Читать книгу Караван. Исторический роман. Том III - - Страница 9

Вот уже, какой день Бури с Бугой и немногочисленным охранением возвращались в Сарай ал-Джедид*. Они благополучно преодолели Самарский перевоз* и теперь следовали необъятными, выжженными солнцем и забытыми богом, левобережными степями великой Итиль*, как молвили о них побывавшие здесь путешественники. Но не так страшны были эти степи, как пугали ими бывавшие здесь торговцы и путешественники из Европы. По сравнению с пустынями Монголии, Китая, Центральной Азии и Северной Африки, это можно сказать, были настоящие оазисы. По этим степям и проходила как раз Старая ордынская сакма*, соединявшая столицу Орды* город Сарай ал-Джедид с Самарским перевозом* и далее уходившая в саму Монголию, с ответвлением влево, в Булгарский улус*. Но что требуется путнику в подобной степи или пустыне? В первую очередь конечно вода. Особенно знойным жарким летом. Без неё в безлюдной степи или пустыне, смерть. Назвать же таковыми степи, по которым проходила Старая сакма*, врядли можно. Да таковыми были степи сразу при выходе из Сарая* и перед Самарским перевозом. Но между ними-то сакма* проходила вдоль ряда степнах речушек, не пересыхавших даже в самую знойную летнюю жару! Теперь-то, по этим местам, и пролегал путь следования Бури с Бугой. Сначала они вышли к довольно полноводной степной реке Иргиз, затем, когда русло той повернуло на запад к Итиль*, менее чем через дневной переход, путники оказались у истока ещё одной степной ручушки, Кара-Озена*.

– Вдоль неё нам идти целых два дневных перехода, а потому о воде можем не беспокоиться, – посвящал Буга об особенностях здешних мест Бури, – Потом переход степью, с пересечением такой же речки на середине пути, а дальше дойдём до Торгуна, и от греха подальше, повернём на запад, обойдя пустынные земли Алтын-Нора* ближе к берегу Итиль*.

– Ты сказал от греха подальше? – поймал его на реплике Бури, – Чего ты там опасаешься?

– Дальше безводная степь, до самого Сарая*, почти пустыня, – стал объяснять Буга, – Нет, речушки и даже небольшие озерки, там встречаются, но вода в них горько-солёная, пить невозможно. А вдоль Итиль* мы хоть и путь себе увеличим, но будем с водой и не так опасно.

– Что ты всё об опасности какой-то намекаешь? – продолжал допытываться Бури, – Неужели в этой, как ты сам говоришь, выжженной солнцем и забытой богом степи, где-то могут прятаться какие-то доселе неведомые джете*? Здесь ведь такая гладь, что от горизонта до горизонта даже жаворонку негде спрятаться.

– Жаворонок может и не спрячется, а вот джете*, и даже хуже, таятся, – вздохнул Буга, – Самому в это не хочется верить, но это так. Видишь, у меня онкол* ни на что не годится? Как раз по их милости. Даже вспоминать, и стыдно, и не хочется.

– Так это что, какие духи или шайтаны*? – не унимался Бури.

– И от тех, и от других я бы отбился, – посетовал Буга, – А вот от этих шайтанок, к моему стыду, нет.

– Они что, женщины? – не унимался Бури, – Расскажи мне о них.

– Теперь уж обязательно расскажу, раз напомнил, но позже, как только вернёмся в Сарай*, – ответил Буга, – Не хочу, чтобы ты раньше времени начал недооценивать ситуацию.

– А эти твои шайтанки, они что, возле Итиль* напасть не могут, или они большой воды боятся? – всё ещё не унимался Бури.

– Никакой воды они не боятся, – ещё раз попытался отмахнуться от него Буга, – Мало того, говорят что их кочевья раскинуты вокруг озера Алтын-Нор*. А там воды, более чем предостаточно, однако вся она солёная. Кроме того, в нём ещё и соль берут. Да и шайтанки эти, вовсе не шайтанки, а обыкновенные кара-бевы*. Слыхал что нибудь о таких? Только обыкновенными этих кара-бев* тоже не назовёшь, скорее они необыкновенные.

– Боюсь, разочаровал ты меня на этот раз, – с некоторой ухмылкой произнёс Бури, – Мне недоставало только баб бояться, хотя и кара-бев*.

На это Буга ничего не ответив, лишь покачал головой.

В живописном месте, где реку Кара-Озен* даже речкой назвать было сложно, скорее это был солидный ручей, путники остановились на ночь. Установили отаки*, стреножили для ночного пастбища лощадей, попробовали здешней водицы.

– Вода здесь божественная, – восхищённо, произнёс Буга, – А вот ближе к устью, всё хуже и хуже. В устье же эта водица полностью горько-солёная.

– А эта речка тоже в Итиль* течёт, или в Яик*, – поинтересовался у собеседника Бури.

– Ни туда, ни туда, – ответил Буга, – Она, как и её младшая сестра, которую нам предстоит пересечь послезавтра, теряются в степнах озерцах и камышовых болотах, поэтому и вода там такая противная. Кстати, завтра у нас будет последняя беспечная ночь. После этого начнём выставлять ночные дозоры.

– Иначе, здесь нас спящими, непременно похитят какие нибудь таинственные кара-бевы*, – пошутил Бури.

– А они что, и снасильничать могут? – с ухмылкой спросил один из нукеров*.

– Не могут, а сделают это непременно, причём каждого и целым стадом, как тёлки племенного бычка, – ответил Буга.

– Тогда это дело надо ускорить, – в приподнятом настроении произнёс второй нукер*, и пропел, сочинив на ходу, что-то типа, – Бевы*, бевы*, где ж вы мои девы.

На этот раз Буга промолчал и лишь неодобрительно покачал головой.

На следующий день всю дорогу среди нукеров* только и разговоров было, что о встречах с таинственными кара-бевами*. Каждый из них хвастал, скольким изголодавшимся бевам* он сможет в течении одной ночи принести счастья. Подобные разговоры не умолкали и тогда, когда путники остановились на очередной ночлег.

– Веселитесь, пока есть возможность, – ворчал на них Буга, – С завтрешней ночи, вся ваша «лавочка» прикроется.

Лишь он один осознавал серьёзность возможной встречи, и Буге было не до веселья. Он попытался ещё раз поговорить на эту тему с Бури, но разговора не получилось. Тот воспринимал все опасения Буги слишком легкомысленно, а последнего считал своего рода трусом и паникёром.

Проснулся Буга, когда только что начало светать. Он решил проверить нехитрые раколовки, которые путники оставили на ночь. Когда Буга начал проверку снастей, то услышал, что к нему сзади подошёл ещё кто-то. Буга обернулся и посмотрел на подошедшего. Это был Бури. Ему тоже в то утро почему-то не спалось. В руках он держал котелок, в который они и начали собирать снятых с раколовок раков.

– Послушай, – обратился Бури к Буге, – Я поначалу отнёсся к твоему рассказу о кара-бевах* недостаточно серьёзно, но сегодня ночью какая-то неведомая сила начала мне подсказывать обратное, и мне даже стало как-то не по себе. Расскажи мне о них сейчас, и поподробнее, я не хочу становиться достаточно лёгкой добычей каких-то обозлённых на судьбу женщин. Неужели они и впрямь представляют для нас достаточно угрозы, раз ты их так опасаешься? Я тоже слышал какие-то байки про женщин-воинов, в том числе от нашего недавнего знакомого Эрке, но не предавал всерьёз этому значения. Но раз уж такой как ты, из за каких-то баб лишился возможнеости служить в регулярной ордынской коннице и потерял из за этого титул амира*, то видать не всё так просто, как мне кажется. Кстати, у нашиго Эрке, если он не врёт, даже старшая сестра имеет к этим кара-бевам* какое-то отношение.

– Я рад, что до тебя наконец-то всё дошло, – ответил Буга, – А я уж хотел было со следующей ночи покинуть вас и до Сарая* добираться тем путём, о котором я тебе говорил. Дело в том, что по россказням знающих людей, пределы территории этих кара-бев* начинаются с речки Торгун. Старая сакма* за Торгуном как раз пересекает их территорию. Сюда они, как говорят, не добираются, так как здешние земли считаются выморочными после «чёрной смерти»*. Поэтому мы здесь так беспечно себя и чувствуем. А народу в этих степях и до чумы жило мало, так что если и была здесь «чёрная смерть»*, то от неё давно ничего не осталось. Ну а теперь о кара-бевах*. Давным-давно, ещё до этохи Искандера Двурогого*, жили в этих землях азиатские скифы, которые звались сколотами*. Очень воинственный был народ. Но ещё более воинственной была их восточная ветвь, племена которой звались саки*. А в центре их почти пустынных земель, жили так называемые ка-саки, или великие саки. А к северу же по границе, жили кай-саки, то есть зоркие, или бдительные саки*. Их племена и охраняли эту границу. Они первыми встречали врага, не давая ему незамеченным пройти не только в земли саков*, но и в целом сколотов*. Суровые условия обитания и постоянная борьба за выживание наложили определённый отпечаток на жизнь кай-саков. В связи с этим, сакские женщины пользовались равными правами с мужчинами. Ведь кай-саки были последними племенами, где продержался матриархат. Сакские женщины во всём заменяли умерших или погибших мужей, а жёны их правителей, царствовали после смерти самих этих правителей. Но особую известность получили жанговар хотин*, жёны погибших сакских, и особенно кай-сакских воинов. Воинскому искусству эти женщины начинали обучаться с детства, а в некоторых видах этого искусства, даже намного превосходили мужчин. Например, верховой езде, стрельбе из лука, метанию дротиков и ножей, а также вледению арканом. Греческие воины, которых привёл на просторы Азии Искандер Двурогий*, и которые встретились с этими женщинами в бою, прозвали их амазонками*, то есть безгрудыми. Ходили даже легенды, что эти женщины специально отрезали себе грудь, чтобы было удобнее стрелять из лука. Но всё это легенды. Если женщина с детства занимается силовыми приёмами, то у неё и так грудь напоминает мужскую. Когда Искандеру Двурогому* предложили пойти войной на амазонок*, он наотрез отказался, при этом сказав, что победа над ними ему славы не принесёт, зато поражение опозорит на века. Повторно жанговар хотин* замуж не выходили, но детей рожали. А рожали они их от пленных воинов противника. После того, как жанговар хотин* получали от этих воинов оплодотворение, они их просто убивали, как убивают пчёлы за ненадобностью своих трутней, после того, как те оплодотворят их маток. Среди кай-сачек, жанговар хотин* узнать было очень просто. Они носили красный цвет одежды, их жрицы белый, земледельцы жёлтый, скотоводы синий. Вообще-то времена амазонок*, в том виде, какими они были две с лишним тысячи лет назад, канули в лету, но их дух так и продолжает витать в умах кай-сакских женщин. Из всех женщин востока, они самые строптивые и независимые от мужчин. После принятия ислама, именно сакские женщины, а кай-сакские тем более, наотрез отказались облачать себя в паранджу и хиджабы, стали позволять себе не покрывать головы, и исламу, в качестве исключения, пришлось с этим смириться. А появление, казалось бы ниоткуда, в наше время жанговар хотин*, так это вообще не такое уж редкое явление. Конечно, до жанговар хотин* времён Искандера Двурогого*, нынешним кара-бевам* очень далеко, но и то, что они могут творить, впечатляет. Вот я уже имел однажды несчастье, оказаться в их лапах, и то, что я ещё жив, считай, что мне сказочно повезло. Вырываются из их плена весьма и весьма редко.

– А откуда здесь появились жанговар хотин*? – cпросил Бури.

– Это всё очень даже просто, – ответил Буга, – Когда Тохтамыш воевал с Урус-ханом и его сыновьями, племена, имевшие сакские корни, естественно поддерживали последних, как своих, в некоторой степени «однокровников». Но когда Тохтамыш занял трон в Сарае*, тут-то он и припомнил им это, решив для устрашения выместить свой гнев на здешних кай-саках, кочевавших в окрестностях Хан-Ордасы*, и таким образом, истребил там всех без разбора взрослых мужчин. Оставшись же без отцов, братьев и мужей, кайсакские женщины взбунтовались. У них, наверное, в тот момент проснулся инстинкт своих далёких предков. Эти женщины взяли в руки оружие и встали на путь джете*. Об этом ещё раз напоминает древняя народная мудрость, что все несчастья на земле происходят от бездарности, безтолковости и близорукости никчёмных правителей.

Так за разговором, сами того не замечая, Буга с Бури, следуя вдоль берега Кара-Озена*, удалились от своих отаков* на значительное расстояние. Уже стало достаточно светло, когда они услышали звуки, напоминающие топот копыт.

– У нас что, кони на лугу расстреножились? – высказал своё предположение Бури.

– Похоже, что нет. Не будут расстреножиные кони так лихо носиться по степи, – ответил ему Буга, – Мне кажется, к нам следуют, нежданные, ранние прищельцы. Быстро возвращаемся. Нужно будить аскеров*.

Они быстрым шагом направились к отакам*. Но топот копыт нарастал с такой быстротой, что Бури с Бугой перешли на бег, чтобы как можно быстрее оказаться у своих временных полевых жилищь. До отаков* оставалось не так много, когда они увидели скачущих к ним с другой стороны галопом, всадников, а вернее всадниц. Отличие бросалось в глаза сразу. Грациозность лёгких, в обтянутой красного цвета одежде фигур, развеяли последние сомнения. Это были те самые жанговар хотин*, о которых накануне, Буга успел рассказать Бури. Всадницы с такой быстротой приближались к отакам*, что стало совершенно очевидно, что возле них они окажутся раньше, чем это получится у Буги с Бури. Это ставило их в совсем уж невыгодную ситуацию, так как, отправляясь за раками, никто из этих «раколовов» не удосужился прихватить с собой совершенно никакого оружия. Приближающуюся опасность услышали и спавшие в отаках* аскеры* их охранения. Вот первый из них выскочил наружу, держа наготове в руке лук и приспосабливая к нему для стрельбы стрелу. Но скакавшая впереди всадница, с молниеносной быстротой подняла свой лук и, казалось совсем не целясь, выстрелила в аскера*. Стрела попала тому прямо в кадык горла и он, выронив свой лук, упал как подкошенный. Из другово торака* выскочил ещё один аскер* с киличом* наизготове. Но ехавшая следом за первой другая наездница, с неменьшей быстротой тоже выпустила и в него стрелу. На этот раз стрела попала тому прямо в правый глаз. Подобного, Бури в своей жизни видеть ещё не приходились. Они с Бугой в растерянности замедлили бег, поняв, что бежать дальше к отакам* за оружием, бессмысленно. Но глядя на то, что происходит впереди, Буга и Бури не видели главной для себя опасности. Позади них на резвых конях оказалось ещё несколько наездниц. Воздух прорезал своебразный шум разматывавшихся арканов, и путники, даже не успев сообразить, что происходит, оба оказались на земле. Петля аркана начала затягиваться прямо на шее Буги. Но опытному в прошлом воину уже приходилось спасаться от коварства этой летучей верёвки. Он мошенально вставил в петлю аркана кисти обеих рук, чтобы та его не задушила, и в следующее мгновение уже ощущал, как его волокут по земле вперёд головой. А наброшенная в тот же момент петля на Бури, оказалась чересчур большой, из-за чего сползла вниз, и он был заарканен за ноги. Теперь, как и Буга, Бури волочился по земле, но только вперёд ногами. Волокли их достаточно долго. В начале кони, к которым были привязаны арканы, неслись галопом, потом перешли на рысь, и далее уже бежали трусцой, но в конце концов, перешли и вовсе на шаг. Но к тому времени, и Бури, и Буга, уже потеряли сознание. Очнулись они не сразу, но почти одновременно. На тот момент пленники уже сидели связанными по рукам и ногам, да к тому же, привязанные спинами друг к другу. Буга с Бури осмотрелись, где они есть. Это был берег реки, но чуть шире, чем Кара-Озен* в том месте, где их пленили. Рядом сидели ещё таких же четыре пары связанных невольников. Вокруг стояли разноцветные шатры, а позади них на лугу паслись стреноженные лошади. Женщины откуда-то таскали дрова и ставили их в виде шатра посреди лужайки, где сидели пленённые ими, связанные мужчины. Среди пленников, только двое были из охранения Буги и Бури, из чего следовало, что остальные погибли.

– Они что, нас поджарить собираются? – cпросил Бури у Буги.

– К нашему счастью, они не людоеды, – ответил Буга, – Но и радоваться этому не приходится. Как только мы выполним своё предназначение, они нас просто убьют за ненадобностью. Я уже говорил про трутней у пчёл. Так вот, в данном случае, мы с тобой, для них трутни.

– Ну а кто тогда у них будет маткой? – поинтересовался Бури, – Наверное, та, что здесь главная? А если я не захочу её оплодотворять, они что, убьют меня раньше времени?

– Матка здесь не то сравнение, – начал объяснять ему Буга, – На первом этапе, это скорее будет напоминать не рой пчёл, а стадо коров, где нам будет уготована участь быков производителей.

– Только ещё побыть быком производителем мне для полного счастья и не доставало, – промолвил с горькой ухмылкой Бури, – А если у меня, с перепугу, пропадёт мужская сила, тогда что?

– Это маловероятно, – ответил Буга, – Перед тем, как ты попадёшь к ним в шатёр на ложе, ты пройдёшь обряд очищения огнём. Для этого они и готовят этот костёр. Затем тебя будут отпаивать кумысом, смешанным с каким-то отваром. Напившись, ты почувствуешь себя словно в раю, но всякая воля и здравый рассудок в тебе исчезнут. Ты пойдёшь за ними туда, куда они тебя позовут. А позовут они тебя, вначале искупаться в реке, а затем в шатёр на ложе, где всю ночь будут тобой наслаждаться. А в этом отваре столько мужской силы, что сколько бы жанговар хотин* в шатре не было, тебя им на всех хватит. Но всего этого ты уже помнить не будешь. Вот только на следующее утро, тебе будет не до наслаждений. У тебя будет страшно болеть голова, и ломить тело. Но и здесь они тебя быстро приведут в чувство, дадут вновь нужного отвара на степных травах, накормят и напоят чем надо. А на следующий вечер всё повториться заново. И так ежедневно, пока им не надоест, и пока в тебе ещё будет оставаться та самая мужская сила. Лишь потом ты им станешь не нужен, и они тебя просто убьют за ненадобностью. Но убивать будут не простым способом. Они устроят на нас настоящую охоту как на сайгаков. Мы должны будем на лошадях от них убегать, а они на нас устроят облаву, где будут расстреливать стрелами из луков. Учитывая, что после всех этих бурных ночей, сил у тебя почти не останется, спастись от них ты наверняка не сможешь. Вот такая нам уготована горькая участь.

– А если я сразу откажусь пить этот их шайтанов кумыс с наваром, они что, убьют меня на месте? – cпросил Бири.

– Нет, убивать они тебя не станут, – ответил Буга, – Они просто бросят тебя связанного в костёр, как проигнорировавшего их плоть. Поэтому, я думаю, что их стрелы для нас, будут куда добрее, хотя тоже ничего хорошего.

– Почему ты мне всё это сразу не рассказал? – cпросил Бури, – Может быть мы вообще бы пошли другой сакмой*?

– Это врядли, учитывая, как ты, вместе со своими нукерами*, себя вели до того, как с нами всё это случилось, – стал объяснять ему Буга, – Вот, кстати, у тех самых урусов*, от которых мы с тобой возвращаемся, есть неплохая поговорка, что пока гром не грянет, мужик не перекреститься. Не будь ты мусульманином, она бы тебе подошла как никому другому. Ты храбрый и отчаянный воин, но это не всегда хорошо. Если перевести на ваш язык, тебе нужно научиться, иногда вовремя отлунивать. А ещё, ты же знаешь, вовремя рассказать тебе обо всём, я просто не успел. Кто из нас ещё день назад мог предположить, что на этот раз, жанговар хотин* окажутся в местах, где ранее никогда не появлялись. Они ведь раньше, и Торгун в эту сторону никогда не переходили.

– Но как я понимаю, ты уже один раз успел побывать в их лапах, – не унимался Бури, – Как тогда тебе удалось от них спастись?

– Тогда мне просто сказочно повезло, – начал рассказывать Буга, – Надо мной сжалилась во время «охоты» одна жанговар хотин* по имени Айгуль. Да сжалилась, здесь пожалуй и не подходит. Просто до этого, я сжалился и спас от поругания, а возможно и от смерти её младшую сестру Лию. Два года назад весной, отправил нас Тохтамыш в окрестности келома* Алтын Нор* и селения Хан-Ордасы* «потрепать» юрты* ранее оказавших ему непочтение кай-саков. На восточном берегу этого келома* я, со своими аскерами*, и зашли в такой юрт*. Но там оказались лишь старики, подростки и дети. Тогда, от злобы, мои аскеры* и принялись крушить всё, что попадётся под руку, а заодно, и глумиться над теми, кто находился в юрте*. В одном из шатров находилась девочка-подросток, назвавшаяся Лией. Вся такая перепуганная была. Представил я тогда, что с ней сделают мои аскеры*, и жалко почему-то мне её стало. Совсем ведь ещё ребёнок. Тогда я взял её, будто для своей собственной утехи, да и вывез ту девочку в степь, подальше от наших, глумившихся над её соплеменниками головорезов. Вот она, то добро мне и не забыла. Когда я в тот же год, но как и теперь летом, попал в лапы жанговар хотин*, эта девочка тоже оказалась в их стане и меня узнала. Она, вероятно, рассказала обо всём своей сестре Айгуль, а та накануне «охоты», меня предупредила, что я буду у неё как бы «личным сайгаком». Она должна была загнать меня в степную речку Хару, с обильной растительностью по берегам, и там якобы «добить». Просто взять и отпустить меня, она не могла, так как по законам их предков, из плена жанговар хотин* не должен был уйти живым не один мужчина, тем более, что к ним попадают в основном воины противника. Мы тогда так и сделали. Однако, когда начался загон, произошло немного не так, как мы задумали. Мне в плечо попала чья-то стрела, к тому же ещё и отравленая. Учитывая, что в это плечо у меня уже до этого было ранение, оно впоследствии и явилось причиной моего оставления службы. Но тогда, во время «охоты», я всёже смог удержаться в седле и доскакать до берега речушки. На краю небольшого обрыва, старшая сестра подранила мою лошадь, и та, сорвавшись с обрыва, погибла. Я же, как и было задумано, улетел с лошади в омут и спрятался в прибрежных зарослях. Для вида, моя жанговар хотин* спешилась, и какое-то время порыскала по зарослям, чтобы создать видимость, будто она меня там добила. В этих зарослях я до ночи и пролежал. Ночью Айгуль и Лия меня нашли и через степь, отвезли к какой-то небольшой, с одиним паромом, переправе через Итиль*, передав паромщикам. Те прижгли мне начавшее нарывать плечо, подлечили немного, а затем переправили на другой берег в Бельджамен*. Вот так, можно сказать счастливо, для меня все эти дела и закончились. Вот только второго раза, боюсь, что больше не повторится.

Солнце зашло за горизонт и над степью стали спускаться сумерки. Женщины рассадили пленников вокруг собранной кучи хвороста и разожгли костёр. Пламя быстро вспыхнуло и стало невыносимо жарко. При этом женщины начали водить вокруг костра что-то наподобие хоровода. Они произносили какие-то речи, что-то вроде как напевали, но что, никто не понимал. Ни Бури, ни Буга не знали их языка, а они, как поняли пленники, не понимали кыпчакского, или может быть прикидывались таковыми. С пленников градом покатил пот. С одного из шатров, к костру вышла красивая и ещё достаточно молодая женщина в белом. Присев с западной стороны от пламени, она мелодично запела, подыгрывая себе на каком-то струнном музыкальном инструменте. Потом появилась та всадница, которую сегодня первой видели Буга с Бури, и которая так метко попала в горло стрелой их воину. Подняв вверх руку, она заставила хоровод остановиться и произнесла какую-то речь, на которую женщины ответили авациями. Потом появилась другая, совсем молодая и красивая, та, которая попала в глаз второму аскеру* из миссии Бури. Буге она показалась даже в чём-то знакомой. Межет эта красавица была в тот первый раз его пленения, подумал он. Девушка что-то объявила присутствовавшим. Несколько женщин в белом вынесли чаши и стали поить из них пленников. Вместе со всеми, поили и Бугу с Бури. После трёх чаш каждому, у пленников наступало то самое помутнение разума, о котором предупреждал Буга. Пленникам казалось, что они действительно пребывают на каких-то райских небесах, а вокруг них, словно плывя, плавно передвигаются нимфы. Через какое-то время, как и предупреждал Буга, пленники ушли в небытие. Пришли в себя пленники, когда солнце поднялось уже достаточно высоко над горизонтом. они опять сидели связанными прежним образом. Не успевшие прийти в себя после «ночного рая», некоторые тут же засыпали вновь. «Русалки» же, располагались и отсыпались в своих шатрах. Но при этом, они не забывали и об осторожности. В этом стане не прекращали свою службу выставляемые жанговар хотин* караулы.

– Что с нами было? – морщась от головной боли, спросил Бури.

– Предварительное путешесствие в рай, где мы скоро с тобой окажемся навсегда, если по пути не перепутаем врата, и не пожалуем в ад, – ответил Буга, – Так что наслаждайся, пока ещё есть такая возможность.

– Если бы после этого рая, да не болела бы голова! – посетовал Бури, – Так и гляди, котелок вот-вот лопнет. И впрямь на тот свет хочется.

– Ничего, сейчас «девочки» проспятся, опохмелят нас несчастных, и всё будет правильно, – успокоил его Буга, – Так что живи странник, пока живётся! А на тот свет, ты всегда успеешь! Кстати, и до него уже недалеко.

– Когда же они проснуться? – опять стал нервничать Бури, – Почему Всевыщний допускает то, что шайтаны так легко завладели душами этих несчастных женщин и позволяет им творять подобные прилюбодеяния с правоверными мужчинами? А кстати, какой веры эти жанговар хотин*?

– Они твои единоверцы, только с поправкой на тенгрианство*, – пояснил ему Буга.

– Странно слышать, – продолжая корчиться от боли, произнёс Бури, – Насколько я знаю, Тохтамыш тоже тенргианец*, как и эти кай-саки. Почему же он так поступает со своими единоверцами?

– Кроме веры, есть ещё такие понятия, как зависть, алчность и тщеславие, и если последние берут верх над первой, то даже самая правильная вера, не в состоянии в человеке их пересилить, – пояснил Буга.

– Я смотрю, тебя никакая боль не донимает, – продолжал Бури досаждать Буге, – Ты что, заговорённый, или заколдованный?

– Ни то и ни другое, – ответил тот, – У меня голова болит не меньше твоей, просто я больше приучен терпеть боли, не подавая при этом ни малейшего вида.

– Мне бы твои способности! – позавидовал Бури своему «приятелю» по несчастью, – Я тоже умею переносить боли, но не головные. Когда же эти бевы* проснутся, наконец? Просто зла не хватает.

– Ты посмотри на него! – с некоторым воодушевлением произнёс Буга, – У него, видите ли, зла не хватает. На кого? А ты никогда не задумывался, о чём думает, и чего не хватает той несчастной, ни в чём не повинной девушке или женщине из стана противника, которую ради забавы насилует десяток твоих аскеров*, да ещё и глумятся над ними в самых изощрённых формах?

– Я аскерами* не командовал, – ответил Бури, – И ни одной женщины не насиловал. Я обходился кумай*. А если я над кем и глумился, так лишь над теми, кто по силе был равен мне, либо даже сильнее. А с беспомощными, и уж тем более с женщинами да детьми, я никогда не воевал. Так что, всё это, не про меня.

– Насколько я знаю, ты до здешней миссии был эмиром*, ещё и с не совсем белой да пушистой репутацией, – постарался задеть его Буга, – Научи меня тупого и непросвещённого, как тебе всё это удавалось?

– Я был амир-ал-яргу*, – ответил Бури, – А потому, я никогда не командовал ни этими, полевыми крысами аскарами* и гулямами*, ни падкой до грабежей и насилиям над мирнам населением конницей. Поэтому, у меня и необходимости такой не было, кого-то грабить и насиловать. Во мне наоборот, нередко обиженные женщины сами искали защиты от чересчур неуёмных, по своим низменным аппетитам, амиров*, аскеров* и особенно гулямов* нашего войска. А провести ночь с чистенькой и вымытой кумай*, согласись, куда приятнее, чем с грязной, растрёпанной и побывавшей до этого в неизвестно чьих руках, случайной женщиной из захваченного стана противника.

– Тогда тебе крупно повезло, – согласился с ним Буга, – Но не все эмиры* такие счастливчики как ты, ни у Тохтамыша, ни у твоего Тимура.

Вскоре, из ближайшего шатра наконец-то показалась та самая молоденькая девушка, которая накануне, так метко попала стрелой в глаз одному из нукеров* Бури. Она подошла к сидевшим на земле Бури с Бугой и с необъяснимым любопытством посмотрела на последнего. Буга отвёл свой взгляд в сторону, стараясь не смотреть ей в глаза. Из этого же шатра вышла другая девушка, и первая, подойдя к той, стала о чём-то с ней разговаривать. Единственно, что Бури с Бугой смогли понять, так это то, что меткого стрелка зовут Алия, а вторую девушку, Галия. После разговора, Галия вернулась в шатёр и через какое-то время появилась с чашей какого-то напитка, став поить сначала Бугу, а затем Бури. Другие связанные пленники с завистью смотрели на счастливчиков, которым жанговар хотин* уделили внимание первыми. Откуда-то вновь появилась ненадолго исчезнувшая Алия. Она принесла небольшую тарелку с какой-то мазью, и подойдя опять к Буге, отвернула ему ворот плеча, в том месте, где находилась рана. Потом она начала смазывать им обоим раны и царапины, полученные вчера, когда пленников волокли на арканах. Смазав раны, Алия вновь незаметно исчезла, а Галия напоила Бури и Бугу варевом ещё раз. Через некоторое время головы у обоих болеть перестали. К другим же пленникам, пока никто и не подходил. Кроме того, всеми было замечено, что после того, как Бугу с Бури Алия намазала какой-то мазью, их перестали трогать появившиеся в теплеющем воздухе, мухи, слепни, оводы и прочие москиты. Возле остальных пленников, они стали роиться тучами, заменив исчезнувших к тому времени комаров.

– За что, вам такая милость? – спросил сидевший во второй связке рядом, один из пленённых нукеров* Бури.

– Откуда мне знать, наверное, ночью лучьше других «поработали»? – ответил тот, – Это ты у них и спроси.

– Ничего, этой ночью мы с тобой своё наверстаем, – как бы стал успокаивать его, находившийся в одной связке напарник.

Оба рассмеялись, а за ними смех послышался и из других связок пленников. Счастливые люди, им ведь пока не ведомо, чем это всё, в конечном счёте закончиться, подумал Буга.

– Почему она к тебе была так не равнодушна? – спросил у него Бури.

– Откуда мне знать? – ответил Буга, – Но боюсь, как бы она обо мне не прознала, что я у этих жанговар хотин* уже однажды был. Что-то уж больно лицо мне её знакомо?

– А если и прознает, какая разница, нам ведь по любому умирать?

– Оно то, конечно так, да есть в этом деле такое, чего не хотелось бы.

– И чего тебе не хотелось бы, если не секрет? – спросил Бури.

– Айгуль с Лией могут из-за меня пострадать, – ответил Буга.

– Не могу я тебя понять, хоть и бывшего, но всёже амира* ордынской конницы? – c удивлением начал рассуждать Бури, – Когда твои аскары*, во время налётов на чужие селения, наверняка глумились, насиловали и убивали десятки, а то и сотни чужих, ни в чём не повинных жён, матерей, их детей, и чьих либо невест, то ты, как я понял из твоих же рассказов, смотрел на это, как на должное, и не сомневаюсь, даже сам принимал в том участие. Теперь же ты печёшся за жизнь каких-то двух малознакомых женщин, да ещё и в обликах джете*. Допускаю, пусть они однажды спасли тебе жизнь, но не просто же так, а в обмен на спасение одной из них. Получается, что вы квиты. А то, что ты опять здесь, так на всё воля Всевыщнего. Значит, он посчитал, что твоё тогда спасение было не совсем справедливым.