Читать книгу Космоса хватит на всех - - Страница 3

Дни сменяли друг друга. Для кого-то они ползли, а для кого-то – бежали. В случае Саманты – еле-еле волочили ноги. Чтобы хоть как-то себя занять, она пыталась координировать работы по восстановлению зданий. Но ее быстренько оттуда попросили, так как в этом деле капитан Корф не разбиралась совершенно. Хотела влезть в хозяйственные ведомости, чтобы заняться пополнением запасов, но этим ведала Пати, и делить свои обязанности с ничего не понимающей в этом подругой не собиралась. Дежурить в лазарете тоже не позволили – мало опыта работы с тяжелыми пациентами. Медленно, но верно шедшая на поправку Лия ковырялась в компьютерных системах корабля, и тоже не пожелала принять помощь Сэм, опасаясь, что после ее лапок «Звезда» взбрыкнет не по-детски.

Почувствовав себя ненужной, переключилась на занятия с детьми, но моих знаний хватало лишь для поддержания светской беседы, а никак не для подготовки к экзаменам. Ойра вежливо, но настойчиво попросила меня заняться чем-нибудь более полезным для экипажа. А Соммер, несколько дней с унынием внимая моим бормотаниям, наконец выхватила из моих рук учебник по алгебре и заявила, что математик из меня никакой.

Война кончилась, и в моих услугах ни Млечный Путь, ни остатки СПЕКТРа больше не нуждались. И мне стало страшно.

Что мне теперь делать? Чем заниматься? Ни солдатом, ни лингвистом я уже не являлась. Чужие людям не угрожают. Наоборот, следует поддерживать с ними добрососедские отношения, по временному мнению нашего временного правительства. Гражданских войн и восстаний в колониях тоже в ближайшую сотню лет можно не опасаться: воевать больше некому.

Сейчас галактика остро нуждалась в фермерах, рудокопах, строителях, врачах и фармацевтах. Из этого списка я могла бы участвовать в разработке бареллита, но не имела ни малейшего желания возвращаться в гааптский ад.

Затем, глядя на слоняющуюся без дела подругу, Пати напомнила ей об обещании, данном иглоплювам. Зверье томится в питомнике на Благодати, и ведь запас их терпения не безграничен. Что будет, когда они решат – их надули? Вряд ли стены и ограждения удержат медведей от расправы над мирным населением.

Я могу рассказать тебе: я вечно была в цепях,

Только во снах чувствовала себя свободной.

Я бы хотела упасть в твои объятия,

Сбежать из темноты.

Просто возьми меня за руку и помоги подняться,

Освободи меня (пер. с англ.).

Doro – «Lift Me Up»

Саманта с энтузиазмом погрузилась в решение этой проблемы. Тем более ей осточертело каждый раз натыкаться на сочувственные взгляды окружающих и каменное лицо Ульфа, которого она встречала по сто раз на дню. Его непроницаемый взгляд постоянно задерживался на ней, словно он пытался что-то вспомнить или решить для себя, и ее несказанно бесило, что она больше не могла читать по его глазам. А лезть к нему в голову не решалась, боясь увидеть пустоту на том месте, где раньше жили мысли о ней.

Но оказавшись на Благодати и вновь увидев безмятежность водной глади, вспомнила, кого это море похоронило. И пожалела, что не осталась на борту «Звезды».

И лишь беседы с Монархом иглоплювов немного отвлекли ее от потерь. Она клятвенно заверила медведицу, что помнит и о ее племени, и о данных обещаниях. Сейчас нужно решить вопрос с транспортировкой и припасами для длительного путешествия. Троицы выживших мхуурров не хватит, чтобы перевезти всех медведей в Хогу. Тем более Пенни не горела желанием возвращаться на родину. Но зато сообщила, что к орбите Благодати из остальных частей СПЕКТРа вскоре прибудут другие корабли, которые сумели выжить благодаря успешной миссии Саманты.

Медведица пообещала успокоить свой народ и подождать еще. Но намекнула, что передышка не будет длиться вечно. И тогда они за себя не отвечают. И утихомирить всех подданных она не в силах.

Саманта вместе с несколькими десантниками и лингвистами, включая Ундину, которая тоже не находили себе места от безделья, занялась охотой. Животный мир Благодати был не слишком богатым и включал в себя в основном подводных жителей, прибрежных амфибий и водоплавающую птицу. Рыбный промысел поручили блажникам, а сами люди занялись стрельбой по летающим и шустро ползающим мишеням.

Не скажу, что охота пришлась мне по душе, но приятно ради разнообразия вновь ощутить себя полезной.

Пару раз я брала с собой девочек. Не в компанию охотникам, конечно. На пикники и прогулки по сохранившимся в целости побережьям. Но Соммер каждый раз горько плакала, когда смотрела на море, и я решила завязать с этими развлечениями.

К тому же они предпочитали общество отца. Обе с той наивной непосредственностью, что присуща всем детям, искренне верили, что смогут достучаться до его сердца. От которого мало что осталось.

Я не стала их разуверять или отговаривать, мысленно пожелав удачи. Хоть и не верила в успех затеи.

Но однажды, когда я шла поцеловать их перед сном, предварительно стерев с лица все следы уныния, мне открылась пасторальная картинка. В детской сидел Ульф и читал Соммер сказку. Несмотря на то, что Ойра считала себя выросшей из этих глупостей, она тоже внимательно слушала его.

И тут, на моменте спасения прекрасной Принцессы храбрым Принцем, Соммер с нежностью прижалась к руке Ульфа, а тот, с ласковой улыбкой и теплом во взгляде, погладил ее по волосам. Я оторопела. Тут дети заметили меня. Напряглись. Ульф, не понимая в чем дело, поднял взгляд, тоже увидел меня, и теплоту из глаз как ветром сдуло.

– Пора спать, – буркнул он, и вышел из детской.

А я устало плюхнулась в кресло, все ещё хранящее тепло его тела. Несмотря на восемьдесят процентов кибернетики, он всё ещё оставался живым. Теплокровным.

– Все меня избегают в последнее время, – с невеселым смешком произнесла Саманта.

– Нет, – ответила Соммер. – Но люди ощущают, что тебе плохо, и им подсознательно хочется держаться подальше. Ведь для большинства все плохое позади, и они хотят быть счастливыми.

– Папа тоже?

– Думаю, да. Тут ведь все дело в эмпатии, – поведала ей дочь.

Подумать только, ребенку от роду полгода, а туда же. Учит мать…

– Он считывает наши эмоции, чувствует нашу любовь. Учится понимать, что это значит. А от тебя исходит лишь печаль. Это ему никак не поможет. Наоборот, он сильнее замкнется в себе. Тетя Пати сказала, что ты опять скрылась в своем панцире из депрессии и желания, чтобы тебя пожалели. Я ведь не хуже тебя это чувствую

Пати… Угу, с ней мы ещё проведем ликбез по этому поводу. А пока же…

– Так, минуточку. С каких это пор ваш отец заделался эмпатом?

– Импланты ему собирали с миру по нитке, – пояснила Ойра. – В том числе и те, что извлекли из тел погибших охотников, неповрежденные, разумеется. Некоторые ребята после слияния с твоей ДНК стали эмпатами, как ты помнишь. Не такими сильными, как ты или Соммер, но тем не менее.

Саманта опешила.

– Почему врачи об этом молчали?

– Потому что… Ну… Некогда было ждать согласия родственников на изъятие органов. Попробуй их еще найти. Не факт, что выжили… Короче, поэтому официально не разглашалось.

– Какие, к чертям, родственники?! – рявкнула Саманта. – Какое они право имеют решать? Это же не почки и селезёнки. Проклятье. Эти импланты вообще-то из моей плоти и крови лепились. Так что это моя собственность.

– Мам, ну не совсем. Ты же понимаешь, – Соммер укоризненно на нее посмотрела. – Все эти кибернетические штуки срослись с их нейронами, стали частью организма.

– Ладно, проехали. Давно вы в курсе?

– Прости, мам. Где-то около недели. На меня никто не обращает внимания: взрослые думают, что я ничего не понимаю. А я везде хожу. И всех слушаю.

– Ты ж мой маленький шпион, – улыбнулась женщина. – Девочки, вы только что сделали этот день прекрасным. Что бы я без вас делала, а?

С этими словами она сгребла детей в охапку и по очереди расцеловала их.

– Все, а теперь точно – спать.

Вкусившая сладкого плода надежды, довольная Саманта отправилась на покой. Лежащий без сна в своей каюте Ульф ощутил теплую волну, рванувшую от нее во время детских обнимашек, и впитал ее без остатка.

Верни меня назад, до того,

Как я перестану быть человеком.

Загляни в настоящее сердце,

Следуя химическому ритму.

Это больше не человек.

Разрывая связи,

Ползая у подножия наших пьедесталов,

Ты все еще человек по сути своей?

Загляни в настоящее сердце,

Не дай ему превратиться в камень

(пер. с англ.).

Miracle of Sound –

«The Natural Heart»

Он вспоминал. Но то, что было в памяти, не хотело уживаться с тем, что он наблюдал последние дни. Порой Линдквист не узнавал в Саманте ту женщину, с которой было связано столько воспоминаний. Столько негатива и отчуждения. Он не помнил таких эмоций в ней.

Но с каждым прожитым днем Ульф постепенно понимал, откуда это возникло. И что за этим кроется. Дети в силу возраста и отсутствия опыта были не правы. Для них важно было лишь то, что хорошо. Только позитивные эмоции.

Пока не познаешь отчаяния – не познаешь и счастья. Пока не вкусишь боли – не распознаешь облегчение, сравнимое с восторгом. Без горя не будет и радости.

Нужен контраст, чтобы познать всю гамму чувств.

Ее боль: потеря Гая и половины команды.

Ее облегчение: она поит Ульфа горячей кровью, текущей из оторванной лапы иглоплюва, и смеется, радуясь, что он дошел до них живым.

Ее отчаяние: прощание в порту Эсмодиуса. Как она тогда думает – навсегда. Она старательно прячет это ото всех, в том числе и от Ульфа, но он понимает.

Ее ужас: гибель ее родного мира.

Ее тихое счастье: она держит на руках только что появившуюся на свет дочь.

Ее радость: встреча на Луне. Тот эмоциональный взрыв проносится по всей галактике и привлекает мхуурров с дальних уголков СПЕКТРа.

Нейроны в мозгу танцевали, то аннигилируя друг с другом, то рождая новых соседей.

Он вспоминал. И частички, оставшиеся от проданной в обмен на жизнь души, радостно дрожали, когда дарили любой новорожденной клетке мозга зыбкую эмоцию, крепкими узами связанную с каждым новым воспоминанием.

И однажды, когда Ульф услышал, что Саманта возвращается с очередного охотничьего забега, отправился встречать ее в шлюзе.

Там, почувствовав опустошенность и усталость женщины, едва не отшатнулся. В порыве безрассудного желания остаться таким же невозмутимо спокойным, едва не уничтожил в себе то, что лишь начало возрождаться. Но теперь он помнил, что за ее болью прячется сердце, умеющее любить, прощать и верить. И шагнул навстречу.

Саманта, увидев Линдквиста, сама чуть не отпрыгнула от неожиданности. И вздрогнула, увидев в его глазах необъяснимую решимость.

Но коммандер, не взирая на ее робость, крепко обнял, зарываясь лицом в волосы. Да. Этот запах. Нейроны снова бросились в пляс. Умирая, и заново рождаясь.

– Я помню его, Сэм. И мне тоже его не хватает. Пусть я пока не знаю, что значит жалеть об утраченном, но знаю, что значит желание обратить время вспять.

И тут она наконец открылась. Ульф едва не захлебнулся в волне признательности, которую она излучала.

Пока еще рано говорить об ответном чувстве. Но он вспомнит еще больше. Пусть не сразу и не все. Но начало положено.

Больше они друг друга не избегали.

Врачи наконец дали Ульфу добро на физическую активность. Саманта предложила ему участие в охотничьих забегах. Местные жители активно готовили запасы для будущих путешественников в Хогу: солили, вялили, коптили, но при таком кулинарном подходе бóльшая часть мяса естественным образом терялась. Поэтому того, что уже приготовили, было ничтожно мало.

Саманта даже переживала, не вырежут ли они подчистую всю фауну Благодати. Правда, добродушные блажники (теряющие благодушие во время погонь за неуловимыми жовонями) уверяли, что уж этого-то добра в морях – пруд пруди.

Бывшие капитан и старпом Одиссея ужинали теперь вместе, в окружении детей. Соммер наконец собралась с мыслями, чтобы поведать о том, как ей удалось спасти «Полярную Звезду». До этого она наотрез отказывалась от объяснений. Саманта даже думала расспросить Пенелопу, но та была не слишком разговорчивой. Лишь одно существо могло повлиять на нее, потому что она безгранично ему доверяла – Одиссей. После его гибели Пенни замкнулась в себе, ни с кем не желая общаться.

Но в конце концов Соммер изъявила желание стать рассказчицей:

– Когда они ворвались в нашу каюту, я сперва так испугалась… А потом они поранили Ойру. И тогда я разозлилась. Никогда еще я такого не чувствовала. Даже когда убили прадедушку и Герду… Я не знала, что делать, просто… меня распирало от злости. И еще… хотелось позвать на помощь. Но я понимала, что экипажу сейчас не до меня… И тогда… кажется, я связалась с Пенелопой. То есть, не связалась… Потянулась к ней изнутри себя… не знаю, как объяснить… И мы стали одним целым. Я даже видела ее глазами! Смотрела на космос, звезды, планету. И видела «Полярную Звезду», которую облепили корабли тектобов. И от этого разозлилась еще больше. А потом… Просто было светло. Очень. Я даже испугалась, что ослепну. Не знаю, что было дальше. Помню только, как очнулась на руках плачущей Ойры. Тетя Пати и Серж носились по кораблю, перепуганные и грустные. Что-то происходило, но мне не говорили. Лишь потом я узнала, что это из-за тебя, пап…

Ульф с улыбкой похлопал ее по руке:

– Но ведь все обошлось, верно?

– Да, для тебя. Но не для остального экипажа.

Линдквист осекся и отвел взгляд.

Не на всех еще распространялась его возрождающаяся человечность.

А черноволосая девочка, переглянувшись с Ойрой, едва слышно вздохнула. Саманта не переставала удивляться тому, как быстро растет и взрослеет ее дочь. Ростом и статью она уже почти догнала Ойру. Ее рассуждения порой бывали совсем детскими, но чаще всего она размышляла, разговаривала и действовала, как сознательный взрослый. Лингвистка порой думала о том, что ей не мешало бы поучиться у своего ребенка. Например, спокойствию в поведении, разумности в мыслях и серьезности в разговорах.

Вот бы узнать еще, о чем этот ребенок думает. Хотя Саманта и поклялась давным-давно не лезть в головы близких людей, но в случае с детьми нужно порой делать исключения. Но увы, Соммер с рождения закрыта от матери. И лишь ее эмоции доступны для чтения. Но не всегда этого достаточно.

На следующий день, когда бывшая капитан Корф с Ульфом выходили из челнока в порту Благодати, к ним подошел парнишка с нашивками сержанта:

– Лингвист Корф? Члены Правительства хотят видеть вас в штабе. Пройдемте.

Переглянувшись друг с другом, мы с Линдквистом одновременно пожали плечами.

Саманта, подходя к полуразрушенному зданию, в котором когда-то размещалась средняя школа Божьей Милости, а теперь заседали господа чиновники, недовольно поморщилась, предвкушая неприятный разговор.

«Святая Троица», как прозвали их выжившие, спустя две недели после того, как блажники нашли Саманту, сразу же объявили о необходимости снять военное положение. Дали обессиленной ВРИО Корф документы на подпись, и она тут же, не глядя, их подмахнула. Война окончилась, и лингвистка оказалась не нужна СПЕКТРу. В тот момент ей было все равно, но потом, когда она пришла в себя, стало обидно.

Ноги об нее правительство вытерло знатно. Сэм не представляла, что еще от нее надо. От чего отстранят на этот раз? Неужели от подготовки иглоплювов к долгому вояжу? Но тут как раз они не имеют на вмешательство никаких прав. Кому, как не лингвисту заниматься недружелюбно настроенной инопланетной расой? От которой можно с легкостью избавиться, не прибегая к насилию.

Товарищи министры заседали в столовой, которая находилась в центре здания, и потому пострадала не так сильно, как остальные помещения школы. Двери не было, и Саманта, не утруждая себя стуком по косяку, вошла внутрь. Вместе с ней и Линдквист. Барбара Краузе, отвечающая за финансы, поморщилась при виде него, видимо, рассчитывая на конфиденциальность беседы, но промолчала.

– Всем привет, чего звали? – с беспечной ухмылкой спросила Сэм.

– Добрый день, госпожа Корф, господин Линдквист. Надеюсь, вы оба в добром здравии?

– Не жалуемся, – буркнул Ульф, ощутивший исходящую от чиновников наигранность, равнодушие и легкое презрение.

– Мы подготовили указ об увольнении госпожи Корф из Военно-Космических Сил СПЕКТРа.

Саманта закатила глаза. Чего-то подобного она и ожидала.

– Мы считаем, что вы должны вернуться к вашей основной профессии. Насколько мы знаем, вы в должности лингвиста провели не так уж много операций. Но ведь не зря наше министерство вложило немалые средства в ваше обучение, – с сахарной улыбкой заключила Краузе.

– К чему вы клоните? – холодно спросила Саманта.

– К тому, что вам надо вплотную заняться тем, чему вас учили десять лет, – заметила Госслинг. – Умению находить общий язык с чужими. А в случае нежелания идти на контакт – уничтожение.

– О каких расах вы сейчас говорите?

– Например, об иглоплювах. Или флоксианах. СПЕКТР нуждается в рабочей силе. Мы собираемся привлечь чужих. Ведь они живут в нашей галактике.

– И что же вы собираетесь им поручить?

– Нам нужны шахтеры, строители, фермеры.

– Иглоплюв, вспахивающий поля? Интересная у вас фантазия. К тому же, они здесь не задержатся надолго. В течение месяца мхуурры отправят их домой.

– Вот об этом мы тоже хотели поговорить, – подал голос хмурый полковник Фридман. – Мы не дадим вам разрешения на эту операцию. Как я понял, корабли не собираются потом к нам возвращаться, а они нужны людям.

– Минуточку. Я правильно вас поняла? – опешила Саманта. – Вы собираетесь снова с размаху на те же грабли? Принуждение и рабство инопланетян?

– Почему же сразу принуждение. Всего лишь сотрудничество. Ведь они тоже живут в Млечном Пути.

– Вы так ничему и не научились, – с горечью прошептала лингвистка. – Ничему. Цирцея была права.

– Что? – не понял Фридман. – В каком смысле?

– В том, что она пыталась очистить нас. От наших же грехов. Люди – жестокое зверье, которое ценит лишь подчинение и насилие. Я отказываюсь в этом участвовать.

– Хотите, чтобы вас арестовали за несоблюдение лингвистического устава? – вкрадчиво поинтересовалась Краузе.

Саманта молниеносным движением вытащила стилет из ножен на бедре и через секунду прижала острие к тонкой белоснежной шее министра финансов. Ульф сложил руки на груди, с интересом наблюдая за развитием событий. Ему понравились эмоции, охватившие сейчас его подругу.

– Попробуйте, – прошипела женщина. – Устав для меня давно ничего не значит. Я – очень неправильный лингвист.

– Давайте не будем горячиться, – проблеял побледневший Фридман. – Корф, уберите оружие. Краузе сама не понимает, что говорит. Вас никто не собирается лишать свободы.

– Хорошо, – с неохотой отодвигаясь от министра, кивнула Сэм. Но стилет далеко убирать не стала. – Давайте поговорим спокойно, если вы на это способны, конечно. Я спасла ваши жалкие задницы, забрав с Земли. Или вы забыли, чем мне обязаны? А могла бы оставить вас на растерзание «Вайс Розе». И мне ничего не помешает сделать это за них. И провозгласить себя новой госпожой Айлин. Те, кто выжили, забыли о том, какой бессердечной сукой она была. Белина сделала все, чтобы спасти людей, и даже, если вы скажете, что именно она дала Цирцее свободу, всем будет насрать. Теперь, после ее гибели, ее чуть ли не причислили к лику святых. Ее завещание уже озвучено везде и всюду. И люди меня поддержат. Люди не хотят новой войны. Войны с чужими. Снова. Вы этого добиваетесь, уроды?

– Но нам нужны рабочие! – с отчаянием воскликнула Краузе и опасливо покосилась на Саманту. – Нас слишком мало. Человечество не справится с этим самостоятельно. Нам нужна помощь.

– Так попросите о ней, черт бы вас побрал! Что, гордыня не позволяет опуститься до такого? Вы должны на коленях умолять всех чужих, для начала, простить человеческую расу за все, что мы им причинили. Люди устроили геноцид, растянутый не на одно столетие.

– Вот именно. Думаете, они помогут нам по доброте душевной? После всего, что было…

– А вы попробуйте. Отпустите мхуурров и иглоплювов. И тогда остальные расы, возможно, допустят, что у вас добрые намерения. Пока же вам не верит никто.

– Да, черт возьми. Нашли, кого назначить на это задание, – буркнула Госслинг. – Мы и забыли, за что вы попали на Гаапт.

– Хотите помощников? Может, ради разнообразия, попробуете их найти с помощью пряника, а не кнута? Дружбой. Отправьте людей с миссией на их планеты. Только не с военной. А дипломатической. И да, если я сдержу обещание, данное медведям, может быть, в чужих проснется доверие. Может быть…

– Хорошо, – кивнул Фридман. – Годится. Если не выйдет, будем решать проблемы по мере их наступления. Мы и так завязли в дерьме по уши.

– Вот именно, – хмыкнул Ульф.

– Что касается вас, капитан Линдквист, мы сочли вас годным для продолжения военной службы. «Полярная Звезда» отправится к внешним рукавам с разведывательной миссией. Госпожа Корф, вы свободны и можете заниматься своими делами. Раз уж мы решили, что нам нужны дипломаты, а не убийцы.

– Я так и не понял, чем вам не угодила Корф, – заметил Линдквист.

– Она больше не капитан. У нее и корабля-то своего больше нет, – пожала плечами Краузе.

Ульфа едва не отбросило к стене волной боли, которая хлынула во все стороны от Саманты. Рискнув посмотреть на нее, увидел, как женщина побелела. Даже губы стали серыми, словно из них откачали всю кровь.

– О, простите, Корф. Мы не хотели… – понял оплошность своей коллеги Фридман, когда увидел взгляд Сэм. Недовольно покосился на Барбару, но та лишь поджала губы, не чувствуя ни малейшего раскаяния. Финансисты не обладают чувством такта.

Лингвистка, не сказав ни слова, развернулась и вышла из «кабинета». Уже на улице прислонилась к грязной стене, скользнула безучастным взглядом по своему бывшему старпому и уставилась на носки своих ботинок. Судорожно вздохнула и прижала ладони ко лбу, словно пытаясь прогнать мигрень.

– Сэм… – Ульф тронул ее за плечо. – Не надо.

– Уйди.

– Пойдем. У нас есть дело.

– Уйди.

– Сэм…

– Ты должен уйти, – женщина подняла на него глаза. – Никто… никто не понимает меня.

– Понимаю… Если бы я потерял «Звезду», то…

– Да ну? – злобно усмехнулась Саманта, качая головой. – Ни хрена ты не понимаешь. Твой корабль – гигантская консервная банка. Не смей сравнивать его с Одиссеем. Только тот, кто отдал часть души мхуурру во время слияния, знает, чего я лишилась. И жалость мне твоя не нужна. Да, жалость. Я чувствую ее. Она мне не поможет, ясно?

Ее желание остаться одной даже заставило воздух вокруг задрожать от напряжения. Раньше он не заметил бы этого. Но теперь, став эмпатом, не мог сопротивляться таким сильным эмоциям. Ульф, подняв ладони в примиряющем жесте, отправился к месту охоты. Но напоследок, у перекрестка, обернулся. Саманта снова скорчилась в позе эмбриона, подпирая стену. И тихо плакала. Вот тогда его наконец проняло. Он вспомнил.

Он вспомнил, как любил ее когда-то. Нет, память никуда не делась. Но теперь Ульф понимал, что значит испытывать эти эмоции.

Любовь.

К детям.

К единственной женщине, которую он не смог забыть и отпустить за долгих шесть лет.

Эмоциональная память вернулась и захлестнула Ульфа с головой. Но выплыть на поверхность он не пытался. Ему нужно прочувствовать все.

…Конечно, она вызвала в нем интерес, как только появилась на борту Гая Музония Руфа. Красивая, изящная и невероятно темпераментная, судя по ее постоянным стычкам с Оливье и Ли Вонном.

Но боевой товарищ – это прежде всего товарищ. Друг. И не важно, какого он пола.

Ульф всегда твердо считал, что роман на борту корабля – это проявление слабости. И неуважение к кораблю, капитану, экипажу и миссии, в чем бы она ни заключалась.

Потом случилась Пандора. Ульф с восхищением наблюдал, как Саманта, словно сказочная валькирия, летала среди иглоплювов, кромсая их почем зря. А кровь этих тварей, которую она насильно влила в его горло? Этот момент особенно сблизил их. Чужая кровь всегда сближает.

А затем он узнал, кто она на самом деле. И что произошло на Гаапте. И тогда понял, насколько она ранима. Увидел, как слабость проступает под иглами сарказма, грубости и нарочитого равнодушия.

Да, он по-прежнему хотел бы видеть ее обнаженной в своей койке, слышать ее голос, такой сексуальный с этой его хрипотцой, но в то же время нежный, шепчущий его имя в исступлении. Но теперь к этому желанию присоединилось кое-что еще. Острая необходимость заботиться. Оберегать и защищать. Даже, и чаще всего, от самой себя. Наверное, с этого и начинается любовь.

Он знал, что Ли Вонн и слова не скажет своему лучшему бойцу, вздумай он нарушить негласный (в данном случае) устав. Но Ульф не хотел портить дружбу с Сэм.

И та безумная ночь, когда он потерял контроль и сломался под взглядом ее фиалковых глаз, должна была стать первой и единственной. А потом… Потом он понял, как мало в его жизни радостей, и наплевал на экипаж, Вонна, свои принципы.

Затем был медовый месяц на Ваал-ра. Пусть он знал, что они погибнут вместе с планетой в пламени красного гиганта. Все равно этот период был одним из самых счастливых.

Не считая рождения Соммер.

А теперь женщина, которая сделала его счастливым, подарила дочь, себя, свое сердце, невыносимо страдает. И он ничего не может сделать, чтобы помочь…

С охотой не сложилось – начался проливной дождь. На пострадавшее полушарие Благодати пришла зима. Сырая, промозглая, с ливневыми муссонами. Ульф, взглянув на сизое низкое небо, вздохнул и отправился к правительственному зданию. Но Саманты там уже не было. И он догадывался, куда она могла пойти. Побережье. Но это значит, что он там будет третьим лишним: между ней и ее горем. Уточнив в порту насчет наличия других свободных шлюпок и получив утвердительный ответ, скрепя сердце отправился к своему челноку и вернулся на «Звезду». Если повезет, Саманта все-таки решит не упиваться своим отчаянием под завязку и ближе к ночи тоже прибудет на корабль.

Поэтому, уложив детей спать, Ульф отправился в выделенную лингвистке каюту с твердым намерением ее дождаться. Сегодня ему очень нужно было с ней поговорить. И о своей памяти, и о ее боли. Иначе момент будет упущен, и оба одновременно влезут в панцири, огораживающие от мира и тех печалей, что он с собой несет.

Всю свою жизнь я пряталась,

Желая, чтобы рядом был кто-то, как ты.

Теперь, когда ты здесь, когда я нашла тебя,

Я знаю, ты – тот, кто спасет меня (пер. с англ.).

Sarah Brightman – «Deliver Me»

Услышав чье-то тихое всхлипывание, Линдквист обернулся. На пороге каюты стояла Саманта с донельзя несчастным видом. Трясущаяся, мокрая словно блажник, с посиневшими губами. Все четыре часа, во время которых на Благодать вылилась месячная норма осадков, Сэм, судя по всему, провела на улице. Рядом с морем.

И она даже не удивилась, увидев своего бывшего старпома.

– Тебе нужно переодеться, иначе простынешь. Сама знаешь, с лекарствами сейчас напряг, – мягко произнес он, приобнимая ее за плечи. Саманта изобразила безразличие, пожав плечами.

Помог освободиться от верхней одежды, которая с тяжелым хлюпаньем опустилась на пол. Зашел со спины, чтобы избежать искушения. Вместе с эмоциональной памятью вернулись и желания. Но сейчас не до того. Слишком многое ей пришлось выдержать за последние несколько дней. Слишком много потерь. Стянул ее футболку. Она не возражала. Судорожно выдохнул. Как будто созерцание ее обнаженной спины так просто выдержать.

Не удержался. Убрал мокрую прядь волос и коснулся пересохшими губами шеи. Будь, что будет. Кожа холодная, влажная и нежно-возбуждающая. Сердце заколотилось.

Затем позволил пальцам пробежаться от ее живота к груди. Саманта едва слышно вздохнула и прижалась спиной к нему. Напряженное, как натянутая струна, тело начало расслабляться.

Контроль был потерян. Ульф резко развернул ее к себе, впился в губы и зарылся пальцами в пахнущие дождем и озоном волосы. Мягкая, податливая, беззащитная. Саманта никогда не была такой. Даже во время их романа на Гае Музонии каждая встреча в постели скорее напоминала свирепую баталию. Но не сегодня.

Заглядывая в ее распахнутые серебристые глаза, он видел перед собой совсем юную Сэм. То, что она позволила увидеть себя такой, наполнило его сердце признательностью. Он не забудет.

Новая Саманта, ее робость и покорность сводили с ума, но он старался сдерживать себя и не напугать ее яростным натиском.

Эйфория, рождающая звезды и расплавляющая туманности, растаяла, уступив место спокойствию и расслабленности. Сэм улыбнулась, поцеловала Ульфа в уголок губ и сладко потянулась, словно пробуждаясь от долгого и невероятно приятного сна. И уснула.

Через пять минут Сэм тихо сопела ему в подмышку. И приоткрытые губы касались кожи в районе пятого ребра. Щекотно и сладостно. Вьющиеся после дождя, подсохшие волосы пушистым пледом укрывали его грудь.

Как он мог жить без всего этого целых шесть лет?

Среди ночи Ульф открыл глаза, почувствовав неладное. Так и есть. Рядом пустота. Саманта нашлась в соседней комнате, рядом с кроватями Соммер и Ойры. Дети спали, а она стояла рядом и просто смотрела.

Ульф подошел и встал рядом, зарываясь лицом в ее волосы.

– После сообщения о нападении на Луну я думала, что потеряла их. Потом Одиссея. Тебя. Я больше не хотела жить.

– Но ты ошиблась. Вот они мы. Совсем рядом.

– Да. Но после секундного облегчения накатила еще более сильная боль.

– Потому что ты ощутила горечь утраты. Вспомнила, что есть те, кого тебе точно придется оплакать. Мать не должна терять своих детей.

– Он не был моим ребенком.

– Еще как был. Первенцем. Самым долгожданным и любимым. Он был всем. Сыном, братом, другом. Иногда – отцом.

– Я не знаю, смогу ли смириться с этим. Еще и дед… Герда.

– У тебя есть Соммер. И Ойра.

– Знаю. Лишь они удерживают меня на краю. И ты.

– Пойдем. Завтра трудный день.

– И что же будет завтра?

– Ты откроешь новую главу наших отношений с иглоплювами. Это будет непросто – вновь завоевать доверие друг друга. Но ты сможешь. Я верю в тебя.

– Хоть кто-то верит, – слабо усмехнулась Саманта. – Но завтра на мишек у меня нет сил. Разговаривать с ними не просто. А что потом? Иглоплювы улетят домой. А мы? Куда податься нам?

– Мы полетим в Солнечную систему, чтобы вернуть свой дом. Землю. Но это будет не завтра и не через неделю. А прежде всего мы снова спустимся на Благодать. Наверное, в последний раз.

– Зачем?

– Чтобы проститься.

– Ульф…

– Нет, послушай меня. Ты должна отпустить его. Иначе не сможешь двигаться дальше. Так и останешься замурованной в комнате без дверей до конца дней, с каждым мгновением все больше утопая в боли.

– Я не хочу отпускать.

– Ты должна. Иначе погибнешь. А я… мы… не можем этого допустить. Пойдем. Тебе нужно отдохнуть. А утром ты сама поймешь, что я прав. Пойдем.

Ульф мягко подтолкнул Саманту к выходу, и она в кои-то веки безропотно подчинилась.