Читать книгу Журавлиные перья. Пьесы для любительского театра - - Страница 40

Чацкий. Как суетится!.. Что за прыть! А Софья? – Нет ли, впрямь, тут жениха какого?

С которых пор меня дичатся, как чужого?..

Кто этот Скалозуб? Отец им сильно бредит, а, может быть, не только, что отец…

Ах! Тот скажи любви конец, кто на три года вдаль уедет! (Отходит к кулисам на край сцены).

Входят Фамусов и Скалозуб.

Фамусов. Сергей Сергеич, – к нам, – сюда-с. Прошу покорно. Прозябли вы! Согреем вас… Сергей Сергеич! Дорогой! Кладите шляпу.

Вот вам софа… Раскиньтесь на покой.

Скалозуб (в руках у него корзинка с цветами, ставит ее у дивана, снимает шляпу, усаживается). Куда прикажете. Лишь только бы усесться! Как честный офицер… (Садятся с Фамусовым. Чацкий поодаль).

Лиза вкатывает столик. На нем – чайник, две чашки, графин с наливкой, два фужера. Разливает чай. Наливает рюмки.

Фамусов (отпивая глоток, ставит фужер). Как вам доводится Наталья Николавна?

Скалозуб (отпивает один глоток). Не знаю-с, виноват. Мы снею вместе не служили!

Фамусов. Сергей Сергеич! Это вы ли? Я перед родней, где встретится, – ползком, —

Найду ее на дне морском! При мне служащие чужие очень редки.

Все больше – сестрины, свояченицы детки.

Один Молчалин мне не свой. И то затем, что деловой.

Как станешь представлять к кресту или к местечку, —

Ну, как не порадеть родному человечку?!

Скалозуб. В тринадцатом году мы отличились с братом

В тридцатом егерском, а после в сорок пятом!

Фамусов. Да, счастье, у кого есть этакий сынок! Имеет, кажется, в петличке орденок?

Скалозуб. За третье августа. Засели мы в траншею… Ему дан с бантом, мне – на шею…

Фамусов. Дай Бог здоровья вам. И генеральский чин, а там, —

Зачем откладывать бы дальше? Речь завести об генеральше?

Скалозуб (оживился, вскакивая). Жениться? Я ничуть не прочь!

Фамусов (вставая, утирается платком, небрежно). Что ж?.. У кого сестра, племянница есть, дочь.

В Москве ведь нет невестам перевода….

Ах! Батюшка! Признайтесь, что едва где сыщется столица, как Москва!

Скалозуб. Дистанции огромного размера (он важен).

Фамусов. Вкус, батюшка, – отменная манера!

У нас уж исстари ведется, что по отцу и сыну честь…

Будь плохонький, да если наберется душ тысячки две родовых, – тот и жених!

Другой, хоть прытче будь, надутый всяким чванством, —

Пускай себе разумником слыви… А в семью – не включат…

Ведь только здесь еще и дорожат дворянством!

Решительно скажу – едва другая сыщется столица, как Москва!

Скалозуб. По моему сужденью, – пожар способствовал ей много к украшенью…

Лиза укатывает столик.

Фамусов. С тех пор – дороги, тротуары, домы… И все – на новый лад!

Чацкий. Дома то новы, предрассудки стары!

Не истребят ни годы их, ни моды, ни пожары!

Фамусов (Чацкому). Просил я помолчать, – не велика услуга!

(Скалозубу). Позвольте, батюшка. Вот-с, – Чацкого, мне друга, —

Андрея Ильича покойного сынок! Не служит, то есть в том он пользы не находит…

Но захоти, – так был бы деловой…

Жаль, очень жаль…. Он малый с головой, – и славно пишет, переводит…

Нельзя не пожалеть, что с этаким умом…

Чацкий. Нельзя ли пожалеть о ком – нибудь другом?

И похвалы мне ваши досаждают…

Фамусов. Не я один. Все так же осуждают.

Чацкий. А судьи кто? За древностию лет к свободной жизни их вражда непримирима.

Сужденья черпают из забытых газет. Времен Очаковских и покоренья Крыма.

Где укажите нам отечества отцы, которых мы должны принять за образцы?

Не эти ли грабительством богаты? (Показывает на Скалозуба. Фамусов в ужасе машет платком, делает знаки Чацкому перестать, уйти).

Защиту от суда в друзьях нашли, в родстве…

Великолепные соорудя палаты, где развлекаются в пирах и мотовстве…

А в женах, дочерях, – к мундиру та же страсть,

Когда из гвардии, иные от двора, – сюда на время приезжали, —

Кричали женщины «ура!» и в воздух чепчики бросали!

Фамусов. Уж втянет он меня в беду. (Громко). Сергей Сергеич! Я пойду

И буду ждать вас в кабинете. (Уходит).

Скалозуб. Мне нравится. Искусно так коснулись вы предубеждения Москвы

К любимцам гвардии, к гвардейским….