Читать книгу Фуэте для полковника - - Страница 6

После того как все необходимые документы отъезжающих на гастроли во Францию были полностью сданы, с ними провели беседу в министерстве культуры.

Женщина, одетая в строгий костюм коричневого цвета и с торчащими в разные стороны от шестимесячной завивки волосами, сначала вещала о величии социалистического искусства, а затем стала учить актеров, как надо себя вести в чуждой среде капитализма, чтобы не уронить достоинство советского человека.

– Нигде не упоминайте, что в нашей стране сейчас трудно с продовольствием и промышленными товарами. Вы же понимаете, что после окончания войны прошло всего двенадцать лет. Страна ещё не оправилась от разрухи. Советский Союз принял самый большой удар от гитлеровской Германии, но мы не должны жаловаться. Советский человек горд! – вещала женщина. – Скромно промолчите, когда увидите изобилие товаров на прилавках. А то некоторые не могут сдержать своих эмоций и начинают громко ахать и удивляться. Сдержитесь! У нас тоже скоро будет так же. Надо только немного подождать, – твердо пообещала женщина. – Избегайте разговоров о зарплатах, так как не в деньгах счастье, – сказала она и вдруг, высоко подняв голову, с пафосом провозгласила: – Восхваляйте советский строй, единственно справедливый строй, при котором можно быть истинно счастливым и свободным человеком.

Женщина говорила ещё что-то, но Леночка отвлеклась и в своих мечтах перенеслась в Париж.

«Мы прилетим туда двадцать пятого мая, – думала она. – Там уже будут цвести каштаны. Наверно, это очень красиво».

В ушах зазвучала музыка Чайковского, и она, вообразив себя заколдованным лебедем, поплыла по глади пруда Люксембургского сада. Ещё маленькой девочкой видела она на старинной открытке этот пруд с фонтаном посередине, прямо перед ним – дворец. Леночка всегда мечтала там оказаться. Теперь это становилось реальностью. Как в детстве, так и сейчас увидела она принца, выходящего из дворца, а лебедь, выпорхнув на берег, превратился в прекрасную девушку. Воображение унесло Елену далеко-далеко…

Вдруг громкий и властный голос женщины с шестимесячной завивкой на голове вернул её в кабинет:

– Ну, вот и всё, о чём я должна была вас предупредить, – женщина вздохнула, как будто сожалела, что их встреча закончилась. – Теперь я прошу подойти ко мне и расписаться в том, что каждый несёт личную ответственность перед страной за нарушения тех правил, о которых я говорила.

Актёры выстроились в очередь к столу, глубоко веря в то, что всё это делается только для их же блага. В полном доверии к власти предержащей, каждый поставил свою подпись на листе, даже не прочитав, что там было написано.

Женщина из министерства культуры осталась довольна. Свою миссию на пути тех, кому предстояло увидеть процветающую жизнь в загнивающем капитализме, она выполнила успешно.

А в стране в это время действительно было тяжело. Везде стояли очереди. Из обихода совсем исчезло слово «купил». Вместо него говорили: «достал». «Доставали» по блату из-за прилавка, «доставали» на черном рынке, и даже если покупали какой-то товар официально в магазине, все равно его «доставали». Причем про этот товар с прилавка почему-то говорилось, что его туда «выбросили».

– Клава, – сообщала с важным видом одна хозяйка другой, – в нашем гастрономе кур выбросили! Я очередь заняла. Посмотри за моим Ванькой!

– А мне кур не надо, что ли? – взволнованно отвечала Клава. – Забирай своего Ваньку с собой.

И, отстояв в очереди часа полтора, счастливая хозяйка возвращалась с сыном домой.

– Смотри, чего я сегодня достала, – показывала она вернувшемуся с работы мужу двух тощих куриц. – В руки только по одной давали, а я, спасибо Клавке, ещё и Ваньку с собой в магазин прихватила.

Так, с появлением дефицита, в оборот русской речи прочно вошли старые слова с новым точным значением.

Жить было тяжело, но люди терпели. А многие из них настолько привыкли к трудностям, что уже воспринимали их как норму. Главное, чтобы войны больше не было!

* * *

Дирекция театра собрала отъезжающих во Францию в мае, сразу после Дня Победы. Заместитель директора по организационным вопросам заявил, что жить в Париже творческая и постановочная части будут в разных гостиницах, что суточные будут выдаваться каждые пять дней и они будут небольшие. В связи с малыми выплатами заместитель директора посоветовал взять с собой немного консервов.

– И сухарей, – громко сказал кто-то из глубины зала.

Все засмеялись.

– Не надо смеяться, – сказал заместитель директора. – Товарищ правильно говорит. И мешочек сухарей. Только помните, что вес чемодана не должен превышать двадцати килограммов.

– А какие у нас будут суточные? – робко спросила костюмер Прокофьева.

– Об этом вам будет сообщено по прибытии, – недовольно поморщился заместитель. – Денежными вопросами я не занимаюсь. Только организационными.

Он действительно не знал, какую сумму выплатит им за гастроли французский импресарио. Знал только, что основную часть этих денег, как всегда, заберут в пользу государства, а остальную поделят на суточные. И эта остальная часть будет маленькой. Очень маленькой.

– Не суточные, а «шуточные», – тихо прошептала Тина Волкова, сидящая рядом с Леночкой. – Два года назад, в Лондоне, нам давали такие крохи, что для того, чтобы купить приличные туфли, надо было пять дней голодать.

– Голодать? – испугалась Леночка.

– Ну, это я так выразилась. Фигурально! Ведь мы, естественно, привезли с собой из Москвы еду. А вот эти самые суточные за пять дней были как раз на то, чтобы купить туфли.

Тина уже восемь лет танцевала в кордебалете. Может, когда-нибудь она чего-то и хотела добиться, но, выйдя замуж, смирилась со своим положением в театре, родила дочку и была вполне счастлива, тем более что после того, как обзавелась семьей, её стали брать на гастроли за рубеж. Женатых, да ещё имеющих детей, выпускали из страны охотно. Ведь здесь, на Родине, оставался такой дорогой для каждой матери залог!

– Жить в гостинице будете по двое. Договоритесь между собой и подайте пожелания в репертуарную контору, – сделал следующее объявление заместитель директора.

– Ты не возражаешь, если я поселюсь с тобой? – наклонилась к Лене Тина.

– Конечно, нет, – обрадовалась Леночка.

Тине было двадцать шесть лет. Симпатичная молодая женщина была весёлой собеседницей, никогда не участвовала ни в каких интригах, может, потому что не рвалась в солистки, и Лена сразу подумала, что жить с ней в одном гостиничном номере будет комфортно.

– Актёрской труппе обязательно иметь вечерний туалет, – продолжал свой инструктаж заместитель директора по оргвопросам. – Во время приёмов не набрасываться на еду, как будто вы с голодного края. Ничего со стола в сумочки и карманы не класть! Вести себя достойно! Если кто будет замечен в обратном, больше на гастроли за рубеж не поедет! Никогда!

Все знали, что в заграничных поездках жизнь не сладкая, но, тем не менее, были готовы на любые лишения, лишь бы своими глазами увидеть этот волшебный неведомый мир.

* * *

За три дня до отлёта, последнюю беседу в этой огромной цепи подготовки людей к встрече с капиталистическим миром провёл полковник КГБ Кудряшов Евгений Петрович. В конце своей наставляющей речи он строго приказал:

– Во-первых, ходить по городу впятером. В крайнем случае, вчетвером. Если кто-то затеряется во время прогулки, вся ответственность ляжет на остальных!

Во-вторых, отказываться под приличными и неоспоримыми предлогами от индивидуальных встреч с французскими подданными или другими иностранцами.

В-третьих, избегать общений с эмигрантами. Во время приёмов быть бдительными и не идти ни с кем на близкие контакты.

В-четвертых, не поддерживать разговоры, порочащие советский образ жизни.

В-пятых, не называть никому свой номер в отеле. Не давать ничьих номеров телефона и адресов в Москве.

Нарушившим хотя бы одно из этих правил полковник обещал суровое наказание. Какое конкретно, он не сказал, но тем, кто сидел сейчас перед ним, почему-то стало жутковато.

Наконец все, кому было положено, провели свой массированный инструктаж, вложив в головы отъезжающих смутный страх от встречи с неведомым. Казалось, что их посылают не на гастроли во Францию, а вообще на другую планету к неизученным цивилизациям. По мере приближения дня вылета волнение всё увеличивалось. В чемоданы были положены быстро сшитые или взятые напрокат у друзей вечерние туалеты, уложены банки с консервами, дефицитная копченая колбаса, мешочки с сухарями, сырки «Дружба», конфеты, пачки с краснодарским чаем, а также кипятильник с жестяной литровой кружкой.

Ранним утром двадцать пятого мая тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года самолет, поднявшись в воздух вместе с гастрольной группой Большого театра, взял курс на Париж. Переживания каждого, что на каком-то этапе проверок его могут вычеркнуть из списка, остались позади. Они летят, и ничто не может им помешать! Все находились в состоянии эйфории. А как же иначе? Теперь-то они уж точно увидят другой мир! Мир, полный загадочного и таинственного существования людей в капиталистическом обществе. Мир, которым их так пугали.