор неважно. А ведь когда Дестан был в позапрошлой жизни пиратом – шпага казалась естественным продолжением руки. Придётся упорно брать уроки фехтования и никогда не расставаться с холодным оружием. Да ещё контролировать проклятую осанку!

Почему так происходит? Дестан, как здравомыслящая и практичная личность, всегда вдумчиво и тщательно подбирал себе следующее тело, предпочитая красивых, высоких и атлетически сложенных мужчин. А нынешняя оболочка всего-то чуть выше среднего для европейца роста. Но стоит задуматься, утратить контроль – плечи непроизвольно подаются вперёд, а позвоночник сгибается, обеспечивая противную сутулость. Словно, как века назад, на Дестана давят тяжесть непосильного труда и низкий потолок нищей лачуги.

Бесшумно походив по комнате и осмотревшись, Луи аккуратно открыл ставни и выглянул наружу. Проём выходил на задний двор, куда и следовало выбросить длинное, но лёгкое тело.

Глухой стук падения резанул по нервам, показался оглушительным.

Но вокруг было по-прежнему тихо. Через час появились признаки приближающегося рассвета. Вещи собраны, засовы бережно сняты. Утренняя прохлада отгоняет сонливость, накатывающую тяжёлыми волнами и колющую виски. Как хорошо, что чужаку принадлежал такой спокойный конь, безропотно позволивший оседлать себя и взвалить на спину остывший груз. Теперь осталось разыграть финальную сцену – и можно двигаться дальше, не оставляя за спиной ненужных проблем.

Разбуженный трактирщик, заспанный, полуодетый, босиком выскочил из своей каморки на утоптанный земляной пол и неприязненно уставился на назойливого постояльца.

– Прошу простить, – учтиво сказал тот. – Мне повезло встретить здесь, в соседней комнате, своего давнего приятеля. Мы с ним мило побеседовали. Надеюсь, не слишком шумели?

– Не слишком, – клацая зубами, буркнул в ответ кабатчик. – Хотите завтракать уже, что ли? Не время. Вина могу выставить, ещё три бутылки осталось.

– Нет-нет, – поспешно отказался клиент. – Дело очень простое. В разговоре выяснилось, что нам совершенно необходимо двигаться дальше вместе, и немедленно. Лошади уже готовы, мой друг с нетерпением ожидает снаружи. Я же, как человек порядочный, должен окончательно рассчитаться. Свою плату я уже внёс. Вот ещё прибавка за беспокойство. Сколько нужно внести за моего попутчика? Хорошо, вот здесь должно хватить.

– Вы поразительно щедры, месье.

– Отдаю оба ключа. Провожать не нужно, мы спешим. При случае не премину вновь воспользоваться здешним гостеприимством.

Слегка ошалелый трактирщик посоветовал опасаться волков, снова задвинул засовы и поплёлся досыпать. Его ухо, впрочем, уловило спокойный цокот копыт двух лошадей. Стоило ли срываться с места в такую рань, чтобы плестись шагом?

Путник, которому несказанно повезло остаться в живых, действительно двигался не спеша, ведя в поводу вторую лошадь. Проехав мили две по пустынной дороге, он сделал остановку и сбросил труп в ближайший овраг, прикрыв сверху крупными наломанными ветками.

А конь был продан в ближайшем городке всего за сорок ливров.

* * *

Москва, 13 июня 2002 года

Наутро после того как Сэм Олдбрук выложил за обед в ресторане кругленькую сумму, некто Хусаинов явился на рабочее место в скверном настроении. Владелец трёх магазинов, подпольной мебельной фабрики и нескольких десятков бесправных мигрантов-рабочих вызвал к себе двух «быков» и снабдил их чёткими указаниями.

Прибыв на место, числящееся собственностью Штырёва А.И., громилы выгнали вон продавщиц, зверски избили хозяина, после чего разворотили прилавки и попытались поджечь магазин. Преступление было раскрыто по горячим следам, все виновные немедленно задержаны.

Продавца корабликов даже не удалось довезти до ближайшей больницы. Свидетельницы с ужасом описывали погром, наделяя нападавших всё более отвратительными и нечеловеческими характеристиками. «Быки» на допросе молчали или угрюмо тянули своё «мы ничё…». Хусаинов же на все вопросы о том, что подвигло его стать инициатором столь зверской и глупой расправы, кричал, трясясь всем телом и брызгая слюной:

– Да эта сволочь хотела по миру меня пустить! Ещё немного – и совсем бы разорил! У меня, гражданин начальник, трое ребятишек. Не милостыню же им просить!

В милицейских протоколах фигурировали такие фразы, как «неприязненные отношения», «столкновение коммерческих интересов» и даже простое слово «разборка».

О визите иностранца накануне трагических событий никто не вспомнил.