Читать книгу Прощальный свет любви - - Страница 4

Ее, единственную для себя и заветную, Михаил Железин встретил уже за пределами войны. И не сразу.

Совсем иные поначалу одолевали заботы. Надо было осваивать мирное бытие, из привычной колеи которого выбила война. Приходилось теперь заново, как после тяжелого ранения, учиться ходить по мирной земле, приноравливаться к ее ритму и, конечно же, искать себя и свое в место в ней. Обретать в первую очередь профессию. Какую? Михаил пока не знал.

Работы он не чурался, брался в колхозе за всякую, хотя не всякая уже была по плечу. Напоминали о себе время от времени фронтовые раны, словно бы подтверждая, что инвалидность зря не дают. Наконец, определили Железина учетчиком в тракторную бригаду. Здесь было полегче, но Михаил понимал, что с этой работой не хуже могут справиться и старый и малый, а для мужика, прошедшего войну, ее и вовсе к настоящей серьезной профессии, способной не только кормить, но и вызывать уважение, отнести нельзя. Поэтому при всей своей природной добросовестности невольно испытывал тягостное неудовлетворение. И когда председатель колхоза предложил ему место счетовода, которое все военные годы занимала эвакуированная из Харькова женщина, решившая вернуться в родной город, Михаил долго не раздумывал.

И через недолгое время его отправили набираться бухгалтерской мудрости в райцентр, где была школа подготовки счетных работников. И это стало едва ли не поворотным пунктом всей послевоенной жизни Железина.

В школе Михаил познакомился и подружился с парнем из соседнего района, с которым, как выяснилось, они воевали в одной дивизии, но разных ее частях, а познакомиться довелось только здесь. Вот уж поистине – гора с горой не сходятся, а человек с человеком…

Парни и квартировали теперь вместе, сняв комнату у местной одинокой старухи.

Но куда важнее оказалось другое. У Василия Плотникова (так звали обретенного Михаилом друга) была младшая сестра. Поначалу Михаил не придал этому никакого значения. Ну, сестра и сестра. У него тоже и братья, и сестры имелись. Эка невидаль! Но незадолго до Нового года Василий сообщил, что в начале января сестра собирается его проведать. Может, даже и погостит пару деньков. Она училась в педучилище и у нее как раз начинались зимние каникулы.

А через неделю Михаил увидел и ее саму. Увидел и лишился дара речи.

После легкого стука в дверь на пороге их съемной комнаты вдруг возникла круглолицая, с алым румянцем на тугих щеках, с налитыми пунцовыми губами девушка, показавшаяся Михаилу сказочным краснобоким наливным яблоком. От неожиданности он так растерялся, что лишь молча пялился на нее. А девушка, освободившись от заплечных лямок туго набитой котомки, опустила ее на пол у ног в черных пимах, развязала и стянула теплый полушалок с темноволосой головы и, окончательно обезоружив Михаила радостной распахнутой улыбкой, сказала:

– Здравствуйте! Я Васина сестра Валя. Вот заехала посмотреть, как вы живете. Вы же Миша, да?

Ее карие глаза искрились принесенными с морозной улицы снежинками. Михаил очнулся и засуетился, смущенно бормоча:

– Да, да, Миша… Вася говорил о вас, ждал… Он сейчас из магазина вернется…

Михаил помогал Вале освободиться от модного в ту пору у сельских женщин плюшевого жакета и не мог оторвать взгляда от гостьи. Заметив его внимание, она тоже засмущалась и чуть подопнула валенком котомку:

– Это вам гостинец.

Михаил подхватил котомку, поставил на круглый стол посреди комнаты и опять застыл, не зная, что сказать и делать дальше. На его счастье вернулся Василий.

– Валюха! – обрадовался он и стиснул сестру в объятиях. – А это вот… – кивнул Василий в сторону друга, собираясь представить его сестре, но она, стрельнув в Михаила взглядом, от которого у него перехватило дыхание, не дала брату договорить:

– Да мы, Вася, уже познакомились…

Потом они долго сидели все вместе за круглым столом, угощались салом, домашней колбасой и соленьями из Валиной котомки, закусывая всем этим добром оттуда же извлеченной чуть желтоватой самогонкой в пол-литровой бутылке, и вели разговоры. В основном брат с сестрой о своем, родственном. Михаил помалкивал, изучая узор на скатерти, а когда отваживался поднять глаза, натыкался на заинтересованный Валин взгляд, который будто о чем-то спрашивал его.

– Что-то, Вася, мы с тобой расчирикались, а Миша вон совсем заскучал, – обратила внимание брата Валя.

– Ты чё, Мишаня, засмурнел? Давай, вздрогнем, – потянулся Василий к бутылке.

– Да нет, ничего… – отозвался Михаил и вздохнул: – Скорей бы школу закончить да домой. Работать…

– Это – да, – согласился Василий. – Скорей бы!

– Ой, ребята, как я вас понимаю! – воскликнула Валя. – Сама сплю и вижу, когда, наконец, училище закончу. А ведь мне еще полгода…

Василий договорился с хозяйкой, и Валя задержалась у них еще на три дня.

Ничего радостнее и счастливее этих дней Михаил в своей жизни еще не видел. Несмотря на январский холод, подолгу гуляли они по заснеженным улицам райцентра. Скрипел под пимами рассыпчатый снег, искрились в Валиных глазах снежинки, а тронутое морозом круглощекое лицо ее здесь, на свежем воздухе, еще больше напоминало наливное яблоко.

В каком-нибудь безлюдном переулочке или тупичке они останавливались. Волнуясь, Михаил брал Валю за плечи, а она, словно для нее это был сигнал, вскинув освобожденные от варежек руки, обвивала его шею, и, тесно прижималась к груди, прожигая нерастраченным жаром своего молодого тела все их одежды. Объятия незаметно переходили в столь же жгучие поцелуи на морозе, от которых рвалось из груди сердце, и туманилась в голове…

И эти объятия, и поцелуи, да и просто само присутствие так невероятно близко молодой девушки для Михаила Железина было впервые, совершенно внове. Он чувствовал, что сражен Валей наповал, влюблен беспамятно, необратимо и уже жить без нее не сможет. Осталось только признаться в этом, сказать заветное слово-ключик – люблю, но Михаил никак не мог решиться. Вражескую амбразуру закрывать оказалось для него делом менее трудным.

А Валя, явно чувствуя его состояние, нежно гладила Михаила по щекам и ожидающе заглядывала ему в глаза. Так и не услышав признания, сама пошла на помощь.

– Миша, я ведь тебе нравлюсь, правда? – задала она ему вопрос с готовым ответом.

Железин кивнул, сглатывая комок в горле.

– Ну, так не молчи, скажи!

– А что говорить? Ты сама, поди, видишь…

– Мало ли что я вижу. Может, мне это кажется. Я услышать хочу. От тебя услышать! – легонько толкнула она его плечиком.

– Нет, не кажется. Нравишься… Очень… Очень!.. Я тебя… Эх, кабы ты знала, как я тебя…, – забормотал совершенно растерявшийся Михаил, а Валя рассмеялась:

– Вот и скажи, чтоб я знала, трусишка!

Михаил, наконец, собрался с духом – сказал. И сразу же почувствовал огромное облегчение. Словно от тромба освободился, дав кровотоку выход. Не мешкая, и предложение сделал…

Они договорились с Валей, что, окончив педучилище, она приедет к нему в Зарубино, где и распишутся. А с работой решили так. В Зарубино была начальная малокомплектная школ с несколькими десятками учеников и двумя учителями, работавших здесь еще с довоенных времен. Одной из них перевалило за семьдесят. Она часто болела и давно просила найти ей замену. Теперь такая возможность появлялась.

Когда Валентина с Михаилом объявили о своем решении стать мужем и женой, Василий не удивился, только хмыкнул весело:

– Быстро вы, ребята, дело сладили! – И обнял обоих: – Правильно: что тянуть, если сердца друг дружке отозвались.

Вечером отметили помолвку, а утром Валя возвращалась домой. Пригородный поезд они ожидали на платформе. Василий, деликатно отвернувшись, курил в сторонке. Валя плакала, уткнувшись Михаилу в грудь, а он, успокаивающе гладя ее по спине, сам едва сдерживал слезы.

Пригородная «передача», увозившая Валю, уже скрылась из виду, а Михаил продолжал истуканом стоять на платформе, пока Василий, успевший выкурить несколько папирос, не стал трясти его за плечо, заставляя очнуться…

В середине июня Валя, теперь уже дипломированный учитель младших классов, приехала по распределению в Зарубино.