Читать книгу В семье не без урода - - Страница 3

Когда мне было 10 лет, родители плюнули на то, чтобы меня чем-нибудь занять. Папаша особенно скрежетал зубами, что я, сопля зелёная, не занимаюсь спортом, как Дима Ситиков. И во мне нет ничего, чем можно было бы гордиться. Как так получилось, что ребёнок до десяти лет оказался ответственен за такое сложное чувство, как гордость взрослого половозрелого мужика под сраку лет – я до сих пор не знаю. За стыд, кстати, тоже отвечал я. А бабушка, наслушавшись, какая молодец Настя, как она заняла первое место на соревнованиях по плаванию, по художественной гимнастике, не вылазит из художки с музыкалкой и ещё и на олимпиаде по математике всех победила, заглядывала в комнату, в которой я сидел и усердно стучал друг об друга батарейками, чтобы ещё раз послушать на кассетном плеере с заезженной, переписанной с сотой по счёту копии касстеке GoldStar песню "Насиньк эльз медос" группы “Металлица” и говорила с этой незабываемой интонацией:

– А это вон… Си-и-идит… – при этом моя бабушка делала акцент на окончании местоимения “это”, подчёркивая его средний род и производила неповторимо широкий росчерк вокальным вибрато на вот этой "и", в первом слоге, беря не ниже си-бемоль и делая изящный кивок подбородком. От него было невозможно абстрагироваться и огородиться даже пробивающимся сквозь шипение и бульканье голосом Джеймса Хэтфилда. А уж если я от чего-то не мог абстрагироваться – значит это что-то при некоторой доработке, предположительно, способно мёртвых из могил поднимать и оживлять камни.

Но тем не менее я благодарен своим родителям, что после неудачной попытки отдать меня на акробатический рок-н-ролл (там матов не было, поэтому я всю тренировку вынужден был завязывать шнурки на кроссовках) они проявили мудрость оставить попытки сделать из меня эталонного сына маминой подруги и потому новость о том, что меня отправят в спортивный лагерь была для меня по меньшей мере удивительной.

Мне неизвестно, как там дела обстояли в действительности, но предположу, что примерно так. У моих родителей была старая университетская подруга Рита, которая возглавляла или по крайней мере была не последним человеком в федерации каких-то единоборств и возглавляла вдобавок специализированный отряд юных борцов джиу-джитсу в детском спортивном лагере в Рощино. Я был от джиу-джитсу дальше, чем Земля от Тау-Кита, но то ли там место чьё-то экстренно освободилось, то ли ещё что-то случилось.

В общем, в дождливый питерский день начала лета 2002 года я сидел в рейсовом автобусе “Икарус” и махал рукой родителям в окно, другой сжимая пакет с конфетами и даже не подозревал, что меня ожидает дальше.

Парни в моём отряде были разных возрастов, но все – раза в два меня шире и в полтора – выше. Все были коротко стрижены, выглядели недружелюбно и энергия из них била просто-таки через край. Они прямо в автобусе начали чем-то друг в друга кидаться. Пару раз попали мне в голову. Высказывать претензии на сей счёт не позволил инстинкт самосохранения.

Дима Ситиков, сын маминой подруги был тоже там. По приезде нас встретили наши тренера. Первый, Владимир, никогда не повышал голоса, но ему никому не приходило в голову возражать. Он казался мне даже адекватным. Второй выглядел, как настоящий головорез: на виске у него был внушительных размеров шрам, сломанные уши, нос и глаза всё время на выкате. Ему тем более никто не возражал. Его звали Илья. Отчество не помню, но помню, что у него была кличка Шухер. Разговаривал он со своими подопечными, то есть с нами в основном матом, а так как я был ребёнком с проблемами с социализацией, то лексику знал не всю, а значения ни одного из матерных корней мне известно не было, тем более учитывая широту их употребления. Поэтому для меня это были просто слова, которые нельзя говорить, но не наделённые каким-либо значением. Но Дима Ситиков мне быстро провёл ликбез, как люди общаются в спортивной среде. Так я и получил свои первые, пока теоретические познания о сексе, строении половых органов и что у девочек, оказывается, не просто отсутствует писюн там, а… Кстати, литературные слова для обозначения пись девочек я узнал сильно позже матерных, в 7 классе на уроке анатомии. Анатомию вела ещё и, как на грех, директриса школы. И когда класс записал тему “строение влагалища”, я осенённый догадкой, повернулся к Косте Дроздову и в классе, где было слышно, как занавеска (на которые ежемесячно собирается дань, и которые висят ещё с брежневских времён) трепещет на ветру, спросил:

– Так это и есть пизда, получается?

Но это было потом, а пока мне было 10 лет, я был в лагере в Рощино и запихивал старую спортивную сумку отца под кровать.

День в спортивном лагере представлял собой примерно следующий график. С утра была зарядка. Это пробежка, кажущаяся бесконечной и потом упражнения на турнике. Потом завтрак, затем свободное время. После – тренировка перед обедом, обед, тихий час, после тихого часа вечерняя тренировка, заканчивающаяся неизменно какой-нибудь командной игрой – реже футбол, а чаще – регби, точнее некий адаптированный под российские реалии начала 00х его вариант. Потом ужин и после ужина – дискотека, а потом отбой.

Я уже будучи взрослым посмотрел “Цельнометаллическую оболочку” непревзойдённого Стэнли Кубрика, но когда я смотрел на рядового Кучу в учебке морской пехоты – то видел буквально себя в том спортивном лагере. Если к пробежкам я сравнительно быстро привык, то подтягивания на турнике для меня были сплошной пыткой. Дело в том, что я вообще не подтянулся ни одного раза в своей жизни. При том, что отжаться от пола 50 раз за подход я при некоторой подготовке могу.

Но тренер меня брал и цеплял на самый высокий турник, а кто-то из нашего отряда притаскивал стул и его клали подо мной ножками вверх, чтобы я не смог спрыгнуть вниз. Стул обещали убрать, как только я подтянусь хотя бы раз. Я же раскачивался на турнике и прыгал как можно дальше вперёд. Следом тренер подходил и требовал:

– Шею!

Я послушно наклонялся. Следовал удар.

Удивительно, но даже такой сбалансированный комплекс мер не научил меня подтягиваться на перекладине. Почему-то.

Первой бедой, которую я ощутил в лагере была еда. Дело было не в том, что она была невкусной, а в том, что её не хватало. В смысле, нам не хватало, голодом нас никто не морил, но и добавки не давали. Впрочем, пресноватой еда, пожалуй, была, потому что бутылка самого примитивного кетчупа в пластиковой банке вроде “Краснодарского” или “Шашлычного” делала её обладателя королём отряда: все мечтали сесть с ним за один стол, чтобы получить хотя бы капельку ядовито-красной жижи в свою тарелку. Обладателем такой бутылки был стриженный под одну насадку парень с настолько массивной шеей, что переход между ней и головой не был виден. Но я как-то раз всё же набрался смелости попросить и себе красной пастообразной приправы, заманчиво пахнущей томатом и зеленью:

– Извини, пожалуйста, – подошёл я к нему, начав сразу с двух неведомых ему слов – можно у тебя попросить немного кетчупа?

Обладатель бутылки оглядел меня сверху вниз, наконец мысль прошла полный круг по единственной извилине, на которой держались изрядно потрёпанные на джиу-джитсу уши:

– Ты, бля, чё, опух, ёб твою? Можно Машку за ляжку! А ну съебал отсюда нахуй!

Я, спортивно-гопнический диалект русского матерного знавший ещё не в совершенстве, тем не менее верно расценил этот пассаж как выражение отказа в кетчупе, на что дополнительного указывал козлодойский ржач тех, кому посчастливилось оказаться с Кетчупом за одним столом и пошёл восвояси. После обеда мы шли в хлеборезку и набирали там столько хлеба, сколько способны были унести, чтобы жевать его на тихом часе. За неимением кетчупа считалось выгодным раздобыть где-нибудь коробок от спичек и насыпать туда соли из солонки в столовой. Главное – не попасться в это время тренеру, а то выведут из столовой, заставят нагнуться и дадут пинка по заднице. Причём тренеры делали это с максимальной картинностью, перед панорамными окнами павильона, в котором была столовая. Но если удавалось всё-таки поиметь коробок соли, то тихий час проходил так.

Дима Ситиков, имевший неведомо откуда плакат с голой женщиной на пляже, разворачивал его и беседовал с ней, и даже отвечал за неё себе самому более тонким голосом. Беседы в основном содержали весь известный Диме запас пошлой лексики и следовало из этих бесед, как сильно эта пышногрудая блондинка желала с ним трахаться. Кинематику и цель сего процесса я тогда ещё не представлял, но, как следовало из разговоров Димы с той красоткой, это означало, по-видимому, глубокое любовное переживание. Ещё одна койка была занята Тёмой, худым блондином, который рассказывал всем, кто был готов слушать истории, как ему сосали всю ночь сестра девушки старшего брата, красивая девушка из отряда, с которой все старшие парни из нашего отряда мечтали станцевать медленный танец на дискотеке. Что и зачем нужно сосать всю ночь я ещё не знал, но это было почему-то предметом большой гордости Тёмы. Было ещё двое парней, имени одного я не запомнил, а второй имел кличку Поттер, потому что носил очки и был худой, что, впрочем, не мешало ему быть ужасным задирой, что роднило его больше с антагонистом Гарри по Хогвартсу – Драко Малфоем. И был ещё у нас в комнате неведомо как к нам попавший шестилетний мальчик, которого все звали просто Мелкий.

Я же пытался читать “Белый клык” Джека Лондона, который мне дала мама с собой, макал хлеб в соль и рассасывал его, чтобы есть медленнее и лучше насыщаться.

После вечерней тренировки следовала какая-нибудь командная игра и чаще всего это был именно упомянутый мной вариант адаптированного под российские реалии регби. Выглядело это примерно так. По обе стороны футбольного поля клали по тракторной шине, в качестве мяча служил проколотый баскетбольный мяч, причём правил, как отбирать мяч можно, а как нельзя – особо не существовало. Вроде бы нельзя было разве что по лицу бить. И при этом у нас были вратари, роль которых заключалась в охране любой ценой тракторной шины. Хотя в настоящем регби вратарей нет. Вратарь был самым несчастным игроком в команде, когда при атаке на него наваливалось с полтора десятка здоровенных потных тел, активно борющихся друг с другом. Вратарём, естественно, служил всегда я и всякий раз мне казалось, что я вот-вот сдохну под этой кучей-малой. А потом, после ужина была дискотека. Так как я был ещё не в том возрасте, чтобы интересоваться девочками, я просто стоял и слушал музыку. Именно там я впервые услышал Rammstein. Впрочем, и позже, оказываясь в каком-нибудь месте, где люди танцуют я занимал такую же позицию… Нет, я правда восхищаюсь людьми, которые способны красиво и без стеснений управлять своим телом под музыку, но для меня – лучше ещё раз оказаться погребённым десятком тел в тракторной покрышке, валяющейся в песке, чем попытаться двигаться под музыку, ещё и на глазах у других.