Читать книгу Караван. Исторический роман. Том III - - Страница 4

Миновало немало времени с того момента, как многочисленные кошуны* Тохтамыша разбрелись по землям Московского княжества для захвата и разграбления русских городов и деревень. Сам ордынский царь* продолжал оставаться в Москве, получая отовсюду вести о творимых делах своего войска. Но первые успехи, о которых ему сообщали прибывавшие из мест баталий уртоны*, были не столь впечатляющими. Согласно первым донесениям, ордынцы осадили Звенигород, Волок Ламской, Юрьев, Дмитров и Переяславль*. Но взять им удалось лишь последний. К тому же город оказался пуст. Его жители, спасаясь от врага, переплыли на лодках на середину Плещеева озера, где обосновались на островах и стали недоступными для малознакомых с плавательными средствами ордынцев*, которые максимум чему были обучены, так это сооружать малоподвижные и неповоротливые на воде плоты. Ещё с одной неизвестной ранее проблемой, ордынцам* пришлось столкнуться при осаде Звенигорода. Там весьма крутой вал, высотой более чем в четыре кулача*, был сплошь покрыт глиной. Достаточно было полить его водой, чтобы эта крепость была неприступной. Согласно докладам уртонов*, свои сложности были и при осадах других русских городов, что не давало возможности ордынцам взять их с ходу. Но пожалой общей сложностью для всех, являлось то, что понеся огромные потери при взятии Москвы, теперь каждый улусбек* старался сберечь как можно больше своих людей. Ведь это были аскеры* их собственных туменов*, набранных в их собственных местечковых улусах* по родоплемпенному признаку, а потому, разбрасываться их жизнями безрассудно бросая на хорошо укреплённые стены осаждённых русских городов, не имел желания ни один из темников* Тохтамыша. Каждый из них рассчитывал, либо на то, чтобы взять осаждённых измором, либо постараться поджечь крепостные стены и лишь потом штурмовать сами города. Благо, что стены в них всех были деревянными. Тохтамыш это всё прекрасно понимал, но в данном случае и повоздействовать на улусбеков* в полной мере не мог, так как те находились от него на значительном удалении, и пользуясь этим, придумывали в своё оправдание в донесениях своему царю* всё более неестественные небылицы. Тохтамышу не оставалось ничего другого, как лишь нервничать и ждать, что он ежедневно и проделывал, находясь в своём походном коше*.

В один из дней к Тохтамышу привели задержанного к округе урусовского купца. После непродолжительных пыток, тот сообщил, что вёз в Москву запрещённый Тохтамышем для вывоза «китайский снег»*. Купец сообщил, что приобрёл его в Орде, заплатив несколько больший, но вполне сностный бакшиш*, однако в пути следования сюда, в караван-сарае* возле Казанских бродов* через реку Тан* был ограблен неизвестными джете*. Купца звали Жирослав. С ним якобы находился ещё один урусовский купец, который возвращался из Орды* пустым, но должен был загрузиться на Осереди* каким-то поташным камнем, из которого производят поташ*. Но после ограбления, тот купец не пожелал следовать с московский кош* Тохтамыша и направился искать место нахождения Московского князя Дмитрия. Ордынский царь* изъявил желание сам побеседовать с купцом.

– Ты знаешь людей, которые тебе продали «китайский снег»? – cпросил он купца.

– Не так чтобы очень, но нас с ним познакомили накануне, – ответил Жирослав, – Его зовут Домбек, кажется. В его владении тот самый карьер, что возле Сарая*.

– А что известно о тех, кто вас ограбил? – cпросил Тохтамыш.

– Лишь имя их главаря, да и то, мне его тот самый напарник назвал, – ответил купец, – Сананчик его зовут, если мне память не изменяет.

– Купца в зиндан*, – дал Тохтамыш распоряжение Али-Беку, – Пусть посидит, чтоб не сбежал. В Орду* вернёмся, разберитесь как надо.

Жирослава увели прочь, а Тохтамыш, оставшись наедине с Али-Беком, дал тому дополнительные указания.

– Срочно найди Байондура, – распорядился царь*, – Пусть возьмёт с собой всех, с кем был в Чолкане* и изгоном проследует по Первой сакме*. Не нравится мне это дело с ограблением купцов. По этому пути ушли сразу две наших миссии с туфангами*, Пулада и Дурбая. Что-то не спокойно у меня на душе. Не случилось ли там чего с ними?

Байондур вновь собрал всех аскеров*, с которыми ходил в Чолкан*, и в сопровождении качарги* Карая, по Первой сакме* направился в сторону Сарая*.

Между тем, жизнь в подмосковном коше* Тохтамыша вошла в свою привычную среду. Оставшаяся здесь часть войска бездельничала, а эмиры* из окружения царя* продолжали собирать сведения от разбрёвшихся по землям всего Великого княжества Московского кошунах* ордынского войска. Постепенно от уртонов* стали приходить всё более обнадёживающие известия о взятии особо значимых городов урусов*. Собрав их воедино и подготовив содержательный доклад, Казанчи преподнёс его Тохтамышу. Впервые за всё время после взятия Москвы, ордынский царь* был в беле-менее приподнятом настроении. Из доклада следовало, что ордынцами* взяты, разграблены и сожжены крупные города урусов* Владимир, Звенигород, Можайск, Юрьев и Лопасня*. При этом потери ордынского войска были, как писали царю* его темники*, в пределах допустимых. И всё казалось бы было замечательно, но не приходила лишь только основная весть, которую с нетерпением ждал Тохтамыш. Она касалась места нахождения Великого князя Московского Дмитрия Ивановича и его войска. Тохтамыш в очередной раз собрал у себя своих самых приближённых сподвижников: Али-Бека, Казанчи, Урлук-Тимура, Ак-Бугу, Шихмата и Карач-Мурзу.

– Что вы думаете по этому поводу? – спросил он у собравшихся, после того, как Казанчи изложил суть дела.

– Я думаю, что наиболее вероятным местом его пребывания является всё же Кострома, – высказал своё предположение Али-Бек, – Об этом говорит большая часть урусовских перебезчиков. Там бесследно пропало и несколько наших караульных* булюков*, а также самаркандская миссия хабаргири*. Кроме того, уже точно известно, что на стенах Костромы присутствуют укрытые деревянными коробами от посторонних глаз какие-то предметы. Что это, если не туфанги*? Кроме того, именно туда из Москвы, перед самым нашим приходом направилась семья Адама Москвалика. Какие ещё нужны доводы?

– На стенах Твери урусы* даже перестали туфанги* под что либо прятать, – вмешался Казанчи, – Кроме того, если на помощь Адаму Москвалику* поспешат литвалики*, там им соединиться будет куда удобнее, мы даже знать об этом не будем. Ну и насчёт, семьи! Зачем Адаму Москвалику* прятаться там, где у него семья, и об этом всем известно? А между прочим, их главный жрец Киприан, перед нашим приходом в Москву, сбежал именно в Тверь. Не за спины ли Адама Москвалика он решил там спрятаться? А семью Адам Москвалик в Кострому мог отправить и по той причине, что оттуда, если что, ближе до Нижнего Новгорода. Ведь его жена является дочерью нижегородского нойона* и сестрой нашего с вами «друга» Больки* Курдяпы*. Может быть вся эта затея с нижегородцами, это тоже хитрая уловка Адама Москвалика*? Но даже если это не так, для нас всё равно опаснее, если урусы* объединившись с литваликами* и ударят по нам.

– Казанчи прав, – высказал своё мнение Карач-Мурза, – Для нас самым опасным будет объединение Адама Москвалика* с литваликами*.

– Что вы всё заладили про литваликов? – опять вмешался в разговор Али-Бек, – Если бы они захотели прийти на помощь урусам*, давно бы это сделали, а то стоим здесь столько, а о них «ни слуха, ни духа». Нас напугало появление в Москве Остея, так он и до этого уже был на куче* у москвачей*.

– И не только, – вступил в разговор Шихмат, – Перед самым выступления сюда, я получил интересный якширин хабар* от некоего суздальского бузудельного нойона* Галиба*. В нём этим меликом* представлено приглашение ишонч* жреца Киприана на его куч* в Москву из Кыюва*, как некий сговор между литваликами* и москвачами*. Согласно суждению нойона*, это якобы сделано для того, чтобы единоверцы из числа подданных Литвы, подпадали под контроль москвачей*.

– Посуди сам, – обращаясь к Тохтамышу, вновь вмешался Карач-Мурза, – Если литвалики* и впрямь придут на помощь Адаму Москвалику*, то к Костроме, Суздалю или Нижнему Новгороду они никак не смогут пройти от нас незамеченными, чего не скажешь о Твери или Новгороде.

– Поэтому, я давно предлагаю сделать Тверь независимым от Москвы улусом*, – как бы соглашаясь с Карач-Мурзой, добавил Шихмат.

– Ладно, подождём ещё пару недель, – промолвил Тохтамыш, и обращаясь уже непосредственно к Казанчи с Али-Беком, добавил, – А вы направьте дополнительные дозоры боха-дуров* к Твери с Костромой, может они ещё узнают что-то полезное.

Но двух недель Тохтамышу ждать не пришлось. Не прошло и недели, как в его стан прибыл чопар* от Ак-Ходжи, царский кешиктен* Азат. Он сообщил, что ордынское войско, осаждавшее Волок Ламской*, наголову разбито урусами*. Те, что остались живы, попали в плен к урусам*. Сам чопар*, в последний момент едва спасся бегством.

– Где Ак-Ходжа? – cпросил ордынский царь*.

– Пропал без вести ещё в середине сражения, – ответил Азат, – Я лишь видел, как в гуще боя пал его байрак*. Ак-Ходжа находился при нём. Мы с Турсаем покинули жанг майдони* последними. Турсай отдал мне последних двух оставшехся невредимыми лошадей и отправил сюда предупредить о случившемся. При нём осталось не более десятка аскеров* и шесть израненных лошадей. Так что быстро он двигаться не сможет.

– Сколько было урусов*? – спросил Тохтамыш.

– Этого я знать не могу, – ответил кешиктен*, – Но их было бесчисленное множество. Они напали совершенно внезапно и сзади, откуда мы их совершенно не ждали. Ак-Ходжа считал, что все, что у них есть, находятся на городских стенах, поэтому позади своих воинов кечки* не оставлял.

– Кто командовал урусами*, не Адам ли Москвалик? – допытывался Тохтамыш.

– Этого я тоже не знаю? – отвечал Азат, – Я видел какого-то нойона*, и байрак* возле него. Но какие, и у каких урусовских нойонов* байраки*, мне не ведомо. Я видел на жанг майдони* два или три байрака*, но у кого они какие, нас этому никогда не учили.

– Что было нарисовано на этих байраках*? – спросил вмешавшейся в разговор Казанчи.

– На одном кажется длинноволосая голова с узким носом, на другом всадник на лошади, на третьем, кажется что-то похожее на солнце с глазами, губами и носом, – стал вспоминать Азат.

– У кого такие байраки*? – спросил Тохтамыш Али-Бека.

– Не знаю? – пожал тот плечами, – Мы никогда не обращали внимания на байраки* урусов*. Ведь раньше они с нами никогда не воевали. Там, где голова с узким носом, так это кажется, изображение их пророка. Но у кого она на знамени …?

– Это в первую очередь должны все знать, – повысил голос Тохтамыш и вновь обратился к Азату, – А литвалики* с ними были?

– Может и были, – ответил кешиктен*, Я же их об этом не расспрашивал. Снаряжение на них разное было. Может и были среди них иноземцы.

– Трубите тревогу и готовьтесь к бою, – велел Тохтамыш Казанчи с Шихматом, – Пусть все уходят в крепость и готовят её к обороне.

Ордынский кош* пришёл в движение. Аскеры* снимали отаки*, запрягали улаги*, собирали другое имущество и снаряжение. Всё это спешно увозилось в кремль. К ночи от коша* осталась лишь примятая трава и оставленная ненужная утварь. Ордынцы*, как и до захвата города москвичи, жгли костры, кипятили и затаскивали на стены воду и смолу, готовили к бою оружие. Правда, со стороны это выглядело как-то нелепо, ведь этим степнякам никогда ранее не приходилось заниматься обороной крепостей. Если кто и знал в этом деле толк, так это были пришедшие с ордынцами*, нижегородские князья Василий Курдяпа и Семион, да некоторое представление имел сам темник* Казанчи. Подготовка к обороне заняла ещё пару дней. И вот наконец ордынцы*, как смогли подготовились к осаде. Они прождали на стенах города ещё три дня, но урусы* так и не появлялись.

– Куда они могли деться? – недоумевал Тохтамыш, – По всем расчётам, они должны уже были бы быть здесь. Что задумал этот коварный Москвалик*?

– А почему ты решил, что урусы* сразу пойдут сюда? – спросил его Казанчи, – Они что, совсем симез юлэры*? Они только что рагромили Ак-Ходжу, который держал в осаде город и не оглядывался назад. Теперь же мы от них ждём, чтобы урусы* повторили глупость Ак-Ходжи, оставив у себя в тылу наши многочисленные кошуны* аскеров*, которые могут вернуться от других городов? Нет, они теперь попробуют сначала поодиночку расправиться с другими частями нашего войска, которое разбрелось по их другим городам и селениям, а лишь в конце возьмутся за нас. Я бы на их месте, сделал то же самое.

– Почему же ты до сих пор молчал, раз такой умный? – спросил его Тохтамыш, – Теперь продолжай, раз начал, что нам следует делать дальше?

– Нам следует разослать чопаров* к другим городам урусов*, где сейчас находятся части нашего войска, велев им уходить в Орду* самостоятельно и каждому тумену* по наименьшему пути следования. Люди Адама Москвалика* наверняка наблюдают за нами повсюду, поэтому такой уход наших войск его дезинформирует. А нам тем временем нужно идти и брать Кострому. Без неё, наш уход из Москвы будет напоминать бегство, что ещё больше взбодрит Адама Москвалика*. А направляясь на Кострому, мы якобы ушли, чтобы взять себе причитающуюся часть добычи. Мой ведь тумен, её пока так и не получил? Несправедливо как-то! А сюда вернуться, мы всегда успеем, если будет такая необходимость.

– Кто ещё как думает по этому поводу? – спросил Тохтамыш у своих приближённых.

Все промолчали.

– Ну, что же, раз молчите, то так и быть. Завтра день на подготовку, а послезавтра выступаем на Коломну, – произнёс Тохтамыш, – Для особо тупых, повторяю ещё раз. Идём на Коломну! Несогласные могут идти кормить комаров в Кострому.

Через день находившаяся с Тохтамышем часть ордынского войска, покинув разорённую Москву, двинулась к Коломне. За день до этого, ордынский царь* разослал чопаров* по городам и весям Великого княжества Московского, где находились ордынские войска, велев им срочно покинуть урусовские земли и выбираться, кто как может, назад к себе в Орду*. Через день, войско Тохтамыша подошло к Коломне и окружив её со всех сторон, взяло в осаду. А в течении следующего дня, ордынцы уже обстреливали город из сооружённых здесь же манджаников* и всякого рода даббабатов*. Сделав несколько проломов в деревянных крепостных стенах, они устремились на приступ. Не смотря на отчаянное сопротивление коломчан, их оборона была сломлена, и к ночи город был захвачен войсками Тохтамыша. Повсеместно в городе пылали пожары. Но это не мешало ордынцам осуществлять грабежи и насилия по отношению к жителям Коломны. Как и в Серпухове, Тохтамыш дал на разграбление города три дня. Однако, уже следующего дня с лихвой хватило для того, чтобы город был полностью разграблен. Ордынцам оставалось лишь продолжать глумиться над оставшимися в живых горожанами. Три дня отведённых Тохтамышем на разграбление, в городе отовсюду слышались крики насилуемых женщин, детский плачь и стоны раненых. За это время почти весь город выгорел до основания. Уже к концу третьего дня в войске появился со своей оставшейся кучкой людей, разбитый под Волоком Ламским* эмир* Турсай. Он подтвердил уже расказанное ещё в Москве кешиктеном* Азатом. Однако чего-то нового, к ранее услышанному, Тохтамыш от Турсая не получил. Последнему же и его людям пришлось лишь немного посозерцать на то, как аскеры* с кешиктенами* Казанчи и Шихмата, растаскивали последние пожитки горожан, которые ещё можно было отыскать в разграбленном городе.

– Хорошо, но мало, – посетовал Тохтамышу Казанчи, – На такую араву, как наша часть войска, одного, подобного заурядного городишки недостаточно. Конечно, на одной ядрёной бабе можно даже вдесятером по несколько раз отваляться, а вот с одной стоящей вещицы две-три не слепишь. Надо было бы хотя бы пару таких городов прозапас оставить.

– Так это мы исправим, – пообешал находившийся в приподнятом расположении духа ордынский царь*, – Дело очень даже поправимое! На нашем пути ещё Переяслявль-Рязанский остаётся нетронутым. Вот им и займётесь.

– Но ведь рязанский нойон* наш холбоотон*! – попытался возразить ему Карач-Мурза.

– Кому нужна кунча*, которая сразу нескольким саидам* служит? – усмехнулся Тохтамыш, – А этот, твой рязанский мелик*, ублюдок и трус. Он от нас и так никуда не денется. Вспомни! Когда Адам Москвалик* Мамаю под орку* дал, он под москвачей* стелился. А когда мы на Москву пошли, ко мне на полусогнутых прибежал руку целовать. Терпеть не могу подобных подхалимов. Такие «холбоотоны»*, если что, нам первые нож в спину всадят. Всё, хватит болтать! Идём на Переяславль-Рязанский*.

Собравшись на следующий же день, ордынское войско от Коломны двинулось к Переяславлю-Рязанскому*. Но Олег Иванович Рязанский был человеком не только трусливым, но и в достаточной мере продуманным и хитрым. Подвергаясь, как никто другой, постоянным набегам со стороны соседей на земли своего княжества, ему постоянно приходилось держать секретные дозоры на дорогах, ведущих в его земли. Вот и на этот раз. Не успело ордынское войско пересечь границу Рязанского княжества, а Олегу Ивановичу уже своевременно сообщили о его приближении. Но это был не Дмитрий Иванович. В отличии от Московского князя, Олег Иванович даже не помышлял оказывать какого либо сопротивления ордынцам*. В отличии от Дмитрия Ивановича Московского, он обладал совершенно иного типа «достоинствами», среди которых были лесть, предательство, трусость, обман, неисполнение взятых на себя обязательств ну и конечно же, оставление в беде своих собственных подданных. А как же без этого!? Не зря же на Руси его прозвали «Вторым Святополком»! Так случилось и на этот раз. Получив от своих дозорных весть о приближении к столице своего княжества ордынского войска, Олег Иванович поручил своим боярам Семёну Батурину и Василию Логвину встретить ордынцев* «хлебом и солью», а сам со своей дружиной и семьёй отбыл из Переяславля-Рязанского в неизвестном направлении.

Когда манкыла* ордынского войска приблизилась к главным городским воротам, им навстречу вышло посольство, во главе с боярином Семёном Софоньевичем Батуриным. Впереди посольства следовали три красавицы в кокошниках. В руках средней из них был рушник*, на котором возвышался хлебный каравай. Сверху на нём стояло серебряное блюдце с солью. По бокам девушек с караваем, отставая примерно на полшага, шли бояре Семён Софоньевич Батурин и Василий Глебович Логвин. Позади них тянулось шествие ещё примерно из двадцати человек, которое состояло из представителей духовенства и местной знати. Последние несли в своих руках разного рода дары для ордынского царя*. Ордынское шествие остановилось. Из-за манкылы* появились пять всадников, которые выехали вперёд и приблизились вплотную к посольству. Посередине ехал сам царь Тохтамыш, а у него по бокам Казанчи с Али-Беком. Чуть сзади них следовал Шихмат и кешиктен* Азат, выполнявший роль тарджумана*. Всадники остановились в пяти шагах от шедших впереди девушек.

– Почему меня не встречает ваш коноз*, – сделав недовольное лицо, проговорил Тохтамыш.

– Прости нас Великий и справедливый царь*, что встречаем тебя не по чину, – выйдя вперёд и поклонившись Тохтамышу до пояса, промолвил боярин Семён, – Нет сейчас нашего князя с нами. Уехал он по делам неотложным, велев нам встретить тебя подобающе, да дарами тебя одарить самыми щедрыми, из тех, что имеются у нас для самых дорогих и званых гостей.

Что-о-о-о! – придя в бешенство прокричал Тохтамыш, – Какие у коноза* могут быть неотложные дела, выше по значимости, чем встреча Великого царя* Улуг-Улуса*! Да как ты посмел мне такое сказать? Выпороть его.

Из манкылы* показались спешившиеся Турсай и ещё несколько нукеров*, которые схватили Семёна Батурина, оттащили его в сторону и свалив на землю, стали стегать плётками.

– А этих девок, сегодня ко мне на ложе, – ещё раз распорядился взбешённый Тохтамыш.

Из ордынского строя выскочили ещё несколько нукеров*, которые схватили растерявшехся девушек и уволокли их куда-то, за ряды строя.

– Кто здесь ещё за главного, – вновь стал кричать Тохтамыш, – Почему передо мной закрыты ворота? Откройте немедленно!

– Ещё и я здесь за главного, – произнёс Василий Логвин, – А ворота я не велю открывать до тех пор, пока не получу от тебя Великий царь* слово, что не будешь ты уничтожать и сжигать нашего города. Иначе, можешь казнить меня прямо здесь на месте, но ворот я открывать не велю. Если же будешь брать город штурмом, погибнет много твоих воинов. Рязанцы за себя постоять умеют. Хан Батый уже на себе это испытал. А смерти мы не боимся. Двум смертям не бывать, а одной не миновать! Какая разница, сегодня мы умрём, или завтра.

– А ты я смотрю, больно дерзок мелик*, и смел, – хитровато улыбаясь, промолвил Тохтамыш, – Ну чтож, мне нравятся такие храбрецы как ты. Жалею, что служишь ты не мне, а вашему позорному и трусливому конозу*. Ну чтож, такому как ты мелик* и слово царя* дать не зазорно. Даю своё честное царское слово, что оставлю этот город в целости и сохранности. Ни один житель этого города не будет убит или казнён, если не будет пытатся причинить зло моим воинам. Ни одна постройка в этом городе не будет разрушена, сожжена или сломана. А теперь прикажи открыть мне ворота. Я хочу осмотреть ваш прекрасный город, в котором ещё ни разу не был.

– Разреши Великий царь* вручить тебе дары нашего города, – продолжил Василий.

– Куда ты так торопишся, мелик*? – смягчив тон почти до дружелюбного, произнёс Тохтамыш. Он также подал знак, чтобы ордынские нукеры* перестали избивать Семёна Батурина и отпустили захваченных только что, девушек. Ордынцы* беспрекословно выполнили волю своего царя*.

Боярин Василий сделал знак ратникам, стоявшим на стрельнице над главными воротами, и они распахнулись. Ордынцы* вместе с встречавшим их посольством стали входить в город.

– Веди меня в сарай* вашего коноза*, – велел Тохтамыш Логвину, – Я буду там дожидаться вашего коноза*, пока он соизволит явиться сюда и меня встретить, как подобает. А вы пока поищите его и постарайтесь найти как можно скорее. Вам же будет лучше. В противном случае, у меня будет право забрать своё обещание обратно.

– Если бы мы ещё знали, где его искать? – тихо пробормотал начавший приходить в себя после побоев Семён Батурин.

– Для того, чтобы вашего коноза скорее нашли, у меня имеется великолепный ускоритель, – ответил на это Тохтамыш и, повернувшись к Казанчи и Шихмату, добавил, – Покажите урусам* наш степной ураган.

Темник и старший эмир* свистом подали знаки своим эмирам*. Вмиг загремели рожки и трубы, и ордынское войско мгновенно пришло в движение. В городе моментально начались грабежи и насилия.

– Ты же давал слово царя*, – закричал на Тохтамыша боярин Логвин, – Где же твоё слово!

– Давал, – спокойно, как ни в чём не бывало, ответил Тохтамыш, – Я и сейчас от него не отказываюсь. Но я ведь обещал не разорять и не жечь города, то есть построек в нём. Я и не буду этого делать. А не грабить и не насиловать женщин я тебе не обещал. Я также обещал никого не убивать и не калечить, если твои горожане не будет причинять зло моим воинам. Но если они будут кидаться с оружием на моих, то что тогда ордынцам делать? Нужно защищаться, или я не прав?

Логвин попытался выхватить из ножен клинок и наброситься на Тохтамыша, но несколко ордынских нукеров* схватили его, обезоружили и связали. То же самое, ордынские аскеры* сделали и с Семёном Батуриным.

– Смотри, чтобы ни один волос не упал с их головы, – велел Тохтамыш Турсаю, которого назначил присматривать за задержанными, а затем уже обращаясь к последним, с язвительной усмешкой добавил, – Это и есть обещанный вам, мой ускоритель. Как только ваши люди отыщут сбежавшего нойона*, я сразу же прикажу своим, прекратить все эти безобразия. Так что моё обещание в силе. Чем скорее найдёте, тем лучше.

При всём этом Тохтамыш наверняка знал и то, что Олега Ивановича никто искать не будет, а если бы и искали, то наверняка не нашли бы. Ведь князь для того и бежал, бросив на произвол судьбы своих подданных, чтобы его никто не нашёл, и тем самым спасти прежде всего, свою собственную жизнь, ну ещё своих родных и близких.

А между тем грабежи и насилия в Переяславле-Рязанском продолжались полным ходом. Получившие строгий приказ своего царя*, ордынцы* ничего не ломали и не поджигали. Что можно было разграбить, ими было разграблено ещё в первый день. Остальные же дни ордынцы* занимались лишь глумлением над жителями города, да насилиями над женщинами. Как и в Серпухове с Коломной, Тохтамыш дал на разграбление Переяславля-Рязанского три дня. Этого с лихвой хватило для того, чтобы город был разграблен полностью, но при этом, в отличии от Серпухова с Коломной, все постройки в нём оставались целыми. Всё это время в городе отовсюду лишь слышались крики насилуемых женщин, децкий плачь и стоны раненых. Ведь если расставание с нажитым имуществом это ещё половина беды, то далеко не каждый мужчина мог спокойно наблюдать, как насилуют и издеваются над его женой или дочерью, невестой или ребёнком. Многие мужчины предпочитали умереть, но всего этого не видеть. Сам же Тохтамыш, все эти дни развлекался на ложе с красавицами, которые его встречали накануне с «хлебом и солью», и которых ему сразу же вернули после того, как в городе начались грабежи и насилия.

Наконец эти три дня, отведённые ордынским царём* на разграбление города закончились, и Тохтамыш велел прекратить грабежи и насилия.

– Может по пути ещё и Нижний Новгород ограбим до кучи? – как бы невзначай, намекнул ордынскому царю* Али-Бек, – Коноз* там тоже трус, да и семья Адама Москвалика якобы сейчас у него.

– Нет, Нижний пока оставим в покое, – ответил Тохтамыш, – Коноз* там может и трус, да люд нижегородский не в пример рязанскому. Может так взбунтоваться, мало не покажется! Ак-Хозе* от этих простолюдин уже досталось по полной. Он мне сам рассказывал. Нам теперь, когда Адам Москвалик* в любой момент со своим войском может вынырнуть неведомо откуда, лишние бунты никчему.

– Тогда, посольство туда отправить не помешало бы, – вмешался в разговор Шихмат.

– Вот ты туда послом и поедешь, – принял неожиданное решение Тохтамыш, – Говорят, что в отличии от Ак-Ходжи*, тебя там не только боятся, но и уважают. Более подходящего посла, туда врядли сыщется. Так что, бери с собой этого самого Семиона, сына их коноза* и езжай.

В этот же день, Шихмат вместе с сыном Нижегородского князя Дмитрия Константиновича Семионом, отбыли в Нижний Новгород. При этом старший брат Семиона, Василий Курдяпа, остался при ордынском войске вместе с Тохтамышем.

В тоже самое время, ордынское войско, пополнившее свой укрук* награбленным, продолжило собираться в обратный путь. Проводив Шихмата, Тохтамыш приказал доставить к нему арестованных в первый день прибытия в Переяславль-Рязанский, Семёна Батурина и Василия Логвина.

– Ну что «добры молодцы», или как у вас тут таких смельчаков называют, не хотите ли с нами отправиться, да мне послужить на славу? – предложил он боярам, – Я бы вас своими эмирами* сделал.

– После того, что здесь произошло, я предпочту за честь быть тобою казнённым, – ответил боярин Василий Глебович.

– Я, пожалуй, тоже, – вторил ему Семён Софоньевич.

– Очень жаль, что такие достойные люди, служат такому, недостойному их правителю! – промолвил Тохтамыш и, обращаясь к Турсаю, добавил, – Того, что много дерзит, обезглавить, а другого пусть развяжут и отпускают на все четыре сторолны. Он этого заслужил.

Ордынские нукеры* в растерянности посмотрели друг на друга. Из сказанного царём было не совсем понятно, кого из бояр казнить, а кого миловать. Первым нашёл выход из положения Турсай. Не долго думая, он замахнулся киличом* и вмиг отсёк голову Василию Логвину, а затем, с такой же лёгкостью разрубил путы Семёну Батурину. Какая разница, подумал ордынец*, кого казнить, а кого миливать? Царь* велел, надо не мешкая выполнять, не задавать же ему лишних вопросов по пустякам?

На следующий же день ордыцнское войско покинуло Переяславль-Рязанский и направилось обратно в Орду*. С собой, кроме награбленого, ордынцы* словно скот, погнали в неволю ещё и множество пленников. В основном это были молодые люди, как юноши, так и девушки, а также дети-подростки, которых можно было выгодно продать на невольничьих рынках или использовать на тяжёлых принудительных работах, а также в качестве кумай* при ордынском войске. В качестве пути следования, Тохтамышем была выбрана Вторая сакма*. Примерно по этому же пути, но с использованием иной переправы, его войско двигалось и на Москву. Но на этот раз, ордынскому царю* скрывать своих планов, было не от кого. И поэтому, на обратном пути, он решил для переправы через реку Итиль* своего войска, использовать более удобный во всех отношениях, Самарский перевоз*.