Читать книгу Фуэте для полковника - - Страница 4

Зима в этот год выдалась морозной. Уже несколько дней градусник термометра показывал минус двадцать шесть. В большом сером доме на Лубянской площади, с грозной вывеской «Комитет государственной безопасности СССР», была своя котельная. Истопники старались, не жалея угля. Чугунные батареи пылали. Работники изнывали в своих кабинетах от жары. Все форточки были распахнуты настежь.

Генерал Павлов Сергей Львович, вернувшись с экстренного заседания, вызвал к себе полковника Кудряшова и, сев за огромный письменный стол, стоящий в глубине кабинета, расстегнул ворот кителя. Жарко! Генерал достал из пачки «Беломорканала» папиросу, прикурил от серебряной трофейной зажигалки и, жадно сделав первую затяжку, выпустил из своих лёгких густой едкий дым. На заседании курить не разрешалось, и Павлов с трудом дождался его окончания. Теперь же, откинувшись на спинку кресла и вытянув ноги под столом, он не спеша наслаждался крепким табачком. Хорошо! Но это блаженное одиночество длилось недолго. Дверь открылась, и на пороге возник адъютант Сараев.

– Товарищ генерал, к вам пол… – начал было он, но Павлов прервал его на полуслове.

– Проси, – приказал он, быстро застёгивая китель на все пуговицы.

Адъютант посторонился, пропуская в кабинет Кудряшова, и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

– Проходи, Евгений Петрович, – приветствовал генерал входящего. – Садись.

Их связывала давняя дружба. Вместе они окончили школу НКВД в начале тридцатых годов, вместе сыграли свадьбу, женившись на двух неразлучных подружках, вместе бок о бок служили на благо Родины, как в мирное время, так и во время войны. Почти одновременно получали друзья повышения и отличия по службе. Вот только в тысяча девятьсот пятьдесят четвёртом году Павлов опередил друга и удостоился звания генерала, а Кудряшов так и застрял в полковниках. Его жена была этим крайне недовольна. Ей тоже хотелось стать генеральшей, и она была уверена в том, что её мужа обошли несправедливо. Кудряшов в глубине души вполне разделял её мнение, но его дружеские отношения с Павловым были все так же крепки, и разница в звёздочках на погонах им не мешала.

– В мае балет Большого театра летит в Париж, – сообщил генерал. – Только что получил разнарядку. Труппу повезёшь ты.

«В Париж, так в Париж», – подумал полковник, удобно расположившись в кресле около стола. Ещё во время учебы в школе НКВД он специализировался для работы с использованием французского языка, а потому совсем не удивился, что выбор везти Большой театр на гастроли в эту страну пал именно на него.

– Бросал бы ты курить, – глядя на то, как друг выпустил из своих лёгких очередной столб едкого дыма, посоветовал Кудряшов. – Бери пример с меня. Я уже год, как не травлю свой организм.

– Ты бросил, потому что тебе врачи запретили, а я абсолютно здоров.

– Лучше бросить самому, чем ждать, пока тебе запретят.

– А я всё-таки подожду, – хитро прищурился генерал и жадно вдохнул следующую порцию никотина в лёгкие.

Не торопясь, он открыл верхний ящик письменного стола, достал папку и протянул полковнику.

– Держи. Здесь список отъезжающих. Твоими подопечными являются только актеры и балетмейстеры. Всеми другими службами театра будут заниматься майор Прохоров и подполковник Сычев.

– Ясно.

– Смотри в оба, чтобы никто не сбежал. Париж для этих балетных, что Мекка для мусульманина.

Полковник удивлённо взглянул на друга:

– Это почему же?

– Да потому, что там искусство русского балета ценится очень высоко. Главный балетмейстер «Гранд Опера» и тот – наш бывший, – генерал сделал небольшую паузу и, стряхнув пепел с кончика папиросы, пытливо взглянул на друга сквозь очки. – В Париже осела и небезызвестная Матильда Кшесинская. Слышал, небось, про такую?

– Кто ж про неё не слышал! А она разве ещё жива?

– Жива. Только теперь она зовётся великой княгиней Романовской-Красинской. С самого начала карьеры водила шуры-муры с Романовыми и умудрилась-таки, сучка, одного из них на себе женить!

– Видать, была большая искусница по этому делу, – усмехнулся полковник.

– Нельзя допустить, чтобы твои подопечные встретились там с этой «искусницей», – строго прервал его генерал. – Да и вообще будь начеку! Не исключено, что кто-нибудь из солистов способен предать Родину и остаться. А ведь наши танцоры – очень дорогой товар.

Увидев, что Кудряшов погрузился в изучение списков, генерал встал, подошёл к окну и приоткрыл плотно задёрнутую штору. Из открытой форточки подуло морозным ветром. Большими хлопьями шёл снег. Часы показывали только начало пятого, но, как всегда зимой, в это время уже зажглись фонари и был ясно виден хорошо подсвеченный монумент Дзержинского, стоящий посреди Лубянской площади с большой снежной шапкой на голове. «Целый день валит снег, – подумал Павлов. – Валит и валит! А ведь через пару часов домой ехать». Ехать от Лубянки было недалеко, но только квартира, в которой проживал генерал, находилась в самой глубине длиннющего двора, и он был уверен, что дворник опять не успеет прочистить там дорожку для машины. Перспектива тащиться пешком от ворот в такую метель портила и без того не радужное настроение. Павлов вернулся в своё кресло и затушил остаток папиросы в большой хрустальной пепельнице.

– Ведь этим балетным никакого иностранного языка знать не надо, – продолжил он, и в его голосе чувствовалось явное раздражение. – Эти стрекозлы, мать их, разговаривают со зрителем исключительно ногами, руками и такими умопомрачительными прыжками, что диву даёшься! А кто их всему этому научил? Мы! Так и работать они должны на нас, а не украшать труппу всяких там зарубежных театров. Ясно?

– Ясно, – откликнулся полковник.

– Вот и хорошо, – произнёс генерал и устало откинулся в кресле.

Тяжёлая у него работа. Столько анкетных данных надо хранить в голове, вовремя учуять врагов, вовремя обезвредить. А страна-то ох какая огромная: от Тихого океана до Атлантического!

– Если я не ошибаюсь, два года назад Плисецкая устраивала в министерстве культуры разбирательство по поводу того, что её не взяли на гастроли в Лондон? – неожиданно спросил полковник.

– Нет, не ошибаешься, – подтвердил генерал. – А что?

– Да вот, вижу, что она вновь отсутствует в списке, – захлопнул папку Кудряшов. – Значит, опять будет ходить в министерство.

– Пусть ходит. Её отец был репрессирован и расстрелян, мать долгое время находилась в ссылке. Я не уверен, что Плисецкая любит свою Родину так же беззаветно, как мы с тобой. Кроме того, старший брат её отца эмигрировал после революции в Америку, и его сыновья со своими семьями обосновались в Нью-Йорке. Так что у неё ТАМ ещё и родственников полно.

– Тогда конечно, – согласился полковник. – А ведь я видел её «Умирающего лебедя» на правительственном концерте. Ну, чисто птица! Действительно, может стать, как ты выразился, украшением любой труппы мира!

– То-то и оно! Решено, что Париж будут очаровывать хорошо проверенные нами примы Уланова и Лепешинская. За них волноваться нечего. Возраст у них давно не тот, чтобы начинать жизнь танцовщицы заново в другой стране, – Павлов издал короткий смешок. – Одной сорок девять лет, другой сорок два. А? Каково? Обеим, по балетным меркам, уже пора на пенсию.

– Что же это мы таких пенсионерок вывозим во Францию? Неужели, кроме них, в театре никого нет? – удивился полковник.

– Не волнуйся! Танцуют они до сих пор что надо! Уланова в свои сорок семь покорила Лондон два года назад.

– Так теперь-то ей почти пятьдесят!

– Ну и что? Из зала этого совершенно не видно. Сходи. Посмотри спектакли с её участием, – посоветовал генерал. – А Лепешинская у нас вообще, так сказать, вне конкурса. Ты знаешь, кто у неё за спиной? Начальник Генерального штаба Объединённых вооруженных сил государств Варшавского договора генерал Антонов. А? Каково? Это не шуточки!

– Ах да! – воскликнул полковник и, через короткую паузу, пожав плечами, неуверенно произнёс: – Но мне кажется, этот факт для французов неважен. Ведь они придут смотреть на балерину, а не на жену начальника штаба.

– Не беспокойся. Как балерина она тоже в полном порядке. На одной ноге вертится в таком быстром темпе, что дух захватывает.

– Никогда не любил и не понимал балета. Теперь придётся перед гастролями походить, посмотреть, изучить, так сказать, обстановку, – обречённо вздохнул полковник.

– Зато сколько радости ты доставишь своей половине! – рассмеялся генерал.

– Это точно, – улыбнулся Кудряшов, представив счастливое лицо жены, когда он положит перед ней на стол билеты в Большой.

– Ну, а Плисецкую, чтобы не обижалась, мы тоже уважим. Когда одна часть труппы уедет на гастроли в Париж, она с другой частью отправится в Прагу на вечер артистов балета Большого театра. Вот там и покажет свою красоту, молодость и талант. Тоже ведь заграница, – сказал генерал и, лукаво подмигнув, добавил: – Но… своя! Оттуда никто никуда не денется. А теперь, друг мой, вернёмся, как говорится, к нашим баранам.

– Что ж! Труппа большая. Думаю, надо будет командировать немалое количество сотрудников, – высказал свои соображения полковник.

– На заботу о своих людях партия денег не пожалеет, – заверил его Павлов. – Но очень-то не расходись, наши люди среди танцовщиков тоже есть.

– Вижу. Но их тут не так и много. Всего пятеро отмечены галочкой.

– Это только среди актёров пятеро, – сказал генерал и через небольшую паузу добавил тихим голосом так, как будто решил поделиться с другом самым сокровенным: – Меня беспокоит в этой поездке одна фамилия. Очень беспокоит. Фадеечев. Молод. Талантлив. Во время лондонских гастролей произвёл такое впечатление на англичан, что теперь они хотят снимать его на своём телевидении в балете «Жизель».

– И что? Он будет сниматься? – удивлённо поднял брови Кудряшов.

– Вероятней всего, да, – поведал генерал. – В ноябре. Чтобы не давать повода для политического зубоскальства на Западе, есть мнение отпустить.

– И правильно. Казна пополнится валютой, – одобрительно кивнул полковник. – Ведь на Западе, как мне известно, платят приличные гонорары.

– Так вот, чтобы мы не потеряли эти гонорары, ты, мой дорогой, не должен потерять самого танцовщика в Париже.

– А зачем он едет в Париж? Было бы лучше подстраховаться и, на всякий случай, заменить его другим актёром.

– Правильно мыслишь. Мы так и хотели сделать, но ничего из этого не вышло, – генерал развёл руками. – Французский импресарио твёрдо стоит на своём. В Лондоне юноша произвёл сенсацию, и теперь его обязательно хотят видеть в Париже. Пришлось уступить! Организуй там всё так, чтобы твои люди с этого парня глаз не спускали!

Генерал сдвинул очки на кончик носа и посмотрел на полковника в упор своими колючими серыми глазами:

– Смотри! Если хоть один человек останется на Западе, тебе не сносить головы! Никакая наша дружба не поможет!

Полковник Кудряшов хорошо понимал, что это означало. Крепко сжимая в руках полученную от генерала папку, он молча покинул кабинет, тихо прикрыв за собой массивную дубовую дверь.